«Готовлю себя к высокому служению»

Дневник студента Московской Духовной Академии Николая Петровича Сапожникова (иеромонаха Никиты, в схиме Никандра).

Продолжение. Начало см.

Дневник 1911 года. Троице-Сергиева Лавра. Московская Духовная Академия.

Сентябрь, 18. Имел случай несколько ознакомиться с жизнью крестьян и этого края. С Олейником ходил в деревеньку Деулино в 4 верстах от Сергиева [Посада]. Повод для путешествия такой: позавчера у стен [Троице-Сергиевой] Лавры подошел ко мне хилый, болезненный старичок и попросил денег на лекарство, так как при построении хаты упал сверху и разбил себе бока. Я пообещал ему собрать денег у товарищей и принести в воскресенье. Это обещание я выполнил сегодня. Народ здесь очень бедный, хатенки маленькие, дворы пустые, травой заросшие. Спрашиваю крестьянина, по сколько десятин у мужичков. - А Бог знает, не знаю, барин. - Как же не знать-то? Сеете и не знаете? - Десятины у помещиков да у богатых мужиков, а у нас - полоски от земства: на нас двоих вот с женой две полоски. - Ну, а урожай-то как - хороший? - Да хлеб-то уродился - неча Бога гневить. - А где же-то солома? (Дворище пусто и травой заросло). - А вот на крыше; она, слава Тебе, Господи, покрыла хату.

Смотрю, половина крыши действительно покрыта новой соломой, и то сверху вершка в 2-3, а снизу и другая половина покрыта прошлогодней.

Церковь маленькая, но чистенькая; народ, видно, благочестивый.

Из разговора с Олейником я узнал, что своим поведением - самозамкнутым, молчаливым, - я произвожу на него даже тяжелое впечатление человека необщительного, скрытного, угрюмого. Открытие это, признаюсь, удивило меня; и не думал, что я такой. При серьезном труде я вообще держу себя сосредоточенно, но едва ли одно это может так действовать на других. Может быть, вина тому мысль, возникшая у меня при чтении сочинения Епископа Феофана Затворника «Что есть духовная жизнь», которую я однако же не думал во всей строгости проводить в жизнь, именно: для того, чтобы жить возможно полной здоровой духовной жизнью, [надо] сделаться тоже своего рода затворником: не разбрасываться по мелочам, строже и разборчивее относиться к впечатлениям, впускать только те, которые способны поддерживать и укреплять в душе основной религиозный интерес моей жизни. Мысль сама по себе добрая, достойная осуществления, но, очевидно, не так нужно осуществлять ее на миру: удаляться от общения с товарищем не нужно, а только иначе делать это, потому что такое поведение, действительно, может повести к упрямой односторонности. Глубже, но и шире нужно закладывать основы своего характера.

Троице-Сергиева Лавра. Современный вид.

Сентябрь, 25. В Петропавловской церкви говорил проповедь о подражании Святому Сергию Радонежскому. Главная мысль: идея подвижничества - идея общехристианская, а не одних монахов и пустынников; в высшем своем проявлении выливающаяся в затворничество, нами - мирянами она должна осуществляться чрез преображение добрых навыков, которые и станут стенкой, отгораживающей нас от мира. Мысль не новая, развитие недавно возникшей в моем уме идеи затворничества. Написать проповедь мне стоило немалого труда, больше 10 часов пошло на обдумывание и писание. Произношение тоже далось для меня нелегко, хотя в церкви говорил и не очень плохо; язык не повинуется мысли, нужны усилия, чтобы хорошо произнести то, что уже написано, продумано, совершенно не развит орган речи. Нужно почаще упражняться в произношении. Господь мне Помощник в моем добром желании овладеть искусством свободной речи. Нужно посоветоваться на этот счет с профессором гомилетики. Хоть и молод он еще, но все же недаром, наверно, занимает кафедру. Да и сам по себе он - человек симпатичный и отзывчивый.

Сентябрь, 26. На Литургии был в семинарской церкви. Там - сегодня храм Св. Иоанна Богослова. Служил Митрополит. Пошел помолиться, как следует не помолился; запачкался в грязи и уморился. А самое главное, испортил себе настроение. Пошел я туда не без корыстной цели: говорят, что будет хороший обед и студентов принимают с особым вниманием; притом же хотелось увидеться с знакомыми семинаристами. И за такие мечты и ожидания пришлось самым естественным образом быть наказанным. Обедать студентам дали после всех, потому что мест не было, так что ждать пришлось больше получаса, и наконец дали нам какую-то похлебку вроде щей да холодную котлету, а на закуску безвкусный квас. Это бы еще ничего, голодными не вышли из-за стола; главное, что приняли совсем не как гостей, а как какой-то обычный народ, пришедших покушать посетителей. Так что хотелось есть, но ел я без особого аппетита. А вообще вынес неприятное впечатление. Впрочем, это только впечатление, само по себе питание должно быть лучше, хотя и находится Семинария в лесу, как медведь в берлоге.

