Пасхальная поездка в тверскую глубинку

Об авторе. Игумен Кирилл (Сахаров) родился в 1957 году на Донбассе в шахтерской семье. Член Союза писателей России. Кандидат богословия. Окончил Московский государственный педагогический институт, Московскую Духовную семинарию и Духовную Академию. Исполнял послушания в Почаевской Лавре, подвизался в Свято-Даниловом монастыре в Москве. Настоятель московского храма Святителя Николая на Берсеневке. По словам игумена Кирилла, его храм «практикует старообрядный, а лучше, древнерусский чин», находясь при этом в юрисдикции Московского Патриархата.

В Пасхальную ночь приходской десант из нашего храма высадился в заброшенном храме села Пиногощи Лихославльского района Тверской области. 9 человек на ночной службе мирянским чином - это успех. Через пару дней прибыла «вторая волна» уже во главе со мной. По пути традиционная остановка в придорожном кафе в поселке с евангельским названием Эммаус. Быстрое обслуживание, вкусная пища. Но зачем этот музыкальный фон - мусор?

Первый храм, который мы посетили, - Свято-Казанский в селе Медное. Название на слуху - здесь одно из захоронений расстрелянных в годы войны поляков. Точка в этом вопросе далеко не поставлена. Но много фактов, свидетельствующих о том, что расстреляны они были все-таки фашистами. Храм под руководством отца Игоря успешно восстанавливается - мы увидели потрясающую роспись в каноническом стиле, мраморный пол, позолоту иконостаса. Местный архиерей любит служить здесь - приезжает несколько раз в году.

Протоиерей Игорь Седов опекает около десятка заброшенных церквей в округе. Одна из них в честь святого Димитрия Солунского в селе Дмитровское на нашем пути. Строительство каменной церкви на Дмитровском погосте было начато в 1780 году на средства майора И.П. Рожнова. Ранее на месте существующей ныне церкви стоял одноименный деревянный храм, построенный в 1652 году (последний год перед началом раскола). В 1787 г. строительство было завершено. Церковь стояла на берегу реки Роська, на северо-восточной окраине села. В том же году при капитане Н.И. Рожнове, сыне храмоздателя, в трапезной состоялось освящение придела в честь св. Димитрия Солунского. В 1794 году был освящен главный престол. Спустя десятилетие, в 1805 году в трапезной по прошению надворной советницы Н.Е. Игнатовой устроили второй придел, освященный в честь св. Николы Чудотворца.

Вспомнил, как в прошлом году я служил здесь первую со времени закрытия храма в 1930-е годы Литургию. В храме почти никого не было, сильно сифонило изо всех щелей. В конце службы через разбитое окно на горнем месте в алтарь вдруг впрыгнул большой рыжий кот. Было радостно, что мое одиночество скрасило присутствие живого существа. Вспомнил рассказ приснопамятного протоиерея Димитрия Смирнова о том, как он пришел к кому-то освящать квартиру, а хозяева его спросили: «Можно мы не будем присутствовать на этой церемонии?» Батюшка ответил: «Да, конечно». С грустью разложил все принадлежности, собираясь совершать священнодействие в одиночестве. Вдруг в комнату входит котенок. «Ну, заходи, дружок. Люди не пришли, давай хоть с тобой помолимся».

Следующее село, которое мы посетили, - Михайлова гора. Здесь два храма - огромный каменный в честь Преображения Господня и небольшой деревянный Никольский, построенный в 90-е годы по инициативе местного игумена Афанасия. Как и следовало ожидать, несмотря на объявление, вывешенное на автобусной остановке, никого из местных жителей на службе не было. Глубоко этим опечаленный, я попросил водителя подъехать к двухэтажному дому, чтобы лично убедиться - живет ли там кто-нибудь.

