Письма другу

В нашу редакцию передали письма Православного поэта и режиссера Владимира Осипова.

Наша справка. Владимир Ильич Осипов родился 8 февраля 1958 года в Куйбышеве (Самаре). Окончил факультет русского языка и литературы Куйбышевского государственного педагогического института, режиссерский факультет Всероссийского государственного института кинематографии (ВГИК). Снимался в фильмах «Сталинград», «Сто солдат и две девушки», «Дорога в Парадиз» и других. Автор нескольких документальных лент, в том числе «Ров», «Стояние Зои», «Территория голода», «Блаженная Мария». Автор пяти книг. Лауреат Всероссийской литературной премии имени святого благоверного князя Александра Невского (I премия в номинации «Поэзия»). Член Союза писателей России. Отошел ко Господу 6 февраля 2010 года. 

На Православной выставке в Самаре на стенде «Благовеста» меня застала вот эта записка. Корявым, неразборчивым почерком было написано что-то вроде того: «Если надо, могу написать о В. Осипове. Это был мой друг. Есть от него письма — 28 шт.
В фильме о нем этого ничего нет (далее неразборчиво). А в конце номер телефона и подпись: «Юрий Сергеевич Копылов». И дата: «4 сентября».

В тот же день — или, может, на следующий — все же сделал звонок. Без надежды на что-то интересное, просто в память о друге.

И вот уже в моем кабинете сидит немолодой, поседевший да полинявший с годами «Арамис» (то ли двадцать, то ли уже все «тридцать лет спустя») с длинными патлами под «битла», с лицом тонким, грустным и вполне блаженным. Юрий Копылов! Мы ведь были знакомы! Когда-то давно я зачитывался его краткими, хлесткими афоризмами, его «Оннеоновым» (он — и как бы не он), который кочевал тогда по разным самарским изданиям. Его иногда печатал в «ВК» мой отец, Евгений Николаевич Жоголев, ценитель афоризмов.

— … Свой первый анекдот я придумал в девять лет, — словно оправдываясь, говорит мне Юрий Копылов. — Сидел за партой, и вдруг как-то само собой сочинилось. «Идет Брежнев по Третьяковке. Везде картины висят. Ему экскурсовод показывает на одну большую картину и говорит уважительно: «Врубель!» Брежнев ему отвечает: «Продешевил! Я бы дороже купил… ».

Для девяти лет, согласитесь, неплохо. А Брежнев тогда еще только взошел на кремлевский олимп. Так что, можно сказать, безконечную эпопею с брежневскими анекдотами (в которых все же рисуется в целом положительный образ не самого худшего из генсеков) начал он, Юра Копылов.

А Копылов с тех пор и не повзрослел почти. Пишет детские стишки. И печатает их сам, на каких-то карточках, с картинками, нарисованными к простеньким, хотя и добрым стихам самарским художником специально для Копылова:

Дедушка за чашкой чая

Мне расскажет что-нибудь,

Чтобы я, не замечая,

Сладко бы могла уснуть.

А на картинке благостный дедушка, почему-то похожий на Никиту Михалкова, сидит рядом с внучкой, сладко позевывающей перед сном.

Нет, совсем вы не повзрослели, Юрий Сергеевич!

Я его вспомнил. Он иногда появлялся в нашем самарском Союзе писателей. Но местные литераторы как-то не воспринимали его простоту. Не очень восприняли и его противоречивого и отнюдь не простого литературного героя — Оннеонова («Оннеонов отстал от жизни: пусть земля ему будет пухом!»; «Оннеонов бежит впереди поезда: это он его догоняет»; «Сегодня Оннеонов сам не свой: это на него похоже»).
Не слишком оценили и его точных, несколько даже злых афоризмов. Никто, кроме, пожалуй, моего отца, не помогал ему их печатать.

(«Иллюзионист на сцене пилит жену. Она его пилит дома»; «Женщина только один раз в жизни говорит правду о своем возрасте: при оформлении пенсии»; «Он не прав, но он лев»;
«До взятки рукой подать»; «Отсидел своё и вышел на пенсию»; «У него на роду было написано одно, а в некрологе другое» и т.д…

Потом и вовсе его вежливо попросили не бывать в Союзе писателей. Были на это свои резоны. Да и кому нужны эти доморощенные и до срока постаревшие арамисы… Но никогда я не предполагал, что этот довольно несуразный литератор был другом моему другу — Владимиру Осипову. Постоянному автору и другу (теперь уже навечно!) нашей газеты.

А вот был же, был.

И почему же я от Владимира об этом не слышал, ни стихов его, посвященных Копылову, никогда не читал? А ведь Володя любил посвящать стихи своим друзьям.

