В святой обители

Двадцать лет подвизается в самарском Иверском монастыре монахиня Нафанаила.

Солнечный луч над вратами

С монахиней Нафанаилой (Бочаровой) мы познакомились почти два года назад. Повод был печальным: отошла ко Господу настоятельница самарского Иверского монастыря схиигумения Иоанна (Капитанцева), и нужно было привести в газете отзывы тех, кто подвизался в обители под ее теплым материнским крылом. Монахиня Нафанаила, тогда благочинная монастыря и исполняющая обязанности игумении, оказалась удивительно простой в общении, захотелось побольше узнать о ней - да и вам рассказать о хорошем, глубоком и искреннем человеке.

Монахиня Нафанаила у мощей святого праведного Александра Чагринского. «Батюшку Александра очень люблю», - сказала матушка.

И вот - новая встреча в Иверском монастыре. Сели на стасидии у места погребения матушки Иоанны. Словно и она сейчас слушает нашу неспешную беседу…

- После смерти матушки Иоанны мы печалились: остались сиротами, - сказала монахиня Нафанаила. - Ну да Матерь Божия Иверская - Она же главная Игумения наша, Она нас утешает, Она нас поддерживает, Она поднимает дух, чтобы не отчаивались, не роптали. И сами молимся, конечно: «Дай, Господи, мир миру всему, дай мир обители нашей, дай мир душам нашим», - как нам благословила матушка Феодосия. Нам ее прислали старшей сестрой. И под ее руководством мы сейчас пребываем. Теперь у нас молодая благочинная, матушка Христина, она в монастырь еще при матушке Иоанне пришла. Она молодая, а у меня уже годы не те и здоровья не хватает. Официально значусь исполняющей обязанности игумении, но руководство обителью осуществляет старшая сестра Феодосия.

- Матушка, вы ведь в Иверском почти двадцать лет?

- С 2003 года. Жила в миру. Последние восемь лет пела на клиросе в храме Петра и Павла. Двадцать два года пела в театре нашем оперном. Ну вот - Господь привел.

- Из оперы на клирос...

- Так уж Господь готовил всю жизнь.

- А в монастырь вы пришли, потому что почувствовали в нем близкое душе?

- Знаете, о том, как тут живут и что происходит, я вообще представления не имела. Иногда проезжала и смотрела… - эх, как бы узнать, что там! В Иерусалимский храм, тогда разоренный, мы когда-то ходили заниматься в вокальном кружке. И когда здание вернули монастырю, я несколько раз приходила сюда на службу. Службы понравились: очень длинные, особенно вечером. Я стояла и думала: как же они столько выстаивают!.. Я знала, что в монастыре подвизается матушка Геронтия (Царство Небесное, она давно уже почила, похоронена на монашеском кладбище в скиту). Когда-то она, тогда Галина Усенкова, была солисткой в оперном (добавлю: академическом! - О.Л.) театре, где я пела в хоре. И так как Господь мне уже на душу положил, что надо идти в монастырь, - маму я похоронила, родственники все далеко, - и я думаю: а как я туда приду, просто так вот… Боязно! Ну, решила: пойду и если Геронтию встречу, с ней поговорю - и чтобы мне ее разыскивать не пришлось, - то я пойду в монастырь. А не встречу, значит, нет на это воли Божией, надо в миру жить.

Иду, а было как раз 4 ноября, Казанская. Небо в сплошных тучах, чуть накрапывал дождичек. Захожу, а в храме стоит гроб, отпевают какую-то послушницу. И матушка Геронтия там стоит. В такой момент неудобно было подходить. В автобус внесли гроб, сели певчие. Ну, если она сейчас уедет, тогда - всё, и я домой пойду. А матушка Геронтия что-то сказала певчим - и вышла. И подошла ко мне. Вот тут я ей душу и открыла. Когда Господь призвал, мне уже ничего мирского не хотелось. Поговорили мы обо всем этом, о том, что быть мне в монастыре.

И вот выхожу я, а прямо над вратами как бы небо раздвинулось и луч солнечный сильный такой. Боже, как же это! Вышла за врата, глянула - тучи опять сплылись, и все стало, как прежде. Для меня это было просто чудо!

