Бедные люди

Дорогие и безценные сестры! Простите меня, многогрешного, ради Господа прошу, не подумайте, что, мол, хочу умничать перед вами. Нет, сестренки возлюбленные, просто я читаю газеты Православные: столько у нас в России делают абортов, и мне сразу приходит на память один случай. О нем и хочу рассказать вам.
Сам я впервые столкнулся тогда с этой проблемой, так как никогда не был женат. И вот, находясь в местах лишения свободы (это было с 1996 по 1997 годы), в камерной системе, имел я много свободного времени. Сам был тогда полуневерующим, ну а оказался в СИЗО-1 города Тюмени за свои тяжкие грехи. И вот тут мне из соседней камеры передают, что в тюрьму поступила моя землячка, сама она из Краснодара, а преступление совершила в Тюмени, почему и содержалась там. Ирине тогда было сорок лет, а мне тридцать один. Узнал я, что сидит она в 433-й камере, и стал всеми силами стараться поддерживать землячку. Хотя у самого жизнь висела на волоске, ждал приговора, но я решил помочь ей. Собрал все необходимое и отправил через режимную часть. Все было собрано от души и с любовью, мне было в радость поддержать эту незнакомую женщину. Проходит около часу, и получаю от нее ответ: она, Ирина Викторовна Павлова, не против будет со мной общаться. Если кто-то ее знает, то придется несколько огорчить: ее уже нет в живых, Царство Небесное ей.
Стали мы с ней переписываться, и вскоре она убедилась, что может полностью на меня положиться. И в своих письмах она рассказала даже о своем составе преступления. Но сердце почему-то подсказывало, что есть у нее на душе что-то еще, о чем она не решается написать. Она ведь много слышала о том, что уголовный мир самый подлый и жестокий… Я написал ей прямо, чтобы она ничего не скрывала, и тогда она открылась в своей беде. Перед тем как ее посадили, она зачала ребенка от своего мужа (во время нашей переписки уже покойного). Многие сокамерницы толкали ее на детоубийство, сама она не знала, что делать. Конечно, я посоветовал ей откровенно написать домой о том, что она ждет ребенка.
И вот от нее приходит письмо, в которое вложено другое, от ее мамы: «Дорогая доченька Ириночка, вот что хочу сказать тебе: выбирай одного из двух, или мать или урода, которого ты хочешь родить, так как в тюрьме дети не рождаются. А если будешь слушать чужих людей и родишь, то ты мне больше не дочь и забудь, что у тебя есть мать». Когда я прочел это письмо, моему сокамернику пришлось меня приводить в чувство. В голове не укладывалось, как это родная мать может толкать дочку на детоубийство. Каково же было Ирине, если мне стало так плохо от этого письма…
Мне пришлось приложить все свои силы и труды, чтобы только Ирина не сделала аборта. Пришлось подключить многих людей, перешагнуть через собственную совесть и административные законы, хотя я знал, что этого делать нельзя, но я пошел на все, чтобы удержать Ирину от этого преступления.
И она написала матери, что ребенок будет жить. Ирина переживала, смогу ли я помогать ей, когда ребенок родится, мы ведь сидим в разных корпусах. Я ответил, что это мои проблемы, а не ее. А в голове все никак не укладывалось: как же можно убить маленького Ангелочка Божьего? Ведь Сам Господь сказал: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 18, 5).
Ради того, чтобы помогать Ирине, я перечеркнул уголовные традиции. Многие мне говорили: «Юрок, зачем тебе это нужно? Ведь она выйдет на свободу и забудет тебя». Но внутренний голос убеждал меня идти до конца и не слушать таких советов. Ирине было очень тяжело, ведь она впервые столкнулась с жизнью уголовной. У нее была хорошая семья, рос сын, ему было 15 или 16 лет, и он не знал о том, что мама его угодила в такую беду. Он жил в Краснодаре у бабушки, Ирининой мамы.
И вот Ирину увозят в вольный роддом, и в час ночи 17 ноября 1997 года она родила девочку. Мне сразу сообщили об этом, и даже о том, что Настенька весит три килограмма. У меня было столько радости, как будто она мне родная. Инспектора удивлялись: «Погребняк, ты о себе так не заботишься, как о чужом человеке». Кто-то и вовсе считал, что я с головой не дружу… Но для меня Ирина уже была очень дорога, за эти месяцы нас сблизило доверие друг к другу, хотя мы ни разу не виделись, но я готов был жизнь отдать за Ирину и Настюшку. Глядя на то, как я стремлюсь помогать Ирине с дочуркой, многие уже стали думать, что у нас что-то серьезное выйдет. Но меня эти мысли не посещали. Одно только и заботило: как помочь, чтобы они не страдали от нужды и чтобы в трудный час Ирина не оттолкнула от себя свою доченьку.
