Слово о малой родине

Письма внуку.

Пора возвращаться домой

Рассказать о минувшем подсказал внук Паша. Пришел со школы, бросил у порога рюкзачок и заплакал:

- Дедушка… двойку получил… И всё из-за тебя…

- Чем же я виноват?

- На уроке стал рассказывать то, о чем ты мне рассказал. Учительница спрашивает - откуда у тебя такая информация? Отвечаю - от дедушки… А она мне - ты говори то, что в учебнике написано, а не что дедушка говорит. И поставила двойку. В журнал… дедушка… в журнал…

Вечером, когда дом затих, дед открыл учебник внука - и тяжело вздохнул.

Еще никогда, дети, мы не знали себя так плохо, как ныне. Только в прошлом веке дважды с чистого листа переписана история. В самом начале революционеры, социалисты и прочая элита «русских иностранцев» предали Бога, Царя и Отечество и украли Родину. Так же поступили с СССР: уже нет почти трети страны, которую несколько веков собирали русские Цари. И сколько соотечественников в результате развала СССР оказались за границей… Чуждым стал и тихий городок на полугорье Бугуруслан, где под каждой воробьиной крышей теперь вывески с иностранными словами… В ресторанах пьют «шабли», а в Крыму целят в наши корабли…

«Очнитесь!» - шумят в пожарах вековые леса; «Спасайтесь!» - дрожит от обид кормилица земля; «Просыпайтесь!» - кричат птицы, покидая гнездовья… Слышу и от внука: чем, деда, спастись? Мой ответ: спасаться - кому-то в окопах, а кому-то в трудах! Сегодня 55 стран Запада пытаются уничтожить славянский мир. Но Бог поругаем не бывает; и на сей раз Царица Небесная спасает Свою возлюбленную дочь Россию. Недавно вновь избран Президентом Владимир Владимирович Путин. Вспаханы поля и едим белый хлеб; заработали заводы, нефтяные и газовые скважины; армия и флот защищают свое Отечество.

Чистый лист бумаги долго лежал на столе. Наш «бугурусланский Гомер» - Сергей Тимофеевич Аксаков, а дед кто? Простолюдин… И все же попробую…

На завалинке родимой деревеньки услышал заветы предков в песне: «Вы, молодые ребята, послушайте, что старые старики будут сказывать… не нарушайте старины своей земной…»

И… решился сказать вам всё то, чему свидетель. Господи, благослови!

Творцы русской жизни

В старых книгах твой дед, Пашенька, обнаружил в русской истории действующую таинственную синусоиду, которая, как странное существо, плещет энергией среди огромных пространств; то возносит Русь к величайшим вершинам славы, красоты, могущества, соединяет в великое государство, рождает гениев - художников, поэтов, писателей, зодчих, святых, то опрокидывает в черную бездну, в галактическую дыру. Казалось, мы пропали безследно, и нам не суждено больше подняться к свету, но возникает Святая Русь в прежнем рубище и обличье - надежда планеты…

В 1913 году Россия целую неделю праздновала Трехсотлетие царской династии Романовых. Во всех уголках огромной страны шли торжества. И было чему радоваться: Государство Российское занимало первое место в мире по росту производства, обогнав США и другие страны по экспорту ржи, пшеницы, круп, животного масла и другой продукции. Страна имела одну из самых твердых валют мира; шла впереди по добыче нефти, выплавке чугуна и меди; была второй по протяженности железных дорог, а по уровню жизни населения шла вровень с Германией.

О благоденствии Романовского правления говорит и демография: каждые пятьдесят лет население Империи возрастало - вдвое! К 1913 году первое место в мире по народонаселению занимала не тропическая Индия, не китайцы, не итальянские католики, а холодная православная Русь - 182 миллиона, прирастая на 2,4 млн ежегодно! Было кому защищать Родину, построить артелью, лопатой и киркой всего за тринадцать лет Транссиб, названный седьмым чудом света…

---

Здравствуйте, Антон Евгеньевич!

Автор статьи Борис Глинский.

Частенько вспоминаю Вас, особо, когда вижу Ваш плуг - «Благовест» - на наших христианских черноземах! Минувшим летом поджидал Вас на Филипповке - хотелось показать ваш родовой жоголевский дом, пообщаться с Вами, посоветоваться…

В минувшем году (кроме двух ранее построенных часовни Николая Чудотворца и звонницы) на погосте освятили часовню Женам Мироносицам! Радостно на душе и… тревожно. Построили, многолюдно отпраздновали, а далее… храмы пустуют. И священники редко приезжают.

В царское время в Бугуруслане действовало духовное училище, которое за пятьдесят лет выпустило более двух тысяч будущих священнослужителей. В сохранившемся прекрасном двухэтажном кирпичном здании в советские годы находилось Лётное училище гражданской авиации. Ныне здание, некогда принадлежащее Церкви, пустует. Вот бы заново в нем открыть духовную школу!

Пишу о малой родине. Много о ней сказано восторженных слов, спето песен и романсов, а зайдешь в сельскую или в районную библиотеку - нет ее истории, старая украдена, новая еще не написана. За сто лет в Бугуруслане не выпущено ни одной книги о Православии в нашем краю. Написал я более десятка очерков, и заголовок дал книге «Богорослан город Божий», а далее не хватает сил.

Предлагаю вашей газете «Письма внуку». Это ликбез по украденной в советские годы истории Бугурусланского уезда, входившего в состав Самарской губернии (с 1851 по 1937 гг.).

До сих пор Самара для нас близкая родня: треть автономеров - самарские, электричка - полнехонька: студенты, рабочие, родственники спешат на волжские берега. Недавно был в самарской больнице - встретили желанно, слышу - вы же наши…

И ваша газета, Антон Евгеньевич, наша! Желаю Вам, авторам, коллективу и далее великих благ и стяжаний в трудах Господу и русскому Православию!

Если подойдет материал, буду рад.

Руку приложил Глинский Борис Мильевич, старец 84 лет,
из коих половину - звонарь слова Христова, журналист и писатель.

---

* * *

Обрусением некогда дикой степи наш край во многом обязан дворянству, которое вкладывало огромные средства и силы в развитие этих мест. Усилиями служилых людей - дворян - была заложена основа сегодняшнего процветания Самары, Оренбурга, Бузулука, Бугуруслана. Дворяне вдохнули жизнь в сотни сел и деревень, многие из которых и ныне носят славные имена - Державина, Аксакова, Карамзина, Рычкова, Голицына, Осоргина…

Барская жизнь описана в трилогии «Детские годы Багрова-внука» - Гомером нашей заволжской земли Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Его наследство - автобиографическая трилогия «Семейная хроника» и «Воспоминания», «Записки охотника Оренбургской губернии».

