Ненаучный подход

«Безумство Зои». Клеймо иконы Святителя Николая из самарского храма в честь св. Иоанна Воина.

О том, как профессор филологии пыталась бороться с самарским чудом…

См. также

Как художественно-совершенна история о Стоянии Зои! И эта ее неотмирная красота, соблюдение в ней всех пропорций, контрапунктов и золотых сечений, рождает нерукотворный сюжет. Который невольно втягивает в свою орбиту самых разных людей. Порой даже тех, кого и представить в этих декорациях сложно…

К сожалению, я уже давно знаю о том, что умершая в 2005 году профессор, специалист по фольклору филологического факультета Самарского госуниверситета Софья Залмановна Агранович «отметилась» на этом поле. И даже писал об этом случае, но без указания имени знакомого мне человека. Просто не хотелось мне в такой вот мрачной связи упоминать о преподавательнице, когда-то добром встретившей меня — тогда 15-летнего юношу — на пороге школы юного филолога при госуниверситете. Было это еще в 1980-м году… Но вот Софья Залмановна умерла. А в интернете появились свидетельства о том, как Софья Агранович, признанный специалист по мифологии, «преподавала» своим студентам о самарском чуде. И теперь уже нет смысла скрывать все это.

…История с «Пусси райот» подняла проблему защиты святынь от кощунства, от поругания безбожниками. И самые разные люди, с разным мировоззрением, начали высказывать свои точки зрения. В связи с событиями в Храме Христа Спасителя высказался в интернете и кандидат филологических наук, куратор самарского киноклуба «Ракурс» Роман Черкасов. Его позиция мне абсолютно чужда, она враждебна Православным ценностям. И все же я привожу здесь отрывок из его высказывания в интернете.

«…Когда я был студентом, — пишет Роман Черкасов, — у нас была преподавательница, ныне покойная, Софья Залмановна Агранович. Она читала нам курс по фольклору, и те, кто застал её на филфаке госа, до сих пор помнят её и любят. Однажды, рассказывая о современном городском фольклоре, она помянула самарскую легенду о стоянии Зои. В аудитории нашлись девушки, которые думали, что это, может, правда всё так и было. И Софья Залмановна рассказала, что, когда она была молода, у нее с друзьями зашел подобный спор, и она — циничная и эксцентричная — решила опровергнуть реальность этой истории опытным путем, а именно — повторить деяния несчастной Зои. Сняла со стены икону и стала с ней танцевать, а когда танцевать устала, то для полноты эксперимента еще и плюнула в неё (и, естественно, ни в какой пол не вросла). Так вот, никого из нас этот рассказ не оскорбил и не возмутил. Нам просто в голову не пришло, что здесь хотя бы гипотетически можно возмутиться. Сейчас я понимаю, что мы просто не были на это натренированы, потому что мы не мыслили категорией кощунства, а значит и не вчитывали её в окружающий мир. Потом, на переменах, мы если и обсуждали этот рассказ, то с юмором, а, впрочем, и не обсуждали даже. И нельзя сказать, что все мы в аудитории были атеистами — нет, были среди нас и верующие люди. Но никто не оскорбился. Представляю, что бы было сейчас: оскорбленные бы нашлись непременно. За последнее время люди научились, когда нужно, закипать этим чувством. Возможно, они даже побежали бы жаловаться в вышестоящие инстанции, и не исключено, что за такие рассказы на лекциях грозили бы нашей преподавательнице штрафные санкции, чтоб не оскорбляла и не разжигала».

Все это — суждения типичного представителя отечественного «либерализма», с соответствующим джентльменским набором из гремучего атеизма, безбрежного индивидуализма, и прочая. Но главное все же не это. А сам тот случай, о котором он рассказал. Оказалось, чудо о Зое и спустя много лет выводило из себя вполне образованных (не скажу — культурных) людей. Одно упоминание о нем делало их нравственно невменяемыми, кощунниками, одержимыми, психически неуравновешенными людьми. Ибо разве будет делать такое в здравом уме человек, даже и не верящий в чудо? Нет, конечно. А похваляться этим перед беззащитными студентами, которые ведь не могли еще (сейчас, наверное, уже научились) резко одернуть зарвавшегося преподавателя… Это ли не приговор российскому воинствующему либерализму? Который требует ото всех толерантности по отношению к своим ценностям. И поносит и ненавидит — чужие.