И случай один был, почему я еще задумалась о монастыре. Я жила в доме на улице Гагарина, мама четыре года лежала больная, я работала и за ней ухаживала. И в храме у нас получилась какая-то ссора. И настолько у меня было на душе тяжело - не сказать словами. И вот рано утром, часов в 6 или 7, я вышла из дома. На мне было пальто черное, шляпка, сумочка. А надо было по диагонали дойти до тротуара, из-за строительства метро все было загорожено деревянным забором, и вдоль него проходила бетонная дорожка. А стоял такой туман - вот рядом никого не видно. Мало того, что на душе туман, да еще и тут!.. Иду, и настроение просто жуткое.

Вдруг из тумана появляется силуэт. Видна только верхняя половина. На вид будто бабушка или так тетенька, в платочке и куртке, и что-то в руках, как пакетик. Она не то что идет, а как проплывает. Я даже не обратила на нее внимания, иду, погруженная в свои думы. И вдруг от нее голос: «Дочка, спасибо тебе!» Вы знаете, я оторопела и только крикнула: «За что?!» А она ответила: «Вместе строим Божий дом». С этими словами пошла, пошла и растаяла в тумане.

Сначала я ничего не поняла. Знакомых тут нет, кто может знать о том, что я иду на раннюю в храм… Дошла до остановки, жду троллейбус и анализирую: что же это произошло сейчас, кто это?.. Одно только заметила: все скорби, которые на меня навалились, сразу развеялись, как будто их не было. Я даже какой-то псалом запела. Потом уже в храме поделилась с одной певчей - она давно в храм ходила. А она мне рассказала свой случай.

Во время войны они должны были куда-то уехать с больной сестрой. А в очередях к кассам столько народу, что не доберешься. А я, рассказывает, как пришла на вокзал, стою и только и читаю про себя «Богородице, Дево…» Идет начальник вокзала, и вдруг появляется какая-то женщина, вся в черном. Остановила его, поговорила и ушла. Начальник вокзала подошел ко мне и говорит: «Иди вон в ту кассу». Я пошла, народ передо мной расступился и я купила два билета.

- Так что, - сказала она мне, - всё может быть. Могла и Пресвятая Богородица тебе явиться или некая святая.

Я прямо поразилась: как же так, мне, грешнице такой!.. Это милостью Божией была такая поддержка для меня, и после этого все мысли были только о том, что я должна жить уже совсем по-другому.

Но теперь надо было уволиться из театра. А была как бы в первых работниках. Подаю заявление, говорю: «Простите, мне надо уйти». И с каким трудом это пошло, меня взялись уговаривать, обещать и то, и другое. И только благодаря тому, что пришел новый директор и он еще нас не знал, он мне быстренько подписал.

И вот я, свободная, вышла из театра, пошла в храм Петра и Павла. А погода - снег, грязь. И вдруг слышу - все колокола заиграли! Да ведь день сегодня будничный, с чего вдруг колокольный звон? А еще не дошла до храма. Пока дошла, звон утих. Ну, видно, закончили звонить. Спрашиваю в храме: а почему сейчас колокола звонили? «Да нет, - отвечают, - никакого звона не было. А что звонить-то, служба давно закончилась». И я не могла понять: то ли мне показалось, то ли на самом деле было такое ликование от того, что еще одна душа идет к Богу.

Вот такая предыстория моего прихода в монастырь. А уже когда с Геронтией, она благочинной была, поговорили, матушка Иоанна меня пригласила к себе в кабинет, обстоятельно побеседовала, благословила меня на клирос, раз я там пела. «Ну, - говорит, - только смотрите - у нас ведь здесь непросто. Вы должны знать, что в монастыре у нас дети сего века. Так что можете и претерпеть». Я говорю: «Матушка, да я уж много что претерпела…»

Так что вот как я здесь оказалась. Жаль, поздно. И крестилась в сорок с чем-то лет, а сюда пришла - 54 мне уже было.