Неподалеку от села Знаменского (ныне Аксаково), на закат солнца, сохранилось имение первопроходца и летописца заволжского края Петра Ивановича Рычкова; на меже с Бузулукским уездом (входившим также в Самарскую губернию) имение поэта и екатерининского вельможи Гавриила Романовича Державина. А неподалеку село Преображенское, где родился историк Государства Российского Николай Михайлович Карамзин.

У истоков студеной речки Мочегай, в селе Полибино привечает ныне заповедный 40-гектарный ландшафтно-ботанический парк, где собраны около пятидесяти видов деревьев Поволжья и Урала - лиственницы, ели, сосны, клены, липы, ясеня, разнообразные кустарники. Парк посажен внучатым племянником именитого историка - Александром Николаевичем Карамзиным. Живя в селе, он три срока избирался уездным предводителем дворянства, а в 1907 году стал членом Государственного Совета. На протяжении тридцати лет просвещенный дворянин занимался изучением местного климата и флоры; организовал первую на востоке России метеостанцию, вел орнитологические наблюдения и описал около 250 видов птиц, обитающих в ближайших окрестностях; оставил потомкам книгу «Климат Бугурусланского уезда Самарской губернии».

Славилось в междуречье Большого и Малого Кинеля имение князя Александра Борисовича Голицына в селе Поповка. Он создал многоотраслевое хозяйство, где главным был конезавод, имевший свое тавро. На ярмарках ценились его «суффольки чистокровные, английские верховые и рысистые», армейские ремонтеры закупали крепких метисов рысисто-башкирской и других пород для нужд армии.

* * *

Наши благословенные места и грозные события начала ХХ века описал Владыка Нафанаил, в миру Василий Владимирович Львов^[1].

Свою большую жизнь он описал в книге воспоминаний о детстве, которое тесно связано с Бугурусланом и Самарской губернией.

Епископ Нафанаил (Львов).

Родился я в 1906 году в Москве на Покровке, - писал Архиепископ Нафанаил. - Отец мой был членом Государственной Думы от Самарской губернии, состоял в партии прогрессистов и был лидером ее. Партия эта была близка к октябристам и обычно голосовала с ними.

Нас было 6 человек детей: пять братьев и одна сестра. Большую часть времени мы жили в селе Кротково в Самарской губернии, в 20 верстах от города Бугуруслана. Отец и мать проводили время в Петербурге, откуда мама приезжала чаще, а папа лишь на Рождество, на Пасху и на лето, привозя нам подарки. Мы очень любили и отца и мать.

Отец с матерью жили очень дружно. Единственной причиной нередких разногласий было то, что с середины войны папа стал отрицательно относиться к Государю, а мама оставалась непоколебимой монархисткой.

Помню, как в декабре 1916 года у папы с мамой, когда они приехали на Рождественские каникулы, завязался спор во время завтрака. Папа стал плохо говорить (по-французски) маме о Царе. Когда дело дошло до оскорблений, мама схватила яйцо, лежавшее на столе, и бросила им в папу. Яйцо оказалось сваренным всмятку, оно пролетело мимо папиной головы и разбилось об стенку, стекая вниз.

Мне очень понравилось это приключение, и когда вечером в гостиной у папы с мамой опять возникла перепалка в прежних выражениях, я побежал в столовую, достал из буфета оставшиеся от обеда трубочки со сливками и принес их маме со словами:

- Мама, пусти их в папу, он опять Государя ругает.

Папа рассердился:

- Негодный мальчишка, вон отсюда, сейчас же в кровать (это у нас было наказанием), без ужина, без сладкого!

Я пошел, славный тем, что стал «мучеником» за Царя и Отечество.

А утром папа позвал меня к себе в спальню и, обняв меня, стал со слезами на глазах говорить:

- Прости, Вася, меня старого дурака (папе было 44 года). Ты у нас молодец. Так всегда защищай Государя. Если потребуется - умри за него!

После Святок папа уехал в Петроград. Вскоре мама со старшим сыном и дочерью переехали в Бугуруслан, где старший брат Коля и сестра Машенька учились в средних учебных заведениях. А мы, младшие, остались в деревне на попечении няни и гувернантки.

В начале марта к нашей усадьбе подкатил старший брат и, вбегая в дом, закричал мне:

- Васька, кричи: да здравствует Царь Михаил Александрович. Николай II отрекся, у нас теперь Государь Михаил!

Меня охватил ужас. Я бросился в свою комнату. Упал перед иконами, которых у меня было много, и начал судорожно молиться:

- Господи, спаси Россию. Господи, спаси Россию!

Потом ужас у меня прошел, я стал говорить с братом и узнал очень мне понравившуюся новость: мой отец стал Обер-прокурором Святейшего Синода и состоит во Временном правительстве. Мы стали собираться переезжать в город.

Наш уездный город Бугуруслан, прославленный Аксаковым и Осоргиным, весь кипел. Всюду происходили митинги, говорились революционные речи. Но насилий еще не было никаких. Революция еще именовалась «великой безкровной». Но революционный угар охватил всю Россию. Даже духовенство поддалось ему. Архиепископ Оренбургский Мефодий широко, по всем приходам разослал свое Пасхальное послание, в котором выражал восторг по поводу революции. Впоследствии (будучи архиепископом Харбинским) он очень сожалел об этом своем выступлении.

Настоятель нашего прихода в Бугуруслане, отец Евгений, очень хороший священник, позднее принявший от большевиков мученическую смерть за веру, говорил в проповеди в Вербное воскресенье: «Мальчики и девочки с пальмами и цветами в руках встречали Христа Спасителя, вот так, как сейчас гимназисты и гимназистки приветствуют великую русскую революцию».

Через короткое время мама поехала к папе в Петроград. Она всячески старалась смягчить отношения мужа с высшим духовенством, не любившим папу за его резкие поступки. Он приказал убрать из Синода царское кресло, стоявшее там в знак незримого присутствия Государя на заседаниях Синода. Без суда удалил на покой ряд архиереев, назначенных, по слухам, по ходатайству Распутина…

После отъезда мамы мы остались на попечении тети Муси. Нам надо было продолжить учение - подготовку к экзаменам, мне в 3-й класс реального училища, братьям - в младшие классы.

