Монахиня Мисаила

Главы из книги о курской подвижнице.

Монахиня Мисаила в последние годы жизни.

Мы не раз писали о известной старице монахине Мисаиле (Зориной, †1953 г.). Курскую подвижницу еще называют утешительницей своих земляков и всех, кто к ней обращался за помощью в годы Великой Отечественной войны. Ведь именно на это суровое время приходится расцвет ее духовного служения. Но многие страницы ее биографии, духовные советы старицы не были нами описаны раньше в должной полноте. Недавно по благословению Митрополита Курского и Рыльского Германа вышла замечательная книга «Сердца утешающая. Жизнь и труды курской старицы Мисаилы». Автор и составитель книги - член Союза журналистов России Светлана Леонидовна Борисова. Ниже мы публикуем отдельные фрагменты из книги, изданной в этом году в Курске.

Сиротское детство

Будущая молитвенница земли курской монахиня Мисаила, в миру Матрена Гавриловна Зорина (Гранкина), родилась 19 (6) ноября 1860 г. накануне отмены крепостного права (1861 г.). Но для родителей маленькой Матрены это великое для России событие жизни не меняло, поскольку они были крестьянами не крепостными, а государственными. Сама монахиня Мисаила говорила, что у их рода дворянские корни. Речь, скорее всего, шла о так называемых «дворянах-однодворцах». Со времен Петра I такой статус получали обедневшие дворяне, не имевшие возможности нести военную службу. Им выделялись небольшой земельный участок и одна семья (двор) крепостных крестьян для его обработки.

Родители Матрены Гранкиной Гаврила Семенович и Пелагея Гавриловна, поженившись в 1855 году, жили в доме отца молодожена - Семена Акимовича Гранкина (1806 г.р.). Овдовев, тот женился второй раз, поэтому в одном доме с молодыми супругами проживали его вторая жена Прасковья Захаровна (1828 г.р.), их сын Николай и дочь Федосья. Прасковья Захаровна была благочестивой женщиной и регулярно ходила к исповеди - с ее слов священником Евграфом Булгаковым были сделаны записи в Исповедной книге Богородицкой церкви села Муравлево Курского уезда, которые позволили восстановить дату рождения Матрены Гранкиной - будущей старицы Мисаилы.

Через два года после свадьбы (1857 г.) у Гаврилы Семеновича и Пелагеи Гавриловны родилась дочь Фиона (Хеона), в 1860 - Матрена, в 1862 - сын Никифор.

В 1863 году семья погибает - по некоторым свидетельствам, от печного угара. Это объясняет, почему у оставшихся в живых сестер Фионы и Матрены не было родственников, которые могли бы их содержать: супруги Гранкины ушли в мир иной в одну ночь, спастись удалось только двум девочкам.

Круговая порука обязывала сельскую общину взять на попечение сироток, унаследовавших надел земли - четыре с лишним десятины, - но не способных его обрабатывать и нести натуральные повинности. Начинаются скитания сестер - каждый двор берет девочек на сутки, предоставляя кров и еду, а на следующий день они вынуждены переходить в другой дом. Фиона вскоре умерла, а ее младшей сестре Матрене предстояло мыкать сиротское горе по чужим домам до 17 лет.

Может ли хотя бы один пребывающий в благополучном мире ребенок представить себе жизнь трехлетней малышки, в одночасье потерявшей не только родителей, но и близких родственников, и оставшейся на попечении сельской общины? В жизни маленькой Матрены, как в калейдоскопе, менялись дома, лица окружающих людей, обстоятельства жизни, потому что в течение 14 лет она будет переходить из одного дома в другой. Кто сегодня может понять ту боль, тяготы и обиды, которые ей приходилось переносить? Маленькая Матрена могла очерстветь душой, копить с ранних лет зависть и обиды… Но нет, именно в это время закладывались основы духовности и ее веры в Бога, упование на Него и на Божию Матерь, смирение, терпение, кротость и безконечная любовь к людям.

Знавшие когда-то монахиню Мисаилу часто вспоминали о ней так: «Меня матушка очень любила». Ее любовь к людям была столь огромна, что казалось, больше уже и не бывает. Поэтому от некоторых людей мы могли услышать и такую фразу: «Меня матушка любила больше всех». О том, что бабушка любила ее больше других, часто говорила и внучка старицы Людмила Соколова.

Жизнь Матрены была наполнена тяжелым трудом. Вместе с хозяевами, у которых жила, она с ранних лет работала по дому, в огороде и в поле. Одежда, подаренная как милость, узелок с немногочисленными пожитками, место ночевки: сарай в летнее время или охапка сена на полу избы - в холодное. Еда с чужого стола. И ни одного родного человека, готового утешать и поддерживать в неудачах и обидах, сидеть у кроватки заболевшей малышки, учить простым житейским истинам. «…Мне рассказывала женщина, как ее мать привела юную Матрену в сарай, и с ее чудных волнистых прядей сыпались вши», - писала внучка старицы Людмила Соколова.

Помня свое голодное детство, матушка потом всегда старалась накормить детей и тех, кто трудился «для общества». Жительница д. Барышниково Нина Кизилова рассказывала: «Сад у них (сад Зорины заложили незадолго до раскулачивания в 1929 г. - авт.) был огромный, а на краю груша росла, и мы пытались груши потихоньку таскать. Увидела как-то Матрена Гавриловна, сказала Александре Афанасьевне, смотрим, та несет нам целый фартук груш. А придет Пасха, мы бежим к маме: «Давай к Гаврилихе пойдем». Знали, что она нам гостинцев даст - и пряников, и конфет. Идем от нее с полными подолами подарков - рады кто знает как! А мой брат пас стадо. Если была очередь матушки пастухов кормить, я всегда с ним ходила - уж очень она хорошо пастухов кормила».

Юная скиталица была усердной прихожанкой сельской церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Чаще всего она молилась у главного образа, здесь с детских лет у нее было свое постоянное место во время службы.

Духовное становление, выбор пути

Когда община решила, что выполнила свой долг по воспитанию сироты, Матрену Гранкину выдали замуж. Самое большее, на что могла рассчитывать девушка, хотя и имеющая достаточно богатое по тем временам приданое в виде земельного надела, но фактически приравненная по образу жизни к нищенке-скиталице, - выйти замуж за вдовца, имеющего кучу ребятишек. Однако замуж ее выдают за красивого молодого человека Василия Зорина. Можно было бы считать, что сиротке повезло, если бы не одно «но» - незадолго до этого семья жениха планировала свадьбу с совершенно другой девушкой, первой красавицей в селе. Но, подняв какие-то тяжести, будущий молодожен серьезно повредил спину. Свадьба расстроилась, красавицу-невесту заменили кроткой сироткой Матреной, которой предстояло стать служанкой при больном муже. «Его семье нужна была работница, и, главное, их интересовали мои десятины», - скажет позже старица.

Настрадавшуюся в чужих домах, ее ждали новые испытания. На ней вымещались боль и обиды, накопившиеся у Василия Зорина на жизнь. Матрене даже не дозволялось входить в дом, пока не позовут. Летом она спала в сенях или сарае, зимой - на кухне. На ее плечи легла вся работа - и женская, и мужская.

Что давало сил переносить непомерные тяготы и унижения? Спасала молитва. Сколько было произнесено обращений к Богу и Божией Матери! Сколько положено земных поклонов! Очевидцы замечали на коленях Матрены мозоли. Однако даже молиться ей приходилось тайком. Позже она наставляла внучку: «В погреб спустись, и оттуда молитва до Господа «дойдет». «Будь ниже, да к Богу ближе», - повторяла она людям.

Лишь через шесть лет после свадьбы Господь в утешение дал Матрене ребенка. В 1883 г. у Матрены и Василия Зориных родился сын, которого назвали Матвеем. Жизнь будущей старицы стала еще сложнее - к проблемам мужа-инвалида добавляется еще одна - чахотка. Меж тем землю, принадлежавшую семье, нужно было обрабатывать, получать с нее хоть какой-то доход, чтобы платить оброчную подать. В то время она составляла 3 рубля 86 копеек в год с земельных владений Матрены и 1 рубль 79 копеек с земли (1 и 14/16 десятины) ее мужа Василия. Деньги это были достаточно большие. Для сравнения - столько за месяц зарабатывала женщина-служанка. Необходимо было выполнять и другие повинности, например, дорожную. Вероятнее всего, именно с последней связаны воспоминания Матрены Гавриловны о том, как ей по ночам в темноте с маленьким сыном на руках приходилось трудиться на паромной переправе, перенося страх и холод. Перед самой кончиной мужа в 1886 году положение стало настолько затруднительным, что Матрена решается продать свою землю. В «Списках четвертных подворных владельцев земли Муравлевской волости Курского уезда на 1886 г.» напротив имени Матрены Гавриловны значится: «От сей владелицы земля перешла 4 и 1/16 десятины с оброчной податью 3 р. 86 коп. Кузьме Гранкину по купчей крепости».

