Мал золотник, да дорог

Рассказ-быль.

Об авторе. Виктория Витальевна Белькова живет в селе Балухарь Черемховского района Иркутской области. Работала учителем, воспитателем в детском саду, сейчас с мужем ведет небольшое фермерское хозяйство. Мама четверых детей.

Дед с Иваном шагали знакомой улицей мимо крашеных пятиэтажек в сторону вокзала. Там, на привокзальной площади, сегодня должен был состояться митинг в честь открытия памятника ссыльным переселенцам Сибири.

Мать с отцом еще рано утром уехали в храм, к Литургии, а Ване поручили сопровождать деда на митинг и обратно.

Родители относительно недавно стали ходить в церковь. Это впервые случилось, когда у матери начались проблемы со здоровьем, а у отца на работе. Все как-то в их семье разладилось. Ваня все чаще слышал, как родители ругаются между собой. А последнее время слово «развод» звучало почти ежедневно.

Первой в храм пошла мать. Отец поначалу только подвозил ее на службы, а после забирал домой. Однажды, устав ждать жену, зашел из любопытства, да так и остался. Ваня радостно отмечал про себя, что ссоры между родителями с тех пор стали реже и как-то мягче, что ли. Все чаще родные ему люди тихо о чем-то говорили друг с другом. Иногда спорили, но не ссорились, как раньше.

Иван в отношения родителей не вмешивался. Когда становилось туго, убегал к деду. С дедом они были друзья. Уступая уговорам матери, Ваня иногда ходил с ней в храм, но ничего в этом не понимал. На службе откровенно скучал, постоянно поглядывал на часы. Правда, проповеди батюшки он любил и слушал с интересом. Дед в храм не ходил, хотя крестик носил:

- Не я надел, не мне снимать, - объяснял он.

Дочь предлагала ему посетить службу, но он неизменно коротко отвечал:

- Не вижу надобности.

Сейчас дед шагал впереди, опираясь левой рукой на тросточку. Можно было бы проехать остановку на маршрутке, но дед решил идти пешком:

- Движение, Ванятка, - это жизнь!

Ваня плелся следом за дедом. Настроение было паршивым. Сейчас все его друзья были на городском стадионе, где их любимая футбольная команда проводила разминочную тренировку перед вечерним матчем. А тут иди туда, не знаю куда, и делай то, не знаю что!

На самом деле, Ваня отлично знал, что ему нужно делать. Деду было под восемьдесят, и к этому возрасту он почти оглох и пользовался слуховым аппаратом. Глухота деда как-то сказалась на его вестибулярных способностях. Проще говоря, на равновесии. Время от времени дед начинал заваливаться на бок и падал. Задачей Вани и было оградить деда от внезапных падений.

Дед знал о пристрастии внука к футболу и чувствовал свою вину перед ним. Но не обращал внимания на сердитый вид внука и начал разговор как бы с самим собой:

- Сколько народу-то в Сибирь было сослано! Тьма! Казаков-то пришло с Ермаком, да и позже уже - не так много. Правда, и сами по себе люди, бывало, приезжали с запада. Но больше ссыльные. А за что ссылали? Бывало, за дело, конечно. Это при царях - разбойников всяких да грабителей ссылали. Смутьяны тоже под эту раздачу попадали. Декабристы, к примеру. Проходили вы в школе про декабристов, а, Вань? Ишь чего захотели, на самого Царя руку поднять! Одно слово, масоны… Ну Царь-батюшка им и дал прикорот. Здесь, в Сибири потом в себя приходили. Некоторые покаялись.

Ваня молчал, поддерживать разговор совсем не хотелось. Все его мысли были на стадионе. Дед сделал вид, что не заметил, и продолжил свой монолог:

- А бывало, ни за что ссылали. Это уже при советах произвол начался.

Дед остановился и подождал плетущегося следом Ивана. Улыбнулся насупленным Ваниным бровям: «совсем как я в молодости», а вслух продолжил:

- Вот твоих прадеда с прабабкой, моих родителей, за что сослали? Ни за что! Их, правда, не сослали, сами они на Касьяновские шахты приехали. А коли сами бы не приехали, все равно сослали бы. Или того хуже - в лагеря, на Север, отправили бы.

