Молитва девицы о супружестве

…и что из этого вышло

«Так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены» (Рим. 12, 5).
«Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (1 Кор. 12, 26).

В 1993-1994 годах я работала мастером в ПТУ. Тогда по стечению разных обстоятельств стала ходить в церковь и познакомилась там с женщиной, которая давала мне духовные книги и отвечала на многочисленные возникающие вопросы. Так Елена стала моим поводырем, и впоследствии не только моим.
Все познаваемое вызывало у меня восторг и большую радость. Эти эмоции я выплескивала на моих учениц. Разница между нами была небольшая (мне 24, им по 17), и потому реакция у многих была идентична.
Подошли ко мне как-то Катя и Натела с вопросом, как надо молиться, чтобы хорошо выйти замуж (к тому времени обе прочли брошюрку «Христианский брак», и у обеих появилось желание: вот бы нам так).
Елена передала им «Молитву девицы о супружестве». Вот она.
«О, Всеблагий Господи, я знаю, что великое счастье мое зависит от того, чтобы я Тебя любила всею душою и всем сердцем моим и чтобы исполняла во всем святую волю Твою. Управляй же Сам, о Боже Мой, душою моею и наполняй сердце мое. Я хочу угождать Тебе одному, ибо Ты Создатель и Бог мой. Сохрани меня от гордости самолюбия: разум, скромность и целомудрие пусть украшают меня. Праздность противна Тебе и порождает пороки, подай же мне охоту к трудолюбию и благослови труды мои. Поелику же закон Твой повелевает жить людям в честном супружестве, то приведи меня, Отче Святый, к сему освященному Тобой званию, не для угождения вожделению моему, но для исполнения предназначения Твоего, ибо Ты Сам сказал: «Нехорошо человеку быть одному» и, создав ему женщину в помощницу, благословил их расти, множиться и населять Землю (Быт. 1, 28; 2, 18).
Услыши смиренную молитву мою, из глубины девичьего сердца Тебе воссылаемую, дай мне супруга честного и благочестивого, чтобы мы в любви и согласии прославляли Тебя, Милосердного Бога Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Девочки начали читать ее ежедневно. Тогда еще никто не знал, какой круговорот событий это вызовет.
Вскоре девочки закончили учебу и на какое-то время выпали из моего поля зрения. С Нателой мы время от времени созванивались, а более замкнутая Катя не баловала меня своим вниманием. Хотя для точности следует добавить, что за последующие полгода девочки причастились и познакомились с Еленой.
Начался Рождественский пост 1994 года. Звонит мне Натела и говорит:
— Хотите новость? Катя через неделю выходит замуж.
— За кого? Где она с ним познакомилась?
Выяснилось, что Дито — родственник соседа, ему двадцать семь лет, уже несколько раз был женат, безработный и не имеет квартиры.
Само собой, я поехала к Кате.
И вот сижу я у нее в малюсенькой комнатушке без окон с земляным полом и при мерцании керосинки слушаю подробности:
— Он очень сложный человек, — рассказывает Катя. — Он и пил, и кололся, и женщин у него было много. Но это мой крест. Я молилась, и Бог мне его послал.
— С чего ты взяла?
— Мы познакомились в сентябре. Я стала за него ежедневно просить, и он уже четыре месяца не пьет. Я смогу его спасти. У нас такая духовная связь, что мы чувствуем друг друга на расстоянии.
— Если у человека такой «багаж», он может сорваться в любую минуту.
— Мы уже подали заявление. Уже и продукты для стола купили.
— Тебе еще нет восемнадцати. Подожди хоть до совершеннолетия. Будет время, чтобы подумать. К тому же сейчас пост.
— Ничего, мы повенчаемся потом.
— Он же безработный, пусть хотя бы работу сперва найдет. И как вы будете жить все вместе: ты с Дито да еще и мать с отчимом? Кстати, а что мать говорит?
— Она согласна.
Спорить дальше не имело смысла. Пожелав «самого-самого», я ушла.
Свадьба состоялась, Натела была свидетельницей.