После смерти мужа Матрену поджидает непростая вдовья доля. И хотя свекровь Гликерия Пантелеймоновна всячески ее поддерживала и впоследствии даже подарила своей невестке дом, трудно предположить, что дальнейшая жизнь Матрены Зориной была легкой. Ушли в прошлое унижения и обиды, но оставался каждодневный тяжелый труд в заботах о хлебе насущном.

Меж тем подрастал сын, которому безграмотная женщина, поднимавшая ребенка в одиночку, решила обязательно дать образование. Тяжелое полуголодное детство не могло не повлиять на Матвея - Матрена Гавриловна переживала, что он плохо усваивал знания в церковно-приходской школе. Она усердно молилась за него и с благословения отца Григория, служившего в этот период законоучителем муравлевской школы, взяла на себя дополнительный подвиг поста. Теперь она постилась не только в среду и пятницу, но и в понедельник.

Усердные молитвы матери Богом были услышаны: мальчик успешно заканчивает три класса муравлевской церковно-приходской школы. Матрена Гавриловна отдает его на обучение известному курскому купцу Наумову, владевшему магазинами в Курске и складами на станции Полевой. У него Матвей постигает торговое дело.

На богомолье

По воспоминаниям внучки монахини Мисаилы Маргариты Лифановой, бабушка рассказывала о том, что на пути в Иерусалим им пришлось задержаться в Одессе - не выпускали из порта из-за восстания на корабле. Скорее всего, речь идет о восстании на броненосце «Потемкин», которое произошло в июне 1905 г. Для подавления матросского бунта потребовалось немного времени, но все южные порты оказались парализованными надолго.

Самой Матрене Гавриловне в 1905 г. было 44 года, сыну Матвею - 21 год. Закончено его образование, получена дающая пропитание профессия. Поскольку Матрена Гавриловна к этому времени земельного надела уже не имела, то у нее не было и никаких обязательств перед сельской общиной.

Матрена Зорина отправилась на Святую Землю не одна, а со знакомой девушкой. Курский губернатор, узнав об их намерении, дал 50 рублей золотом на дорогу.

Однако, получив на руки достаточно большие деньги на путешествие, женщины совершают свой путь пешком. Почему? Во-первых, ездили к святым местам в основном люди богатые. Во-вторых, у крестьян было собственное отношение к богомолью - оно считалось делом богоугодным, но для этого само путешествие должно быть многотрудным. «Путь на лошадях в летнее время считается предосудительным, - написано в одном из сообщений в Этнографическое бюро, - так как крестьяне, отправляясь на богомолье, имеют в виду, кроме поклонения святыням, еще потрудиться и постранствовать в дороге».

Шли группами по 10-15 человек. Среди богомольцев обязательно был человек, знающий дорогу, ночлеги на ней и монастырские обычаи - путь паломников лежал от одного монастыря к другому, постепенно приближая к цели путешествия.

Путешествие в Иерусалим из Курска занимало до нескольких месяцев, особенно если паломники шли сначала в Киев. Это был проторенный путь. На пути паломников «обязательными» для посещения были два монастыря, относившиеся к Курской епархии, - Рыльский Свято-Николаевский монастырь и Глинская пустынь. В первый заходили, чтобы попросить благословения у покровителя всех путешествующих - Святителя Николая Чудотворца. Второй посещали как главный духовный центр России. В Глинской пустыни уставом было утверждено старчество.

Внучка подвижницы Людмила Матвеевна со священником Александром у иконы Божией Матери «Троеручица».

Матрена Зорина, как и большинство русских паломников, ступила на Святую землю в порту Яффы. «А в Турции наш пароход встретили полицейские, и все в красных шапочках, - вспоминала Людмила Соколова рассказ матушки Мисаилы. - Ее умиляли эти «красные шапочки», и она улыбалась». Речь идет о кавасах, проводниках Императорского Палестинского Общества, которые одновременно выполняли роль гидов и охранников.

Она готовилась к постригу на Святой Земле. Все дни проходили в молитве и послушании. Вот-вот цель будет достигнута, однако Господь распорядился иначе… Это случилось в праздник Крещения Господня, когда почти весь Иерусалим перекочевывал на Иордан для освящения воды. Матрена Гавриловна увидела во сне, что ее заливает водой, и какой-то голос сказал: «Вернись на Родину, ты там нужна». Что это? Искушение? Она рассказала о своем сне священнику, и вместе они стали молиться о вразумлении. Сон повторился. Если в первый раз вода заливала женщине только ноги, то во второй она дошла до пояса. И все тот же голос повторял: «Вернись на Родину, ты там нужна». Уверившись, что это Божья воля, наставник благословил ее возвратиться в Россию. Матрена Зорина подчинилась. А ее подруга осталась на Святой Земле, став монахиней, - об этом матушка Мисаила будет говорить на склоне своих лет: «Готовит мне моя подружка место в Иерусалиме», - соединяя в своих словах Иерусалим земной и небесный.

Возвращение на Родину

Перед нами встает вопрос о постриге подвижницы. Во всех источниках мы встречаем приблизительно одну и ту же фразу о кипарисовом сундучке, в котором будущая старица привезла вместе с иконами, серебряным крестом, камешком и шапочкой (скуфьей) монашеские одежды. Значит ли это, что ее постригли в Иерусалиме и отправили домой, поскольку она была «нужна в России»? Все не так просто.

Вскоре по возвращении Матрену настигла тяжелая болезнь, в результате которой, как говорили в народе, она «обмерла». Женщине, очнувшейся в гробу и напугавшей читавшего над ней Псалтирь псаломщика, явилась Богородица в образе «Троеручицы». Как рассказывала впоследствии старица, Божья Матерь, стоявшая в святом углу как будто в облаке, сказала: «Милая моя, много ты пострадала, много ты претерпела, а теперь, где ты будешь, там и Я буду, где твоя нога ступит, там и Моя».

Есть ли на Матрене Зориной, лежащей в гробу и готовящейся покинуть грешную землю, монашеское облачение? Если бы его узрели очевидцы - об этом говорили бы и в родном селе, и в Курске. Но вплоть до 50-х годов прошлого века для большинства людей церковный статус Матрены Зориной оставался тайной - для всех она была «женщиной, которая обмирала», бабушкой, которая лечила и предсказывала, а для односельчан - Матреной Гавриловной или по-деревенски - Гаврилихой. Становится очевидным, что постриг в 1905-1906 годах в Иерусалиме совершен не был.

Была ли Матрена Гавриловна к тому моменту, когда о ее прозорливости стало известно людям, пострижена в рясофор, на сегодняшний день неизвестно.

Зато до нас дошли устные предания о том, что после возвращения со Святой Земли она продолжала поддерживать связь со своими иерусалимскими наставниками. Односельчане рассказывали, что до революции к ней не раз «приезжали монахи из Иерусалима», ее жилище на Морозовской горке даже получило название «монахов дом». Эти рассказы можно было бы отнести к легендам. Однако о визите заграничных гостей в Муравлево можно говорить с уверенностью в связи с появлением у Матрены Гавриловны иконы Божией Матери «Троеручица».

Обращаем внимание, что монахи привезли Матрене именно тот образ, в котором явилась ей Божья Матерь во время «обмирания», что само по себе уже является благословением.

Если предположить, что постриг был совершен в период между явлением Матрене Гавриловне Божией Матери и первыми публичными случаями проявления прозорливости, то использовать Божий дар для помощи людям она стала уже будучи инокиней.

В рясофор Матрену Зорину могли постричь приезжавшие в Муравлево монахи из Иерусалима, возможно, из монастыря Саввы Освященного.

А икона Божией Матери «Троеручица» около двух десятилетий находилась в домашнем иконостасе монахини Мисаилы.