Рядом с домом молодой парень ножовкой отпиливал ветки упавшего дерева. На вопрос моего помощника: почему люди не ходят на службы, ведь висит объявление, он ответил: «А для меня настоятель отец Афанасий, и я хожу только на его службы». - «Но ведь он здесь почти не бывает». - «Был в январе» (!). Мой помощник снова: «Но разве плохо, что приезжают и другие священники, службы чаще бывают?» В ответ он, как зомбированный, твердил одно и то же: «Для меня настоятель - отец Афанасий». Я с горечью подумал: «Наверное, придется расставаться с этим местом». Первоначальный всплеск сменился полным затуханием.

Успешная мармеладная фабрика, располагавшаяся напротив храмов, переехала в райцентр. Эпидемия ковида добила зачатки приходской деятельности - полтора десятка Литургий прошли без местных жителей. Возникла ассоциация с Чернобылем - жилые дома в целости и сохранности, а людей нет. Благоустроенный деревянный храмик у дороги, колокольный звон, крестные ходы - и никакой реакции на всё это. А ведь когда начинали, в списке у меня было аж 17 человек местных верующих. Жизнь утекает, как вода сквозь пальцы...

Рядом огромный пятиглавый трехпрестольный Преображенский храм, закрытый в хрущевское время. Ирина, директор фабрики, и ее муж крещеный татарин Виктор, мечтали его восстановить. Мы подвигли их на конкретные шаги - установку лесов на части храма, настил полов в правом приделе. Главный купол стал всё сильнее наклоняться. Чтобы спасти положение, нужна была большая вышка и немалые деньги. В какой-то момент «фабриканты» поняли, что все это им не по силам, и сошли с дистанции. В самом деле, спасение такого храма - общее дело, и местных жителей, и церковных инстанций, доброхотов со стороны, а главное - районных и губернских властей. Но, увы, на всех этих уровнях - полный швах. Со слезами на глазах, сжав кулаки, вглядываюсь в гибнущий храм и осознаю свое полное безсилие.

В большом храме в прошлом году на Преображение я совершил первую Литургию. На ней было только три человека местных… Встает вопрос: а для кого восстанавливать храм, кто будет в нем молиться? Есть еще одно недоумение: а местным властям каково будет, если со дня на день главный купол храма рухнет, и в десяти километрах от райцентра появится огромная куча битого кирпича? А ведь можно спасти храм еще и сейчас, если не ссылаться на отсутствие статьи бюджета на восстановление руинированных храмов, а срочно приступить к спасательным работам. И еще: почему бы центру не застолбить в местных бюджетах выделение 1-1,5 процента на восстановление таких разрушающихся храмов - ведь их так много гибнет, особенно в Ярославской, Тверской и Костромской областях. Прочитанное накануне просто ранило: глава Сбербанка Герман Греф решил сменить название «Банк России» просто на «Сбер» - на эти цели, на так называемый ребрендинг решено потратить 2,5 миллиарда рублей! Да за эти деньги можно было бы законсервировать сотни гибнущих церквей российской глубинки!

Следующий день - четверг Светлой седмицы - был особенно напряженным: часы, обедница, крестный ход в Покровской церкви села Пиногощи; пение пасхальных стихир на святом источнике у руин часовни в честь праздника Первого Спаса деревни Поторочкино; молебен Пасхальный и святому Великомученику Георгию с водоосвящением в деревне Ананкино (здесь престольный праздник); вечерня в Казанской часовне деревни Иваньково и утреня у Поклонного креста в деревне Райки - все это с 8 утра до 8 вечера. В Райках, рядом с Поклонным крестом (он был нами первым установлен в этом регионе - в 2005 году на месте разрушенной Тихвинской часовни), восстановление часовни в самом разгаре. Были большие колебания - ехать ли сюда: усталость, сильный ветер, периодически шел дождь. Пришло сообщение, что в доме, где мы проживаем, отключили свет, возможно, придется остаться без ужина. Нужно было срочно топить печь, так как перестала работать система отопления. Мы были поставлены перед выбором: как поступить? Решили все-таки заехать в Райки, чтобы хотя бы пропеть здесь Пасхальные стихиры. Совершили, однако, и утреню, причем с Крестным ходом по деревне. Интересно, что круг завершился в аккурат вместе с окончанием пения Пасхального канона. И, как часто бывает, когда во главу угла положено духовное делание, едва приехали мы домой, в два счета решились все проблемы (оказалось, свет был включен сразу после нашего прибытия). Да, слова Господа Иисуса Христа: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33) - непреложный закон.