Сентябрь, 27. Около трех часов писал письма. Много времени употребил, а написал всего половину писчего листа. Это отчасти объясняется характером темы, ее щекотливостью и сложностью: воспитание половых влечений, подчинение их духовным запросам - вот содержание моего письма. С трудом и болезнями рождаю произведения. Дай Бог, чтобы не напрасно я трудился, а родили бы труды человека в жизнь духовную благодатью возрождающего и обновляющего Духа Святого и Его усилиями.

Иеромонах Никита (Сапожников).

Сентябрь, 29. После ужина первый раз было товарищеское собрание студентов - членов и соревнователей Пастырско-просветительскаго Братства для ознакомления друг с другом и объединения для дружной совместной работы. Превеликое спасибо инициаторам этого собрания. Всего час какой-нибудь оживленно побеседовали собравшиеся за стаканом чая, а сколько благородных, задушевных мыслей о церковно-общественных и насущных нуждах было высказано! Сколько пылу и жажды чистой, безкорыстной деятельности вливают они в душу! Как живо и сколько заставляют чувствовать величие и важность служения Христу и Св. Церкви Его! Дай Бог, чтобы поглубже задалось все это в душу; видно, правду говорят потертые уже жизнью люди, что одно пребывание в [духовной] школе - лучший период жизни человека.

Октябрь, 5. Я переведен в Николаевскую церковь и сегодня говорил проповедь. Слушателей было так мало, что сразу же не знал, говорить ли ее, но потом рассуждал, что не в количестве их дело, будь даже один слушатель, но раз он пришел в церковь помолиться и поучиться в слове Божием, мы не вправе ему отказывать в пище для души, тем более, если имеем что дать, а что выйдет с того - не нам рассуждать, потому что Бог взращивает его; на небе же радуются подобной душе, обращенной к Богу; да и трудам моим не пропадать же. И слава Богу, что так рассудил. Слушатели мои были 4 мальчика 7-10 лет, две бабы с грудными ребятами, две глухих старухи и дед, псаломщик и сторож; на сторожа речь моя произвела наибольшее впечатление, слушал он меня с большим вниманием, - значит, не напрасно говорил. В царские дни^[1], говорит батюшка, всегда столько народу и служат они только по необходимости. Ну конечно, так оно и должно быть, если Богу молятся только для народа, а не для Бога, чтобы удовлетворить внутренним запросам души. Так оно и везде у нас ведется, но в этом-то и заключается причина того, что церкви наши пустуют.

По предложению лучшего товарища Иванова Сергея - человека всегда веселого, жизнерадостного монахолюбца вместо миролюбца, ходил в кино. Странно? Бегущий от привязанностей к миру полуотшельник и затворник?.. Да еще после проповеди!.. Разве не устоял против искушений? Или так пуста и безцветна моя студенческая жизнь, что даже кривляющиеся рожи картин содержательнее ее?.. Ничуть не бывало: никакой потребности в такого рода приятных впечатлениях не чувствовал, потому и шел туда без охоты, «за компанию», но другая цель оживила меня: это желание узнать, чем кормят там нашу молодежь, что так влечет ее туда. И хотя на половине сеанса испортился прожектор и деньги получили обратно, но все-таки впечатление я вынес определенное: половина репертуара - сцены любовного характера, бурные излияния чувств, дикие сцены ревности и т.п. Потом показались упражнения английских солдат, сражения, обещали в программе зрителям и военные действия идущей теперь итальянско-турецкой войны^[2], да не удалось. Конечно, всяко можно посмотреть на содержание, но над впечатлением, какое производят они, и над влиянием их, право, не лишнее задуматься: что за пищу дают они зрителям, какое воспитывающее влияние производят они хотя бы на юные, неопытные души молодежи? Развлечение очень модное, в духе нравов нашего времени, но я сильно сомневаюсь в том, чтобы они давали здоровую пищу зрителям, а что они способны портить вкус к изящному, возбуждать грубые страсти и нехорошие чувства, то в этом едва ли можно сомневаться^[3].