Летом 1917 года в нашей Самарской губернии было так спокойно, что мы могли провести пару месяцев в нашем имении в Бугурусланском уезде. Когда Керенский стал во главе Временного правительства вместо Г.Е. Львова (не родственника нам), он заставил моего отца подать в отставку, и он вышел из Временного правительства. В августе папа приехал в нашу деревню вместе со своим другом и родственником Преосвященным Андреем, епископом Уфимским.

Наше село Кротково, расположенное в полосе лесостепи, было зажиточным. Я не видел на селе ни одной избы, крытой соломой (помню, как удивлялся Митрополит Анастасий, когда в 1949 году мы с ним ехали мимо ферм в Англии и он увидал избы, крытые соломой), все были крыты тесом и в большинстве были «пятистенниками», т.е. были разделены на две половины капитальной стеной.

Земельные наделы были крупными. Хлеб ели пшеничный, даже «посыпка», серый пшеничный, был не в почете, предпочитали «крупчатку», чисто белый хлеб. Часто крестьяне ели «убоину», т.е. мясо. Во всех дворах были лошади, коровы, куры, утки, гуси.

В селе был красивый, построенный моим прапрадедом храм, две школы: земская и церковно-приходская. Была почтово-телеграфная контора, телеграф был проведен перед войной, и мы, дети, старались подглядеть, как будут телеграммы «бежать» по проволоке.

Была больница с фельдшером, в которую минимум раз в неделю приезжал врач. Все крестьяне моложе 50 лет были грамотными, так как школа в селе существовала более 40 лет. По отношению к нам крестьяне держались дружелюбно. Не грабили усадьбы, как было в некоторых других имениях.

Когда в конце августа мы вернулись в Бугуруслан, в моей жизни произошли важные события. Я поступил в третий класс реального училища и был избран лидером партии народной свободы своего класса, по случаю чего надел на одну цепочку с крестом портрет Милюкова.

В реальном училище процветала политическая жизнь и почти не было жизни учебной. Фактически мы не учились. Учителя были запуганы и ничего с нами сделать не могли. Так продолжалось до ноября, когда власть в училище взяли в свои руки ученики старшего выпускного класса. Угрозами и подзатыльниками они навели на младшие классы порядок и заставили нас учиться.

Между тем в Петербурге мой отец принял участие в корниловском мятеже. В результате Керенский арестовал папу. Сначала его посадили под арестом в одну из комнат Зимнего дворца, потом позволили переехать на квартиру без права выхода из нее и приставили двух стражников.

26 октября друзья сообщили по телефону моим родителям, что Петроград взят большевиками и что немедленно надо скрываться, так как новая власть расправляется с членами Временного правительства без пощады.

Бежали, обманув стражу. Папин друг обрил ему бороду и снабдил просроченным паспортом давно умершего булочника Гаврилова. На перекладных отправились из Петрограда к нам в Самарскую губернию.

Лишь в декабре они добрались до Бугуруслана. Нам, детям, не было сказано о приезде родителей, хотя мы очень по ним тосковали.

Мы были вообще очень несчастны в это время. Приходилось продавать мамины меховые вещи. Средств к жизни было очень мало. Продукты стоили дорого. Сахара не было совсем, вместо него нам давалось по маленькой порции патоки. Утром пили ячменный кофе. Хлеб был с отрубями и мякиной. Мясо, покупавшееся на черном рынке, часто было подтухшим.

У всех у нас, и у детей, и у взрослых, началась цинга, прошедшая летом с появлением овощей, но сказавшаяся впоследствии общей порчей зубов.

После Пасхи 1918 года мне было обещано, что если я буду хорошо учиться, мне доверят большую тайну и доставят большую радость.

Я подтянулся, а на Пасхальной неделе тетя Муся и Машенька, моя сестра, повели меня за город, к стоящему одиноко домику.

Когда дверь отворилась, я увидел маму и какого-то незнакомого высокого господина. Забыв все наставления о сохранении тайны, я с сумасшедшим криком «Мама! Мама!» бросился к матери на шею.

Только нацеловавшись с нею, я спросил:

- А где папа?

- А папу-то не узнаёшь?

И только тут я сообразил, что высокий бритый человек - это папа и бросился к нему, потому что любил папу не меньше мамы и очень величался им.

С того дня я часто ходил к маме и папе. Радость моя еще увеличивалась от тщеславного сознания, что эта тайна доверена лишь мне и сокрыта от младших братьев.

Через месяц в Уфимской области началось движение чехословаков по формированию противобольшевицкой народной армии, так называлось Белое воинство на Востоке.

В Бугуруслане старшие классы реального училища и учительской семинарии решили присоединиться к восстанию против советов. Они организовали конный отряд под командой корнета Николая Мещерякова (впоследствии он женился на моей сестре).

Перед уходом из города моему старшему родному брату и троюродному брату Мише Бюнтингу, приехавшему из Пажеского корпуса и потому, как считалось, опытному в военных делах, было поручено взорвать здание Бугурусланского совета.

Под прикрытием полдюжины таких же «опытных» воинов-реалистов и семинаристов с ружьями Коля и Миша подошли к зданию совета и стали бросать в окна ручные гранаты, которых тогда, в результате войны и революции, повсюду было великое множество. Колины гранаты не разорвались, а Мишина попала в унитаз уборной и разворотила его.

Из здания затрещал пулемет, и нашим повстанцам пришлось срочно ретироваться. Конный отряд Мещерякова вышел из города и скрылся в лесах около нашей деревни Кротково.

В Бугуруслане начались усиленные обыски. Папе и маме было опасно оставаться в их домике, и они переехали в нашу довольно большую квартиру в центре города.

Вскоре после их переезда, на рассвете, в 4 часа утра раздался резкий звонок у входа, и в квартиру вошел отряд красногвардейцев. Им навстречу, наскоро одеваясь, вышла мама.

- Ваши документы, гражданка.

Мама предъявила паспорт.

- А, так вы жена бывшего Обер-прокурора Синода Владимира Львова. А где ваш муж?

- Он в Уфе…

Обыск прошел благополучно. Было реквизировано несколько брошек и сережек с ценными камнями и отобран, с составлением акта, дамский пистолет, обложенный перламутром. В наши комнаты, по просьбе мамы, они не заглядывали, чтобы не пугать детей.

