«Счастье быть вместе с Христовой Церковью!»

За труды во благо Русской Православной Церкви награждена Серебряным знаком Святителя Алексия, Митрополита Московского и всея России чудотворца заместитель редактора Православной газеты «Благовест» Ольга Ивановна Ларькина в дни своего юбилея.

31 июля заместитель редактора Православной газеты «Благовест» Ольга Ивановна Ларькина отпраздновала свой юбилей — 60-летие. А немногим ранее, 12 июля, в праздник святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла, после Божественной литургии в самарском Петропавловском храме Митрополит Самарский и Сызранский Сергий вручил Ольге Ларькиной почетную награду Самарской Митрополии — Серебряный знак Святителя Алексия, Митрополита Московского и всея России чудотворца. В Свидетельстве на право ношения Серебряного знака сказано: «За труды во благо Русской Православной Церкви». Мы поздравляем Ольгу Ивановну с заслуженной наградой и желаем ей многая и благая лета, новых творческих достижений.

— Вас наградили Серебряным знаком Святителя Алексия в престольный праздник храма во имя Апостолов Петра и Павла. Что значил этот храм в вашей жизни?

— Когда-то в Самаре было только два действующих храма — Покровский собор и Петропавловская церковь. Однажды мы со старшей дочкой Надеждой — ей тогда было около пяти лет — ехали мимо Петропавловской церкви на троллейбусе. И вдруг она закричала: «Мама, смотри, церковь на облаках стоит!» Я тогда этого не увидела — за окном проплывала просто красивая церковь. Но глазенки моей дочки сияли от радости, она действительно видела эту церковь стоящей на облаках. Годы спустя Надежда в этой церкви венчалась со своим мужем.

В Петропавловской церкви мне довелось дополнить свое крещение, поскольку в младенчестве меня крестили в старообрядчестве. В этой церкви много лет служил духовник нашей редакции, протоиерей Иоанн Букоткин. Мы приезжали к нему с Антоном Евгеньевичем Жоголевым, с другими сотрудниками. В церкви Петра и Павла крестили некоторых моих детей и внуков. Сейчас в городе много других церквей, и я давно стала прихожанкой Кирилло-Мефодиевского собора. Но первые мои шаги в церковной жизни были сделаны именно в Петропавловской церкви, и этого из жизни никогда не вычеркнешь и не забудешь.

— Вы работаете в Братстве Святителя Алексия, и получили награду его имени. Ощущаете вы помощь Святителя в повседневной жизни?

— Не могла даже представить, что буду работать в Свято-Алексиевском Братстве, под молитвенным покровом этого великого святого. А вот ведь дал Господь такое счастье! И конечно, для меня особая честь получить Серебряный знак Святителя Алексия. Да, бывает, что по молитвам к Святителю Алексию случается то, что не объяснишь ничем, кроме короткого и емкого слова чудо. Вот такая же иконочка Святителя, которая стоит у меня на столе, однажды сильно заблагоухала. Я поняла, что это явлено не для меня, и отправила ее человеку по имени Алексий, которому такая благодатная икона была в сто раз нужнее. Много теплоты чувствую от Святителя Алексия. Помолишься ему — и на душе как-то легче бывает, отступают горести.

Ощущение теплоты, радости сопровождало и Крестный ход, который много лет проходил вокруг Самары. Я одиннадцать лет занималась организацией этого молитвенного шествия. От Покровского собора Крестный ход шел сначала к часовне Святителя Алексия. И однажды во время молебна мы видели, как над часовней появился облачный крест.

А в самом первом Крестном ходе вокруг Самары, когда мы шли от Красной Глинки, молодой человек по имени Алексей раздал всем крестоходцам яблоки — большие, спелые, румяные, необыкновенно красивые. Как будто сам Святитель Алексий встречал нас на Красной Глинке. Потом там начали строить большой храм в его честь. И каждый год, приходя на Красную Глинку Крестным ходом, мы видели, как постепенно поднимались в высоту его стены.

— Семья у вас была верующая?

— Обычная «советская», но при этом верующая. Отец Иван Михайлович был старообрядцем, а мама Ирина Константиновна — Православная. Она была крещена в Оренбургском Свято-Никольском соборе в Форштадте. Но она доверяла духовному опыту свекрови-старообрядки, которую очень любила и уважала, видела, как она молится ночами. Но все равно оставалась моя мамочка чадом Русской Православной Церкви. Мы жили как многие тогда. Знали, что Бог есть, веровали в Него, но от Церковных Таинств были еще далеки.

В детстве я читала много книг, в которых старообрядцы представлялись несгибаемыми защитниками веры. А потом из других книг узнала: раскол не остановился на том, что появились две веры — «старая» и «новая». «Старая вера» начала рушиться сама в себе, внутри нее появилось множество течений. Но нельзя разделять неделимое! Надо оставаться в русле Церкви, исправляя какие-то ошибки, которые копятся за столетия, но оставаясь в тесном единстве.