19 декабря звонит мне Натела и кричит в трубку:
— У нас ЧП. Дито вдрызг напился и сильно избил Катю, настолько, что у нее синяки под глазами. Она пыталась перерезать себе вены, но не получилось. Сейчас мы с девочками бегаем туда, чтобы они ничего не натворили друг с другом. Приезжайте! Мы не знаем, что делать.
Что делать, я тоже не знала и поехала к Елене на дачу, где она жила с парализованной матерью и отцом. Выживали они тем, что продавали козье молоко, а когда получалось, и козлят.
— Бедная девочка! Помоги ей Господи, — перекрестилась она, услышав новости. — Я знала, что он сорвется. В пост враг особенно неистовствует.
Потом подошла к иконам, беззвучно помолилась какое-то время и сказала:
— Ей надо немедленно исповедаться и причаститься. И Господь подаст выход… Ведь это гордыня была с ее стороны: спасать его. Да разве мы, грешные, можем кого-то спасти? Спасает Господь. Потом этот нецерковный брак в пост, попытка к самоубийству. Объясни ей это все поподробнее. И пусть завтра же идет в церковь.
— Он ее из дома не выпускает.
— Ничего, вы с Нателой помолитесь по соглашению, я отсюда буду просить. И Господь умягчит его сердце. Утешь ее, скажи, чтоб не унывала. А сейчас поезжай прямо в церковь, к дежурному священнику, расскажи все и делай, как он благословит. Мне-то Господь так на сердце положил, но я человек грешный…
Священник, выслушав всю историю и посокрушавшись, не задумываясь, сказал то же самое:
— Пусть как можно скорее исповедуется, причастится, и что-то изменится к лучшему. А с этим ее «супругом», — он возвысил голос, — я благословляю развестись. Наркомания так просто не проходит. Даже если бы они были венчаны, Церковь с наркоманов венец снимает. Он ведь и ее может заставить употреблять наркотики. Так и передай: пусть побыстрее разводится…
И вот я у Кати. Натела не преувеличивала: вид у нее действительно впечатляющий.
Увидев меня, она зарыдала:
— Мне жить не хочется. Я боюсь с ним оставаться одна, — и, пользуясь случаем, что нас никто не видит, показала предплечье, проколотое вилкой.
Вскоре появился Дито. Увидев меня и Нателу, заулыбался, достал водку и тарелку хамсы.
— Угощайтесь, девчата.
Дальше был спектакль под названием «Принимаем гостей» с участием всех присутствующих.
Улучив момент, когда Дито вышел рубить дрова, я передала все, что мне поручили, и, сказав, что завтра увидимся в церкви, ушла.
На следующее утро мы, к моему великому удивлению, встретились.
— Сама не знаю, как он меня отпустил, — пожимала плечами Катя.
Ей удалось причаститься, и после Литургии мы разошлись.
Я бежала на работу и вдруг увидела бывшую сотрудницу.
— О чем ты так усиленно думаешь? — спрашивает она меня.
И, услышав вкратце мой рассказ, тут же предложила:
— Пусть твоя ученица идет ко мне жить. — И ключ мне протягивает. — Вот. Держи. Мне только веселее будет. Он ее здесь не найдет. А если даже найдет — ничего не сделает: в общежитии круглые сутки милиция сидит…
Сжимаю ключ в руке — и не верю. Вот оно: «После Причастия Господь подаст выход!»
Но, к сожалению, Катя этим не воспользовалась.
— Я все же потерплю, подожду. Может, он исправится, — сказала она, узнав о ключе.
Чтобы как-то ускорить события, пошла я заказывать молебен к нашему общему духовнику, еще ничего не знавшему о всей истории.
Нас собралось человек пять перед образом Божией Матери «Нечаянная Радость». Все передали священнику свои записки с именами. Батюшка начал читать их, а дойдя до Кати, возвысил голос:
— …Святые мученики Гурий, Самон и Авив, молите Бога о ней.
Дальше — больше. Дойдя до имени только мне известного алкоголика, он вновь возвысил голос:
— …Святые мученики Вонифатий, Моисей Мурин и святой праведный Иоанн Кронштадтский, молите Бога о нем.
То же самое повторилось и с другими именами в записках. По удивленным лицам остальных было видно, что он обращался именно к тем святым, в чьей помощи нуждались поминаемые.
