Светильники Оптиной пустыни /продолжение/

Начало здесь

Эти маленькие истории показывают, как новомученики оптинские, и особенно отец Василий, коснулись моей жизни, несмотря на то, что я никогда не знала их.

Помню, я сидела в трапезной в Калифорнии (США — ред.) на светлой седмице в 1993 году, когда игумен сказал мне, что трое монахов были убиты на Пасху в Оптиной пустыни. Меня переполнило чувство такой глубокой печали, что я не могла продолжать трапезу. Чувство горя, которое я переживала тогда, было таким сильным, как будто те монахи были братьями из моего собственного монастыря… И я дивилась тому, насколько сильны могут быть незримые узы монашества, чтобы связать меня так прочно с людьми, которых я никогда не знала, из страны, которую я никогда не видела.

…Позднее, осенью, по милости Божией, я смогла приехать в Россию и, конечно же, в Оптину пустынь; и с чувством благоговейного страха я осознала, что окно комнаты, которую мне дали, выходило прямо на могилы отца Василия, инока Трофима и инока Ферапонта. Я была глубоко благодарна Богу за то, что оказалась в Оптиной: оптинские старцы были главной вдохновляющей силой моего желания стать монахиней. Когда я глядела на могилы, меня вновь охватило это необъяснимое чувство духовной близости с теми тремя монахами, бывшими почти моего возраста и жившими в то же тревожное время, что и я, которые так же были вдохновлены принять монашеский искус через молитву и в подражание старцам. С мистическим чувством того, что именно Промысел Божий распорядился, чтобы закончили они свой земной путь мучениками, — поклонилась я их могилам.

За несколько дней до поездки в Россию, в Оптину, меня мучило необъяснимое чувство тяжести на сердце — результат ли слабости, греха или просто привыкания к новой культуре, — я не могла сказать. Мои собственные молитвы не помогали, а мой русский язык был насколько беден, что я не могла говорить ни с одним из священников… Поэтому в то утро, когда я прибыла в Оптину, я пошла и села рядом с могилой отца Василия и рассказала ему о том, как себя чувствовала. «Ты священник и теперь мученик, и единственный здесь, кто может понять меня, — пожалуйста, попроси Господа показать мне, что делать». Я перекрестилась, повернулась и пошла в церковь на утреннюю службу. Войдя в храм, я перекрестилась опять и, взглянув на икону Спасителя на иконостасе, вдруг осознала настолько ясно, как будто кто-то шепнул мне, — что было не так и что я должна была делать…

…Однажды утром, несколько месяцев спустя, после этой поездки в Оптину, я работала в нашем офисе «Русский паломник» в Москве, когда вдруг кто-то постучал в дверь. Вошел молодой мужчина, которого я никогда раньше не встречала, и сказал мне, что он жил в Оптиной два года и писал там иконы и что он надеется продать несколько своих икон в Москве. Дома, в Калифорнии, главной иконой нашего монастыря является старая копия «Спаса Нерукотворного», которая пришла к нам с Валаама еще до революции. Всех монахов и монахинь нашего монастыря и скита постригали пред ней, и со времени моего приезда в Россию я очень надеялась найти копию этой иконы. Я пригласила своего гостя на чай и, хотя не думала, что мы купим какую-нибудь из его икон, из вежливости попросила его разрешить мне взглянуть на них. Первый образ, который он достал, была чудная икона «Спаса Нерукотворного». Я была поражена совпадением, что это была именно та самая икона, о которой я так сильно мечтала, и долгое время я сидела в молчании, взирая на нее. Она была чудесно написана, но, казалось, было в ней что-то особое, что я не могла выразить словами. Наконец я спросила иконописца: «Есть ли у этой иконы какая-то история?» Он взглянул на меня, немного удивленный, и сказал: «Да, эта икона была благословлена отцом Василием за несколько недель перед тем, как его убили. Он был моим духовным отцом». Я почувствовала прилив радости, и мною овладело чувство того, что эта икона каким-то образом была послана мне самим отцом Василием, который услышал мою не произнесенную вслух молитву.