Это были еще деликатные времена.

А через несколько дней в Бугуруслан входила конница чехословаков и народной армии. Был яркий весенний день. Всё население города вышло навстречу освободителям. От города до его железнодорожной станции несколько верст. Вся дорога от вокзала до соборной площади была устлана цветами.

Всё население в своих лучших платьях, с букетами цветов, встречали вступившие в город войска. На соборной площади был поставлен стол, украшенный цветами, и духовенство в праздничных ризах ждало войско, чтобы служить благодарственный молебен.

Но когда войска появились на площади, с соседнего холма, за предместьем Турхановкой, посыпались пулеметные очереди. Толпа в панике бросилась в боковые улицы, а нам пришлось бежать прямо навстречу пулеметной стрельбе, так как наш дом был хотя и в двух шагах от площади, но по улице, вдоль которой шла стрельба.

Конные отряды чехословаков и народной армии галопом помчались на Турхановскую горку и в полчаса сбили красноармейцев, оказавшихся почти сплошь китайцами.

Пулеметы замолчали. Молебен был отслужен с часовым опозданием. Через пару дней к нам вернулся отец, старший брат и Миша в составе всего своего конного отряда.

После вступления белых в Бугуруслан учебные занятия продолжались еще долго. Я перешел в 4-й класс.

Папа в то лето долго гостил с нами. В сентябре красные войска повели наступление, в городе начались приготовления к эвакуации. Событием в это время был приезд к папе адъютанта Великого Князя Михаила Александровича, рассказавшего, что Государь и вся Царская Семья убиты, но что якобы Великий Князь Михаил Александрович спасся и направляется на Восток (этот слух не подтвердился).

Готовясь к эвакуации, мы зарыли все ценные вещи нашей семьи и оставленные на попечение папы его сестрой вещи семьи Гагариных.

Среди этих вещей самой ценной был осыпанный бриллиантами мальтийский крест моего прадеда - мальтийского рыцаря. Зарывали в полной уверенности, что не позже как через год вернемся и отроем. Когда я хотел взять с собой свои любимые книги, мне не позволили со словами:

- Чего ты будешь тащить туда и сюда твои книги? Приедем через год - начитаешься.

А дальше - большевики заняли Самару. Папа получил теплушку.

Мы выехали на Восток…

…Ни через год, ни через шестьдесят лет Вася Львов больше не приехал в Бугуруслан. Он стал выдающимся русским богословом, проповедником, общественным деятелем дальнего Зарубежья. На чужбине всю свою долгую жизнь он посвятил Богу, Церкви, спасению Родины и спасению души.

Крестьянский мир

Наш уезд был разбит на девять мировых участков (ныне девять районов и городов в Оренбургской и Самарской областях). Каждое село имело уставные грамоты, где значилась численность населения, площадь земельного надела - собственность крестьянской общины.

О том, как жили крестьяне в начале ХХ века, лучше всего поведал писарь волостного села Сарай-Гир (ныне Матвеевский район Оренбургской области) Трофим Семенович Мурысев, чьи тетради в дедовом столе.

* * *

Слухи о том, что в Бугурусланском уезде Самарской губернии земельные наделы в 6-8 десятин пашни продаются по баснословно дешевым ценам, по 100-120 рублей за надел, докатились до Украины и возымели силу. Малороссы свои маленькие наделы в 1-1,5 десятины продавали за 800-1000 рублей и устремились к нам. Из Екатеринославской губернии переселилось в Сарай-Гир семей тридцать «хохлов», так между собой мы их называли. Имели поселенцы в наличии немалый капитал, быстро обзавелись хозяйством, стали выделяться в отруба и в хутора.

Из Бугуруслана приехал агроном Александр Калинович Танковский, человек простой и умный. На собраниях и при встречах ругал за нашу трехполку и мелкополосицу, безхозяйственность и темноту. Возразить ему было нечего, непосильно вести хозяйство, если кусочки пашни находятся в 15-20 местах, порой за десяток верст. Где выход? Агроном отвечал - принят закон, по которому можно объединять полосы в одно поле и культурно хозяйствовать, внедрять севообороты, покупать новую технику.

Слова его были услышаны. Село загудело. Пошла скупка и продажа наделов. Богачи скупали по десять наделов, середняки - по пять. Старший брат Григорий, обсудив важный вопрос в нашей большой семье, купил три надела. Мечта осуществилась - в одном поле 36 десятин земли! С помощью агронома внедрили севообороты, закупили в кредит семена, плуги, бороны, сеялки. А дальше! С пропашного поля, где широкорядно посеяли просо, намолотили с десятины 200 пудов пшена! (Тридцать два центнера!) У соседей же, «на трехполке», собрали лишь 50. Рожь по раннему пару дала 250 пудов, пшеницы намолотили против соседей вдвое больше…

Подошла зима, по снегу и морозам зарезали быка, свинью, восемь баранов. Одна забота у мужиков - убираться со скотом, да плести про запас лапти. Вечером мужики и бабы стали ходить на популярные в селе посиделки. На одну из них, которая проходила в доме моего товарища по военной службе Пантелея Щекачева, повадился и я. В их семье - отец и его три брата были религиозными людьми. Брата Матвея собирали на Афон. Народу собралась полная изба. Иван Миронович встал, обратившись к иконам. Все последовали его примеру. Пропев молитвы, сели на скамейки. Хозяин дома, привстав, стал говорить:

- Вот мы, братья и сестры, здесь собрались, нас много, как сильна общественная молитва и как она приятна Богу, если она творится с верою и любовью. Вера, Надежда и Любовь - три родные сестры, и велик тот человек, кто в близком родстве с ними. Мы, братья, зачем сюда собрались? Чтобы не потерять путь в Царствие Божье, которое уготовил нам Господь - и наш Царь, Помазанник Божий. Этот путь тесен и тернист, полон соблазнов от сатаны и иноверцев-бунтовщиков, путем революции пытаются уничтожить Святую Русь Православную…

О многом говорили в тот вечер, читались молитвы, звучали песни, рассказы о житии святых, звучали призывы жить по заповедям Божьим - в любви, помогая друг другу. Божьи заветы воплощались в жизнь: две трети мужиков в нашем селе не пили пива, вина, а водку считали «кровью сатаны», не курили, ходили в церковь, отмечали праздники, держали посты. А с теми, кто ел в среду и в пятницу мясо, попросту не разговаривали.