Я у отца Михаила Фролова в Петропавловской церкви всегда исповедовалась, и своим решением уйти в монастырь с ним поделилась. А он сказал: «Наташа (так меня в миру звали), только знай, в монастыре всего два слова - простите и благословите». И я эти слова себе на ум взяла.

И все эти годы я здесь, все время с сестрами. Какие бы трудности ни были, я понимала, что если уйдешь, ты предатель. Ты предаешь и Господа, и матушку игумению, которая тебе поверила, и сестер. И я очень благодарна Богу за то, что Он привел меня в обитель.

Печаль берет, что сестры наши стареют, и богадельня наполнилась уже старенькими, а молодежь не идет в монастырь. Не хочется молиться, трудиться…

Господь призывает к молитве

- Да ведь время-то сейчас какое!

- Господь призывает к особой молитве. Матушка Феодосия благословила - в храме Царственных Страстотерпцев в 9 часов, после Литургии, кто может, читают Акафисты Царю Николаю и всем Царственным Страстотерпцам, еще какие-то молитвы. Ну кто утро-вечер тут в Иверском храме, мы уже не в состоянии, добрести бы до кельи. Но, конечно, и в келье молимся. Как ни устал, а только и молишься: Господи, сохрани Россию, сохрани веру Православную, монастыри, храмы. И укрепляемся, узнавая о случаях чудесной помощи Божией.

Ребята, наши бойцы, взяли и наклеили икону Матери Божией на танк. И летел огромный снаряд - ударил прямо в икону, вдавил ее. А броню не пробил. Экипаж уцелел. Или - у одной нашей сестры брат попал на передовую. И вот - сидим, говорят, в танке, холодно, голодно. Решили поехать в танке к своим. Приехали. А им говорят: «Да вы как проехали-то?! Там же всё заминировано!» Представляете, там всего 20 сантиметров было до мины. Ехали по минному полю. А почему всё обошлось: и сестра о нем молится, и мать молится, вся испереживалась. И мы молимся о нем, как и о всем нашем воинстве.

- Приходят люди, просят помолиться - ухожу, мол, на СВО?

- Знакомый одного привел, спрашивает, что можно заказать - он вот уходит. Всё что нужно заказал и самому велел исповедаться и причаститься перед отъездом. А приходят женщины - отрадно, когда говорят: «Ой, кому помолиться, чтобы Бог его сохранил». Есть же такие, что потихоньку просят: помолитесь, чтобы его не взяли туда. Понять их можно, но… Простите, такой молитвы нет. Кто вас-то будет защищать? Мы должны молиться, чтобы его жизнь сохранил Господь! Но в основном - женщины молятся, на колени падают у Иверской, у Георгия Победоносца, у Александра Невского. Конечно, сочувствуешь всем и думаешь: Господи милостивый, как по спирали идет время. Родители рассказывали, как они воевали, да как голод терпели, как зажигалки тушили во время вражеских налетов на Москву. А сейчас - Господи, опять пришла беда. На Россию весь западный мир ополчился. Как это всё страшно. Но наше дело - молитва. Господи, спаси и сохрани!

И тоже, смотришь, люди стараются помочь нашим воинам, жертвуют вещи и продукты. Тут прибегала женщина из Вознесенского храма: насолили, говорит, два ведра капусты, луку набрали целый мешок и загрузили в машину. Вот молодцы какие!

- Матушка, у вас ведь сопрано?

- Сопрано, - улыбнулась монахиня.

- Вам удается сейчас петь на клиросе?

- Да. Пела на правом клиросе. Ну а когда матушка Иоанна назначила меня благочинной, то сказала мне петь только по воскресным дням на ранней Литургии, ведь на этой должности вообще ничего другого не успеваешь. Нас трое человек там, я регентую и пою. Вот это мне и сейчас оставили. Ну а когда, например, кто-то из сестер заболеет, просят: «Матушка, пожалуйста, помогите!» Пока Господь дает - еще голос звучит. А уж если чуть задрожит голос, захрипит, только и скажешь: «Простите, благословите…» Ну и читаю тоже - по расписанию. Скучать не приходится.

- Как-то изменилось сейчас молитвенное правило в монастыре?