Мой прадед Фирс Иванович Чердинцев пострадал за веру, будучи старообрядческим начетником. В 1930-е годы Фирс Иванович был сослан в Красноярск, там его и расстреляли.

Мамина мама была очень верующая. Но она была женой коммуниста и не могла в церкви бывать так часто, как ей хотелось. Ездили в церковь тайком — крестить ребенка или изредка отстоять обедню.

Почему-то в детстве, сколько себя помню, если человек мне нравился, думала про себя — он верующий. И как была поражена, когда моя любимая учительница — не помню точно, что именно я ей сказала, может быть, потихонечку поздравила с церковным праздником — спокойно так ответила: «Оля, а я не верю в Бога». Для меня это было потрясением — как это так, Галина Тихоновна не верит в Бога? Это просто не укладывалось в голове. Хороший человек — значит, верующий. Только так.

— А нательный крестик вы в детстве носили?

— Как-то вечером Полина Андреевна, у которой я училась в начальных классах, пришла к нам домой и сказала по секрету: «Пусть Оля завтра придет без крестика, будем проверять». Мне велели снять крестик, чтобы не было неприятностей. И я сидела на уроке и радовалась, что не стою у доски и меня не позорят, как моих «попавшихся с поличным» одноклассников — было их пять или шесть. А они, эти двоечники-троечники, вот так проявили исповедничество. Немного пострадали за Христа, за свою веру.

Несколько лет после этого случая я ходила без крестика. А потом снова надела — чтобы уже не снимать никогда.

Через много лет уже мне пришлось заступиться за свою дочь, когда ей тоже было велено снять крестик. Хотя шел 1996 год и гонения на Церковь закончились. Вечером в садике мне сказали: «Завтра приводите Таню без крестика». Оказалось, один мальчик дернул девочку за цепочку с крестиком и чуть не удушил. Но та девочка носила цепочку, которую правильнее было бы назвать цепью — толстая золотая цепь. Естественно, такие цепи лучше не надевать детям. Мне посоветовали: пусть Таня ходит с крестиком в кармашке.

Тогда я еще не работала в «Благовесте», но позвонила Антону Евгеньевичу, спросила совета. Антон Евгеньевич ответил твердо: крестик у нас не нагрудный, а нательный, и носить его надо на теле. А в садике отказались принимать ребенка с крестиком на шее. Звоню в районо, очень доброжелательная женщина говорит мне: «Как вы не понимаете, носить крестик опасно для ребенка». Отвечаю: «Недавно ребенок погиб из-за того, что его шарфик зацепился за лестницу — и что теперь, давайте запретим детям шарфы надевать?» — «Ну мы же с вами не носили крестиков… » — «И что из нас выросло?» Слава Богу, Тане разрешили носить крестик. Другие родители отнеслись к этому спокойно: нельзя так нельзя. А мы отстояли нашу святыню — нательный крест.

— Так интересно получилось в вашей жизни — из оренбургской Сакмары переехали жить в Самару…

— Нет, из Сакмары мы переехали сначала на Вятку. На Вятке свои порядки… Тогда я только окончила десятый класс. Сначала уехала мама с сестренкой Тоней. Я некоторое время еще жила в Сакмаре, работала в районной газете. Но девушка не должна жить одна — были случаи, когда только молитва помогала убежать вовремя от тех, кто ломился в дверь. Вот я и переехала к маме на Вятку, работала в сельском клубе. Вскоре вышла замуж. И когда уже родилась моя старшая дочь, мы переехали в Куйбышев. К сожалению, первый брак у меня не сложился.

— Как вы пришли к осознанной вере, к воцерковлению?

— Вера потихоньку во мне росла. Мама молитву не выпускала из уст, и мы с детства привыкли: идешь и про себя читаешь «Живый в помощи». Однажды я шла на работу в редакцию «Благовеста» — тогда она еще находилась на улице Ерошевского. Дорога была совершенно пустая. И вдруг с улицы Панова выворачивает машина и мчит прямо на меня. В этот момент я читала: «Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих». И в тот самый момент, когда произносила: «на руках возмут тя… » — машина была уже передо мной. Как я оказалась на тротуаре, сама не поняла — это было что-то невероятное. Потом шла и плакала, понимая, что меня действительно мой Ангел Хранитель взял на руки и перенес, и что недостойна я такой великой милости.

Молитва «Живый в помощи» много раз выручала. Это Господня милость, что мама научила — молиться надо постоянно. Идешь куда-то — молись, не верти головой по сторонам.

Постепенно пришло осознание, что надо прийти в Церковь. Я решила дополнить крещение в Православной Церкви. И буквально сразу после крещения мой Ангел Хранитель взялся за меня всерьез. Спасал не только мое тело, но и душу грешную повел в том направлении, куда нужно. Возникло такое чувство, что мне надо быть в церкви, надо туда бегом бежать. Вскоре недалеко от моего дома открылась церковь во имя Иоанна Предтечи, и мы с дочками стали ходить уже туда.