Осенью, после сбора урожая, село оживало - колесили скупщики зерна, те кто побойчее, везли товар на ярмарки в Бугуруслан, в Белебей и даже проторили дорогу на Уральск, где зерно было в два раза дороже. Там совершали обмен - «баш на баш» - пуд зерна на пуд осетрины или белуги, налима, леща, сазана и другой рыбы. Игрались многодневные свадьбы, родня со стороны жениха и невесты по очереди накрывали столы, привечали новых родных.

Зато у женщин зимой работы прибавилось. В нашей большой избе устанавливали четыре самопрялки. Днем и ночью, как на фабрике, гремели машины, даже с улицы был слышен их шум. Женщины работали и следили, кто больше напрядет. Лучшей ткачихой и рукодельницей была наша тетушка Матрена, частенько она засиживалась у станка и до утра; ткала суконные, льняные и конопляные полотна, из шерстяной верчи ткала ковры, не только для себя, но и для продажи, зарабатывала хорошие деньги.

Наши бабы всю зиму никогда раньше полуночи спать не ложились - самопрялки работают, изба гудит. Брат Григорий и его сын Егор завалились и спят на полатях, похрапывают. А я читаю или пишу. По дворам ходило много православной литературы. Я за зиму прочел сочинения святых Иоанна Златоуста и Ефрема Сирина, ходил на посиделки, где читал Закон Божий.

В нашем середняцком хозяйстве было шесть лошадей, три дойные коровы, 25 овец с приплодом, птица, свиньи, большой огород. Стал накапливаться «жирок». Мы вместе с кумом Лариным купили лобогрейку (жатвенную машину), и дело пошло: быстро собрали урожай, свезли снопы на гумно. Купили и жнейку в рассрочку на подходящих условиях: одну треть стоимости брали в задаток, а за две трети рассчитывались из двух последующих урожаев. В амбаре двухгодовой запас хлебушка, семян, фуража. Дом - полная чаша. Всё было дешево.

Мануфактуры и других изделий из города было много в лавках и цена невелика, но мы скупились на обновы, деньги вкладывали в развитие хозяйства. Во что одевались и обувались? Сеяли лен и коноплю. Из самодельной ткани шили рубашки, платья, подштанники, полотенца. Из верхней одежды шили чапаны (зимние кафтаны), пиджаки, юбки. Зимой мужики, женщины и дети носили овчинные шубы, шерстяные валенки. Летом ходили в лаптях, для выхода в люди и на праздники обували сапоги и иную кожаную обувь, которую берегли и носили по десятку лет...

Поволжский голод 1874 и 94 годов принес великую скорбь и страдания, отметился многими крестами на погостах. Земство отреагировало - создало страховые запасы продовольствия и фуража. На станциях новой железной дороги построены зернохранилища - на 600 тыс. пудов в Бугуруслане, на 400 тысяч в Сарай-Гире, и на 100 тысяч пудов в Заглядино. Во всех волостных селах, коих было 54, построены общественные амбары, из которых выдавались в недородные годы крестьянам продовольственное и фуражное зерно, семена и ссуды в зачет нового урожая. В селах действовали кредитные товарищества и потребительские общества. Общество оберегало бедные семьи, освобождая их от налогов, жертвовало на покупку скота, помогало безродным старикам.

Величайтесь же, дети мои, в ваших жилах крестьянская кровь!

Бугуруслан - город Божий

Тяжкими были первые десятилетия обустройства на новой земле: жили в землянках, скудно питались, зимние бураны сравнивали с землей постройки. Первый бревенчатый дом в будущем городе поселенцы построили Господу, освятив его именем Чудотворца Николая. И пришли чудеса!

Успенский храм в Бугуруслане.

Слобода обустраивалась, стала центром большого уезда. На доброхотные пожертвования строились соборы, приходские и домовые церкви. Обыватель оставил потомкам картинку празднования Крещения Господнего: «Несмотря на мороз, к центральному Спасо-Вознесенскому собору сходятся ото всех церквей тысячи прихожан: от Михайло-Архангельской; от слободского храма князя Александра Невского, от Иоанна Предтечи, Скорбящей Божией Матери; от Свято-Введенской, единоверческой, от реального училища, гимназии и острога…

После молебна, во главе со священниками все слобожане идут купаться в иордань на реке Кинель. Сколько радости и веселья, благолепия, духовности на лицах! Окунувшись, счастливцы облачаются в шубы и идут по улицам, другие, с гиканьем и песнями, мчатся на лошадках - к праздничному столу… Плывет над городом и тает в поднебесье благовест от монастырского трехсотпудового колокола Покровского собора - «С нами Бог…», «С нами Бог…»

Основателями православной общины стали дворяне Елизавета Ягодинская и ее брат Дмитрий Пополутов. При открытии общины в 1859 году число девиц, изъявивших желание «отречься от мира, земных благ и от старого имени», было велико, и пятнадцати из них было отказано в просьбе. Сердобольная дворянка Анна Ивановна Путилова простерла им руку помощи, открыв богадельню в селе Талы, из которой вырос позже именитый Ключегорский Казанско-Богородицкий женский монастырь.

Своим расцветом монастырь Покрова Божией Матери обязан потомственной дворянке игуменье Рахили, которая двадцать семь лет подвизалась в иночестве, возглавляла общину, где спасали души 117 манатейных и рясофорных послушниц и более 120 сестер. Божья обитель занимала городской квартал: за каменной стеной три храма, несколько часовен, более полутора десятка корпусов для жилья, бытового и хозяйственного назначения. Действовало церковно-приходское училище для 70 девиц на полном монастырском содержании.

Царским указом в сентябре 1862 года открыто духовное училище, где на казенный кошт обучались более двухсот детей.

В начале ХХ века в городе имелось четыре собора, шесть православных церквей. И это на 12 тысяч населения! Благодать сияла над городком. В праздники Святой Пасхи, Троицы и престолов конные повозки с гостинцами были видны возле острога, у ворот пехотного полка, у больниц, приютов и богаделен. Открыты настежь для всех нуждающихся двери в домах староверов-мукомолов Клементьевых; стол для бедных в доме чиновника управы Богданова; многие барыни, по примеру Чудотворца Николая, одаривали приданым бедных невест; благотворители содержали приюты детей-сирот, военных инвалидов, лечебницы, школы. Каждый знал пролетку на резиновом ходу, запряженную парой вороных, купца Чурина Александра Ивановича - двенадцать лет он избирался народом городским головой; несут Крестным ходом икону Табынской Божьей Матери - звучит имя Цынговатова; в приделе Покровского храма горит неугасаемая свеча за упокой души Позднякова… Во всех госучреждениях и учебных заведениях, кроме воскресных дней, праздновались 12 церковных праздников, к Рождеству и к Пасхе служащим выдавали двойное жалованье.