Проходит два месяца. У Кати все без изменений: террор с его стороны и желание все терпеть с ее.
Начало февраля 1995 года. Звонит Натела и сообщает:
— Двенадцатого я венчаюсь в Сиони (кафедральный собор, где находится крест святой Нины — прим. авт.)
— Опять какой-то уголовник?
— Совсем наоборот. Кажется, это действительно от Бога, настолько все гладко складывается. Я ведь тоже читала молитву о супружестве.
О своем женихе она смогла рассказать не много. Виктору 24 года. Грек из Тбилиси, уехавший в Грецию на заработки. Вернулся, чтобы найти себе невесту, так как на своей исторической родине ему никто не нравился… Познакомились они в гостях у соседей в понедельник, в среду он сделал предложение, на воскресенье назначили венчание.
Через две недели он увез Нателу в Салоники.
Катя тоже на какое-то время исчезла из моего поля зрения — Дито увез ее в деревню.
На Пасху пришло письмо от Нателы. Содержание его было невеселым. Муж не может найти работу. Живут у родственников, в тесноте, без элементарных удобств.
В духовном плане все тоже оставляло желать лучшего. Виктор был и не атеистом, и не верующим, то есть о совместных постах, о которых мечтала Натела, не могло быть и речи.
Узнав о всем этом, Елена, человек неунывающий, ответила так:
— Ничего страшного. Это у всех так вначале. Пусть она молится, и все в свое время будет. Пусть почаще обращается к его Ангелу Хранителю и своей покровительнице мученице Наталии. Может, как мученица в свое время просветила своего супруга святого Адриана, так и она просветит своего мужа…
Соответствующее письмо было отправлено. Дальнейшие метаморфозы с Виктором показали, что Елена была права. Следующая весточка из Греции была более оптимистичная.
«У меня радость, — писала Натела. — Мой муж читает Евангелие. И что самое главное, мы вместе молимся по соглашению о даровании ему работы… Эти совместные молитвы начались с больших неприятностей. Не было ни денег, ни еды (питались только чаем). И вот один день он не выдержал (хотя все время молчал, терпел), и его прорвало: «Я тебя увез из нищей Грузии, и ты из-за меня здесь голодаешь!» А я его стала успокаивать, мол, больше положенного нам Господь не даст. Значит, так надо, терпи, говорю, и молись.
Я не умею, отвечает. Я ему предлагаю: «Давай вместе молиться, и легче станет». Он согласился и каждый день стал читать Евангелие. Однажды говорит мне: «Меня к другой литературе и не тянет. Как будто успокаивает это меня».
Сейчас, — она заканчивала свое письмо, — наша жизнь потихонечку налаживается».
Осень 1995 года. От Кати ни слуху ни духу. От Нателы — короткие письма о постепенном решении бытовых проблем и просьба выслать молитву, читаемую перед родами, так как они ждут ребенка.
В начале декабря — долгожданный звонок от Кати:
— Приезжайте ко мне по такому-то адресу. Мне очень нужно повидаться. Я ушла от мужа и живу у двоюродной сестры…
Еду к ней и думаю, что сказать, как утешить человека после такой травмы и какое у нее может быть сильное разочарование в вере.
Стучу в указанную дверь (света тогда сутками не было). Мне навстречу кидается моя Катя, похудевшая и какая-то изменившаяся. Заводит в дом, знакомит с сестрой. А когда мы остаемся одни, говорит:
— Привезите мне, пожалуйста, Новый Завет, — и, отводя глаза, поясняет: — мой собственный Дито выпивший был и разорвал… Мне очень нужна духовная литература.
Видя мое немое изумление, торопливо рассказывает:
— Мне Господь такие чудеса показал, что просто нельзя так, не задумываясь, жить дальше. Это ведь не жизнь была, а что-то такое, что я не могу словами выразить. Постоянный страх. Он опять колоться начал. А когда приходил выпивший или наколотый, вообще на человека не был похож. Все кругом крушил. Сколько раз я хотела самоубийством покончить. И всегда меня Господь от этого удерживал. Только соберусь с собой что-то сделать, в этот момент кто-то придет или невольно помешает. Раз даже я термометр сломала и ртуть выпила. Потом села Библию читать. Ждала, что отравлюсь, но ничего не произошло… И сны какие были потрясающие… Опять как-то уныние нахлынуло, ну, думаю, не могу так больше жить! — и той же ночью увидела во сне, что меня будет ждать после смерти, если я решусь на этот шаг. Это был такой кошмар, что я не могла дождаться утра, только мысленно просила: «Господи, продли мне жизнь». В общем, я потом обет дала: «Господи, избавь меня от него, и я буду жить по-другому».