Когда семью старицы раскулачили и стали грабить дом Зориных, соседка Прасковья Ивановна чудом спасла икону. Она хранила ее у себя, а затем по просьбе матушки Мисаилы образ был передан в сельский храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». 2 августа 1937 года Скорбященскую церковь в селе Муравлево закрыли, а в 1941 г. разрушили. Прихожанам удалось спасти иконы от поругания и спрятать. Второй раз иерусалимскую икону спасла псаломщица Варвара Васильевна Зацерковная. По свидетельству Зинаиды Зориной, в какой-то период она хранилась на чердаке «у местного жителя Ивана Палыча» и там обновилась. В 1944 году в селе Зорино Бесединского района вновь была зарегистрирована религиозная община, появился молитвенный дом. Туда селяне вернули спасенные иконы и церковную утварь, а вместе с ними и «Троеручицу», которую поместили на перегородку между клиросом и молящимися.

4 января 1961 года курским облисполкомом было принято решение о снятии с регистрации религиозной общины в Зорино и изъятии у нее всего церковного имущества. Все иконы, книги, сосуды, подсвечники из молитвенного дома были перевезены в ближайший действующий храм. Так икона «Троеручица» оказалась в Знаменском храме с. Колодное Бесединского района Курской области, где пребывает по сей день.

По благословению Митрополита Германа для возрожденного в Муравлеве храма был написан список с иконы «Троеручица». 11 июля 2013 года он освящен в Знаменском храме с. Колодное и Крестным ходом принесен в храм в Муравлево. Каждую субботу перед образом служатся молебны с акафистом.

А сама иерусалимская икона ежегодно 11 июля, в день празднования иконы Божией Матери «Троеручица», прибывает Крестным ходом на родину старицы в Муравлево и гостит в храме во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в течение двух недель до 25 июля - второго дня празднования иконы. В эти дни сюда приезжают паломники, чтобы поклониться святому образу.

Божий дар

В Первую мировую войну в дом Матрены Гавриловны уже вовсю приходили женщины, чтобы узнать о судьбах мужей, братьев, отцов, ушедших на фронт. Александр Шеховцов рассказал о своей бабушке Прасковье Григорьевне: «Во время Первой мировой войны ее мужа забрали на фронт, и долгое время не было никаких известий, а у бабушки на руках остались двое детей. Она, не выдержав неизвестности, пошла за советом, как поминать мужа, за упокой или о здравии. Матушка ответила, что будет хорошее известие и два благословения. Вскоре с фронта от мужа пришло письмо: он жив и шлет в подарок два крестика».

Но война войной, а в курской глубинке сеяли хлеб… и играли свадьбы. Как не ошибиться в выборе мужа, ведь от этого зависит вся дальнейшая жизнь.

«Матушка Мисаила предсказала будущее моей маме Пелагее Георгиевне Деминой, - рассказывала Марина Синякова из с. Колодное. - Это произошло примерно в 1915 году. Мама пришла из Гуторова за советом, выходить ей замуж или нет. Та ответила: «Выходи - будешь семечками торговать». И действительно, жизнь мамы в замужестве была очень трудной. Во время коллективизации их раскулачили и все отобрали, двое сыновей погибли в войну. Одна беда следовала за другой».

Как старица «получала» ответы на все эти непростые вопросы? Воспоминания и свидетельства говорят о том, что матушка Мисаила всегда много молилась - это утренние и вечерние многочасовые правила и безконечная молитва по четкам, которые она не выпускала из рук, земные поклоны, исчислявшиеся сотнями. Людмила Соколова вспоминала радостные слова бабушки: «Я за тебя, внучечка, 100 поклончиков положила». Иногда, оставив посетителей, она выходила в соседнюю комнату или в сад, чтобы помолиться и положить поклоны.

Перед тем, как дать ответ, углублялась в молитву, закрыв глаза или обратив взор к иконе Божией Матери в святом углу. По свидетельствам родных, речь идет о венчальной иконе Матрены Зориной - образе Божией Матери «Знамение». О нем она говорила: «Эта икона чудотворная, положите перед ней пять поклончиков - и Матерь Божия исполнит ваше желание».

Иносказательного в ее словах было немало. Жители соседних деревень, зная об этом, с трепетом ожидали, что она им подаст: если, например, луковицу - значит, впереди слезы, белый хлеб - жизнь будет богатой.

«Лазарева Надежда Акимовна часто бывала у матушки Мисаилы - ходила к ней советоваться, - поведала Галина Чичерина. - Было время, все собирались ехать жить в город. Надежда Акимовна тоже засобиралась. Пошла к матушке на совет, а по дороге думает: если про белый хлеб скажет - значит, буду жить в городе, если про черный - в деревне. Матушка вышла к ней и говорит: «Белый хлеб, конечно, вкусный, а ты кушай черный хлебушек - он сытнее». Так она и осталась жить в деревне».

Если дело, с которым приходили к старице, было полезное, она давала благословение, если знала, что делать чего-то не надо, то пришедшие слышали: «Совета не даю, воли не отнимаю». Многие на своем опыте впоследствии убеждались, что лучше было послушаться. Вот рассказ Галины Сотниковой из д. Барышниково: «Бабушка Осипова Екатерина Пантелеймоновна всю жизнь прожила в Хвостове. Она в 13 лет осталась сиротой. От матери ей остались в приданое домотканые дорожки, холсты. Нашелся жених Антон Иванович, он преподавал в полевской школе. Это было перед революцией. Она пошла к Матрене Гавриловне: «Матушка, находится мне жених, дайте совет». - «Куда ветер дунет, туда и он, - был ответ. - А свекровь, если вдруг выйдешь, как спичка, ей не уладишь слово сказать». - «Бабушка, я же сирота, мне деваться некуда, куда я со своим приданым - жить негде…» - «Ну, как хочешь! Совета не даю, воли не отнимаю». Вышла замуж, троих детей родила, а муж гулял. В 37 лет он совсем семью бросил…»

Помогала Матрена Гавриловна людям и в болезни. Нина Кирсановна Беседина из д. Кизилово Курского района вспоминала: «…сестра Александра тяжело болела, лежала в больнице. Была очень слабая, еле дошли с ней к матушке. Она положила руки ей на голову, потом помолилась и сказала, что та дойдет до дома легко. Так и пришла домой - легко-легко. А ведь перед этим Александра спрашивала себя, как же она домой доберется».

Прибегала старица к помощи имеющихся у нее иерусалимских святынь - камешка и шапочки, давала людям святую воду и просфоры. По ее молитвам и трудам и давались Богом исцеления.

Предположительно, в этот период состоялось знакомство Матрены Зориной с врачевателем души и тела - будущим Святителем Лукой (Войно-Ясенецким). С 1905 г. по 1908 г. он трудился земским доктором в селе Верхний Любаж Фатежского уезда Курской губернии, а затем в самом Фатеже. Период его работы совпал с эпидемий брюшного тифа, кори и оспы, и ему приходилось ездить по районам, охваченным эпидемией. Молодой и деятельный врач Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий быстро становится большим авторитетом, к нему обращались крестьяне Курской и соседней Орловской губернии. Столь популярные в народе люди, проживающие на расстоянии 100 километров, не могли не знать друг о друге, и скорее всего в этот период они познакомились.

Старица и святитель поддерживали духовную связь до середины прошлого века, когда ушла из жизни монахиня Мисаила. «Присылал письма и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) из Симферополя; он прислал бабушке свою фотографию, которая сохранилась до сих пор, - вспоминала Людмила Соколова. - Письма хранить не могли, после ответа сжигали».

В семье бережно хранится фотография святителя с надписью «Старице Мисаиле на молитвенную память. Архиепископ Лука 12-IV. 50» и почтовая карточка, на обратной стороне которой рукой архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) написано: «Монахине Мисаиле, Захарию и Анисии мир и благословение и благодарность за добрую память и заботы о моем здоровии, которое понемногу улучшается. Архиепископ Лука. 30-XII. 52».

В то время, когда все знали ее как Матрену Гавриловну, а односельчане звали просто Гаврилихой, Святитель точно назвал ее: «монахиня Мисаила» и «старица».

Кто такие Захарий и Анисия, упоминаемые в одном из посланий? Точно это неизвестно.

Молитва о сыне

В 1905 году ее сын Матвей решает уйти в монастырь. «Бабушка рассказывала, как ей было тяжело, когда папа без ее согласия в 22 года ушел в монастырь. Пять лет провел в монастыре, был рясофорным монахом», - свидетельствовала Людмила Соколова.

Матвей Зорин быстро был пострижен в рясофор. В семейных архивах сохранилась его фотография в подряснике и клобуке.

Пройдя у купца Наумова путь от мальчика на побегушках до приказчика, Матвей использовал свои знания и опыт в монастыре, исполнял послушание эконома и обезпечивал материальную сторону жизни обители. Благодаря своим коммерческим навыкам он смог приобрести ткани, чтобы сшить облачение для братии «по полному чину». До этого такой «роскоши» монахи себе позволить не могли.