Но вот целая стопка писем легла на мой стол. Как вещественное доказательство дружбы.

Юрий Копылов на четыре года старше Владимира Осипова. Скоро ему исполнится 60. Володе уже никогда не исполнится. Так и застрял он на своем 50-летнем рубеже, одного дня не дожив до следующего дня рождения.

Они познакомились в самарском (тогда еще куйбышевском) литературном объединении «Молодая Волга». Их там пестовал замечательный поэт Анатолий Ардатов. Потом Володя уехал в Москву, поступил на режиссерский факультет ВГИКа (предел мечтаний чуть ли не каждого творческого юноши в тогдашнем Союзе). Как бы ненадолго предал Поэзию, изменил ей с Кино. Но роман был недолгим. Вернулся!… Туда же во ВГИК, но только на сценарный факультет, хотел поступить и Копылов. Но не поступил, хотя Владимир Осипов ему здорово помогал в этом.

К этому периоду и относится «пик» их дружбы. Конец восьмидесятых…

Что это было за время такое?

Ну, да. Каждый знает — перестройка. А вот что такое была эта самая перестройка, многие уже забыли. Это было время, когда никто точно не знал, чего уже можно, а чего все-таки еще нельзя. И потому все в невесомости жили. Кто-то шел напролом, кто-то выжидал и оглядывался. Кто-то отчаянно трусил, пытался ухватиться за прежнее. Но лед тронулся с такой силой, что его было не удержать. А были такие, кто в перестройку не дрогнул. Володя был из таких. Просто возможностей стало не в пример больше, да и все. И веру стало не нужно скрывать (хотя и выпячивать тоже не стоило). Ведь все это на поверхности — оттепели, застои, перестройки. А человек стоит перед Богом, как свеча в шандале. И какое там дело и человеку, и Богу — что там у них на дворе. Отвечать-то придется за свои поступки все равно самому, невзирая на время. Но, конечно же, в те годы всплыло наверх все то, что долго таилось и пряталось: накипь. Не лучшее это время для творчества, для самореализации. Но времена не выбирают.

— … Володя мне был настоящий друг. Ближе него друзей у меня не было, — рассказывает Юрий Копылов. — В Москве у Володи я останавливался в общежитии. Когда он приезжал в Самару, сразу шел ко мне. Спорили о литературе, о кино. Иногда в споре до таких глубин дойдем, что даже обидно делалось: никто нас не слышит!… Делились своими первыми литературными виршами. Мне всегда казалось, что стихи Владимира какие-то печальные. Говорил ему об этом. Он обещал исправиться. Не знаю, удалось ли ему это.

Он и в те годы, в 1980-е, был глубоко верующим человеком. Помню, мы с ним в Москве справляли Пасху. Знакомые собирались на кладбище ехать, а он их отговаривал, убеждал, что на Пасху надо веселиться, ликовать. «Христос же Воскрес! Воистину!…
И какое может быть в этот день кладбище?» А на кладбище советовал ехать позже, на Радоницу. Для меня совсем не удивительно то, что с ним дальше случилось: он стал замечательным Православным поэтом. Закономерный итог!

Эти письма я хранил не как письма великого, там, поэта или режиссера. Нет! Просто это письма друга. Я бы так сказал. Они ведь, письма эти, хлеба не просят. Лежат себе и лежат. А я иной раз посмотрю на них и вздохну: «Володя!… » Однажды включил случайно телик и попал как раз с середины на документальный фильм про Владимира — в цикле «Самарские судьбы». Эх, думаю, что же меня-то на съемки не пригласили? Я ведь его лучше многих знал. Тогда и решил прийти в «Благовест». Володя всегда говорил об этой газете как о самой любимой.

… Однажды мы сидели на его кухне и ставили «отметки» фильмам, вышедшим на экраны за весь тот год. Осипов тогда уже учился во ВГИКе, приехал на каникулы домой. Достал из почтового ящика журнал «Советский экран», нашел там список всех фильмов, и мы ставили им отметки (просто для себя, сверяли наши вкусы). Дошли до фильма «Сталинград» — режиссер Юрий Озеров. Это учитель Володи в режиссуре. Да и сам Владимир снялся там в нескольких эпизодах. Я фильму поставил «пять». Он был очень этим доволен! Радовался, как ребенок. Потом смотрю, он ставит «тройку» фильму «Выйти замуж за капитана», с актрисой Верой Глаголевой. Я возмутился, хороший ведь фильм, добрый, душевный. «Дело не в масштабе съемок, как в «Сталинграде», — говорю ему. — Можно хорошую ленту снять без всяких там эпопей, без батальных сцен и так далее. А просто — про жизнь, про любовь… » Смотрю: Володя берет авторучку и свою «тройку» исправляет на «четверку». И то хорошо!