Дито сперва и слышать не хотел о разводе. Стоило мне завести разговор об этом, он начинал вопить, что зарежет меня, чтобы я вообще никому не досталась.
А потом как-то в один день сам спокойно сказал: «Давай разойдемся. Все равно жизни нет». И вот я здесь, у сестры, в безопасности…
В конце своего рассказа Катя объяснила, почему ей нужна срочная встреча с Еленой:
— Я же обет дала. А что конкретно делать — не знаю. Она сможет сказать, с чего мне начать….
Через несколько дней мы вместе поднялись к Елене на дачу. Этот домик на малообитаемой горе, куда попасть можно только пройдя пешком по крутой каменистой дороге, в дальнейшем сыграл и важную, и трагическую роль одновременно. Здесь каждый приходящий получал утраченный внутренний мир, а иногда и дельный духовный совет. Именно поэтому впоследствии здесь разыгралась драма, и хозяевам пришлось расплачиваться за содеянную доброту.
Что же касается Кати, то, побывав там, она стала регулярно бывать на службах и молиться о том, чтобы как можно скорее получить развод и найти работу. Оба желания ее вскоре исполнились. А данный ею обет священник конкретизировал как посильное ведение церковной жизни. После устройства в кафе уборщицей жизнь Кати постепенно вошла в спокойное русло.
Летом 1996 года приехала из Греции Натела с грудным сыном — повидать своих.
Мы все встретились и долго не могли наговориться. Натела взахлеб тараторила о том, как ее в роддоме опекали совершенно посторонние женщины и многое-многое другое, то, что она совершенно справедливо приписывала заступничеству Матери Божьей. Потом, слушая Катины «хождения по мукам», неожиданно подвела итог:
— Вот, хоть все у меня слава Богу: и мужем я довольна, и родила благополучно, как просила, и свой дом теперь у нас есть, а я от веры отошла.
— Как так?
— Да так. Катя вон как за своими помыслами следит! А я забыла, когда в последний раз утреннее правило читала… Курить вот начала… Вы тут одной кучкой держитесь, а я там одна. Когда рядом нет единомышленников, то постепенно отходишь от всего этого…
Через две недели Натела уехала обратно в Грецию. Ей удалось причаститься, и уезжала она с твердым желанием начать все заново.
Прошло еще полгода. К Кате, похорошевшей и внутренне, и внешне, под тем или иным предлогом стал заглядывать Дито. Опять бездомный, безработный, голодный.
— Ну что мне делать? — вздыхала Катя. — Как я его выгоню, если он хлеба просит? Собаку кормлю, а человеку не дам? На днях, например, стучит ко мне в дверь: «Вынеси, — говорит, — стакан кипятка». Ясное дело, вынесла. Он туда брикетик супа «Галина Бланка» кинул, ножом размешал и выпил. По горячему человек соскучился.
— На что он живет? — спрашиваю.
— Ни на что. По карманам в нашем трамвае шарит или на базаре по мелочи ворует. Он ведь всем должен. Вечно от кого-то прячется. Мне его жалко.
— После всего, что было?
— Я же ему все простила. Он ведь духовно болящий… К тому же он о Боге спрашивает. Я ему отвечаю, как знаю. Вот, пожалуйста, письмо мне написал на десяти листах, — и вынимает листки с каракулями. — Тут вся его жизнь подробно. Прочтешь и не осудишь, почему он такой.
Несмотря на эту прелюдию, я была удивлена, встретив через неделю Дито в церкви. Зима, а он в одной рубашке.
— Не холодно?
— Я привык.
Молча отстоял всю службу и ушел.
Потом стал приходить в церковь вместе с Катей. Она, что называется, порхала: Дито, мол, решил начать новую жизнь. Естественно, всячески его опекала, стараясь познакомить его с тем, что нравилось ей самой.