Инок желал поскорее перейти на следующую ступень монашества. Он просил благословения на постриг в мантию, но игумен всё откладывал… Меж тем у красавца-инока неожиданно появляется поклонница, девушка из купеческой семьи Сафроновых, живущей за счет содержания городских бань в Пскове. Люди религиозные, они регулярно ходили на монастырские богослужения, и старшей дочери Марии очень понравился видный, рослый монах. Инок тоже обратил внимание на красивую девушку, однако по-прежнему считал, что его призвание - монашество, и снова направился к настоятелю с просьбой о постриге в мантию. Игумен вновь отказывает, и Матвей решается на уход из монастыря. Случилось это в конце 1910 - начале 1911 г.

Нужно помнить, что до революции в народе постриг в рясофор не рассматривался как уже монашеский, поскольку не произносились монашеские обеты, и уход из монастыря рясофорных иноков был не таким уж редким делом.

Матвей попросил у матери благословение на брак с Марией. Матрена Гавриловна пыталась отговорить сына, но, увидев тщетность усилий, благословила. Была богатая свадьба, молодые, обвенчавшись в Казанском соборе Санкт-Петербурга, поселились в Пскове. О свадьбе старица рассказывала младшей внучке Людмиле Соколовой: «Да, внученька, все обряды церковные не человеком, а Богом установлены, потому они так радуют душу. Я вот тоже помню свадьбу моего сыночка в Петрограде. Сынок за мной приезжал, чтобы я их там благословила. В Казанском соборе они венчались. А собор этот - чудо Божие. Господи, когда шла невеста, и хор запел «Гряде голубица…», зажглись все люстры, будто осветило ее солнце, и она высокая, красивая, вся в белом! Двое деток поддерживали края ее подвенечного платья, а она, казалось, будто плыла по церкви. Все застыли, такая это была красота! А уж что обо мне говорить: слезы лились и от радости, и от печали, я молилась и просила Господа не оставить их».

Родными упоминаются еще два города, где жила семья Матвея Зорина - Санкт-Петербург и Пятигорск. Матушка Мисаила ездила посмотреть, как устроились молодые, и рассказывала, какой богатый у них дом.

Матушка Мисаила в кругу семьи. На снимке слева - ее сын Матвей Васильевич Зорин.

Первенец Матвея и Марии Зориных Владимир появился на свет 4 октября 1912 г., позже родилась дочь Нина.

Революция вихрем ворвалась в жизнь семьи и внесла свою долю бед и страданий. Матвей Васильевич вернулся в родные места. Ему пришлось оставить не только удобную отлаженную жизнь, но и собственное дело, которым занимался, и спрятаться от красного вихря в курской глубинке. Его супруга Мария Владимировна теперь учительствовала в муравлевской школе. Глава семейства «работал в военкомате по распределению призывников». Он перенес дом, подаренный Матрене Гавриловне свекровью, в новое живописное место у подножия холма, рядом луг и речка - в то самое место, которое матушка называла «ценное-драгоценное». Начал строить собственное жилье.

Однако семью постигло несчастье - во время третьих родов от кровотечения умерла Мария. На руках мужа остались трое детей, в том числе новорожденный ребенок, нуждающийся в особой материнской заботе (по некоторым данным младенец Александр умер в 8 месяцев от кишечной инфекции). Вскоре Матрена Гавриловна благословляет сына жениться на местной учительнице Александре Василевской, выпускнице Курского женского епархиального училища.

Выбор не был случайным. Матвей Васильевич, уйдя из монастыря в мирскую жизнь, совершил тяжкий грех. По словам родных, он прекрасно это осознавал и со смирением принимал выпавшие впоследствии на его долю испытания. А Александра Афанасьевна имела отличное религиозное воспитание и замечательные корни… «Мама из семьи священнослужителей: и дедушка, и отец ее - священники. А дядя Амвросий - наместник Киево-Печерской лавры, архимандрит», - рассказывала о семье Людмила Соколова.

И Александра Афанасьевна оправдает надежды своей свекрови. Пройдя через горнило нечеловеческих испытаний, она останется любящей и смиренной женой и матерью, верной келейницей монахини Мисаилы, а в конце жизни (1989 г.) и сама примет постриг.

В 1922 году родился первый общий ребенок Матвея и Александры Зориных - Тамара, в 1923 г. - Маргарита, в 1925 г. - Людмила.

Супруги вместе пройдут и через раскулачивание, и через войну. Выдержат испытание ссылкой в лагеря главы семейства, голод и неустроенность после его возвращения из ссылки.

Для спасения Матвея Васильевича на семейном совете было решено пожертвовать приданым старшей дочери Нины. Возможно, это сыграло свою роль в том, что Матвей Васильевич, сосланный в 1929 году, вернулся из мест, не столь отдаленных, уже в конце 30-го, менее чем через два года. В декабре он поступил на работу на строящийся Харьковский тракторный завод.

Дети рассказывали, что отец вернулся физически больным и душевно надломленным. Он много лет перед сном складывал у постели свои вещи на случай, если за ним придут… Поселился в с. Новопокровка Чугуевского района Харьковской области. Вскоре сюда перебралась семья. «Ни одним словом никто не проговорился, что папа досрочно освобожден из ссылки в Нижнем Тагиле без права жительства на родной земле. Ему разрешили проживать за 41-м километром от Харькова. Но устроиться на работу он нигде не мог. Ему предложили, чтобы получать карточки на семью, рыть канавы для будущего Харьковского тракторного завода». Приходилось выживать в 12-метровой кухне ввосьмером. За полтора года сменили восемь таких кухонь - никому не была нужна такая большая семья. Потом стало чуть легче. Лидия Владимировна устроилась учительницей в Чугуеве. Володя поступил в гидротехнический институт, Нина - в полиграфический, и получили место в общежитиях. А когда Александру Афанасьевну взяли на работу в Ново-Покровскую неполно-среднюю школу, семье разрешили занять пустующий дом. «Мы поняли, что это дом таких же изгнанных из своих стен, как и мы. Дом был большой: четыре большие светлые комнаты, но устроились мы в одной, скорее всего, в кухне. Зима была холодная. Дров не было».

С началом Великой Отечественной войны семья снова будет голодать. Внучка старицы Маргарита Лифанова (Зорина), жившая в это время с бабушкой в Муравлеве, вспоминала: «Во время оккупации мама пришла из Харькова и рассказала, что папа пухнет от голода и его надо срочно оттуда вывозить. И меня бабушка благословила ехать за отцом».

Итак, вся семья во время фашистской оккупации Курской области слетелась под крыло старицы.

Александра Афанасьевна стала келейницей монахини Мисаилы, а Матвей Васильевич начал заботиться о молитвенном доме в Муравлеве. Он будет вести все денежные и «бумажные» дела, противостоя его закрытию. Согласно регистрационным документам Скорбященской церкви села Зорино Бесединского района, он был членом церковной и ревизионной комиссий, а по сути - казначеем храма. А матушка Мисаила поддерживала молитвенный дом материально. На ее средства в нем проводились ремонты.

В конце жизни Матвея Васильевича будут ждать новые испытания - откажут ноги. Он умер в январе 1959 г., спустя пять лет после смерти матери, как она и предсказывала…

С уходом Матвея Васильевича в 1960 году переведут в другой приход священника. Хлопотать о новом будет некому, а в январе 1961-го снимут с учета и сам приход…

Справку о реабилитации Матвея Зорина его семья получит лишь в 2013 году с помощью инициативной группы по изучению фактов жизни монахини Мисаилы.

В пору гонений

В период НЭПа Матвей Зорин открыл в собственном доме «керосиновую» лавку, где продавались незамысловатые, но столь необходимые в крестьянском быту вещи. Жизнь понемногу налаживалась. Буквально до конца 20-х годов она была хотя и тревожной, но относительно благополучной.

«Я любила бабушкин домик, - рассказывала о детских впечатлениях внучка монахини Мисаилы Людмила Соколова. - Бабушка перебирает четки: значит, она молится… Там всегда уютно, чисто и спокойно. Большая комната светлая, два окна во двор и три на улицу. С правой стороны от двери стояло пианино мамы крестной. Стол и диван, в углу бабушкина икона - большая, красивая «Троеручица» - и перед ней всегда горящая лампада. В бабушкиной спальне стояла кровать, в святом углу - икона Спасителя и тоже день и ночь горящая лампада; рядом с кроватью - кипарисовый сундучок из Иерусалима. Запах от него был нежный и очень приятный».