…Почти два года спустя я снова была в Оптиной. На этот раз опять с тяжелым сердцем, так как перед отъездом из Москвы я узнала, что один очень близкий мне человек был очень расстроен из-за ошибочной информации, которую он услышал обо мне. Я не могла дозвониться до него по телефону, а письма в Америку идут очень долго. После приезда в Оптину я прочитала акафист Божией Матери и вновь пошла на могилу отца Василия попросить его помолиться о том, чтобы недоразумение быстро разрешилось. Хотя я почти никогда не помню своих снов, но в ту ночь — запомнила. Мне снился человек, с которым я должна была говорить, и я просила у него прощения за безпокойство, которое ему пришлось пережить из-за меня. Он уверил меня, что прощает меня, что все хорошо и что он все понимает. Я проснулась утром со спокойным и умиротворенным сердцем, чувствуя, что, даже если это и не был «правдивый» сон, все равно это был знак того, что все будет хорошо. В то же утро я получила еще одно утешение — прекрасную икону Божией Матери того же размера и стиля, что и та, которая у меня была — «Спас Нерукотворный». Это была икона, совершенно мне не знакомая. Но позже, когда я проходила мимо могил, мысленно благодаря отца Василия за его молитвы, одна женщина, которую я знала по моим предыдущим поездкам в Оптину, но с которой никогда не говорила об отце Василии, — подошла ко мне и сказала: «Вы знаете, что икона Божией Матери, принадлежащая вам, называется Игоревской?» Это было имя отца Василия в миру, а назавтра был праздник этой иконы.
Через несколько дней после того как я вернулась домой, я обнаружила, что недоразумение, связанное с близким мне человеком, разрешилось.
Для многих, я уверена, эти истории покажутся незначительными событиями, не более чем совпадениями, но для меня они гораздо значительнее, потому что каждый раз, когда они происходили, я чувствовала то едва уловимое дыхание благодати, которое мы все испытывали, — безошибочный шепот, что Бог, в Своем великом милосердии, часто столь же близок к нам как в малых вещах, так и в больших — а также Его святые и мученики.
Матушка Нектария (Мак Лис), июль 1996 года

Батюшка, здравствуйте и благословите.
Уезжая из Оптиной, я молилась, чтобы отец Василий (если это не каприз с моей стороны) послал бы понятную моему убогому уму «весточку», что он «берет» мою окаянную персону под свое заступничество. Вскоре, разбираясь на иконной полочке, я обнаружила, что земля, собранная на месте его убиения, и та, что лежала в бумажном конверте, благоухает. Запах, как от мощей, немного похожий (но другой!) на благоухание мира от Монреальской Иверской иконы. Похоже на запах жасмина и меда. Запах есть и сейчас. Радостно, но очень страшно: растерянность, как жить, как не грешить, как «соответствовать» внутренне этому чуду. Для начала пытаюсь не курить, не пить снотворное, молиться. Но природа-то греховная, испорченная.
Спасибо Вам за все. Храни Вас Господь.
М. Р.

На правой щеке у меня два года росло уплотнение в виде шарика, причиняло безпокойство. Хирург назначил операцию на четверг. А накануне, в воскресенье, я приехала в Оптину пустынь, где по благословению отца Ипатия мне дали масло от лампады убиенного на Пасху иеромонаха Василия. Я каждый день с молитвой мазала больное место этим маслом. Через четыре дня уплотнение прорвалось и исчезло, не оставив никакого следа.
Уехала я из дома в Оптину пустынь ночью, оставив мужа Игоря с температурой 40, больного, в безпамятстве, в бреду. Помолилась у могилы иеромонаха Василия (в миру он носил имя Игорь), приложилась к его кресту. А вечером, возвратившись домой, увидела здорового мужа, который сидел за столом и ужинал.
Зинаида Заливайко, г. Тула

«Господь собирает свои плоды по мере их созревания», — так примерно сказал отец Феофилакт на Пасхальной панихиде по новопреставленным убиенным мученикам иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту. Скорбь растворилась в светлой радости, печаль в надежде. «О них надо молиться и читать ежедневно по одной главе из Евангелия», — так просил отец Феофилакт. У меня не было сомнения, что Господь возлюбил их и взял к Себе в это светлое Христово Воскресение чистыми, готовыми предстать перед Ним. Но как в это поверить другим? Я подумала о страданиях матерей, близких и дерзнула попросить Бога показать мне, недостойной, во Славу Божию, участь новопреставленных, которую Он им уготовил.
Каждый день в утренних и вечерних молитвах я поминала их имена, а ночью прочитывала по одной главе из Евангелия от Иоанна.
И вот в среду, в Пасхальную седмицу, днем я отдыхала, и вдруг появилось видение. Я услышала голос: «Смотри!» Я вижу трех мужчин в белых, светлых одеждах, предстоящих перед троном, который угадывался ощущением, но не был виден. Вид этих трех фигур хорошо просматривался. Двое из них примерно одинакового роста, рядом с ними — третий, высокий, которому они по плечо. «Кто это?» — я спрашиваю. А мне внутренне ответ: «Первый (черты лица мягкие, волосы каштановые, слегка вьющиеся) — Трофим. Второй (черты более тонкие, заостренные, волосы темные, подлиннее) — Ферапонт. А третий — высокий, темноволосый — Василий…»
Они предстояли перед Божиим Престолом с такой любовью, и была такая радость у Бога при их виде! И с этой радостью я проснулась. Все это длилось мгновения. И когда я узнала в храме, что иеромонах Василий действительно был высокий, — я решилась рассказать о сне, поделиться этой радостью со всеми, кто их знал.
Людмила

Окончание следует

Подготовил Игумен Ипатий (Хвостенко)

22.09.2000