Вот так изо дня в день Настюшка-крошечка возрастала, и когда ей исполнилось шесть месяцев, мне выдалась возможность повидаться с ними обеими. Кто бы знал мое состояние в это время!.. Один Господь знал, как мне хотелось подержать Ангелочка Божьего, посмотреть на девочку. И вот когда мы встретились в кабинете режимной части и я взял с Ирининых рук Настюшку, у меня от радости слезы хлынули. Все сорок минут свидания я не сводил с Настеньки глаз, хотя Ирина сидела сбоку и говорила мне: «Юра, обрати внимание на меня!..» Но, конечно, когда пришло время нам расстаться, мы с Ириной попрощались с теплом и любовью. Было такое чувство, как будто мы тридцать лет знаем друг друга, а не один год и месяц. Ирину увели в камеру, где содержались мамочки, а меня в мою. Я шел и ног не чувствовал под собой от неслыханного счастья.
Наша переписка продолжалась, и однажды Ирина написала, что, если я хочу, могу написать ее родным. Желания такого у меня не было, но я переборол себя и стал переписываться с Ирининой бабушкой, а потом и с ее тетей. Бабушка написала: «Юра, внучек дорогой, ты сильно не балуй нашу внучку, а то она уже даже отказывается от посылки с вещами для Настюшки». А они и правда обе были обезпечены всем и ни в чем не нуждались.
Когда Настюшке исполнился год и три месяца, Ирине позволили сфотографироваться с дочкой, и она послала один снимок домой, своим родным. Через месяц пришло от них письмо, все залитое слезами радости и благодарности. Они готовы были сейчас же поехать в Тюмень и забрать малютку к себе. Ирина спросила у меня, как быть. Но что я мог посоветовать? Я только и спросил: «А сможешь ли ты, Ириночка, без нее хоть час прожить?» И она им ответила, что дочка останется с ней.
Но вот наступили самые тяжелые дни. Ирине за неделю вперед сказали, чтобы она готовилась — ее переведут в колонию, в Мордовию. Я же еще оставался в СИЗО. Мне бы радоваться, что такой груз снимается с меня, но на душе было очень тяжело. Хорошо, что поддержали Иринины тетя и бабушка. От них получил я и первое письмо Ирины из колонии, в котором она писала, что доехала нормально, чувствуют себя обе хорошо.
Мы снова стали переписываться с Ириной — теперь уже на дальнем расстоянии. Ирина видела, как я их любил, как обе они мне дороги, и приняла серьезное решение на будущее. Я сразу не смог согласиться с ее предложением, так как мое положение еще не было определено. Ирина написала, что в Краснодар к матери не вернется — и я понимал, почему. Я предложил ей, как только освободится, ехать в Тюмень. «На первые три-четыре месяца тебя здесь всем обезпечат, а там устроишься…» Но она не согласилась, собиралась переехать в Ярославскую область. Я ей прямо написал: «Ты, Ирина, долго не проживешь с теми мозгами, которые тебя толкают в Ярославскую область». Было чувство, что это ее решение ни к чему хорошему не приведет. Но она стала утешать меня, что еще есть время подумать…
И вот Ирину освободили, и вскоре я получил от нее письмо. Но на конверте стоял обратный адрес: Ярославская область, — и тут-то я понял, что она поступила по-своему. Я стал настаивать в письмах, чтобы Ирина уехала оттуда, ведь там ей жизни не будет. Тем временем решилась и моя участь, месяцев через восемь или десять меня отправили в колонию. С нового места я написал Ирининой тете и через три месяца получил от нее ответ. Она писала, что Ирина, ее подруга и шофер легковой машины погибли в аварии. Настюшку забрала к себе Ирина мама.
Мне и по сегодняшний день не верится, что все это произошло на самом деле. Но с другой стороны, какой резон взрослым людям обманывать меня, они же видели, что мы с Ириной были как брат и сестра, что нас сроднила Настюшка. 17 ноября Настюшке исполнилось девять лет, а я ни разу не видел ее с того дня, когда совсем крошечкой держал на своих руках в кабинете режимной части СИЗО. Но я не огорчаюсь, я знаю, что у родной бабушки она всем обезпечена, что ее любят.
И вот в 2003 году я окрестился в колонии, стал тянуться к Господу, и меня стали часто посещать такие мысли. Вот ты, неверующий, сидел в СИЗО, и так хорошо у тебя все складывалось с Ириной — от Кого все это было? Ведь тогда мне все необходимое для Ирины и Настюшки шло в руки, и я, грешный, никогда не подумал о том, что все это мне посылал Господь. А сейчас вот вижу: да, действительно, это было по Божией милости! И вот Господь попустил и призвал к Себе Ирину, Царство ей Небесное, а я остался один, и нет у меня ни родных, ни близких.
С молитвой о вас и любовью к Господу многогрешный

Георгий Погребняк, г. Соль-Илецк Оренбургской области

Рис. Валерия Спиридонова. 

16.03.2007