Но сгущались тучи вокруг семьи Зориных. В 1929 г. арестован брат Александры Зориной Алексей - из лагеря он уже не вернулся. А в конце того же года и вся семья попадает под раскулачивание. «Какая-то общая тревога в доме передавалась и детям. Непонятные разговоры за самоваром приглушенными голосами, потом какие-то люди увели корову и папиного рысака», - вспоминала Людмила Соколова. А однажды «вдруг резко открылась дверь, и на пороге появились два милиционера, а в середине папа. Мы смотрим, испуганные, на этих чужих людей. Папа поцеловал Тамару и Риту, я хотела броситься к нему, но милиционер взял папу за плечо и не дал даже обнять меня. У папы на глазах были слезы». Матвея Васильевича арестовали и отправили в нижнетагильскую тайгу на лесоповал.

Монахиня Мисаила с невесткой Александрой незадолго до своей кончины в 1953 г.

Матрена Гавриловна молилась за сына: «…видим в окно - стоит наша бабушка, высокая, будто застывшая, молчаливая и смотрит в ту сторону, куда отвели папу». Старица знала, что настало время испытаний и потрясений для оберегаемой ее молитвами семьи. Она и сама едва не попадает под жернова страшной мельницы, перемалывающей всех без разбору. Предупрежденная о непрошеных гостях, она целый день пряталась в сарае соседки Прасковьи Ивановны. А вечером Александра Афанасьевна проводила ее на станцию в Полевую, и она уехала в Курск.

В архивном фонде «Бесединский районный исполнительный комитет Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов» в списке лиц, лишенных избирательных прав и раскулаченных по Муравлевскому сельскому совету за 1930 год значатся: «Зорин Матвей Васильевич, пол муж., причина лишения - торговец, раскулачен в 1929 году, как торговец, сельским советом» и «Зорина Александра Афанасьевна, пол ж., причина лишения - жена торговца».

Дом начали разрушать на глазах - ту часть, где находилась лавка Матвея Васильевича, снесли. Семья в буквальном смысле осталась без крыши над головой. Дети вспоминали, как, сидя в комнате, видели звездное небо. Пришлось перебираться в бабушкин дом. Односельчане пытались растаскивать вещи: «Подъехали подводы, и люди стали бросать туда все, что им попадало под руки…»

Арест и ссылка ожидали и Александру Афанасьевну. Ее спасли только Божье чудо и жалость молоденького милиционера, пришедшего ее арестовывать. «Вместе с детьми?» - только и спросила мама, а сама бледная, как мел. Он растерялся: «Хорошо, давайте договоримся: я Вас не застал. А Вы уедете на две недели в город, я еще раз зайду и сообщу, что Вы выехали».

Вернувшейся домой Александре Афанасьевне еще долго приходилось вздрагивать от каждого стука. Она вспоминала, как, дрожа от страха, сидела в темном доме, обняв детей, и ждала своей очереди - родственников раскулаченных собирали на подводе. Когда подъехали к их дому, решили, что там никого нет, и проехали мимо.

Позже дети вспоминали, как ели мерзлую картошку. Помогала соседка Прасковья Ивановна, которая приносила младшим молоко и продукты. Какое-то время они скитались в Полевой…

Возвращение в Муравлево

В письме, надиктованном для сына Матвея, старица сообщала: «Хочу с помощью Божией и с помощью бунинского священника отца Михаила построить себе домик хоть с одним окошком. Надоело мне скитаться по людям».

Господь устроил так, что свой угол появился у старицы в ее родном Муравлеве. Удивительно, но именно в зловещем 1937 году, когда гонения в стране достигли своего апогея, она добивается разрешения на строительство домика. Помог ей председатель колхоза. С его помощью она приобретает два амбара, а отец Михаил Халин и псаломщик Максим из с. Бунино строят ту самую легендарную маленькую кухоньку с сенями и кладовой. Наконец на 77-м году жизни матушка Мисаила нашла приют. Спала на печке, в печке готовила еду. В основном это были каши. Окружала старицу незамысловатая мебель, также сделанная руками батюшки Михаила: столик, скамья для посетителей, табуретка…

Почему в годы гонений на Церковь монахине Мисаиле, к которой шел непрестанным потоком народ, удается избежать ареста? Возможно, отгадка лежит в словах Людмилы Соколовой: «Среди гостей бабушки была и жена секретаря обкома, которая всегда приезжала на машине ночью, и никто, кроме нас, никогда не знал об этом визите. Мужа ее вызывают в Москву, он боится: это его вызывают, чтобы снять с должности. Но бабушка сказала: «Вернется с наградой».

Загадочным секретарем обкома был Доронин Павел Иванович, руководивший Курской областью в 1938-1948 годах. Руководить регионом его назначили в 29 лет. И страхи его жены были обоснованными.

Тогда никто не был застрахован не только от того, что его снимут с должности по чьему-либо доносу, но и от сталинских лагерей.

В суровые военные годы

В 1937 г., строя свою маленькую кухоньку, монахиня Мисаила поставила сруб дома. Люди удивлялись, зачем он ей одной, и кухоньки мол хватит. Она отвечала: «Сыночку пригодится». Семья действительно собралась в Муравлеве, когда началась война.

Впервые слово «война» старица произнесла незадолго до ее начала. «Когда я окончила школу, пришла к бабушке за советом, как быть, куда идти… - рассказывала внучка Маргарита. - Вот тогда-то бабушка и предсказала войну - в то время, когда об этом и думать боялись: «Ох, деточка, поступай, если успеешь, а то, как война начнется, вас, девочек, и без экзаменов возьмут». В 1941 году Маргарита Зорина поступила в Харьковский железнодорожный институт.

В октябре 1941 г. в Муравлево вошли отступающие советские части. Военные, чтобы люди вовремя эвакуировались, предупредили жителей, что здесь будет линия фронта. «Бабушка, куда же мы пойдем?» - с тревогой спросила старицу внучка. «Сегодня ночью наши части отступят». Действительно, ночью войска оставили село.

«Миленькие, мы победим!» - говорила старица. «Бабушка, как победим, мы уже уходим за Воронеж?!» - «Деточка, немцы побегут - портки будут терять». В ее словах была такая уверенность, что люди этой верой жили. Красноармейцы ночевали, прижавшись друг к другу, в ее маленькой кухоньке, половину которой занимала русская печь, на которой спали она и ее внучка Рита. Естественно, спрашивали ее солдатики о своем будущем, останутся ли в живых. «Матушка в ответ кому давала крестик, а кому - часть просфоры». Конечно, волновал их исход войны. «Бабушка находила слова поддержки в силу данного ей чудесного дара: «О, непутевые, мы победим - у Бога всего много».

Как жила в этот период сама старица, узнаём из воспоминаний внучки Риты: «Зимой вода в ведре промерзала насквозь. Пойду, наберу веточек, протопим и спим на печке - один бок согрелся, другой - замерз. Бабушка в жизни никогда не жаловалась и никого не осуждала, все молилась и мне всегда говорила: «Детка, молись!».

---

Из советов старицы Мисаилы

Один человек может всех спасти, а может и погубить. На войне, когда командир ставит солдат в ряд, чтобы в бой идти, у каждого спрашивает: «Веришь, что мы победим?». Солдат отвечает: «Верю!». И другой - так же, и третий, а если кто усомнится, все могут погибнуть. Вот что такое вера.

Бранью брань не прекратишь, только больше озлобишь, это как огонь огнем тушить. Надо терпение иметь, она ругается, а ты потерпи, а сама отойди от нее и умом помолись. Скажи: «Господи, слава Тебе за всё, дай Господи, ей здоровья и прости нас обеих». Посмотришь, и тебе радостно будет, и ей, и будете беседовать без обиды, будто и не ругались вовсе. Надо любить - людей.

---

Она советовала молиться солдатским матерям и женам, приходившим узнавать о судьбах мужей, и даже детям. Анастасия Ивановна Гуторова переживала, поскольку от сына с фронта не было вестей. Монахиня Мисаила успокоила женщину: он жив, скоро придет домой. А что вестей не было - так это после тяжелого боя. Все воины полегли, только ее сын остался в живых - «пуля летела, его не тронула, поскольку ты в это время перед Божией Матерью на коленях стояла».

В воспоминании Маргариты Лифановой мы лишь краешком глаза можем заглянуть в духовный мир старицы и почувствовать глубину ее молитвы: «Помню, тоже в войну, лежу я в ее келейке, мучаюсь от зубной боли. Темно, холодно. Только свет от лампады перед образом Матери Божьей да маленькая бабушкина фигурка в черном перед нею. Я охаю и слышу бабушкины слова: «А ты помолись Антипе Угоднику, и я помолюсь». И опять тишина, только шепот бабушкиных молитв».