Октябрь, 17. Вчера исполнилось 50 лет со дня кончины И.С. Никитина^[4]. Вообще в России день смерти поэта прошел заметно. Студенты Академии тоже почтили память его: после ужина была отслужена панихида, а потом на открытом заседании Пастырско-просветительского Братства студент III к. Ремезов прочел реферат на тему: «Страждущий искатель правды жизни», а после этого он же прочел несколько стихотворений, иллюстрированных туманными картинами. Впечатление от собрания я вынес очень хорошее: и реферат хорошо выполнил свою задачу, и слушатели отнеслись к его реферату критически, что и в каждом присутствующем, я думаю, вырабатывает критическое чутье и такт.

Ноябрь, 3. Позавчера поданы семестры - в студенческой жизни событие первой важности; баллы за сочинение здесь устраиваются, в них - весь успех ученья, и потому и я работал над ним, как никогда, долго и усердно. Я писал на тему: «О безсмертии души». Философский диалог. Возражения Фейербаха (о дуализме и безсмертии души) и Юма (Диалоги о естестве религии, статья о безсмертии). Трудом своим я в общем доволен, хотя и вижу много существенных недостатков: идея, в общем, мне кажется, развита верно, настроение действующих лиц, обстановка также, думаю, соответствует природе темы. Язык то тяжеловат, то очень наряден. Есть хорошие живые сцены, но часто плохо связанные с общим ходом мыслей и как будто недописанные или же плохо отделанные. Самостоятельная работа мысли доставляла мне внутреннюю удовлетворенность, создавая бодрое жизнерадостное настроение... Но выполнение задуманного часто доставляло невыразимые мучения: плана не намечено, основные идеи не держатся и забегают в сторону, хорошо, красиво написано, но к делу нейдет; перечеркивай, значит, и пиши заново. Недисциплинирован мой ум, нет навыка к стройному, ясному, целевому мышлению: нужно обратить на это самое серьезное внимание и написать то же Пете.

Ноябрь, 5. Вчера были именины Братства: исполнилось [оставлено пустое место] со времени его основания. По этому случаю в 17 квартире студентов IV к. Лисова и Ревова было собрание членов Братства. Между прочим, разрешили вопрос о помощи голодающим пострадавшим от неурожая 18 поволжских и западно-сибирских губерний. Еще раньше этого Братство взялось собирать пожертвования и уже собрали рублей 70; но и помимо этого между студентами раздались анонимные воззвания об оказании помощи голодным чрез отказ от третьего блюда. Обсудивши это предложение и руководивши опытом прошлогодней голодовки в пользу 3 бедных студентов, - когда особенно усердно посещались рестораны, - собрание пришло к заключению, что эта форма помощи неудобна, а, может быть, и невыполнима. Но самая идея помощи голодным со стороны студентов встретила горячее сочувствие. Решили, что удобнее всего это дело вручить одному лицу, положившись на его усердие и добросовестность, и таким лицом избрали меня. Я совсем не думал и не ожидал, что мне окажут такую честь, и отказался было, предложивши лучше бы помощником человека более опытного и сообразительного в таких делах. Обсудивши другие способы, собрание все-таки поставило меня во главу дела, сказавши, что душа в деле, любовь к нему и усердие важнее всего. Хотя я и не заявил себя такой горячей и заметной любовью к благотворительности, чтобы быть достойным такого высокого мнения обо мне, но и то, что по долгу своему делал, заметили добрые люди. Благодарю Бога Милосерднаго, почтившего меня милостью Своею. Пусть как костер разгорится во мне любовь к голодным страдающим братьям, чтобы, как Христос страдал за всех нас, и мне помогать им чем только и сколько могу и страдать вместе с ними и за них. Благослови, Господи, святое дело и помоги!

Сегодня была братская Литургия. Я простоял ее с редким подъемом духа и вниманием. Пред молебном о деятельности Братства ко мне подошел председатель С.Г. Сахаров^[5] и предложил вместе с ним подержать свечу пред Евангелием. Я от неожиданности отказался; это было выражением особого внимания, но я не сразу понял этого, сославшись на то, что я ни разу не носил здесь свечи, боюсь, чтобы не сбиться еще, и предложил ему пригласить рядом стоявшего товарища К. Но, сказавши это, сейчас же устыдился: какая жалкая ограниченность: не носил свечи, опыта нет! Где корни ее? Каждое потворство самолюбию и чувственности, каждые легкомысленные действия, каждое невыполнение благородного порыва питают, греют ее и крепче цепей железных сковывают свободу человека, на все его поступки и движения душевные налагают печать рабства. Не быть мне богатырем, ограниченный и небогатый я дарами природы человек, но могу и должен бороться с подавляющим развитие души влиянием и своими привычками; бороться так же, как действует и противник: небольшими, но постоянными и неуклонными от цели усилиями. Внимание же к себе и рассудительность, с Божьей помощью, выведут на путь истинный сердечного служения Ему.