… Он тогда не пил, всегда был трезвый. В доме были иконы. Очень хотел он писать, сниматься, снимать фильмы, жить. Всё сразу!

Когда вышел фильм «Сто солдат и две девушки», его почти не показывали в кинотеатрах. Уж очень правдиво показана там война. Окопная правда. Пустили его, как пускали тогда нежелательные ленты, каким-то малым показом. В Куйбышеве фильм крутили тогда только в одном лишь кинотеатре «Мир». Я узнал об этом и пошел к Володиным родителям. Сказал, что их сына в кинотеатре будут показывать. Мама его, Вера Григорьевна, тогда уже болела. Пойти в кино «на сына» не смогла. А отец, Илья Порфирьевич, пошел вместе со мной и смотрел на экране на своего сына в армейской шинели.

— Убьют, как пить дать — убьют шалопая! — всё вздыхал, всё сокрушался отец, глядя на Владимира, бегущего в атаку с ружьецом и в шинелишке между высоченными взрывами, как Дон-Кихот на ветряные мельницы. На глаза отца навернулись слезы. Между фильмом и жизнью он словно бы не видел различия. Словно настоящий Володя, его сын, шел в бой…

Володю «убили» в самом конце. Илья Порфирьевич отвернулся. Не хотел, чтобы я видел его слезы.

Поссорились мы с Владимиром как-то глупо. Но разом — и навсегда. Он тогда приехал в Самару, родители болели, и надо было их опекать. Из-за них поставил он «крест» на карьере в кино. Он ведь один у них был уже в ту пору. Это было в конце 1993-го или в самом начале 1994 года. Вскоре после известных событий в Москве у Дома Советов. Тогда все расстрел Белого Дома горячо обсуждали. Я не знал тогда, что Владимир был участником тех событий… Защищал, как мог, Белый дом. Стоял в толпе, прорывал оцепление. Он приехал в Самару и заболел. Ноги у него и тогда уже начали сдавать. Лег он в больницу. Я пришел к нему, как приходят к другу. Поддержать, поговорить по душам, утешить. Слово за слово, и я сказал, что совсем не одобряю ни Хасбулатова, ни Руцкого. И нечего было их защищать. Только зря мальчишек под пули подставили… Нечего было им сидеть в этом Доме Советов… Если бы знал тогда… Владимир даже не дал мне ничего объяснить. Просто закричал: «Уходи!… Больше тебя не знаю!». И — всё! Как отрезало. После этого мы виделись в Союзе писателей пару раз. Он холодно жал мне руку, как едва знакомому человеку. И проходил мимо. Он такой был, резкий.

Когда Володя умер, так хотелось поехать на похороны. Но ведь это далеко. Это в Пестравском районе где-то его хоронили. На чем я туда доеду? Так и не съездил. Но, думаю, вот теперь бы Володя меня по-дружески обнял, простил. Чего нам делить с ним? Мы ведь друзья.

… Юрий Копылов оставил на моем столе Володины письма. Знакомый почерк, знакомые мысли, чувства, слова. Знакомые неровные каракули на листке пожелтевшей бумаги. Многое из написанного здесь было им когда-то и со мной переговорено, переспорено. Но все же он какой-то здесь малость другой. Заботливый. Трепетный. Я привык к тому, что мне, редакции приходилось «опекать» Владимира. А тут он сам опекает друга! Я познакомился с ним чуть позже, в 1994-м. Когда жизнь уже чуть туже заключила его в свои объятья. И как удивительно в этих письмах узнать получше (уже после смерти!) своего друга. Словно услышать вновь его голос. Его интонацию ощутить… Бывает, уйдет человек — как угаснет звезда. Но и эта потухшая звезда может еще долго бросать нам свой прощальный свет сквозь время и пространство. Отражаться в других людях, в письмах, в словах. Вот так отра-зился мой друг в его более раннем друге — Юрии Копылове. Как прощальный свет оттуда, где нет времени, расстояний.

Листаю эти давние письма, и даже не понимаю, нет, а на ощупь постигаю — ни одно слово не проваливается в никуда, «на кудыкины горы… ». Вот они, когда-то исписанные страницы, по случаю или впопыхах, — стали чем-то чуть большим, чем просто слова. Свидетельством жизни, судьбы. Ее разбегом и многоточием.

А мне почему-то вспомнился разговор в Питере с одним замечательным Православным писателем, другом многих самарских литераторов — как раз о Володе. Которого он достаточно хорошо знал и относился с симпатией.