Прозорливость матушки Мисаилы спасла Екатерину Гранкину. Ее сын Вячеслав Гуторов рассказывал: «В 1943 году маме полицай прострелил обе ноги за то, что она ему сказала: «Вы - немецкие прихлебатели и продали свой народ». В больнице маме вытащили пули, а затем родные отвезли ее к Мисаиле, и та сказала, что мама выздоровеет, но если хочет остаться живой, то в больницу пусть не возвращается. А через два дня больницу разбомбили». Похожая история произошла с 14-летней Зинаидой Зориной: «Я была на улице, а тут бежит полицай: «Марусю не видели?». Мы, конечно, отнекиваться стали, что же мы соседку выдадим? Он злющий, стал пистолетом размахивать и выстрелил. Пуля рикошетом попала мне в колено… Наши каждую ночь бомбили оккупированный Курск. Врачи посоветовали родителям забрать меня домой… Мама переживает - надо же в больницу, ребенок лежит неподвижно. Пошла к матушке, а та говорит: «Если хочешь, чтобы твоя дочка тебя похоронила и в возрасте преклонных лет, то вы ее никуда не повезете. А если хочется одной умереть, то везите, везите! Если вы ее никуда не повезете, она и без палочки всех перетанцует». А через несколько дней ту больницу разбомбили, и все, кто в ней были, погибли. А я, благодаря бабушке Мисаиле, почти до 80 лет и дожила. Вечная ей память! А маму я хоронила, когда мне было уже за 50. И с палочкой я ходила всего полгода. Мальчишки-одноклассники палку у меня отобрали, сказали, что нечего привыкать - и так хорошо хожу. Я потом и плясуньей была. Откуда матушка все знала?»

Екатерина Дурнева из с. Любицкое Медвенского района рассказывала: «В 1942 году пошли и мы с кумой Татьяной Константиновной Акатовой. Посетителей у матушки было много. Когда мы вошли, она, взглянув на Татьяну, сказала ей: «А ты что пришла?». Кума ответила, что узнать о муже. На это матушка Мисаила ей: «Он у тебя дома». Кума не могла понять, как это может быть, но, когда вернулась домой, увидела, что матушка Мисаила сказала правду, муж действительно был дома. Он сражался в партизанском отряде и после боя тайком навестил родных».

Клавдия Ивановна Демина из д. Букреевка Солнцевского района вспоминала: «В 1941 году муж мой служил в армии пограничником на польской границе. В первые часы войны были приняты бои именно пограничниками. Попал в плен. Никаких известий до декабря не было, и пошла я к матушке узнать, жив он или нет. Она приняла меня и сказала, что будет через недельку слушок. Так и случилось, через неделю мой муж - Демин Иван Андреевич с другом Удаловым Петром Ивановичем, уроженцем Рязани, бежали из плена и вернулись домой. А муж мой после войны рассказывал, как перед боем на Курско-Орловской дуге видел матушку во сне, хотя он ее ни разу наяву не видел. Вечером перед сном он попросил Бога показать, что будет с ним в бою, и ему представилась матушка. Вроде он бежит, а перед ним проваливается мост. И ему матушка говорит: «Сынок, прыгай, ты молодой, перепрыгнешь». Он прыгнул и повис на одной стороне разбитого моста. Утром в бою он был ранен, но остался жив, хотя до самой смерти (1993 г.) ходил с костылем».

На отца Аллы Зориной пришла похоронка. «Мать собрала детей и с плачем бросилась к старице. «Он жив, - сказала матушка Мисаила. - Не волнуйся - придет». А через день-другой - еще одна похоронка. «Мама опять пошла к матушке Мисаиле: «Как он придет, если снова пришла похоронка?!» - «А ты не думай, а верь тому, что он придет». Мама вернулась домой, а утром, часов в пять - стук в окно. Все бросились к окнам - отец пришел. Снова отправилась в Барышниково: «Прости, Матрена Гавриловна, что я такая маловерующая».

Агафью Еськову старица предупредила, что муж «придет раньше, чем война закончится, а жить она с ним не будет. Он действительно пришел раньше, потому что был контужен. А на Филипповку (Рождественский пост) умер».

«Бабушка Осипова Екатерина Пантелеимоновна всю жизнь прожила в Хвостове, - рассказывала Галина Сотникова. - Сыновья воевали под Сталинградом. Перестали приходить от них письма, и бабушка побежала к Матрене Гавриловне. Та посмотрела на икону Божией Матери, которая висела у нее в углу, закрыла глаза, посидела так, а потом начала говорить: «Дети твои у Бога. Иди с Богом - скоро получишь весточку». Слушая рассказы бабушки, я не понимала, что это значит. Прошло несколько десятилетий, прежде чем из книг узнала, что души погибших на поле брани за правое дело попадают в рай».

Часто истории, рассказанные очевидцами или их родственниками, кажутся невероятными. Кто мог подумать, что женщины из Полевой будут ходить спасать пленных мужей и устраивать им побег! Надежда Борисова свидетельствует: «В 1942 году мой папа Сергей Григорьевич попал в плен. Лагерь для военнопленных был на Украине - об этом маме рассказала одна женщина. Мама пошла к Матрене Гавриловне за советом. Та ей не посоветовала ходить, но мама ослушалась. Через полицая ей удалось устроить отцу побег, но уже недалеко от дома их встретил полицейский патруль, и папу снова арестовали».

Как не посочувствовать горю маленькой девочки Нины Лушниковой и ее сестры Анны из с. Тереховка Тимского района. В 1941 году неподалеку проходила линия фронта. «Под Новый год нас выгнали из домов, и мы шли по снегу до самого Зорина. Нас с мамой и сестрой и папиных сестер с детьми - всего 10 человек - поселили у деда Панкрата. У нас был отдельный вход, потому что мы с сестрой болели тифом. Когда мы начали выздоравливать, слегла мама. Две недели лежала без сознания, и мы боялись, что она скоро умрет. Все знали, что есть бабушка, которая предсказывала, всех успокаивала, советовала, как жить дальше, и тетя решила пойти к Матрене Гавриловне спросить о муже. Моя сестра с ней увязалась. Потом она рассказывала, как вошла в дом, а сказать ничего не могла. А Матрена Гавриловна ее тут же утешила: «Проходи, проходи. Что ты, деточка, не бойся, все выздоровеют, и вас пустят домой». Мама вскоре пошла на поправку. Нам разрешили вернуться домой. Мы запрягли нашу кормилицу-корову, погрузили больных детей и отправились в обратный путь».

А вот рассказ Зинаиды Кочкуровой. «В начале войны папа ушел на фронт, и с 1941 по 1943 год - никаких известий. Мама часто плакала. На ее плечах шестеро детей. У меня началась золотуха - тело и голова покрылись коркой, все чесалось, зудело и текло. Я лежала почти голая, потому что одежда прилипала к телу. На меня постоянно садились мухи. А мама сидела около меня, плакала и их отгоняла… Никак не могла собраться пойти к матушке за помощью и советом, поскольку денег у нее не было. Золовка посоветовала набрать молочка, творожку, сметанки и идти… Пришла к матушке, а там видимо-невидимо народу, и все ожидают своей очереди. Мама поняла, что не попадет она к матушке. И вдруг передают, чтобы последняя Марина прошла без очереди. Матушка ей говорит: «Как же ты, Марина, долго ко мне шла, я давно тебя жду». И начала ласково журить маму: «Деньги, деньги. Не нужны мне деньги. Не волнуйся, муж жив, скоро письмо от него получишь. Дети останутся живы и до старости будут с тобой. Дочь твоя скоро поправится - с нею будет чудо. И возьми деньги от меня, мне они не нужны, а тебе пригодятся». Дала ей то ли 3, то ли 5 рублей… Через несколько дней папа прислал письмо из госпиталя в Саратовской области. Ему нужен был вызов. Чтобы его сделать, надо было ехать в Курск - вот и понадобились деньги, данные матушкой…

Мне становилось все хуже и хуже. Мама очень переживала. И вот однажды выгоняла она корову в поле. Недалеко от дома отошла - навстречу ей женщина. На ней старинные одежды и темно-вишневая шаль. Она маме говорит: «Марина, что ты все плачешь и плачешь?» Мама удивилась, откуда она знает ее имя, отвечает: «Дочка у меня умирает - места себе не нахожу». Тогда незнакомка взмахнула рукой в сторону и говорит: «Вот там растет трава, называется череда, нарви много-много, оттапливай ее, купай свою дочь, и она поправится». Прошло время, я поправилась. И мама снова пошла к монахине Мисаиле и с порога начала благодарить матушку… «Марина, не меня благодари, благодари всю жизнь Ту Женщину, Которая явилась тебе на пути, когда ты шла выгонять корову, и Которая обратилась к тебе по имени». Тут-то мама и поняла… Сама Пресвятая Богородица явилась маме и помогла меня исцелить. Еще матушка сказала маме, как молиться: утром - три поклона Пресвятой Троице, в обед - три поклона Господу Иисусу Христу, вечером три поклона - Пресвятой Богородице. И так всю жизнь».