- Мы-то не имеем права какие-то молитвы своевольно добавлять на службе, но те новые молитвы, что были присланы из Патриархии, читаются на каждой Литургии. И, я уже говорила, сестры молятся в храме Царственных Страстотерпцев. Здесь в Иверском храме тоже лежала молитвочка о мире, о нашем воинстве. Люди приходят - смотришь, понурые, опечаленные. Молятся уже и о погибших. Матери, жены… - жалко их. Ну что сделаешь, надо же Родину защищать. Что же - лапки сложить и ждать, чтобы тебя в рабы определили? А те, которые убегают от призыва, - какой позор! Если бы они были верующими, такого не совершили бы. Они не понимают, что за такой грех - предательство своей Родины - потом будут мучиться всю жизнь. Как же так: ты родился тут, получил образование, у тебя тут всё. И вдруг всё и всех бросить, наплевать и, схватив деньги, убежать… Конечно, счастья ему уже не видать. А тех, которые идут добровольцами, Господь будет сохранять.

- Не все возвращаются, но кто гибнет - так за други своя, за Родину.

- И они уже, милый мой, в хорошем месте будут. А то вроде бы все стремятся спасаться, но когда надо действовать для своего же спасения, не очень-то спешат… Предательство, злоба, вообще всё плохое происходит только от безверия. Нет веры в Бога и нет доверия Ему. Это самое страшное, когда веры нет. А ведь какой Господь милостивый, как Он переживает за каждого.

Ну стали люди больше приходить в храм, в наш монастырь - и мужчины, особенно когда началась мобилизация. Молятся.

«Как ты живешь на земле?»

Для паломников я постоянно провожу экскурсии, и всякий раз привожу один случай. Он не из книги, а из жизни. Я же на кануне стою, мы читаем синодики. Однажды - по-моему, в прошлом году - подходит мужчина: высокий такой, крепкий. И говорит: «Ма-туш-ка, а как мне здесь ис-по-ве-дать-ся и при-час-тить-ся?» Вот таким замедленным голосом. Я на него взглянула и говорю: «Вы хотите исповедаться и причаститься? А некоторые так рассуждают: вот буду на смертном одре, там исповедуюсь и причащусь. Но за гордыню Господь может отнять разум, и тогда не исповедуешься и не причастишься». Он ответил: «А я был на смертном одре». И рассказал:

- Я заболел тяжелой болезнью (я так поняла - инсульт или инфаркт, раз замедленная речь). Лежу в реанимации. И чувствую - душа моя пошла Туда. Неожиданно на меня спереди и сзади нападают бесы в виде страшных черных собак. И начинают меня рвать туда, вниз… И вдруг прекращается всё и красивейший голос спрашивает: «Как ты живешь на земле?» Я растерялся, отвечаю: «Ну я женился, у меня дети…» А голос продолжает: «Ходил на работу. Получал зарплату. А дальше что?» Я понял, матушка, - меня сейчас отправят туда, к бесам. Общение было не словами, а мысленно. У меня затрепетала душа. И тут мне начинают показывать всю мою жизнь от рождения и до того дня, когда это произошло. Каждое слово, каждую мысль, каждый случай - буквально всё показали. У меня зашлась душа, я задрожал, как осиновый лист: сейчас меня отправят туда, к бесам! И вдруг появляются три золотых купола и сливаются в один. И появляется икона Божией Матери - я не помню, какая. Но она сияла таким светом - несказанным светом! - вся золотая. И в это самое мгновение я оказываюсь в реанимации и прихожу в себя.

Этот человек, который никогда в жизни не произносил православных слов, он мне сказал:

- Матушка, я понял: всё, что Господь призывает нас делать на земле - молиться, трудиться, поститься, делать добрые дела, делать поклоны и прочее, всё это очень важно. Но главное, я понял, это любовь к Богу и любовь к ближнему.

Вот представляете? И Господь прислал его именно ко мне. Потому что я постоянно общаюсь с теми, кто приходит в монастырь помолиться, поставить свечи, стараюсь что-то рассказать: как вести себя в храме, как креститься, - а крест наша защита. И я теперь, повторяя его рассказ, призываю людей задуматься о том, что же действительно важно в жизни. То ли поездить по разным странам и посмотреть, всё попробовать и почувствовать, нажить богатства - или же думать о своей душе, которую надо готовить: не сегодня - завтра мы, может быть, покинем землю. А куда отправимся?