Мы говорили тогда о легенде, которая творилась и продолжает складываться народом вокруг таких известных имен, как Есенин, Рубцов, Высоцкий… Возможно ли, спросил я тогда, что вот так же начнет созидать и дорисовывать эта самая народная молва образ самарского поэта, моего друга Владимира? Задатки к этому я еще тогда видел.

Ответ был неутешителен, хотя и предсказуем. И сердце мое чуть сжалось едва ощутимой болью.

Но вот они передо мной, его письма. Думаю, Володя прислал их мне оттуда. А «почтальоном Печкиным» попросил побыть своего друга Юрия Копылова. Которого там он, конечно же, простил за невзначай сказанные, необдуманные слова… Ведь никакая жертва не бывает напрасной, если, конечно, это жертва любви!

Пусть Владимир останется легендой хотя бы для нас. Тех, кто знал его, кому он был дорог.

Антон Жоголев

Письма Владимира Осипова Юрию Копылову:

28 июня 1985 года.

Здорово, Юра! Сразу о главном. На заочное набирают специализированную мастерскую сценаристов научно-популярного кино. Поэтому я передал твои работы на очное. Тебе будет труднее. Проще в другом: не будет в этом году школьников; вероятно, не будет «направленцев»; экзамен по обществоведению отменяется — будет история.

На мой взгляд, вот что ты должен делать в оставшиеся месяцы:

1. Читать «Войну и мир», но не насилуя себя.

2. Каждый день — по 1-2 параграфа по истории СССР. Не меньше, не больше, но каждый день. Чтобы перед экзаменом мог пролистать и освежить все в памяти.

3. Чаще заглядывай в словарь русского языка (по каждому слову, в написании которого сомневаешься).

4. Повтори правила пунктуации.

5. Учись писать короткими предложениями — это дисциплинирует и снижает вероятность пунктуационных ошибок.

6. Смотри фильмы, которые выходят на экран, и о каждом делай запись на страничку.

7. Читай критику в «Советском экране» и «Искусстве кино».

8. Похудей! Это очень важно. Чтобы не было впечатления ленивого барина.

9. Работай над почерком, иначе он может подвести.

Вроде всё.

Позвони моей матери, узнай, когда приезжает из Москвы мой отец, и если есть возможность, встреть, пожалуйста.

Поздравь с праздниками от меня своих. Пока.

19 мая 1986 года.

Здорово, Юра! На заочное набирает Крючечников — теоретик, критик, автор сильнейшей книги «Слово в фильме». На дневное — Черных: «Москва слезам не верит», «Вкус хлеба»… Твои работы еще рецензируют. Обстановка в этом году должна быть благоприятной для поступления, т.к. во всей сфере кино намечается чистка.

Совет: отложи всё и читай исключительно советскую литературу по школьной программе; смотри все новые фильмы, чтобы мог на собеседовании назвать с дюжину неудавшихся работ. Среди лучших: «Проверка на дорогах» и «Храни меня, мой талисман».

Будь!!!

22 сентября 1986 года.

Здорово! Пиши, печатайся. «Печататься не вредно. Печататься не вредней всего. Причем при жизни лучше, чем посмертно. Хотя и после смерти ничего… » А бремя известности нести придется, и никакие псевдонимы тут не спасут.

Предложение: напиши мне этюд на 1-4 страницы для постановки в нашей мастерской. Желательно, конечно, комедию. Условия:

1) единство места действия;

2) ограниченный круг действующих лиц;

3) их возраст — от 18 до 35, не более.

А помнишь, я доводил до ума — или до безумия — твоих писателя Стукалиса и Зину, его героиню? Жаль, что не взял этот этюд с собой из дома. Ты пришли мне, пожалуйста, с новым, заказанным только что. Надо до 4 октября!! Постарайся. Авось это будет удачным началом и начнем фильмы вместе делать?…

Печататься, конечно, постараюсь, но не хочу распыляться. Лучше редко, но большими подборками — как в «Литературной учебе» и «Истоках». Еще должна пойти неплохая подборка в «Поэзии». Да, не отдал ли я тебе «Литературную учебу» со своими стихами? Если отдал, вышли вместе с этюдами.

Купить ли тебе брошюру об эпизодах и композиции фильма?

Если все же надумаешь, — приезжай. Но предупреждаю сразу: жрать у меня нечего. Вот так.

Да, 27 сентября 45-м поездом у меня мама отправляется в Москву. Можешь что-то новое с ней передать. А то и проводишь — это, в отличие от прозы, у тебя получается. Ну, что? Пока?

Пиши, Юра.

18 октября 1986 года.