Бывали у старицы во время войны и неожиданные гости. Немцы, наблюдая толпы людей около дома старушки, интересовались у местных, чем она занимается, и не препятствовали, а иногда и сами заглядывали из любопытства: «Война заканчивается. Мы победили?». Она им говорила: «Не вели казнить, но вам здесь не быть…» «Не боялась бабушка и немцам все говорить - как знала, как чувствовала», - вспоминала внучка Рита.

Сегодня многим курянам хорошо известна история с комендантом станции Полевая. Однажды немецкий офицер нагрянул к старице с переводчицей - он безпокоился о своей семье в Берлине. «Бабушка, не бойся. Говори только правду». Она ответила: «Я никого не боюсь, у меня, кроме Бога, нет другого страха. А ты зря строишь дом, скоро вы будете бежать, а твой дом, пока ты будешь выносить вещи, растащат по бревнышку. А семья твоя жива, и никто не погибнет». Немецкий офицер не поверил: «Мы уже к Сталинграду подходим». Но все-таки пришлось ему спешно собирать свои вещи, а дом его уже растаскивали. Он даже возмутился: «Он же вам самим пригодится».

Через маленькую кухоньку монахини Мисаилы в селе Муравлево Бесединского района Курской области пролегали и партизанские тропы. О партизанах вспоминала Тамара Барышникова, которой было в это время около 13 лет: «Моя тетка Юлия Кузьминична Криволапова перед войной была секретарем райкома партии… Тетка заболела тифом, и мама забрала ее к нам. Стали к нам в дом приходить незнакомые люди. Тетка с мамой меня позвали и стали объяснять, что это люди из-за линии фронта, где папа служит, что им нужно знать, что здесь делается. Меня потом стали отправлять их провожать к линии фронта. Некоторых по их просьбе я заводила к Матрене Гавриловне. Тех, кому предстояло погибнуть, она благословляла, а сама плакала - оплакивала, значит».

Угнанная на работы в Германию внучка Людмила не раз ощущала силу молитв старицы. «После Нового года девочки решили съездить в Бремен, - писала она. - Ведь почти три года прошло там. Там остались друзья, знакомые. «Люда, ты поедешь с нами?» - «Нет, я не поеду…» Всю неделю с утра говорю «да», к вечеру - «нет». В субботу собрались, подошли к вокзалу, я взяла билет, повернулась - за мной стоял немец, я вручила ему свой билет и, ни разу не оглянувшись, вернулась в барак. Бабушка, ты вела меня, ты хранила меня. Благодарю тебя, бабушка, ты видела меня, ты вела к спасению. Ночью меня будит мать одной уехавшей девушки: «Люда, ты дома? Поезд разбомбили англичане, две девушки погибли, а одной оторвало ногу».

О силе бабушкиных молитв рассказывала и внучка Рита: «Однажды, когда немцы раскрыли планы партизан взорвать состав с бензином, стоявший замаскированным на железнодорожных путях, они начали облаву с проверкой документов. А я в этот раз оказалась без паспорта на квартире знакомой. Я сидела в дальней комнате за книгой, когда в дом вошли немцы. Хозяйка, зная, что я без документов, необдуманно сказала, что в доме, кроме нее, никого нет. Я услышала и похолодела, вскочив, побежала к двери и замерла, прижавшись к стене. Рванув дверь, вошел высокий немец с автоматом. Я смотрела на него, уверенная, что сейчас он услышит стук моего сердца, мое дыхание и обернется. Но он, как робот, не глядя по сторонам, задом вышел из комнаты и затворил за собой дверь. Я опустилась на пол… Бабушка, твои молитвы спасли меня в тот миг».

Мирные времена

Лидия Косьмина вспоминала: «У мамы были четыре брата, во время войны все ушли на фронт. Кончилась война, и никто не вернулся. Мама пошла узнать их судьбу, поминать ли их по-христиански. На это матушка ответила: «Старшего (Ивана) не поминайте, он находится на чужой земле и скоро вернется. Двух (Анатолия и Владимира) поминайте. А по Дмитрию панихиду служить не надо - он жив, но увидеться вряд ли удастся». Иван, действительно, оказался на чужой земле - был в плену. А Дмитрия после войны видел в Киеве племянник Мелихов Саша. Тот подошел к нему и сказал: «Я - Митя, а ты - Саша». И показал жестами: ты, мол, меня не видел. В чем причина, до сих пор неизвестно».

Антонина из д. Барышниково рассказывала, как в 1945 году вернулась с дочкой с фронта - отец ребенка погиб. Вышла снова замуж, родила девочек-двойняшек. А муж ушел к другой женщине. «Время было голодное, кормить детей нечем. От горя лишилась я разума: задумала отвезти девочек в Горелый лес (там военные жили) или в город и подбросить в богатый дом. А дочкам по два годика всего. Ночью снится матушка: «Приди ко мне на совет». Утром я пошла к ней. Прихожу, матушка меня уже ждет - сидит, голова опущена, и тихо говорит: «Что задумала, не делай. Сегодня дома ни кусочка хлеба, ни капельки молока, а завтра встанете - и подаст Господь. Не губи детей, Господь лета тебе продлит. Задумала ты страшный грех совершить». Поразилась я, как это она всё знает, и не ослушалась. И правда, то свекровь принесет кринку молока, то старшей девочке что дадут. Так и выжили. А сейчас живу с одной из этих девочек».

Анна Бунина из с. Бунино Солнцевского района: «В 1946 г. мне было 22 года, родителей у меня не было. Отец воевал, и позже известий никаких, а мама умерла в 45-м году, оставив восьмерых детей мал мала меньше. Хотела их сдать в приют, узнать об отце, поэтому пошла к матушке за советом. Она сказала, чтобы я детей не отдавала, придет отец и сам все сделает, а потом добавила: «Детка, война есть война, и на войне погибают, но ты побудь у них за отца и мать». Вот так я и осталась с ними. Воспитала их, выросли и разошлись. Теперь я думаю, что она все правильно сказала, не стала меня волновать». (Имеется в виду, что отец так и не вернулся.)

«Мою соседку Марию матушка не благословила выйти замуж, но она не послушалась, - рассказывала раба Божия Лидия. - Через месяц муж погиб под поездом. Она снова собралась замуж - уже за троюродного брата. Поехала к матушке, и только переступила через порог, как матушка ее выпроводила: «Иди и живи как придется». Замуж Мария вышла. Сначала запила, потом начала воровать, два раза сидела в тюрьме. Потом образумилась, стала жить нормально и вскоре умерла».

Александра Жучина рассказывала: «Матушка совета не дала, сказала, что будет у меня другой жених, с домиком и садиком. Второй раз приехала мама и жалуется, что дочка не хочет слушаться. Матушка сказала: «Будет слезы лить не в горсть, а в пригоршню». Все сбывалось, что говорила Матрона Гавриловна. Матушка говорила мужу моему: «Ты попал в хорошую семью, на цветы не бросайся, не будь бабочкой». Муж хотел перейти на другую работу, она не разрешила: «На одном месте камень мхом обрастает, не уходи, ты и здесь будешь начальником». Все так и получилось. Ему подчинялись не только в Курске, но и во всех районах Курской области. Матрена Гавриловна была для людей утешением. Она говорила, чтобы были крещеные, чтобы обязательно венчались».

Счастливо по совету матушки сложилась судьба у Александры Пахомовой: «Не собиралась я выходить замуж, потому что сильно прихрамывала на ногу, но жених меня уговорил. Пришла к матушке, переступила порог, а она сразу и говорит: «Вот и невеста пришла - твоя это судьба!». И благословила меня. И вот до сих пор живем, как голуби, - в мире и согласии».