На следующий день была запланирована служба в деревне Прудово. Двоим нашим спутникам нужно было очень рано сесть здесь на автобус, чтобы вернуться в Москву. После нагрузки предыдущего дня я был, что называется, без задних ног. Совсем недавно у меня была операция по удалению вены на левой ноге. После нее прошел уже месяц, а рана никак не заживает. Я был не в состоянии ехать. Мои помощники рассказывали, что, когда по пути в Прудово они свернули с дороги, чтобы заехать к Поклонному кресту деревни Черняево, то передком машины уткнулись в огромную лужу, из которой выбрались с большим трудом.

Учась в пединституте, мне приходилось заучивать огромное количество цифр - на сколько процентов в такой-то пятилетке планировалось увеличение добычи угля и газа, сколько кубометров нефти было добыто в таком-то году и прочее. Много цифр и в том объеме информации, которую я «проглатываю» каждый день. Но ничто не сравнится с личными наблюдениями и, особенно, с многочасовыми застольными беседами о житье-бытье с жителями вымирающих деревень. Особое внимание на сей раз обратил на то, как резко увеличился объем вырубки деревьев в регионе - отсюда большие залысины у дорог, заболачивание местности, сильные ветры и перемена климата. Звери стали выходить на дороги. Был случай, когда лось бросился под колеса машины - погибли и лось, и водитель.

На вечернюю службу поехали в село Залазино. Сначала ехать не хотелось - из-за споров члена нашей общины, финансирующей работы в храме, и старосты храма. Причем, по словам нашей прихожанки, из уст старосты звучали даже ругательства. Спорили по поводу очередности работ, начинающихся после Радоницы. Я недоумевал, забыто известное правило: кто платит, тот и заказывает музыку. Не боится ли староста из-за своей твердолобости и грубости лишиться источника финансирования и остаться на бобах? Попросил своих помощников поговорить с нею - убедить ее в дурных последствиях такого поведения. Решили ехать. Только выехали, как зарядил очень плотный дождь с градом - какая-то сюрреалистическая картина. Крестный ход по селу проводить по такой погоде, конечно, нереально. Град вскоре прекратился, и в начале утрени, после великой ектеньи, запев начало первого ирмоса Пасхального канона «Воскресения день», Крестным ходом мы двинулись по центральной улице села - из конца в конец. Удивительно, что, как и в Райках, по окончании Крестного хода мы вошли в храм с пением заключительной катавасии Пасхального канона «Светися, светися». Только вошли в храм, как опять пошел дождь, но уже без града. Таким образом, нам было «выделено» время - ровно столько, сколько нужно для проведения Крестного хода.