Святой Константин Бугурусланский

На нашей благословенной земле воссияло имя настоятеля Спасо-Вознесенского собора города Бугуруслана священника Константина Сухова. Он прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских к общецерковному почитанию с именем - Константин Бугурусланский.

* * *

Самарец Дмитрий Сивиркин издал книгу, посвященную своему святому прадеду. Но тебе, внучек, пока не удалось прочесть ее. Кратко поведаю о самарском подвижнике.

Родился будущий святой 7 мая 1867 года по старому стилю в селе Жемковка Самарской губернии. Его отец Иван Петрович священник в третьем поколении. В год составления ведомости ему исполнилось 38 лет, но он уже был вдов и один воспитывал шестерых детей. Все они посвятили себя служению - Степан, Константин и Александр стали священниками, Николай - сельским врачом, дочери Надежда и Евгения вышли замуж за сельских пастырей.

Священномученик Константин Сухов.

С малых лет Константин прислуживал в храме, пел в церковном хоре, а после окончания Симбирской Духовной семинарии был рукоположен в сан священника в селе Старо-Дворяновка. Шесть лет спустя, «для пользы службы», Правящий Архиерей переместил отца Константина в большое самарское село Царевщина на берегу Волги настоятелем храма Рождества Христова. Здесь иерей проявил большое усердие и был отмечен наградами. Осенью 1903 года освободилось место в клире главного Спасо-Вознесенского собора в Бугуруслане: куда его и направил, опять же «для пользы дела», Епископ Самарский и Ставропольский Гурий.

Небольшой город на холмах встретил семью Суховых благолепием церковных куполов и крестов, людской заботой, которая ощущалась на каждом шагу. Поразили ярмарки - шумные и многолюдные, с изобилием товаров, песнями, гармошками, шатрами цирка и театра.

Пятнадцать лет жизни отдал отец Константин нашему городу и округе, избирался от духовенства в земское собрание, был депутатом городской думы, много сил отдал народному образованию. В быту проявлял веселый нрав - с малыми был мал, с большими - большой. В проповедях призывал крепить союз веры, царя и народа. И вот пришла невиданная смута: революция и гражданская война. Несколько раз менялась власть в Бугуруслане - красные, белые, чехи. Настоятель храма протоиерей Константин с церковного амвона призывал не поддаваться на большевистскую агитацию.

В день памяти Святителя Алексия, Митрополита Московского и всея Руси, на городской площади шумел базар. Как обычно, Крестный ход обошел кругом собор, а затем во главе с настоятелем направился к дому купца Фадеева, где располагался революционный совет. Народ шумно обвинял революционеров в поругании веры, требовал защитить государство Российское. Пулеметы разогнали протестующих…

В конце октября 1918 года город заняла Красная армия.

Был морозный воскресный день, в соборе клир молился об упокоении Царской семьи, расстрелянной в Екатеринбурге. Неожиданно вошли красноармейцы, вывели батюшку из алтаря на улицу. Прихожане просили не трогать своего духовного отца, но, невзирая на их мольбы и слезы, солдаты расстреляли отца Константина в городском саду на берегу Кинеля. Тело оставили на месте казни, его забрали верующие и похоронили. Мощи святого до сих пор не обретены.

* * *

В послереволюционные годы в губернии не осталось ни одной церкви. Дольше других сопротивлялся безбожию Бугуруслан. Тогда власти направили в уезд на руководящие посты чужаков. Свои на греховное уничтожение церквей не шли, тогда завезли бригады из Татарии. Во время разорения центрального собора двое упали с купола и разбились насмерть - бригады сбежали. В докладной записке власти доносят в Куйбышевский облисполком: «Церкви Бугуруслана и района, вопреки инструкциям и запретам, распространяют свою деятельность. В городе обосновали кафедры епископы Русской Православной церкви, старообрядцы и прочие…»

Тогда РКСМ (коммунистический союз молодежи) в июле 1930 года провел всероссийский слет атеистов, потрясший город. Богоборцы поснимали со стен церквей иконы и устлали ими пол танцплощадки в Красном городке, и комсомолки пустились в пляс, стуча каблуками по святым ликам. Местная молодежь, увидев неслыханное богохульство, убежала с площадки. Тогда «слетчики» перевернули иконы ликами к земле, принесли ведро вина, заиграла веселая музыка - и только что принятые в комсомол местные подростки всё же соблазнились. В театре шла пьеса «Дурные пастыри». Колокольню Михайло-Архангельской церкви приспособили под парашютную вышку, под клуб тракторной школы передали единоверческую церковь, в школах создали ячейки воинствующих безбожников…

Одним из чужаков в городе был начальник ГПУ Соломон Шрайбман. Он оставил мемуары.

«Мы знали о том, что у церквей и монастырей было много золота и других богатств. В годы гражданской войны местная знать свои драгоценности отдавала в монастырь для сохранности. Сюда же, за толстые монастырские стены, по нашим сведениям, тайком снесли церковное золото, утварь из Михайловского собора, Успенской, Единоверческой и других церквей…

Игумения Серафима (Почеревина).

Вместе со мной на «золотую операцию» отправилось более десятка человек. Встретили чекистов наглухо закрытые монастырские ворота. Стучим и требуем немедленно позвать начальницу. Через несколько минут загремел засов и открылись ворота. Мы вошли на территорию монастыря. Игуменья Серафима спокойно промолвила:

- Предъявите ордер на обыск…

Подали бумаги. Прочла и сказала:

- У нас ничего нет. Что было, поменяли на хлеб и раздали его голодным.

- Тогда будем искать сами…

- Ищите…

Обыск принес удачу. В тайнике обнаружили золотые, украшенные бриллиантами кресты, чаши для причастия и другую церковную утварь».

После обыска игуменью Серафиму (Почеревину)^[2] арестовали. Отбыв наказание, она вернулась. Официальные документы гласят, что монастырь ликвидирован в 1924 году, но память народная и фотографии говорят о другом - монастырь, хотя и не совсем легально, действовал еще десяток лет.