«Я любила одного парня, но случилось с ним большое несчастье - лишился он руки, - рассказывала Александра Коровина. - И была я в раздумье, выходить мне за него замуж или нет, хотя, грешная, была уже беременна. Пришла к матушке, но не стала говорить ни о его увечье, ни о своем грехе. Но она мне сказала, что я должна выйти за него замуж, что он - моя судьба. Благословила меня крестом и сказала напоследок: «Никуда не денешься от него». Всё матушка знала».

У Зинаиды Толоконниковой из д. Зорино отец работал в колхозе сторожем: «Украли у него два мешка хлеба. И папу забрали. При этом приговаривали: «Мы тебе покажем Иерусалим». Он был верующим. Я - к матушке. Ответ был такой: «Ему быть дома, он ни в чем не виноват». Оправдали его, и он пришел обратно».

Мужа Лидии Хромцовой арестовали в начале 1950-х за кражу, а ее саму осудили как соучастницу - «за сокрытие преступления». Их детей - четырехлетнюю девочку и двухлетнего сына - отправили в детский дом. «Просидела я всего четыре месяца - и меня освободили, так как была амнистия для имеющих детей (статья была от 10 лет и больше!). Вернулась домой, а потом и детей забрала по очереди, хотя и с трудом. С работой тоже было трудно, никуда меня не хотели брать из-за тюрьмы. Наконец взяли уборщицей на обувную фабрику. Жила на квартире и думала, пока молодая, построить хоть какой-нибудь домик-времянку, чтобы было, где жить с детьми. Узнала про матушку и прихожу к ней. Людей было много, я встала у двери, а пройти боюсь. Она увидела меня, позвала к себе, спрашивает: «Что ты пришла?» - «Матушка, я пришла спросить, строиться мне или нет, брать план или нет?» - «А деньги-то есть у тебя?» - «Денег нет, матушка, но я надеюсь на Господа Бога». Люди все заулыбались: дом без денег строить собралась! А матушка в ответ: «Ну что ж, деточка, по столбику, по столбику - стройся!». И крестом меня благословила. Немного спустя перевели меня подсобной рабочей в цех, зарплата стала намного больше. Стала я с Божией помощью заготавливать стройматериалы. А на еду почти не тратила. Куплю на месяц бутылку постного масла да один килограмм сахара… Даже белого хлеба не позволяла. Вот так без голода был у меня голод. Зато со временем построила себе домик-времянку».

«Она многим помогала, - рассказывала Зинаида Зорина. - В 1950-е годы я устроилась на работу в лесхоз. В это время в сельсовет пришел запрос, чтобы прислали людей на лесоразработки. Приезжает к нам председатель сельсовета, никого не нашел, кроме какого-то дедушки и меня. Мама сказала, что я на работе. Я убежала огородами и прямиком к бабушке, спрашиваю: «Бабушка, что вы мне посоветуете? Может, и вы не поможете?». Она говорит: «Я вам скажу: с них тоже требуют, надо кого-то отправлять. А вы куда сейчас?». Я рассказала, что собираюсь к тетке в Гуторово. Она говорит: «Ну побудьте там денечек-два». И я ушла. А дедушку повезли в Беседино к райкому. Иньшин [председатель райисполкома] на него взглянул и отправил обратно. Я вернулась домой и пошла на работу в свой лесхоз. Наш лесничий взял меня за руку и повел в райком, пришел к какому-то начальству: «Что ее председатель сельсовета мучает? Она девчонка еще. А он ее на лесоразработки…»

Начальник написал письмо, запечатал и сказал, чтобы я не боялась, шла в сельсовет и отдала это письмо. Не знаю, что там было написано, но председатель прочитал и пообещал, что никто безпокоить меня больше не будет. Все бабушкиными молитвами!»

Мама Надежды Можеровцевой возила к матушке Мисаиле свою подругу, у которой подозревали туберкулез: «Матушка сказала: «Туберкулеза нет - надо поститься». Так мамина подруга и сделала. Все прошло, она потом вышла замуж».

Т.Д. Рикум: «Мама рано осталась сиротой, единственной ее поддержкой был брат. Он нашел ей работу в торговле - нужно было принимать магазин. И она с двумя подружками, тоже собиравшимися в торговлю, пошла к зоринской бабушке. Она к ним вышла: одной категорически запретила, второй сказала: «Тебе не советую - это не твое, ты там не сможешь». А маме кивнула: «Заходи. Тебя благословляю - будешь работать долго… Людей не обманывай, чужого не бери. Если копейка незаработанная перепадет, не жадничай - поделись. Приходишь на работу, скажи: «Господи, благослови!». Закончился день, поблагодари: «Спасибо тебе, Господи, что день прошел благополучно». Тогда все будет хорошо, и Ангел Хранитель тебя будет охранять…» Мама все сказанное бабушкой соблюдала - в торговле она проработала 40 лет, и слава Богу, без происшествий». (Следует иметь в виду, что торговля в те времена была опасной сферой, любая недостача грозила уголовной ответственностью и тюремным сроком.)

Т.М. Ледвик: «Моя мама лежала неподвижно с больным позвоночником. Показывали ее всем врачам - диагноз ставили все одинаковый и говорили, что болезнь неизлечима. Поехали к матушке в Зорино. Она посоветовала сходить в церковь и отслужить молебен Николаю Угоднику и сказала: «Ваша мама будет ходить». Отслужили молебен, и сразу появилась мысль, что маму надо вынести летом на солнце. Мы поставили ее кровать в саду нашего дома. И мама пошла и сама ходила до самой смерти в церковь».

Рождение в жизнь вечную

«Уже в сентябре 1953 года (за три месяца до блаженной кончины) бабушка стала повторять: «Готовься к ответу - добрых дел нету», - пишет Людмила Соколова. - И тут же добавляла: «Готовит мне моя подружка место в Иерусалиме». Каждому верующему понятно, что речь идет о Иерусалиме Небесном. А подружка - та самая, с которой они однажды отправились в Иерусалим земной…

Могила монахини Мисаилы.

В конце ноября 1953 года за завтраком монахиня Мисаила неожиданно роняет чашку и падает со стула. Она не сразу осознает, что с ней произошло. Но, когда обезпокоенные родные предлагают ей полежать, матушка отказывается и идет к ожидающим приема людям. «С этого дня она стала слабеть, потеряла аппетит, но приходивших к ней людей не хотела огорчать отказом», - вспоминала внучка Людмила.

Людмила Матвеевна очень трогательно описывает последние мгновения жизни старицы, когда она сама, почувствовав тревогу, в первый день работы на новом месте вдруг срывается и возвращается в Муравлево. «Впервые бабушка лежала не в кухоньке, а на диване в комнате. Накануне отец Феодор пособоровал и причастил бабушку».

Даже находясь на смертном одре, старица продолжает откликаться на чужую боль - она разрешает впустить к ней плачущую девушку, проделавшую дальний путь из Риги. Та стала последней посетительницей старицы, получившей ее совет и благословение…

Старица Мисаила (Зорина) покинула мир земной 16 декабря 1953 года в 18 часов.

Спешили на ее похороны не только родные. Как будто по негласному зову слетелись в Муравлево и знакомые со старицей верующие люди. Приехали и троицкие сестры. «В день смерти старицы Мисаилы, как будто по ее зову, приехали монахини Пульхерия и другие сестры, - вспоминала Людмила Соколова. - Они облачили усопшую в монашеское одеяние, привезенное ею из Иерусалима, и всю ночь читали Псалтирь над почившей. Сестринский хор сопровождал монахиню Мисаилу до последнего места пребывания ее на земле».

В воспоминаниях людей о похоронах монахини Мисаилы сохранились основные впечатления - это огромное стечение народа, непривычное для небольшого села, и оборванный гроб: каждый осознавал, что в мир иной уходит необычный человек, старался прикоснуться ко гробу и оставить себе на память кусочек бахромы или ткани.

Валентина Халина вспоминала: «Помню, как ее хоронили. …мне было 11 лет, хотелось посмотреть. Вы можете представить - не было ни радио, ничего не было, а столько народу было! Ее несли на руках, можно сказать - на пальцах. А бахрома висела на покрывале, и все старались вот за эту бахрому зацепиться».

«Матушку хоронили из дома, - вспоминала Нина Денисовна Кизилова. - Носили ее в церковь, где потом была библиотека. …Были три батюшки. И народу было! Никто никому ничего не говорил, а умерла она - со всех сторон прилетели. Мама пришла и говорит: «Ой, оборвали у Гаврилихи весь гроб, бахрому рвали, чтоб только вцепиться. Под гробом согнутые всю дорогу шли. Плакали, все плакали. Знали, кого провожают».