Первый час решили пропеть у Поклонного креста в деревне Долганово, чтобы охватить еще одну «точку» отблеском пасхального торжества. Въехав в деревню, удивились большому количеству огромных машин для вырубки леса. Оказалось, что в этой деревне базируется своеобразная мастерская для ремонта лесоуничтожающих механизмов. Это уже второй Поклонный крест здесь - он установлен на месте разрушенной Скорбященской часовни. Первый крест освящал я, второй - благочинный. На трезвон подошел местный житель, карел - высокий мужчина лет 60. До начала пасхальной молитвы мы мирно побеседовали, вручили ему номер нашего приходского издания «Берсеневские страницы». Запомнилось, как на вопрос одного из моих помощников, заданный с моей подачи: «А что достанется нашим детям и внукам после такой интенсивной вырубки леса?» - он ответил: «Пустыня Гоби, где я был, когда служил в армии». После молитвы его настроение вдруг резко изменилось, он стал раздражительным и агрессивным - вернул нам «Берсеневские страницы», стал предъявлять нелепые упреки. Окончательно меня расстроила прозвучавшая из его уст абракадабра о том, что якобы от кого-то мы получили астрономическую сумму денег на восстановление колокольни в одном храме и присвоили ее себе. Я подумал: за многие десятилетия оторванности от церковной жизни, от таинств Исповеди и Причащения, при жутком пьянстве у многих людей стала проявляться явная забесовленность. Да, трудна жизнь сельского священника - жить среди людей, многим из которых в пьяном, забесовлённом состоянии может померещиться все что угодно. А также непросто жить среди людей, которые будут предъявлять претензии в связи с тем, что не отпел самоубийцу, не допустил до причащения явного блудника, вставил в своем доме новое окно с красивым наличником и т.д. Я уже не говорю о стуках в дверь или в окно глубокой ночью с просьбой: «Батя, дай взаймы, на выпивку не хватает». Или: «Батя, на душе плохо, не с кем поговорить, некому излить душу», - и все это вперемешку с матом. Давно замечено, что от крепких спиртных напитков, которые продаются в магазинах в последние десятилетия, люди часто дуреют, становятся злыми и агрессивными. Какой контраст с тем, что я наблюдал среди русских старообрядцев-липован, живущих в Румынии. После возлияний хорошего домашнего вина они становятся добродушными, веселыми, стараются угодить друг другу. С ужасом представил себя на сельском приходе. Заводить собаку? - при моей чуткости на шумы я обречен на безсонные ночи. Как-то обороняться, чтобы отпугивать злоумышленников? А где же тогда у священника надежда на помощь Божию?

Игумен Кирилл (Сахаров) разговаривает с местными жителями.

Несколько десятилетий я нахожусь в гуще событий церковной и общественной жизни. В последнее время всё больше ощущаю тягу к уединению. Вот и сейчас, идя по деревенской дорожке, увидел встречный автомобиль и завернул за угол, чтобы ни мне никого не видеть, ни меня не видели. Вошел в дом - звенящая тишина; гляжу в окно, любуюсь на красивые деревья. Только бы никто не позвонил, не нарушил тишину, не взбудоражил сообщением об очередных проблемах на приходе, информацией о том, что кто-то приходил и что-то требовал и т.п. С горечью подумал: за 20 лет наших приездов в этот регион я, по сути, ни с кем не сблизился. И вообще, если смотреть правде в глаза, особо никому и не нужен, все-таки я «сухарь». Надо бы с людьми быть помягче и потеплее. Вот только что прочитал в одной книге: «Если можешь сделать доброе дело - сделай, если не можешь - скажи слово доброе, если же сказать не можешь, то хотя бы улыбнись человеку». Святые отцы говорят: «Монах, вышедший из кельи в мир, обратно таким же не вернется в нее». Сколько искушений и соблазнов подстерегает его на пути! Понимая и видя все это, я невольно обхватил голову руками и, покачав ею, подумал: «Это только начало - а сколько еще искушений будет впереди».

Утром на Литургию, как и предполагала староста, пришло всего трое местных. Приехали рабочие - после Радоницы должны начаться реставрационные работы. В связи с этим я на сугубой ектенье произнес сугубые прошения о помощи в предстоящих трудах. В аварийном состоянии правая и левая стороны главного придела храма: с правой стороны - две огромные дыры в крыше; с левой не сегодня завтра рухнет крыша. Если рассуждать с сугубо рациональной точки зрения, то мы сделали невероятно глупые вещи - настелили пол в главном алтаре, установили там престол и жертвенник. Летом изготовим иконостас, и где-то ближе к Успению планируем совершить первую Литургию. Еще в начале 90-х годов храм был приговорен, как не подлежащий восстановлению. Службы прекратились лет десять назад, особенно после того, как храм ограбили, разрушив при этом маленький алтарь. Мы не смогли смириться с этим приговором и взялись за, казалось бы, обреченное на неудачу дело. И вот уже в течение ряда лет в храме в двух приделах в трапезной его части регулярно проходят службы. Мы верим, неоднократно в этом убеждались, что на «дрожжах» молитвы дом Божий будет восстановлен.