Здорово, Юра! Спасибо за посылки и повышенное внимание к моей персоне, советы и пожелания. Времени не хватает катастрофически. Поэтому стиль телеграфный и письмо короткое. Посмотри: обязательно «Тему» Панфилова, «Письма мертвого человека» и «Храни меня, мой талисман». В предпоследних номерах «Нового мира» — «Плаха» Айтматова, прочти.

Успехов тебе.

15 декабря 1986 года.

Здорово, Юра! Отвечаю сразу: если пишется что-то вроде «Полезной площади фильма» — пиши. Пойдет на пользу. Но какую-то ставку на этом делать не стоит. Это, может быть, открытие для тебя, а наши критики об этом писали и пишут. А чтобы твоя, как ты выразился, писанина не пропала, отошли ее в «Кинопанораму» или в «Советский экран». Авось и возымеет резонанс, как мнение зрителя. Но в любом случае такие размышления пойдут тебе на пользу — дисциплинируют ум.

Завидую тебе — пишешь. Но пора браться за серьезную вещь, пусть и юмористическую.

Выйдут на экраны фильмы Киры Муратовой — посмотри обязательно.

Я написал одно стихотворение — какое? Не знаю.

Позвони мне и сообщи о предстоящем приезде.

26 января 1987 года.

Здорово, Юра! Я сейчас на Оке, между Москвою и Рязанью, километрах в пятидесяти от Коломны. Все хорошо: солнце, снег, мороз, среднерусский пейзаж с рекой за окном. Да вот беда — Ока даже в январе не замерзает, такая в ней теперь от стоков горячая вода.

В Питере был в Русском музее, в Эрмитаже (Юра, ходи в Самаре на все выставки, не обедняй себя, как я раньше), в БДТ, на «Поющих гитарах», встретился с другом — вот и вся программа. Да, чуть не забыл, еще «Ленфильм».

24 января в Москве в Доме кино был вечер памяти Высоцкого. Там Климов сказал, что Союз кинематографистов выдвинул Высоцкого на Госпремию.

Написал еще одно стихотворение. Сейчас читаю «Защиту Лужина» Набокова в журнале «Москва», № 12 за 86-й год, — обязательно прочти.

Привет твоим. Пока.

10 февраля 1987 года.

Здорово! С чего ты решил, что я в Русском музее и в Эрмитаже был впервые? Я там каждый раз пропадаю.

О «Ленфильме» рассказывать особо нечего. Встретились с режиссерами Аристовым, Арановичем, Микаэляном и Татарским. Нерусский дух, не Русью пахнет. Но всё, конечно, идет на пользу. Будучи в Самаре, я бы от такой встречи, конечно, забалдел, а тут отношусь спокойно, нормально. Посмотрел там хороший фильм — диплом парня с Высших режиссерских: «Господин оформитель». Он, наверное, будет его доснимать, а потом выпустят на экран.

О себе: лечусь, хожу на лыжах, добиваю сборник; вроде пишется. Послезавтра еду в Коломну — там кремль. Насчет поездки в Новгород — надо, конечно, но на все нужны деньги. Читаю современную литературу в удовольствие.

«Фитиль» в Поволжье, конечно, нужен. И не только в Поволжье.

К. Прутков — хорошо. Прочитай до июня всю школьную программу по русской классике. Экономь на журналах и газетах. Читай рецензии, пиши рецензии, хотя бы для многотиражки.

Фраза насчет черных слонов понравилась. Советую пока не мелочиться, а писать повесть. Чтобы крепче о себе заявить. И плюнь ты пока на газеты и «Фитили», на фразы и юморески. Напиши крепкую вещь, чтобы можно было и себя проверить, и на качественно новом уровне поработать.

Привет всем нашим. Пиши в Москву.

29 февраля 1987 года.

Здорово, Юра! Времени в обрез. Запускаюсь с фильмом. Числа 20 марта уезжаю (если что-то не сорвется) в Крым на съемки. Так что приезжай пораньше — жду.

Шлю книгу, полезную для нас — писателей, ха-ха!

Сообщи точно, когда приедешь, чтобы я ждал и продумал культурную программу.

Прости-прощай! Бегу.

23 мая 1987 года.

Юра, здорово! Всё знаю. На утешения нет сил. Самого бы кто утешил. Читал рецензию на твои работы педагога, которая будет набирать вместе с Александровым. Ей не нравится у тебя всё. Может, это и к лучшему, что так получилось. А то бы тебя в творческом плане ломали, подминали бы под себя шесть лет.

На Госкино плюнь. Завидую тебе — пишешь. А мне негде и некогда.

Рыпайся в Литературный [институт].

4 июня 1987 года.