Но мне важно показать культурный контекст этого кощунства. Ибо Софья Агранович не была пошлым и глупым человеком. Она была сама по себе чуть ли не легендой самарской филологии (впрочем, с оттенком скандальности). Этакой Новодворской от филологии самарского масштаба. Человеком ярким и образованным. Через нее проходили все первокурсники (в основном — первокурсницы) самарского филфака. Самарские «кисейные барышни», только что поступившие на филфак, сразу попадали к ней — грузной, циничной, пламенной, острословной. Шокирующий стиль был ей выбран сознательно. Одни только эпатажные ее папиросы во время лекций способны были надолго впечатлить вчерашних школьниц… Не было у нее ни семьи, ни детей, говорят, в последние годы на нее было очень грустно смотреть. Она словно носила за собой какую-то бездну.

Я не знаю, быть может, Софья Залмановна все-таки наговаривала на себя. И никаких «плевков в икону» не было на деле. А только бахвальство духовно незрячего человека. И хорошо еще, если так! Но можно предположить и иное, можно. Накладывая свое представление о Софье Агранович на ее рассказ о немыслимом кощунстве, я почти не вижу складок и швов. Наверное, все так и было. Во всяком случае — могло быть.

Ей надо было радикально покончить с чудом. Которое не вписывалось в ее представления об «отжившем» фольклоре. Ведь чудо это — работало, жило. И надо было сначала умертвить его. Чтобы потом уже «препарировать» в своих диссертациях и монографиях это чудо, наконец-то превратившееся в «безвредную» для нее и для таких как она городскую легенду. А чудо умирать не хотело. Вот и решила Софья Залмановна нанести по нему смертельный удар. Пусть и в сознании лишь тех студентов, которые оказались на ее лекции. А тут усмешечек да атеистических приколов было явно не достаточно. И как когда-то большевики, пытавшиеся замутить народный дух публичным поруганием на городских площадях мощей святых угодников Божиих, Софья Агранович пошла на немыслимый шаг. Пошла по пути несчастной Зои. Но только совершила нечто гораздо худшее, чем та. У Зои была дерзость, но не было неверия. Был вызов, но не было желания растоптать. Была игра, но не было ярости. А у филолога-фольклориста все это было в полном боекомплекте.

«Если есть Бог — то пусть Он меня покарает!» — воскликнула Зоя, беря в руки икону. «Смотрите, за этой иконой ничего нет!» — хотела прокричать профессорша, но… поперхнулась. Одна — вопрошала, другая — агитировала.

Потому и окаменела первая, но не вторая. Окаменеть может лишь то, что живет. Омертвевшее и так уже давно окаменело.

Ведь Бог отвечает на вопросы, а не на декларации, подкрепленные плевками.

Смех в либеральной постмодерновой «тусовке» — главный таран против всего чужого и чуждого. Против того последнего бастиона, которым видится им сакральное. Не случайно Софья Агранович писала: «Смех маркирует выход из психологического тупика, преодоление его, дарует человеку силу и волю. Такой смех выполняет некую демиургическую роль. Смех помогает сохранить человеку его личностную целостность».

В одном из церковных канонов звучат слова: «ад всесмехливый». Но при всей своей образованности Софья Агранович об этом, скорее всего, не знала.

Вместо смеха ее поступок вызвал ужас и брезгливость. Даже Черкасов, готовый оправдать ее поступок, не забыл о нем спустя столько лет. Видимо, тоже «внутренний человек» в нем тогда содрогнулся. Хотя сам он пытается убедить себя в обратном.

Умерла Софья Залмановна в возрасте 61 года от рака. Вот как описывает ее последние дни ее коллега:

«В новогоднюю ночь 2001 года она написала:

Звезды тают на ветру,

Солнце всходит поутру,

И в свои права вступает

Век, в который я умру.

…Страшный диагноз, не оставлявший ни малейшей надежды, ей объявили прямо в больничной палате в присутствии пришедших ее навестить коллег и учеников. Она отреагировала предельно спокойно: «Тридцать лет я учила людей жить, не имея на это никакого права. Теперь буду учить умирать».

А в некрологе ее товарищи-ученые честно о ней написали: «Она была убежденным атеистом. Безсмертие для нее было посюсторонней областью, поэтому она так интенсивно работала даже перед самой смертью, ей нужно было быть здесь и как можно больше оставить после себя».

И вот мы вспомнили ее не в связи с ее филологическими трудами. А только лишь потому, что когда-то она пыталась отнять печальную «славу герострата» у окаменевшей Зои. Но так и не отняла.

Антон Жоголев