Дед помолчал. Молчал и Ваня. Мимо шли люди, спеша и обгоняя друг друга. Собравшись с мыслями, дед продолжил:

- Жила тогда наша семья в Воронежской области, Вейделевский район. Сейчас этот район к Белгородчине относится. Мой дед, стало быть, твой прапрадед, был священником. Арестовали его в начале тридцатых годов, и никаких известий о нем с тех пор не было. Сгинул где-то в лагерях. Я его и не помню совсем, маленьким был. А батю нашего тесть предупредил, чтобы уезжал в Сибирь по вербовке вместе с семьей, а то и его арестовали бы как сына священника.

Кто сам в Сибирь успевал уезжать, так хоть какие-то вещи с собой брал. А кого насильно ссылали, тех в товарных вагонах везли зимой, как скот. Пока до Сибири довезут, многие дети до пяти лет умирали с голоду и холоду, не выдерживали.

Привезут, выгрузят в чистом поле среди зимы и бросят. Кто успевал за сутки в землю вгрызться, землянку вырыть, тот выживал. Остальные погибали. Сибирская земля вся косточками усеяна.

Что-то защемило у Ивана в груди, и он больше не сердился на деда. А дед продолжил:

- Моих родителей два раза кулачили. А за что, спрашивается? Они всю жизнь горбатились. Пшеницу, рожь, овес сеяли, лошадью пахали, не то что сейчас трактора. Бахчу обрабатывали, пасека была. Богачи? Так они свету белого не видели, рубахи на теле от пота расползались. Людей просили помочь только осенью - с бахчи убрать арбузы и тыквы. А так все сами работали, семья большая, ртов много. А кулачили-то кто? Те, кто работать не хотел, на лавочках с семечками дни просиживал, вот те и пришли кулачить. Все забрали подчистую - и корову, и двух лошадок, птицу там, пчел. Из дома все вынесли. Брата моего трехмесячного из люльки вынули, на синенькую подушечку посреди голой комнаты на пол положили, люльку забрали. Я маленьким был, а синенькую подушечку ту запомнил.

Дед замолчал. Было видно, как он разволновался, достал платок и промокнул глаза.

- Мать взяла брата на руки, меня, четырехлетнего к подолу прицепила и пошла по дворам кусочки просить, чтобы нас покормить.

Когда в Сибирь приехали, отец пошел работать в угольные шахты. Каким-то небольшим начальником его поставили, пригодилось его церковно-приходское образование. Тогда грамотных людей ценили. Мать хозяйством занялась, корову купили на сбережения, которые ее родители перед отъездом в Сибирь в дорогу дали. Траву корове руками на зиму рвала. Все руки порепанные были, то есть пораненные. Купить косу было не на что. Местные жители приезжих не привечали. Слишком много было приезжих-то. Всем не напомогаешься. Вон, Касьяновка - целое село переселенцев. А Сафроновка? А Новый Кутугун? А Шадринка? На Шадринке башкиры да татары селились. А в Новом Кутугуне - белорусы.

Сестры мои маленькие были, а помнят, как мать все молоко на продажу в город за несколько километров носила, на муку да ткань обменивала. Семью надо было кормить, одевать. Дома оставляла один литр молока - отцу. Вскипятит молоко и поставит на порог остывать. А девчонки голодные, пока мать не видит, присядут к кастрюльке и пальчиками пенки снимают. А отпить боялись, ни-ни! Отец кормилец, на нем все держалось. Помрет ребенок, так другого народят, а отец помрет - вся семья сгинуть может! Вот как мы жили. Вы-то этого не знаете.

Дед засеменил впереди Вани. Сердце мальчика сжалось от жалости к деду. И почему дед раньше про это не рассказывал? «Интересно, а мама знает, что у нее в роду был священник?» - думал Ваня, догоняя деда и стараясь идти с ним в ногу.