В разгар страшного тридцать седьмого, перед Рождеством Христовым, матушка Серафима приехала в Куйбышев в такой же подпольный монастырь, где ее и арестовали. Внутренняя тюрьма при УНКВД. Голые стены. Квадратные оконца. Глухая дверь с глазком. Нары в три яруса заполнены, кому не хватило нар - на цементном полу. С высокого потолка свисает негаснущая лампочка, ее свет для узников как «пылающая бездна»… Безсонные ночи. Память по-девичьи свежа, яркая, как пасхальное солнце: перед глазами монастырь, ставший домом с детства, светлые дни Пасхи… пекутся тысячи просфор на Страстную и Светлую недели. На столах артосы, большие пасхальные хлеба для городских храмов и для почетных прихожан. А еще куличи - на всю Светлую седмицу. Работа на монастырском подворье на берегу Кинеля - запах цветущих лип, увядающей травы и прочей благодати на прекрасной земле.

Утреннюю тишину нарушил скрежет запора и открылись врата:

- Игуменья… На выход…

В Рождественские дни 1937-го во внутренней тюрьме НКВД Самары содержалось больше двухсот человек, из которых 18 получили по десять лет заключения, остальные расстреляны. В числе расстрелянных была и игумения Серафима. Среди расстрелянных был Архиепископ Ириней, служивший в Бугуруслане.

Кострожог отец Алексий

Поведаю вам, внуки, о протоиерее Алексии Остроумове.

Господь рано возложил на плечи Алексея крест: сирота с детства. Духовная семинария, а по окончании учебы венчание с дочерью священника… Став иереем, прибыл на место служения во вновь построенную церковь села Алексеевка.

Память об отце в своих записях оставил сын Николай:

«Зима. Перед церковью на двух столбах с перекладиной подвешен большой колокол. Я в полушубке с красным кушачком, вместе с мамой, дергаю веревку и слушаю завораживающий звук… Прогулки по округе, которую взрослые называют «наша Швейцария». Далее, село Осоргино, насчитывающее более пятисот дворов; в центре большой барский кирпичный дом, его хозяина народ величает - Любим, рядом кирпичный с трехъярусной колокольней храм, неподалеку наш дом. Церковь имела свой земельный надел. Осень, на гумне лошадки крутят колесо молотилки - пыль столбом, вороха соломы и зерна, отцовская борода белая от мякины…

Революция и гражданская война. Рано выпал снег, принесший не радость, а горе. Печальная весть о расстреле протоиерея Константина; следом в революционном пожаре сгорела церковь и наш дом. Приютило семью сердобольное общество Алексеевки: отремонтировали дом, покрыли свежей соломой крышу, и отец приступил к своим пастырским обязанностям».

Вскоре под частый гребень «врага народа» попал и отец Алексий. Первый арест, затем второй в 1933 году и - десять лет заключения в мордовских, пермских и других лагерях.

Бригада определила батюшке место кострожога - обогревал узников у костра. А еще по общему приговору осенял арестантский наряд крестом и в укромном месте проводил службы, исцеляя дух и плоть страждущих. Согревал сердца людей молитвой.

Дома осталась матушка Антонина с семьей. Чтобы скрыть «поповское» происхождение, поменяла несколько мест и остановилась в уральском селе Юрюзань. Жили в старой избушке, где мать трудилась на огороде, дети рано приобщились к труду, прилежно учились, скрывая что они «поповские».

После освобождения о. Алексий прибыл в Бугуруслан. Переночевал в доме родственника, наутро вышел на улицу в полном церковном облачении. Дивился город! Смело открывал двери кабинетов чиновников и говорил: «Есть приказ открыть церковь…» Первоначально службы велись в молитвенном доме - пятистенном особняке и шли работы по ремонту сохранившейся на кладбище Успенской церкви. Главными помощниками были женщины: на лошадках в зимнюю пору добирались до лесничества, пилили, рубили дубочки, липы, осины на ремонт храма, несли кто обрезную доску, кто ведерко извести, банку краски… И воссиял крест над погостом!

Молва о первой службе пронеслась по городу и округе. На освящение прибыл легендарный Епископ Оренбургский (в ту пору Чкаловский) Мануил. Храм не вместил желающих, прихожане стояли на улице, ждали очереди, чтобы прикоснуться к Кресту и получить благословение Владыки.

Похоронен батюшка Алексей Петрович Остроумов (1886-1963 гг.) при большом стечении прихожан из Алексеевки и ближайших деревень, не говоря уже о горожанах. Похоронили его возле алтаря, где и ныне на его могиле цветы - память народная.

Радует остроумовское наследие: сын Николай - художник, запечатлевший малую родину на холстах, по его эскизам сооружен мемориал Славы погибшим воинам; другой сын, врач Алексей, построил медицинский центр в южной части города; внучка, Народная артистка России Ольга Остроумова, покорила страну ролью зенитчицы в фильме «А зори здесь тихие»… По стопам предка идет и нынешнее остроумовское племя - известна в городе династия врачей.

Ими славится наша земля…

На карте России бывший Бугурусланский уезд - малое пятнышко, но он сродни малому европейскому государству: территория была 21 квадратный километр, где проживало около 500 тысяч человек. Кто побывал в Заволжье, становились поэтами. Один из первопроходцев, Иван Кириллов, в 1736 году записал: «Девственный край по богатству земли, природы и климату! Тут нет ни одного места с недостатком к житью человека - земля черная, леса, луга, реки рыбные, звериные ловли довольные… Башкирцы, как птицы небесные, не сеют, не жнут, а сыты бывают…»

А вот слова капитана Николая Рычкова, принимавшего участие в экспедиции по реке Большой Кинель: «Места, окружаемые реку, будучи степными и никем не обитаемые, изобилуют разными зверями, живущими в водах, которые суть норки, выдры, бобры, а в степях находится множество коз… В зарослях камыша по старицам и степным рекам бродят дикие кабаны, достигающие порой 15-20 пудов веса. В лесах медведи, лоси и другие звери… Я никогда не видел столь прозрачных и приятных вод…»

В 1876 году в газете «Русский инвалид» появилось сообщение, всколыхнувшее всю Россию: подвиг унтер-офицера Фомы Данилова в военных действиях по подавлению мятежа Кокандского ханства. Писатель Федор Достоевский посвятил нашему земляку большой очерк и несколько страниц последнего своего романа «Братья Карамазовы».