Вечерню в субботу совершили в деревянной церкви в честь Новомучеников и Исповедников Российских в селе Назарово. Храм был построен в 90-е годы рядом с каменной Петропавловской церковью местным уроженцем, большим подвижником игуменом Афанасием. В течение многих лет он практически ежедневно совершает Литургии во многих руинированных и вновь построенных небольших церквях региона. После того, как прочитали малую павечерницу у Поклонного креста на месте разрушенной Ильинской часовни в деревне Колмодворке, направились на утреню в большое село Микшино - родину известного подвижника благочестия XX века игумена Никона (Воробьева). Огромный Троицкий храм здесь стоит заброшенный. Рядом Сретенская церковь - ее начали реставрировать в нулевые годы. В 2011 году были освящены и подняты кресты на купола храма, а в 2014 году совершено первое Богослужение. Последние четыре года старостой храма является раба Божия Елена, приехавшая с Дальнего Востока (ей за 40, но выглядит она совсем юной). Иконостас еще не завершен - непривычно было служить в отсутствии Царских врат. В 12 часов, рядом с храмами, у нескольких стел с именами погибших воинов по случаю Дня Победы началось праздничное мероприятие. Всё было как обычно: приветственные слова представителей администрации, возложение цветов и венка, выпускание воздушных шаров, речевки детей. После возглашения «вечной памяти» выступил я. Старался обойтись без общих слов. Привел, в частности, такой пример, свидетельствующий о жертвенном служении священнослужителей даже на оккупированной врагом территории. Священника пригласили на кладбище отпевать убитого партизанами молодого полицая. Он выразил соболезнование родителям, но заметил, что убиенный достоин не «вечной памяти», а анафемы. Эти слова встряхнули соратников убиенного - они задумались о своей неправоте.

В местном ДК прошел праздничный концерт - особенно активны на нем были юные артисты. Хореографический коллектив исполнял песни военных лет. К сожалению, никого из ветеранов не было на концерте - были показаны на экране только их фотографии.

Побывали на праздничном мероприятии и в соседней деревне Доманихе (она была основана в 1545 году). Недавно местные жители установили здесь памятник павшим воинам в виде конструкции из рельсов, в центре которых газовый баллон в качестве своеобразного колокола памяти. Особенностью праздничного мероприятия в Доманихе было следующее: староста деревни и ее помощница громко произносили имена погибших, после чего ударяли в баллон. Здесь тоже прозвучала заупокойная молитва. В своем слове я вспомнил священнослужителей, прошедших войну, - Патриарха Пимена, Тверского Митрополита Алексия (Коноплева) и верующих полководцев - Шапошникова, Говорова, Чуйкова. В Доманихе нас ждал сюрприз - бывшая барская усадьба с часовней в честь святого мученика Трифона. Здесь мы пропели стихиры Пасхи и величание мученику.

Нашему взору открылся парк площадью в 5 гектаров, гостевые домики, плодовые деревья и кусты смородины. Сейчас всем этим владеет раба Божия Наталия - невысокая женщина в джинсах и кепке, с короткой стрижкой. Наталье принадлежит еще 15 га земли, которая засевается зерновыми культурами. Нас она потчевала вкусными пирожками с капустой и отличным домашним вином из черной смородины.

Спрашиваю благообразного мужчину с белой бородой, дачника из Москвы: «А какой храм в столице вы посещали?» Он: «Который напротив Храма Христа Спасителя, рядом с фабрикой «Красный Октябрь» - там мужчины стоят справа, а женщины слева, и при храме собиралась патриотическая общественность». - «Вот это да! - невольно вырвалось у меня. - Так я же настоятель этого храма!»