Здравствуй, дорогой друг! Это не крах, хотя удар очень тяжелый. Как я тебе сообщил в телеграмме, бумаги твои передать на заочное не удалось. Да и учиться на сценариста научно-популярного кино, думаю, тебе было бы не очень интересно. Если в Литературном получится облом, сконцентрируйся на главном — писать. Как я тебе завидую в этом, мне-то как раз писать не удается.

На будущее все равно тебе урок: поступай так, как советует более знающий человек. Я же тебя слушаюсь в тех вещах, в которых ты больше волокёшь. Пиши.

8 июля 1987 года.

Здорово, Юра! Начну с ответов. Зачем тебе писать сценарий? У кинодраматургии свои законы, не познав которых, не стоит браться за вещь. Даже если напишешь — положишь в стол. Киностудии стараются заключать договоры с профессионалами. Новички приходят или с режиссерами, или их приводят мастера из ВГИКа. Пиши лучше прозу. И не лезь в кино буром, это такая область, из которой никто вырваться не в силах — даже самые разнесчастные неудачники. А если лезешь, не тащи за собой Астанкова — пусть сам кумекает, куда идти.

И хватит наводить поклеп на Москву, не дело, — ничем она не хуже Самары.

Книга моя проходит инстанции, не знаю, дойдет ли до финиша.

Фильм застопорился — киностудия, по-моему, делает все, чтобы он не вышел.

А про Сашу я узнал еще от отца… Пока.

25 июля 1987 года.

Здорово, Юра! Посылку я так и не отослал — некогда. 27-го, дай Бог, сниму последние кадры. Потом — по магазинам, в том числе за лентой. Хочу домой. Литературными делами займусь после 27-го. Начал сценарий: «Идет человек по улице и находит ухо… » Написал четыре ))) стихотворения. Пока!

10 сентября 1987 года.

Здорово, Юра! Новостей особых нет. Коротко: цех обработки пленки стоит — остатки отснятого материала проявить не могу; снова устроился на работу.

Прочее. На «Мосфильме» делали со мной фотопробу на роль Афанасьева — сподвижника сержанта Павлова в Сталинграде (одноименный фильм Озерова). Если не утвердят — будет нормально, так, как должно быть. Главное, что вынес с фотопробы — чехословацкую монету (была в кармане фуфайки, в которой я снимался). Еще раздобыл — монгольскую и советскую 1928 года.

В Москве шумит Шагал — послезавтра хочу сходить.

Две отрады у меня — бассейн и баня.

Подписался ли на «Новый мир», «Дружбу народов», «Современник»? Пока.

15 сентября 1987 года.

Юра! Думаю, что в газету тебе лезть ни к чему. Во-первых, свобода только относительная. Во-вторых, денег меньше. В-третьих, времени на дорогу больше. В-четвертых, там не отключишь станок, чтобы сразу переключиться на творчество. В-пятых, большую часть мозгов отдашь на газетную писанину. И потом, надо уметь писать в газету. Это не стихи, не рассказы. Тут масса сил уйдет на овладение мастерством, а точнее — ремеслом иного толка.

Совет: попробуй написать пару материалов специально для газеты. Если устроит редакцию в том виде, в каком ты их напишешь, то подумай еще. Если не устроит, то — отказывайся.

Спасибо за сценарий.

Про комара пиши. Пока!!!

24 октября 1987 года.

Юра, здорово! Извини, что не писал — закрутился совсем. На твои письма не отвечаю и ничего не спрашиваю. 30 октября приеду — поговорим.

Отец прислал мне гонорар, говорит, что из «Молодой гвардии». Ты бы просмотрел последние альманахи «Поэзия», вдруг меня там напечатали? Больше вроде негде.

Приезжал с «Ленфильма» Микаэлян («Премия», «Расскажи мне о себе», «Влюблен по собственному желанию»), провел со мной фотопробу. Но я опять сделал всё, чтобы он меня не пригласил: стал очень серьезно относиться к кино, и ничего мне от него не надо — хочется только что-то дать. Я не боюсь провала как актер — боюсь кого-то подвести.

Написал одно стихотворение и короткометражный сценарий — вот и всё. До пятницы.

12 декабря 1987 года.

Здравствуй, Юра! Прости, что так долго не писал — совсем закрутился: работа, учеба, и фильм — наконец-то! — выходит на финишную прямую. Вознесенский 17-го возвращается из Амстердама, и начнем озвучание.

В феврале-марте — съемки в Крыму, а в апреле — в Чехословакии на «Сталинграде». Там — эпизод. С конца мая по конец лета — у Микаэляна на Украине. Он завтра присылает мне со вторым режиссером сценарий. Август-сентябрь — опять Крым (все тот же «Сталинград»). Осенью предлагают снимать заказную работу, документальную — за две тысячи; наверное, халтуру. Одни соблазны. Когда делать главное — не знаю. Когда учиться музыке, ИЗО и прочему? Когда делать свое кино? Когда писать? Читать? А успеть хочется всё.