Вот несколько его строк: «Да, это подвиг, эмблема России, всей России, всей нашей народной России, подлинный образ ее, вот той самой России, в которой циники отрицают теперь великий дух…»

Родился Данилов в 1846 году в селе Кирсановке Бугурусланского уезда, происходил из крестьянского рода. На военной службе за усердие был произведен в унтер-офицеры.

Во время похода в Средней Азии, ремонтируя повозку, отстал от прикрытия и был похищен кипчаками. Вывели пленного русского в Маргелане на площадь и потребовали от него принять мусульманство. Обещали жизнь, сулили должность и большие деньги. Но русский солдат остался глух ко всяким соблазнам. Он сказал: «В какой вере родился, в такой и умру, а своему царю я дал клятву и изменять ему не буду». Тогда Фому Данилова привязали к доске. Фома перекрестился, насколько позволяли связные руки, и 25 ружей, как сказано в статье, дали по нему «неправильный залп», стремясь не убить, а тяжело ранить. Стреляли почти в упор. 29-летний герой жил еще около часу. Пощады он не попросил. Смерть воина Фомы произвела огромное впечатление на всех очевидцев. Воин Фома Данилов проявил изумительную любовь к Христу и Отечеству. «Русский умер как батыр!» - признали сами его мучители.

* * *

Нелишне упомянуть о том, что в уезде были открыты кумысолечебницы, позже переименованные в санатории, где велось лечение начальных форм легочных заболеваний, малокровия. Среди пациентов были писатели Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов. Одна из кумысолечебниц Нудатово находилась в семи верстах от города. В ней имелось два больших корпуса и семейные домики. Табун лошадей пасся поблизости, на кинельских лугах. Целебный напиток готовил башкир-кумысник. Санаторий Бузуева принимал до ста человек.

О духовной крепости благословенного края говорит трагический эпизод. Лето 1881 года выдалось сухим и жарким. С утра 24 июля ярко светило червонное солнце, в полдень на горизонте появились тучи, подул ветер, который к полудню перешел в бурю. В 4 часа в холодных постройках возле моста на берегу Кинеля вспыхнул пожар. За считанные часы огонь уничтожил около пятисот деревянных и каменных домов; сгорели церковь, почтовая и телеграфная станции, городская управа, общественный банк, сиротский суд, воинское присутствие, женская прогимназия…

Вечером хлынул дождь, который лил всю ночь. А утром печальный звон колоколов возвестил о новом дне, который высветил обугленные скелеты домов и построек, тлеющие кучи пепла, возле которых шевелились обезсилевшие люди. К полудню над пустыней скорби и слез повеял свежий ветер надежды; появились родные и близкие, гласные земства, чиновники и прочий сердобольный люд: несли продукты, одежду, утварь.

Погорельцев забирали родные и близкие из сел и деревень, потеснились в своих домах мещане, купцы и дворяне. Земство образовало столовые и приюты для детей и стариков. Игуменья женского монастыря Рахиль дала приют десяткам пострадавших. Ущерб от пожара был огромный, более 528 тысяч рублей. Банки выдали ссуды, с выплатой после десятилетнего срока, построены небольшие кирпичные заводы, созданы артели каменщиков, плотников. Сотни обозов везли из Бузулукского бора - лес, тес. Опекал погорельцев наш земляк Самарский Губернатор Григорий Сергеевич Аксаков.

Медаль «Детям войны»

Не помню, говорил ли вам, внуки, деду недавно вручена памятная медаль «Детям войны» с благодарственным письмом Губернатора. Радость - по заслугам, да еще при жизни! Была необыкновенная судьба и неповторимое время. Судите сами - читать и писать учились мы при свете керосиновой лампы, услышали голос Москвы из темной раковины проводного радио, испытали восторг от электричества, кинофильмов, автомобилей, самолетов, космических спутников и полета в космос Юрия Гагарина… А в старости - компьютеры, мобильники… Согласись, многовато для одной жизни!

Во время войны c фашистами отцы и братья на фронте защищали Родину; матери и сестры сутками трудились на полях и фермах. Дети в домах стали хозяевами: старшие нянчили и кормили младших, выращивали на усадьбах картошку, свеклу, капусту; кто постарше, слезами и мозолями убирали хлеб с колхозных полей, девочки - на фермах. В городах подростки трудились на заводах и фабриках.

Сколько же нас было много! Уже после победы, вечерами, любимой игрой были «войнушки», где каждый был Александром Матросовым - в жарком бою ложились на амбразуру вражеского пулемета «и умирали», блаженно раскинув руки на земле, - за Родину! Жертвенная любовь у поколения осталась на всю жизнь.

Дух победителей от отцов и матерей перешел на детей, дав нашему поколению невиданные силы и таланты. В моем селе Вячеслав Серов стал академиком, Николай Войнов полковником Генерального штаба Советской Армии; Саша Лаврентьев и Миша Борцов офицеры, Александр Сурков - кандидат наук, Клара Богданова посвятила жизнь космодрому Байконур, прокурором Камчатки стал Володя Куркин, а Саша Садчиков - генерал юстиции. Александр Петров руководил районом, Ульяна Белова - заслуженный врач России…

Мы были детьми одной Родины, одной доли и достатка, мы были все вместе, и нам было хорошо.

Когда и где подобное было? Пожалуй, в библейском мире, когда Святой Дух сошел на Апостолов. А наш деревенский герой, фронтовик дядя Паша Баев, у которого грудь - иконостас от орденов и медалей, на торжествах громко всем говорил: «Я видел Иисуса Христа с Красным знаменем на верхушке Рейхстага!»

Пишу хвалебные строки и слышу ваши голоса: «Дед, уж если было всё так прекрасно, то почему так быстро рухнула прежняя жизнь?»

По прогнозам нашего соотечественника академика Менделеева, Россия должна была иметь в 2000 году - пятьсот миллионов населения! Слышу, слышу ваши голоса: «А где же, дед, 350 миллионов?»

Бог поругаем не бывает, и всякое преступление - наказуемо! И человек, и вся страна спасаются жертвой искупления…

Дети мои! На нашей Божественной меже соединяется земля с небом, и ночные небеса сеют таинственные Божии семена, кои прорастают и дают плоды невиданных знаний и открытий.