И вот так подумаешь: какой же милостивый Господь! Как Он хочет - до последнего! - каждого из нас спасти!

И о батюшке нашем, святом праведном Александре Чагринском, рассказываю, что он у нас такой молитвенник, такой помощник! Он же чудеса исцеления совершает до сих пор. Вот прямо свежий случай - недели три назад приезжали семь человек из Оренбурга. И я им рассказываю, как один мужчина при помощи приложенного к раке с мощами платочка исцелил жену свою больную. У нас в церковной лавке продаются платочки, освященные на мощах отца Александра. Копейки они стоят, но этот платочек безценный, потому что приложишь его вот так и скажешь от души: «Батюшка, миленький, помоги! Ну вот что-то заболело у меня…» И когда вы с чистым сердцем попросите, он всегда поможет.

И вот эти оренбуржцы помолились у мощей и уехали. Три дня проходит, подходят ко мне двое: мужчина крупный такой, женщина высокая:

- Матушка, вы нас помните? Мы приезжали из Оренбурга. Так вот, - говорит женщина, - я купила освященный платочек. А у мужа страшно болела нога. Мы не знали уже, что делать. Приложили этот платочек по вашему рассказу, и муж вдруг почувствовал, как тепло прошло прямо через всю ногу. И вот он - видите, стоит сейчас, у него нога не болит.

Таких случаев много, я о них тоже рассказываю, ну вот это самый последний, недавний.

И когда приходят и спрашивают, кому помолиться, я говорю: идите к батюшке Александру. Сначала, конечно, не к нему. Всей нашей жизнью ведает Пресвятая Троица, вот молитесь Богу, просите, чтобы Господь сохранил вас. Конечно, к Иверской иконе тоже, к Заступнице нашей. А потом идите к батюшке, как к отцу родному - поплачьтесь, он всех молящихся от чистого сердца слышит, всех видит и всем помогает.

Только бы Ты, Господи, нас не оставлял, только бы Ты был с нами - и ничего не страшно. Как старцы писали: что в тюрьме, что на лесоповале, что в каменоломнях или шахтах, - везде Он с теми, кто верует. Моя тетка очень верующая была. Во время войны или перед войной она работала в шахте на Дальнем Востоке. Они толкали тяжеленные вагонетки, груженные углем. И однажды эта вагонетка с рельса сдвинулась! В то время если бы вагонетка перевернулась, что было бы! Тетку могли в тюрьму посадить, как вредительницу. Она помолилась - и, представляете, сама поставила вагонетку на рельсы! Когда она мне это рассказала, я еще была не совсем верующая и изумилась: тетя Даша, да как же такое может быть! А она: «Вот так вот… Господь!..»

Светящаяся просфора

- А родители у вас были верующие?

- Крещеные, верующие. Но ведь жили в какое время: нельзя было говорить о своей вере. Мама была полуинтеллигентка, а папа из сибирской деревни. Но он долгое время работал электриком в театре…

- То есть театральная стезя у вас еще с отца началась?

- Ну да… - Лицо матушки вновь осветила легкая улыбка. - И папа смотрел эти пьесы, вникал, что плохо, что хорошо. Всегда людям помогал. Но чтобы в храм пойти, или вдруг увидят у тебя крестик… - могут с работы уволить, они этого боялись. Только если мы начинали баловаться и не к месту Бога поминать, папа всегда строжил: «Чтобы я не слышал слово «Бог» в ваших играх!» Когда я начала к вере приходить, то стала маме говорить о Боге, о Церкви. И она всё выполняла, все понимала. Но в то время они сами не знали почти ничего о духовной жизни и нам не могли ничего дать. А жили мы много лет в Бишкеке - тогда Фрунзе. Только проезжали мимо церквушечки единственной в городе и всё выглядывали: а что же там такое.