В привокзальном сквере было многолюдно. Со стороны вокзала раздавался усиленный динамиком голос диспетчера, объявляющего прибытие-отбытие поездов и электричек. Свист электровозов разрезал теплый осенний воздух. Листва под ногами не шуршала, а, прибитая ночным дождем, лежала вокруг склеенным желто-бурым ковром.

Николая Ивановича пригласили на место для почетных гостей, ближе к трибуне. Дед всю жизнь проработал угольщиком. Сначала в шахте, потом на разрезе. Ваня встал позади деда. Отсюда хорошо было видно. Памятник переселенцам был еще закрыт белым полотнищем. У специально для этого дня сооруженной трибуны собрались представители городской власти, общественности, предприниматели и бизнесмены, жертвователи. Были и представители разных религий и конфессий. Присутствие их очень удивило Ваню:

- О! А они что здесь делают?

Он еще никогда не видел рядом служителей разных вер.

Николай Иванович подкрутил регулятор слухового аппарата, увеличил громкость, приготовился слушать:

- Ну, как же, Ванечка, все ведь участвовали в создании этого памятника. Сколько русских, украинцев, белорусов сюда сослали, а сколько башкир и татар! Вот поэтому здесь наш священник и мусульманский мулла. Вместе же народы наши страдали.

- А это кто? Католик что ли? Он-то что здесь забыл?

- Чему вас, Ванюшка, только в школе учат! Что ты, не слышал про польское восстание при Николае Первом? Польша тогда входила в состав Российской Империи. Вот нашему Царю и пришлось сослать в Сибирь немало польских дворян. Чтобы у себя там не мутили воду. Тебе фамилии Березовские, Борисовские, Слесаревские, Беднарские известны? Это все потомки тех польских дворян. Поэтому их ксендз, то есть католический священник, тоже здесь. Всех позвали. И правильно сделали!

Митинг начался с приветственного слова мэра города, который выразил благодарность благотворителям, пожертвовавшим средства на благое дело. Под аплодисменты присутствующих был спущен покров с гранитного камня - памятника. На отполированной стороне его были выгравированы слова: «В память о раскулаченных крестьянах, спецпереселенцах, великих тружениках и защитниках Отечества». Ниже еще одна надпись: «Сооружен на пожертвования, по инициативе жителей д. Сафроновка. 2005 г.»

Далее речи говорили потомки ссыльных переселенцев. Сами переселенцы уже не дожили до этого дня. Николай Иванович говорить речь отказался, справедливо полагая, что такая честь должна была бы достаться его родителям. Потом священник, мулла и ксендз говорили, по очереди сменяли друг друга. Когда к трибуне подошел священник, дед потянул Ваню за рукав:

- Ванюша, а как батюшку-то зовут?

- Отец Николай, - ответил внук.

Дед улыбнулся:

- Значит, тезки мы.

Последним пунктом протокола была запись, гласящая: «Совместная молитва у памятника». Когда женщина, организатор митинга, огласила этот пункт протокола и сказала, что это должна быть общая молитва, отец Николай вежливо попрощался с соседями и направился в сторону своей машины, всем своим видом показывая, что никого не желает обидеть. Мол, простите, всех вас люблю, но по-другому нельзя. Каноны!..

---

Наша справка. 5 ноября 2005 года в городе Черемхово Иркутской области по инициативе потомков спецпереселенцев был установлен Памятник раскулаченным крестьянам. Всего в Черемховском районе Иркутской области, по архивным данным, только в 1932 году отбывали ссылку 13778 человек, из них 6052 ребенка. Перед открытием памятника к землякам обратился мэр города Н.В. Усманов. Снять покров с памятника попросили Раису Михайловну Даутову, которую с семьей отца трехлетней привезли в Черемхово из Башкирии, и Нину Павловну Васильеву, которую шестилетней тоже с семьей отца выслали из деревни Макарьево, что была на Ангаре, на север Красноярского края. На открытии памятника присутствовали православный священник, католический священник и мусульманский муфтий, так как среди спецпереселенцев были верующие этих религий и конфессий.