Немного погодя, заручившись благословением нашего духовника и официальным приглашением Елены, мы все вместе отправились к ней на участок. Там у нее как в XIX веке: натуральное хозяйство без света, а вода только дождевая, с крыши.
Это было первое воскресенье Великого поста — Торжество Православия. По этому поводу был накрыт стол.
— Не случайно нас Господь здесь собрал именно сегодня, — так начала хозяйка свой тост. — Вот что значит единоверие! В наше время — особая милость Божья иметь единомышленников. Я скажу словами Пушкина: «Друзья мои, прекрасен наш союз». Давайте же выпьем за наше единство. И пусть Господь сохранит нас в таком единомыслии и дальше.
После трапезы мужское меньшинство занялось дровами. А женское большинство — делами по хозяйству.
По инициативе хозяйки Дито остался жить на даче, чтобы «благополучно провести первый в жизни пост» и одновременно бросить курить и пить.
Первые две недели все шло прекрасно. Дито с воодушевлением пилил дрова. Копал огород, а в перерывах каждые три часа читал Евангелие, по вечерам, когда все дневные труды были кончены, при свете керосинки изливал Елене свою душу — о том, как его с пятнадцати лет закрутила улица, потом воровство и наркотики.
Затем рвение его стало спадать и к окончанию поста совсем сошло на нет. Восторг сменился унынием. Дито лелеял надежду вновь сойтись с Катей, но это не выходило, так как она требовала сперва найти работу, которую Дито искать не спешил.
Напрасно Елена пыталась ему объяснить:
— Искренность и безкорыстие — залог нашего единства. Господь потому нас и сохраняет как одну семью, что мы открыты друг другу. Мы открываем друг другу помыслы, чтобы не вкралось в наше общение что-то нечистое…
Но Дито продолжал свое.
В начале мая мы узнали: у Нателы в Греции родился второй сын, и к ней выехала мама — помогать смотреть за малышами.
В конце мая Дито одолжил у Елены деньги и был таков.
— Зачем вы ему дали? — спросила я, узнав о его уходе.
— Заранее было ясно, что он мне их не вернет. Но нельзя было ему отказать. Иначе он бы осуждал всех верующих… Эх, какой ему Бог дал шанс начать все сначала, а он все перечеркнул!
Вскоре выяснилось, что у Дито опять запой.
На Троицу мы все собрались в церкви. Пришла подавленная Катя и сообщила новость:
— Дито психует, угрожает угнать коз. Хвастает, что у него есть какие-то знакомые и план действий.
— Ну что ж, — не испугалась Елена, — давайте тогда читать молитву по соглашению «о вразумлении ненавидящих нас»…
Прошел еще один год. Катя поменяла еще несколько забегаловок в поисках более высокооплачиваемой работы. Быт и среда брали свое, и духовная жизнь отходила на второй план.
Иногда, на большие праздники, она доходила до церкви и, не стесняясь людей, плакала, говоря:
— Какое же я ничтожество! Ничего из меня не получится!
Нечто похожее переживала и я, потому и успокаивала ее словами Епископа Варнавы: «Я ничего от вас не требую, ни неядения, ни спанья на голых досках, ни длинных молитв, а только укоряйте себя за все, всегда, на всяком месте».
В мае 1998 года отошла ко Господу мать Елены (см. рассказ «Письмо из Небесной канцелярии»).
Летом пришло печальное письмо из Греции.
Натела писала, что с ней случилось серьезное падение. В результате через несколько дней пострадал ее годовалый сын, по неосторожности упал с кровати и получил травму головы. Мать с сыном попали в больницу, на лечение ушли все их накопленные сбережения.
Письмо заканчивалось так: «Я понимаю, мне надо каяться и каяться. Тогда, может быть, все постепенно наладится».
Прочтя это письмо, Елена перекрестилась: «Помоги ей Господи! Это духовный закон такой — за чей-то грех расплачивается самый невинный».
25 сентября 1998 года, звонок:
— Ты там уроки проводишь. А на Елену напали, сильно избили! У нее и отца сотрясение мозга!
Бегу наверх и что вижу: в доме все вверх дном, на стенах то тут, то там брызги крови. Навстречу мне привстал дядя Коля, отец Елены. Рана на голове у него была неглубокая, но впечатляющая.