А одна моя родственница по маминой линии, она была старенькая уже, приезжала к нам откуда-то из Оренбуржья - мы жили уже в этом городе. И приезжала в первую очередь в Покровский храм. Я училась в культпросветучилище. Прихожу из училища - я у бабушки жила, - и она приходит. Заходит, бросает рюкзак свой:

- Груня, я в Покровский, на службу!

Бабушка была не очень верующая и обижалась, что та не поздоровается толком, словом не перемолвится, а скорее бежит в церковь. Зато приходила она из Покровского собора и говорила мне:

- Наташенька, как там ангелы поют!..

А я только слушала и удивлялась: да как же так, какие ангелы? Как такое может быть?.. Но слушала, и всё это во мне укладывалось. Всё же были в те времена такие вот верующие люди. Ну а потом я и маму привела в Церковь. Так Господь управил, что пришла петь в храм Петра и Павла. И пела-то не тем голосом, как надо, больше оперным. Ничего еще толком не понимала. Ну - старалась, учила духовные песнопения. Как раз в те годы в церковь Петра и Павла приезжала блаженная Мария Ивановна Матукасова, на диванчике лежала на левом клиросе. А я почему-то стеснялась подходить к старцам. Про монастырь еще и мысли никакой не было, мама еще живая была. И одна певчая, рядом со мной стояла, однажды говорит:

- Я подходила сейчас к матушке Марии. Ты знаешь, что она мне про тебя сказала? Над твоей головой светящаяся просфора.

Что такое просфора, я уже знала, но как понять эти слова? Как это она над моей головой? И почему светящаяся?

А когда уже в монастырь пришла, тогда-то и вспомнила про эту просфору. Значит, это о том, что я должна была прийти в монастырь. И, к слову, здесь у меня одно из первых послушаний было - сначала в игуменском корпусе, а потом просфорная.

Матерь Божия мне помогала. Стояли у нас дома две иконочки, но я никогда к Ней не обращалась. Но однажды мама упала и голову разбила, кровь течет. А я закрыла рану рукой и как закричу: «Матерь Божия, помоги!» Смотрю - раз, кровь прекратила течь. Я скорее всё обмыла. Наутро встаю и маме говорю: «Ну-ка дай, я посмотрю, что у тебя на голове, наверное, заскорузло всё». А там такой белый шрамик. И ничего нет.

- Осталась памятка…

- Да - памятка. Чтобы помнили, какая беда была близко. Ой, и вот Она все время нас спасала. Это же какая доброта, какое чудо, какая любовь! И Господь когда видит, что человек чуть-чуть вот направляется к Нему, так Он на руках его носит.

У одного священника прочитала: когда во время Литургии диакон возглашает ектению о оглашенных, в это время нужно молиться и благодарить Господа за то, что я в Православной вере, в православной обители! И просить: коснись сердец всех людей, которые еще не веруют, приведи их в лоно Церкви Твоей!

Так что - слава Богу за всё! И за переживания, и за радости, и за скорби: за всё - за всё.

Прощаясь, я протянула монахине Нафанаиле несколько свежих газет. Она обрадовалась:

- «Благовест» тоже сыграл в моей жизни много положительного, когда я еще маловерующая была. Газету я когда выписывала, когда покупала в киосках. Сейчас беру в нашей церковной лавке, читаю. Очень нравится простой язык ваших публикаций, интересные случаи, которые раскрывают милосердие Божие. Те чудеса, о которых читала в газете, показывают, как Господь нас любит, как Он нас всех к Себе призывает, к святости, к спасению! Вот сейчас мне такая возможность представилась, - поблагодарить всех сотрудников «Благовеста» за то, что вы держитесь, какие бы времена тяжелые ни были, пишете о самом главном в нашей жизни. Знаю, что вам трудно, и конечно, нельзя, чтобы такая газета потерялась. Хочется всем вам пожелать доброго здравия и чтобы газета продолжала существовать. Многие люди ее любят, читают, выписывают, хотя много сейчас всяких гаджетов, компьютерных сетей, но для простого верующего человека то, о чем вы пишете, близко к сердцу. Все написано понятным, доступным языком, с любовью. И дай вам Бог и дальше трудиться с помощью Божией.

Ольга Ларькина.
Фото Евгения Ситникова.