Неделю назад написал одно стихотворение и нашел, что лучше этого у меня ничего нет.

В «Молодой гвардии» книжку отодвинули до 1990 года.

По твоему совету отдал подборку в «Путь к экрану».

На выставки вырываюсь редко; когда ходил в театр — не помню; иногда смотрю кино.

Как твои успехи? Читаешь ли что-нибудь? Писать-то, конечно, пишешь.

Никто нас не любит, Юра, кроме милиции, которая нас тоже не любит.

Напиши что-нибудь мне.

Пока.

Приписка от 13 декабря:

Получил сценарий. Сказали: почитайте и посмотрите что-нибудь для себя, а там поговорим. Странно.

25 января 1988 года.

Здорово, Юра! Да, действительно, со стихами делают что хотят. Но за газету — спасибо. А гонорар, наверное, опять не пришлют. Но если даже пришлют — в Москве меня в ближайшие два месяца не будет: 1 февраля — в Крым. Юрий Николаевич [Озеров] сделал мне актерскую ставку — 12 рублей за съемочный день. Три дня уже есть — снимали в Алабино: стрелял, бегал, ездил на танке и прыгал с него. Кроме кинематографического опыта получил еще и жизненный.

Звонил в Питер. Микаэлян меня вроде без кинопроб утверждает. До весны туда не поеду. В мае — в Чехословакию.

Со «Рвом»¹ — туго. Осталось записать Вознесенского. Но всё срывается: то он куда-то уедет, то я угожу в больницу (моим не говори), то он — в аварию. Договорились на послезавтра…

Я не понял, с кем у тебя там совесть чиста? У меня — ни с кем.

Мне по-прежнему не пишется. Правда, опубликовал три стихотворения в «Пути к экрану».

Смотрел «Диктатуру совести» в Ленкоме. Дрянь.

Сессию сдал на «5».

Мне не пиши — жди вестей из Керчи.

14 февраля 1988 года.

Здорово, Юра! Вторую неделю снимаем в Керчи — интересно, но и утомительно. Пока снимался в массовке — играл немцев. Однажды Озеров доверил нам с однокурсником две сцены. На днях начнутся съемки моего эпизода.

Снимается с нами один из кумиров нашего детства — Метелкин (помнишь очкастого гимназиста из «Неуловимых»…

Начал писать сценарий для курсовой на основе киноновеллы «Долги», может, помнишь ее. Хочу снимать в Самаре.

«Ров» готов, печатается копия. Вознесенский говорит, что можно устроить показ по телевидению. Мастер хочет представить на I Московский международный фестиваль студенческих фильмов. Но честно тебе скажу: получилось лишь очень приблизительно то, что я хотел…

Купить ли тебе «Избранное» Лорки?

Будешь писать мне — пиши на фамилию Т. Кеосаян, так как я живу под чужим паспортом. Такие дела…

Здесь весна, снега нет, на съемках пользуемся искусственным.

С наступающим праздником тебя и дядю Сергея, ну и Сережку тоже.

А мне стукнуло тридцать.

Пока.

Почитай в № 1 «Юности» «Странствия» Бунина — это литература и Россия.

6 мая 1988 года.

Здорово, Юра! Молчал потому, что болел — увезли на «скорой» на неделю в инфекционную.

Спасибо, что моим подбросил продуктов. Спасибо за попытку анализа фильма. Но многое из того, что ты пишешь, пригодно лишь для игрового кино. Хотя, по большому счету, о штампах очень верно.

Если осенью буду снимать в Самаре, то тебе придется попахать не только как ассистенту, но и как актеру — но в другом эпизоде, на кладбище.

Моим о больнице — ни слова.

Да! Меня напечатали в альманахе «Поэзия» 49. Покупай!!!

«Ров» показывали дважды в Центральном Доме работников искусств; приезжала его посмотреть во ВГИК делегация финских художников; в мастерской Лисановича состоялась встреча с режиссером фильма «Ров». Льстит, конечно… Пока.

29 мая 1988 года.

Здорово, дорогой друг!

Я приехал [из Чехословакии]. Описывать всего не хочется, скажу только одно: у нас лучше. Пусть не так сытно, не так удобно, но просторнее — во всех отношениях; есть дух.

Через два дня еду в Питер на кинопробу.

Весь день загорал и купался в Сокольниках.

Когда приеду — не знаю.

Шлю одну из идиотских фотографий.

Извини: спешу.

8 июня 1988 года.

Здорово, Юра! Спасибо, что не забываешь моих.