---

Католический священник поморщился, как от кислой клюквы. Он уже не раз попадал в похожие ситуации. Его это несколько задевало. С отцом Николаем у него были добрые отношения, но вот эта его неуступчивость в вопросах веры как-то все равно раздражала. Видите ли, каноны им не позволяют! Подумаешь, блюстители чистоты…

На этот раз он решился попросить отца Николая остаться. Не успел батюшка сделать и несколько шагов, как в спину ему полетел вопрос:

- Отец Николай, что же вы нас покидаете? - И не дожидаясь ответа, ксендз продолжил: - Неужели вы не хотите разделить с нами радость праздника?

Мулла молчал, испытующе глядя на Православного священника. А Станислав тем временем уже начал работать на публику, щеголяя своей эрудицией:

- Сколько в мире мусульман? Больше миллиарда? И католиков за миллиард! Про буддистов и индуистов вообще молчу. Только Китай с Индией чего стоят! А православных? Сколько в мире православных? Говорят, более всего их в России. Но сами же вы признаёте, что в России хоть и считают себя православными около восьмидесяти пяти процентов населения, а по-настоящему верующих не более трех процентов. Капля в море! А, отец Николай?

Батюшка внимательно выслушал католического священника. Он понимал, что его ответ услышат и те люди, которые невольно стали свидетелями их диалога. Даже Николай Иванович приставил к уху руку лодочкой, стараясь не пропустить ни слова из ответа батюшки. И Ваня тоже застыл в ожидании. Отец Николай помедлил секунду и, обращаясь как бы ко всем сразу, тихо, но внятно сказал:

- Что говорит Иисус Христос? - Батюшка осенил себя широким крестным знамением. - «Не бойся, малое стадо!» Слышите? МАЛОЕ стадо!

Отец Николай сделал ударение на слове «малое», слегка склонил голову в прощальном поклоне и, направляясь к своей машине, где его ждали прихожане, с благодушием закончил: «А вот на чай к нам - это пожалуйста! Гостям всегда рады. Примем по-соседски, с радушием. Для всех нас праздник большой, так что милости просим! В сторожке уже накрыто…» Улыбка сошла с лица ксендза. Голубые умные глаза его уважительно сощурились, вглядываясь в смиренную спину удаляющегося священника.

Николай Иванович с Ваней направились к остановке ждать маршрутку.

- Ванятка, как там батюшка сказал? Малое стадо? Это значит, что не количество важно для Бога, а качество? Так я понимаю? Мал золотник, да дорог. Это по-нашему! Ваня, чего молчишь-то?

- Я не молчу, слушаю. Знаешь, дед, батюшка на проповеди что-то говорил про это. Ну, что православные для мира как соль, которой много в еду не кладут, как закваска для теста, понимаешь? И соли и закваски надо немного, но без них никак.

Дед слушал внука и удивлялся: и откуда у него такие познания? Впервые не дед учил внука, а внук деда. Но Николай Иванович не обиделся на Ваню, он просто недоумевал.

- Ты, Ванюша, вот что. Скажи отцу с матерью, чтобы взяли меня как-нибудь с собой в церковь.

- Это еще зачем? - в свою очередь удивился Ваня.

Дед хитро прищурился:

- Много будешь знать, скоро состаришься. Просто надо мне с тезкой поговорить.

- О чем тебе с ним говорить?

Николай Иванович взял Ваню за руку, потянул к себе и заговорил на ухо, будто поведывал какую-то тайну:

- Да мало ли о чем можно со священником поговорить? Или у меня грехов нет? - дед опять хитро улыбнулся.

В маршрутке ехали молча. Ваня уже жил предвкушением вечернего футбольного матча.Но пока еще его мысли не перенеслись полностью на стадион, он успел для себя сделать зарубку в памяти: «Не забыть сказать родителям, чтобы заехали за дедом, когда соберутся в храм». Ваня боялся обидеть деда своей забывчивостью. Он любил деда. С дедом они были друзья.

Виктория Белькова.