Вечерней в часовне святого Великомученика Пантелеимона в деревне Житниково и краткой поминальной молитвой у Поклонного креста в селе Змеёво завершился этот напряженный, но очень радостный для нас день. Рядом с часовней в Житниково рекламный щит с информацией о карельском празднике - текст почему-то был на латинице.

Вспоминаю поездку, и перед глазами встают вымирающие деревни, спивающиеся мужчины, на сотни метров штабеля срубленных деревьев (в преддверии закона, резко ограничивающего вырубки леса). России нужно сосредоточиться, навести порядок в собственном доме, устранить позор в виде печальных картин разрушающихся храмов.

Мы преодолевали многие десятки километров в день по разбитым дорогам и огромным лужам (по словам водителя, «намотали» больше тысячи километров). Наш водитель заметил: после таких поездок для него нужно полмесяца, чтобы прийти в себя. Я как всегда мягко настаивал на том, чтобы все, что намечено по программе, было исполнено. Он смиренно соглашался, но в глазах его была усталость и страдание. Тогда я предоставил нашему уже немолодому водителю два дня отдыха, пока мы совершали службы на Радоницу в храме близ его дома. На службах он находился обычно у столика с просфорами, записками и проч. Мне постоянно была нужна его помощь как пономаря. Для того чтобы он откликнулся, ему нужно было пройти полхрама - из-за этого возникали задержки и паузы. Говорю ему: «Выйди-ка, братец из храма, сделай несколько поклонов, а потом со всем своим скарбом располагайся в непосредственной близости от алтаря». Перед началом Литургии зову его в алтарь, чтобы вместе петь «Христос Воскресе!» Он в стихаре входит в алтарь и становится сбоку престола. Я направляю его ближе к Горнему месту. Возглашаю: «Благословенно Царство…» - а он тянет за мной - так понял мое приглашение петь вместе со мной…

Очень часто в действиях помощников не хватает четкости и ответственности. Помню, проводил я ревизию различных приходских послушаний. Дошел до фонотеки. Ответственным был Н. - молодой человек, уехавший с Украины, обладавший явной хваткой, но не без авантюризма. Ситуация была накаленной. На послушаниях выявилось множество недочетов - я рвал и метал. Начинаю задавать Н. вопросы: «Итак, вы ответственный за фонотеку?» Он, чувствуя приближение расплаты за упущения, отвечает: «Ну, допустим я, но это еще как сказать». Вытаращив на него глаза, я повторяю вопрос - в ответ опять что-то невразумительное. На другие вопросы ответы в таком же стиле: «Я не я и хата не моя». Побагровев и окончательно отчаявшись в своих попытках чего-то конкретного от него добиться, размеренным голосом с угрожающими нотками решительно ему заявляю: «Ровно через 15 минут жду четкие и ясные ответы на все вопросы по вашему послушанию». Впоследствии этот молодой человек уехал во Францию. Подобные несостыковки с помощниками часто встречаются, особенно в поездках. «Вы же уставщик - почему не взяли Псалтырь на Всенощную - вы же ответственный?» - «Я, но не совсем. Вообще-то за это отвечает другой». Один мой знакомый священник говорил: «Самое трудное на приходе - это работа с людьми: ему говоришь - иди направо, а он идет налево, просишь принести топор, а он приносит молоток. Лучше самому все сделать, но не хватает рук».