Ноябрь, 9. Вся Россия праздновала вчера, в день Архангела Михаила, 200-летний юбилей со дня рождения М.В. Ломоносова - батюшки русской науки и литературы. Мне тоже суждено было внести свою малую лепту в праздник: на открытом заседании Пастырско-просветительского Братства я прочел реферат: «Чем велик Ломоносов?» Хотя по обычаю мне аплодировали, а С.Г. Сахаров предложил даже отпечатать это незримое и худенькое произведение. Тема гораздо обширнее и сложнее того, что я дал, на что мне указывали и слушатели мои товарищи, характер человека и его ученая деятельность очерчены слабо, неполно, незаконченно; все вообще за исключением некоторых мест, тоще, бедно, жиденько. Но все-таки в этом труде я вижу маленький успех. Написать реферат мне стоило громадного напряжения: мысли рождаются прямо с мучениями, хотя самое появление их на свет Божий вызывает в душе радость; написать тоже медленный, тяжелый труд.

Недоволен еще я тем, что не говорил, а читал свой реферат, хотя и намерен был сначала только заглядывать в него. Нужно опасаться этого: я заметил, что чтение по тетрадке убивает живое слово: знаешь, например, что дальше написано, а почему-то смотришь еще в тетрадь. Внимание раздвояется, а не будь ее под руками, я думаю, что тоже не молчал бы, потому что сосредоточен был бы на себе.

Ноябрь, 18. Вчерашний день - память св. Никона Радонежского - проведен в Москве. Полная перемена впечатлений. Побывал на толстовской выставке, забегал в Исторический Музей, в который помещается и выставка. Больше двух часов любовался картинами Третьяковской Галереи, заходил в Кремль и, наконец, вечером был в театре Незлобина^[6] на повести «В золотом доме». Заходил также и к одному из организаторов помощи голодающим о. Николаю Цветкову и занес 11 р. пожертвований, но не застал его дома. Много времени нужно было, чтобы передать хотя коротко все разнообразие мыслей и чувств, пережитых в этот день, - скажу только, что поездкой я очень доволен, все вышло как нельзя лучше. Товарищами моими были С. Иванов и Н. Колчицкий^[7].

Ноябрь, 21. В Петропавловской церкви на утрене вчера сделал сбор пожертвований на приют Святителя Алексия, предваривши его коротеньким словом. Сегодня на обедне тоже ходил с тарелочкой, но проповеди не говорил, потому что опоздал к Евангелию, а в другое время не принято обращаться к народу с воззваниями. Молящихся сегодня было почти столько же, как и вчера, но деньги бросались помельче, почему и разница в сборе получилась громадная - вчера 2 р. 24 к., сегодня - 1 р. 3 к. Вот оно что значит живое слово. А как же убийственно должно сказываться отсутствие его на духовной жизни пастыря! Как велика пред Богом ответственность пастыря, не зовущего народ ко спасению, не согревающего задушевным словом охлаждаемых миром душ, не пробуждающего от спячки народной совести! Не удалось лишь сегодня сказать мне проповедь, но и за это благодарю Бога: это вразумление Им меня. Вчера я говорил, набросавши только конспект, а сегодня только продумал, сказал же слово свое вместо народа в церкви партам в аудитории.

Ноябрь, 27. В Николаевской церкви говорил проповедь на Евангельское чтение 26 недели по Пятидесятнице. Вижу явную помощь Божию мне в проповедничестве. Опять сделал ответ говорить, не написавши предварительно всей проповеди, а только начало и конец. Долго обдумывал я ее, старался уяснить себе ее содержание и расположить ее в стройном порядке, что в общем и удавалось мне, но когда я принимался говорить, то ничего не выходило: в мыслях был недостаток, прерывистость и неясность, и слов недоставало для выражения их. Так я и спать лег, неуверенным в себе, но с верой, что Господь поможет, и точно, проснулся я в 4 ч., чего никогда со мной не бывало, и принялся за обдумывание. Явились хорошие мысли, вчерашний туман прояснился и принял определенный вид. Говорил я не так красно, но зато от души. Эта сердечность передалась и слушателям моим, и в те моменты, когда переживания мои звучали в голове и выражение лица одуховлялось, водворялась глубокая тишина и внимание; все слушали меня, как один человек. Слава Богу! Надеюсь, что непросто дались старания и для паствы, и для меня.