— В одиннадцать ночи мы прочитали вечернее правило и вышли окропить двор, как нас батюшка благословил, — рассказывал он, то и дело останавливаясь. — Слышу, собаки залаяли. Пошли мы к концу двора. Вдруг сзади и спереди через сетку перепрыгнули какие-то парни. Ножи к нам приставили: «Ведите, говорят, в дом и собак уберите, а то хуже будет!» Что было делать? Загнали мы собак в будки, а Умка вырвалась и вцепилась в главного. Он ее р-раз и обрезком трубы саданул что было силы. Погибла моя Умочка, — тут старик заплакал, потом постепенно успокоившись, продолжал: — Зашли мы в дом. Я прошу: «Вы только дочку не трогайте!» Они говорят: «Не волнуйся, дед»… Стали у нас деньги требовать… «Нам, — говорят, — известно, что у вас есть пять тысяч долларов». Дочка им говорит: «Таких денег я в жизни не видела. Мы живем на то, что молоко продаем». Они не поверили, стали ее бить. Я пытался защищаться. Тут они мне по голове дали чем-то тяжелым. Я упал, они стали меня ногами топтать. Всю грудь отбили. Я им говорю: «Вы кого бьете? Вы фронтовика бьете?» А им плевать. Ох, как вспомню, так все в голове и крутится… Потом перерыли весь дом. Ничего, конечно, не нашли и взяли что было — 30 лар да продукты.
А главарь сел у стола, голову на руки уронил и говорит: «Куда я попал?» Потом вышел, вскоре вернулся и сообщает: «Я пошел, избил того, кто нас сюда привел».
Затем они нас связали и на полу лежать оставили. Старший говорит:
— Мы у вас скотину возьмем.
— Что ж, берите, — отвечаем.
Двое пошли выгонять стадо, а двое остались нас караулить.
Смотрим через окно, побежали наши козочки. Через какое-то время возвращаются те двое и говорят:
— Нам какая-то сила мешает коз угнать. Мы их обратно в сарай завели.
Потом стали с нас кровь смывать и веревки развязывать. Потом мне руку на прощанье пожали: извиняемся, мол, что ошибка вышла.
Взяли барахло наше, даже носки мои новые ненадеванные, те, что Катя вязала, прихватили и ушли.
Вскоре пришла Елена. Под глазом ножевой порез, на лице синяки, обе руки обклеены лейкопластырем, чтобы прикрыть порезы.
— Это звери, а не люди, — говорю. — Что они с вами сделали!
— Это несчастные люди, гонимые демоном, — остановила она меня. — Ты их не осуждай. Просто их Господь на нашу гору привел, чтобы им дать еще один шанс к покаянию и спасти их души. В двух из них еще осталась искра Божия, а двое других уже полностью потеряли человеческий облик.
— О каком спасении речь, когда они вот что наделали!
— Мы всегда торопимся, а Господь не торопится наказывать, — продолжала она свою мысль, как бы не слыша моего возмущения. — Двое этот шанс использовали… Когда мы лежали связанные, один из них по моей просьбе подал мне воды, — тут она перекрестилась, глядя на иконы в углу. — Помяни его, Господи, во Царствии Твоем за эту чашу воды. Этот парень стал мне свою жизнь рассказывать и убивался, что он уже конченый человек. А я его, лежа, успокаивала, что пока жив человек, все можно исправить. Разбойник на кресте покаялся и первым в Рай вошел.
Он слушал-слушал, а потом мне руку поцеловал.
Когда они нас развязали и собрались уходить, я ему на память иконочку подарила…
Как ни странно, настроение у пострадавших (у обоих врач обнаружил сотрясение мозга) было оптимистичное: ничего, дескать, с Божьей помощью все управится. Тем более что вторжение они объясняли не иначе как:
— Это все по нашим грехам.
На мой вопрос, откуда эти ребята, ответили однозначно:
— Это Дито их привел. Бедный, бедный, как его враг запутал, что он на такое пошел, — говорила Елена. — Как, однако, было важно для его души здешнее пребывание и этот первый в его жизни пост. Потому враг так восстал.