Упомяну еще о проблеме, которая возникла у нас в селе Первитино. Огромный Троицкий храм здесь, расположенный на усадьбе, по четырем концам которой башенки, в 90-е годы был более-менее законсервирован трудами одной интеллигентной москвички, живущей в райцентре. Эпизодические приезды священников ее не устраивали, и она вдруг заявила: пока не будет храм полностью отреставрирован и не будет постоянного священника, нет никакого смысла в проведении служб. Мы, правда, провели в левом приделе храма первую Литургию и молебен под колокольней перед чтимым списком Почаевской иконы Богородицы. Все же последующие наши попытки помолиться в храме наталкивались на ее твердокаменное отрицательное отношение. Обустроенное нами помещение под колокольней пришло в полный упадок. Несколько раз мы молились в одной из башен около храма, но вскоре поняли - это мало что дает. Поразительно, что на нее не действовали никакие аргументы и даже распоряжения благочинного. Отчаявшись чего-либо добиться, мы в последний день нашего пребывания решили еще раз позвонить ей. И, о чудо! Она дрогнула - то ли из-за навалившихся болезней, то ли еще по какой-то причине - согласилась передать нам ключ.

Люди, недавно пришедшие в Церковь, в духовном плане не очень зрелые. Такие вещи как послушание им мало понятны. Вспомнилось, что рассказывал известный батюшка из Санкт-Петербурга протоиерей Иоанн Миронов: «Раньше слово старшего в семье почитали. Утром спрашивали: «Бабушка, что благословишь сегодня делать?» И выполняли - и всё было хорошо, мирно и дружно. А теперь десять раз нужно сказать: «Валя, помой посуду». А потом все равно бабушке самой приходится мыть».

На следующий день у меня начались сильные головные боли - не помогали никакие таблетки. Помимо переутомления сказывалась поспешность в подготовке поездки: думал - май, теплое время года, - не взял теплую скуфью. Погода, однако, была дождливой и холодной, много времени провел на открытом воздухе и в холодных храмах. Вечером под Радоницу буквально вполз в храм на службу. Пожилые супруги, живущие в моем домике в деревне, поехали на машине оповещать о службе местных жителей. По первости это делалось несколько топорно - эмоциональные прихожанки вечером стучали в окна деревенских домов и радостно-настойчиво призывали: «На молитву!» Представляю реакцию жителей деревни карелов - охотников и рыболовов. Для них десант необычных людей в косоворотках и сарафанах воспринимался, наверное, как высадка инопланетян. Возникла еще и такая ассоциация: когда талибы ( исламское движение Талибан в России признано террористической организацией) пришли к власти в Афганистане, то по пятницам палками сгоняли в мечеть население, отвыкшее от регулярной молитвы.

Я не раз задумывался: какова цель, искомый результат наших регулярных поездок в глубинку? Мечтаю о том, чтобы рано или поздно во всех 26 деревнях тверской глубинки, которые мы посещаем, - в руинированных храмах, часовнях, молитвенных домах, у Поклонных крестов в воскресные и праздничные дни и в кануны их, где-то по призыву колокола, а где-то пусть и через удары в рельс собирались бы люди на общую молитву и тем самым не были бы оторваны от соборной молитвы всего нашего народа.

Последний день нашей поездки был единственным теплым днем. После Литургии на пути в Москву посетили благочинного - как всегда приветливый и благостный, он благодарил нас за понесенные труды. Радостно поведал о том, что за воскресной Литургией в Фомино воскресенье в его храме было 45 человек. Поделился перипетиями в подготовке строительства второго храма в городе. Последняя «точка», которую мы посетили, - деревня Сергиевское. Местный храм во имя Преподобного Сергия Радонежского здесь особенно руинирован: полностью разрушен алтарь, рухнула трапезная часть, с купола свисал поверженный крест.

После заупокойной литии в храме с пением Пасхального тропаря прошли по кладбищу. На нескольких могилах совершили краткую заупокойную молитву. Возвращаясь с кладбища, обратил внимание, что храм, несмотря на серьезные раны, как-то «расправил плечи» - благодаря серьезной расчистке от зарослей и мусора вокруг него.

Ожидая электричку, мы заново проживали эти несколько счастливых, духовно наполненных светлых пасхальных дней, проведенных с огромной пользой для всех, и воспоминаниями о которых будем жить еще очень долго. Счастье - это то, что незыблемо перед лицом смерти. То, что не боится уничтожения, то, что живет после смерти.