Не знаю, приеду ли летом домой, поэтому, как только появятся деньги, вышлю тебе посылку, а долг верну осенью, когда получу гонорар за работу в микаэляновском фильме.

Рад твоим успехам. Но совет: поменьше пей с редакторами. Если что, звони мне.

Ездил в Харьков. На днях опять уезжаю в Питер.

8 июля 1988 года.

Здорово, Юра! Ты уже получил нормальный вызов на экзамены?

Я сейчас у Микаэляна на съемках. 150 километров от Ленинграда, 60 — от Нарвы. Снимаюсь, отдыхаю, ездил раз на море в Усть-Нарву. Всё хорошо, но проблемы остаются: хочется съездить домой; надо запускаться со своим фильмом; на неделю надо сгонять к Озерову в Крым — то ли досняться, то ли просто помочь.

На экзаменах бейся до конца. Меньше болтай в коридорах и общаге. Высыпайся. Гуляй. Делай зарядку. Обратись к маленькой Маше из кабинета кинодраматургии — жене Саши Семенюка, чтобы включили тебя на собеседование в первой десятке. На сочинении особенно не мудри — а старайся писать простыми предложениями без ошибок. В случае недобора баллов иди к Лесину, а то и к проректору. Бейся. Удачи!

8 декабря 1988 года.

Здравствуй, Юра! Как живешь-можешь?

Я — по-прежнему. Все еще никак не сниму свое — громко говоря — кино. Начал работать над новым сценарием по «Утрате» В. Маканина. Но пишу урывками — нет условий, а это не дело. Числа 15 января хочу приехать на месячишко и основательно поработать. Кстати, привезу срезки с невошедших дублей с Сергеем Ивановичем.

Отрада одна — смотрю иногда хорошее кино. Недавно — «Последний император» Бертолуччи.

Привет твоим.

8 февраля 1989 года.

Здорово, Юра! Пишу тебе из Грузии. Здесь белый-белый снег, много солнца, вечная зелень. Лечусь! Не курю. Делаю гимнастику. Много хожу пешком. Напечатал сценарий, почти беловой вариант. Почитываю газеты и «Наш современник». Ем солянку и шашлыки (в долг).

Вернусь в Москву — закончу звуковое оформление своего фильмика; начну сниматься на «Мосфильме» в дипломной работе Сашки Кудинова. Еще в Питере надо озвучивать «Сто солдат… ». В мастерской будем доделывать спектакль. Да, еще есть возможность перебраться временно на Арбат: дворник с комнатой + 80 рэ, правда, надо пахать.

Стихи не пишутся.

Сегодня мой день рождения. Слава Богу, здесь никто этого не знает.

Во ВГИКе мне тошно. Но без него было бы, наверное, еще тошней.

Привет! Пиши. В Москву.

3 марта 1989 года.

Здорово, Юра!

Рад твоим успехам. У меня поскромнее, но есть главное — начал писать: еще один сценарий и — стихи! Правда, «Долги» никак не закончу — не дают смену синхронных шумов.

Что тебе надо узнать про «Ералаш» — не понял, пиши по-русски. Я тебе стучу на машинке — в знак протеста против твоего почерка.

По поводу «Рва». Если уж я его не отдал на Центральное телевидение, то в Самаре его крутить совсем незачем. Деньги, конечно, пригодились бы, но есть кое-что и посерьезнее их. У меня прошла та пора, когда хотелось во что бы то ни стало напечататься, сняться в кино, показать свой фильм где-то. Хочу научиться что-то делать так, чтобы самому не было стыдно. Такие дела.

Впервые почти за три года в Москве решил сходить в одну из редакций — отнести подборку стихов, снова потянуло.

Пиши, что еще привезти, кроме сыра. Если спиртное, которого здесь навалом, то высылай деньги — у меня на такую роскошь давно нет.

Высылаю последний кадр — на память с актерами. И газету.

Хочу домой! Вроде всё. Пока. Пиши.

27 июля 1989 года.

Здорово, Юра!

Прости за долгое молчание — оправдания мне нет. Кроме укора: «нас на бабу променял».

Снимать буду следующей весной и летом, так что отдыхай.

Я приеду не раньше 11 августа — предложили сниматься в фильмике, XV век, Новгород, — но съемки где будут, не знаю.

Посмотри фильм Копполы «Клуб «Коттон».

Пиши сказку, пиши.

¹ Поэма «Ров» написана Андреем Вознесенским в 1986 году и рассказывает о мародерах, которые вырывали драгоценности из захоронений мирных жителей, расстрелянных под Симферополем во время Великой Отечественной войны. В. Осипов снял документальный фильм по этой поэме.