Скоро стали собираться соседи и знакомые пастухи со всей округи. Охали, возмущались, а кое-кто неискушенный в религиозных тонкостях и проклинал. Все сходились на одном:
— Надо сообщить в полицию!
Елена как могла пыталась удержать всех от осуждения и наотрез отказалась писать заявление, объявив:
— Я предала все в руки Божьи, пусть Господь Сам рассудит.
Кто-то предлагал принести охотничье ружье, кто-то — достать лимонки без зарядов, если «гости» опять появятся. И то и другое было категорически отвергнуто:
— Как я занесу в дом оружие, когда там иконы?
Постепенно весь ажиотаж спал, и все вернулось на круги своя.
Событие это, конечно, имело свой отголосок и в нашей церкви. Общий вывод после сочувствия и возмущения был такой: надо им уходить из такого глухого места.
Лишь одна пожилая певчая отозвалась по-другому:
— На все воля Божья. Может быть, они кого-то из своих предков вымолили оттуда, — она махнула рукой вниз. — Вот враг и ополчился на них через этих несчастных. У меня такое уже было. Ни с того ни с сего меня один наркоман избил — я потом месяц встать не могла. И только потом Господь открыл причину. Слава Богу за все!
Отец Филарет среагировал на нападение так:
— Никуда уходить не надо. Всех святых били. А со здоровьем все наладится.
Через месяц Дито, потерявший остатки страха и совести, трижды вламывался средь бела дня к Кате в хибарку и выносил все, что попадалось под руку.
Катя была в отчаянии еще и от того, что в полиции даже не хотели принимать от нее заявление. О защите не могло быть и речи.
Узнав все это, отец Филарет, обычно очень сдержанный и кроткий, высказался:
— Его надо посадить. Это уж совсем никуда не годится.
Но каким образом это сделать, не объяснил.
По его молитвам возмездие появилось само собой через неделю в лице студента-юриста Гелы. Этот двухметровый парень поднялся на вершину горы к Елене и постучал в ворота:
— Правда ли, что на вас было нападение?
Ему рассказали подробности с новым продолжением, которое произошло с Катей. Гела тут же вооружился ее адресом, нашей групповой карточкой, сделанной на Торжество Православия, где был и Дито, и поехал на другой конец города к Кате за дополнительной информацией.
Через три дня Гела схватил Дито прямо в метро и отвел к дежурному в отделение.
Через два месяца суд приговорил Дито к лишению свободы сроком на пять лет (как тогда выяснилось, у Дито уже была судимость, о которой мы не знали).
Летом 1999 года — еще «сюрприз»: поднимается на гору, пыхтя и потея с непривычки, прокурор (его черная «Волга» не осилила крутой подъем и осталась у подножья горы) и просит Елену прийти на очную ставку:
— У нас есть информация, что год назад на вас было совершено нападение. Преступники задержаны. Вы должны помочь следствию.
Оказывается, когда их поймали на очередном грабеже и заставили писать показания, один из них сказал:
— Много чего было, но меня совесть больше всего мучает за Елену, — и подробно описал весь инцидент.
После долгих отказов: «У меня нет к ним претензий. Я им все простила», — Елене все же пришлось ехать в тюрьму на опознание.
Вернулась она оттуда в шоке.
— Это настоящий ад. Там стены в крови на уровне человеческого роста.
— Вы узнали кого-нибудь? — спрашиваю.
— Одного да. Он очень изменился, похудел на пятнадцать килограммов. Но я все же сказала, что не узнаю никого. Хватит с него и того, что он там находится.
— А остальные?
— Двое еще в розыске, а третьего, того, кто мне руки целовал, убили при разборке полгода назад. Недавно я молилась о нем и почувствовала, что его уже нет в живых. И легко так было на сердце, не ощущалось никакой тяжести. Видно, принял Господь его покаяние…
Пора закончить эту историю. Кто знает, что будет дальше. Говорят, что если пути человеческие хоть один раз пересеклись, эти люди могут встретиться вновь при совершенно других обстоятельствах и в других ролях. Неисповедимы пути Господни, и каждого Он ведет к спасению.
2.09.2000 г.

Мария Сараджишвили
г. Тбилиси.

07.07.2006