Нужно записывать свои мысли, если не все, то хоть главные: трудно поймать то, что порхнет в уме в минуты вдохновения и речь становится тусклой, безцветной. Для начинающего же оратора запас красивых сильных выражений не помеха, а пожалуй, наилучшее подспорье. Но с другой стороны они могут задерживать свободное развитие мыслей; не нужно, значит, на них особенно полагаться.

Декабрь, 25. После ужина вместе с несколькими членами Братства был у председателя С.Г. Сахарова. Словно в другой мирок попал я из казенной обстановки в эту маленькую, уютную, чистенькую квартиру; будучи первый раз в этом доме, я чувствовал себя, однако, как родной, как у себя дома. О делах Братства даже на этом собрании не обмолвились нисколько, но узы братскаго единения оживлял и незатейливый разговор о том о сем. Эти мысли я высказал Сергию Григорьевичу при прощании. Началось и закончилось собрание молитвой. …За все благодарю Бога.

Декабрь, 31. Вот и последнему дню года конец. Посчитать бы те богатства, которые приобретены для души, определить, чего я достиг за год, что я теперь такое, насколько приблизился к высшей цели моего земного странствования. По косточкам перебирать да пересматривать весь год некогда, но есть другой способ решения этого вопроса: последние дни этого года скажут и за весь год, как высота температуры определяется последним градусом. Коротко же можно охарактеризовать эти дни как время внутреннего разлада между намерениями и мыслями и самой жизнью. Праздники - время духовной радости, наибольшей полноты и чистоты внутренней жизни, дни Богомыслия и доброделания, а поскольку тело служит орудием духа и необходимо для полноты жизни и цельности построения - дни и плотской удовлетворенности. Так я понимаю идею праздника и думаю так и провести их, а вышло как раз наоборот. Первый же день праздника был испорчен невоздержанием, обжорством; в остальные дни я тоже служил чреву усердно, так что должен был иногда в интересах гигиены кое в чем отказывать себе. Молитвенное настроение приходило с трудом, и вообще моментов духовной сытости было очень мало. Внутренние расстроения сказывались в настроении - часто [был] очень удрученным; грязь души мутила и всю ее поверхность. Забыто было «единое на потребу» в заботах внешнего довольства и в суетливой погоне за мелочами. Только позавчера я думал, как вникнуть в свою душу и определить причины такой пустоты мышления, и благодарю за это Господа: это были лучшие часы за все праздники. Вчера и сегодня тоже пошли на это несколько часов.

Мне стало ясно, что всему злу вина - суета, разбросанность внимания и сил на мелочи, на внешности, как следствие непонимания важности главного. Проведи я больше времени в размышлениях, в самососредоточенности и молитве - праздник был бы настоящим праздником. Чувственной же жизнью за праздники я пробудил и откормил в себе и зверя сладострастия, так давно уже не безпокоившего меня. Все время с начала учебного года я, можно сказать, не чувствовал почти страстных движений ни днем, ни ночью, постоянно - занятия трудом, и не отягощал не в меру желудка. Эту же ночь мне приснился такой отвратительный сон: как взбушевалася похоть, что я совсем смутился, значит, извне только прикрыта душа чистотой, внутри же полна мерзостями и вся заражена пороком. С горячей молитвой обратился к Богу и с благодарностью, и остро почувствовал, как я нищ душой, как слабо вкоренены во мне ростки добра и покорности воле Божией, как я ничтожен, лукав и подл. Прежние размышления привели меня к тому, что на фундаменте смирения только может быть построена истинная духовная жизнь, и теперь я с двойным усердием просил и прошу Господа смирить мою гордую душу, убить во мне червя тщеславия и себялюбия, оживить, сделать главным и первым двигателем всех моих действий сознание и чувство своего ничтожества пред величием Божиим и пред самим собою. Верно, что не откажет мне, скверному, Господь в этой просьбе, сам же буду внимать к себе и следить за собой. Нет еще для души моей одежд чистоты, потому что я не потрудился, чтобы соткать их, так пусть же облечется она в рубаху нищего. Как бы для подтверждения правды этого не готова ни одна перемена моего нового белья - все в стирке - надену старое, порванное, чтобы и внешность напоминала мне, что я - нищий.

Продолжение см.