А когда была в декрете со своей младшей дочерью, ходила в церковь всласть, не надо было торопиться на работу. Шел Великий пост. Я со своим большим животиком с трудом вставала на колени — и это была такая радость, такая благодать становиться на колени вместе с батюшкой и со всеми прихожанами, когда читалась молитва Ефрема Сирина. Было тяжело, но так благодатно.

Я поняла, что я дома. Церковь — то место, в котором я должна быть, и не потому, что пареный петух клюнул, а потому, что душа туда тянется.

— Кем вы мечтали стать в детстве? Думалось ли тогда, что будете журналистом, писательницей?

— Да, было такое — сочиняла всякие истории, писала даже романы, фантастику. Они потом терялись, потому что дописать не хватало терпения. К тому же надо сначала стать человеком, а потом уже становиться писателем. Надо помучиться, поскорбеть. Как может писать человек с пустой душой? Только то, что есть в твоем сердце, что пережито тобой, или то, что ты переживал вместе с другими людьми — может воплотиться в переживания героев.

Кем я только не мечтала стать — и путешественницей, и артисткой. Даже художницей. Очень хотела рисовать закаты, восхищали переливы нежных розовых и голубых тонов. Но у меня был только сине-красный канцелярский карандаш. И я нарисовала так, как сумела. Подписала: «Закат солнца». Учительница поставила мне тройку, она не увидела в моем рисунке того, что видела я. И моя карьера художницы на этом рухнула, не начавшись. Потом я прочитала у Паустовского, что писатель должен уметь словами передать красоту мира так, как будто пишет красками. Мне такое не под силу, но это высокая планка, к которой надо тянуться.

— Расскажите о своей учебе.

— Училась в Куйбышевском педагогическом, на факультете русского языка и литературы. Заочно училась, поскольку у меня уже был один ребенок, ждала второго. Витюшка родился как раз на первом курсе. И сдавать экзамены я нередко приезжала из больницы, где лежала то с одним, то с другим ребенком. Но как-то ухитрилась окончить с красным дипломом. Вспоминаю время студенчества — пусть даже заочного — с большой теплотой в душе.

— Кого бы вы могли назвать своим главным учителем в жизни и духовным авторитетом?

— Их много. Но самый первый — мама. Она была бухгалтером — казалось бы, сугубо практическая профессия. Но это была такая душа — чистая, полная любви к людям. Мама была большая умница, мне далеко до нее. Многие приходили к ней посоветоваться. Кто-то попросит молитву переписать, кто-то — поговорить на духовные темы. Я росла под эти разговоры. К нам в дом приходили странники, просили попить, кусочек хлебушка. Мама всех принимала. Несколько дней у нас прожила странница Ксения, она прошла Украину, Белоруссию… Я слушала ее рассказы и сама мечтала стать странницей. Мама никогда не отказывала просящим. Но когда мы с дочерью Леной шли по Украине пешком до Киево-Печерской Лавры, мне почему-то было стыдно просить. Может, это не совсем правильно, но тогда мы ощутили себя в уже чужой стране. Было неловко даже попросить воды…

— Уже тогда ощущалось, что Украина и украинцы уходят от нас все дальше?

— Ощущалось. Но как было радостно, когда встречались люди, которые относились к нам по-человечески, с теплотой, с добротой. Когда не просто говорили: «О, так вы из России? Говор у вас такой… » — а старались помочь. Помню, в кафе «Эдем», где мы покупали воду, хозяйка говорит: «Да вы что ж пешком идете? Может, у вас грошев нема? Давайте я вам найду машину, доедете прямо до Киева». У этой женщины было искреннее желание хоть чем-то, да облегчить наш путь.

И вот сейчас мы с Леной часто вспоминаем эту нашу дорогу, говорим: слава Богу, что это наше паломничество состоялось. Теперь бы мы не прошли по Украине и нескольких километров.

… Серега-дальнобойщик, который вез нас от Жовтнева до Яготина (в обратную сторону, потому что мы немножко лишнего проехали, но спохватились — нехорошо получается, надо вернуться и честно пройти наш путь… ), Евдокия Опанасьевна из Гонтова Яра — ну не верю я, что эти люди могут быть нам врагами. Думаю, они так же скорбят и печалятся о том, что сейчас творится на украинской земле. А вот Павел, которого мы встретили возле Березани — его легко могу представить в нацгвардии (дай Бог, чтобы я ошибалась… Хотя мы расстались мирно, но тогда уже чувствовался в нем национализм, когда он допытывался, «якiй на нас крест», и уточнял, что 28 июля — день Крещения Киевской Руси, а не Московской.

— Как же к вам пришла такая необычная в наши дни мысль — идти пешком до Киева?

— И — детские мечты о странствиях, и — очень хотелось побывать в Киеве, причем именно ножками пройти. Почти за год до этого, в октябре 2009 года я побывала в такой поездке, о которой запрещала себе даже мечтать, — на Святой Земле. Всё было прекрасно. Но наши-то предки ходили пешочком — и в Иерусалим, и на Афон, и в Киев. И я подумала, что единственное место, куда мне доступно прийти пешком, — это Киево-Печерская Лавра. Вот было бы хорошо!

Долгие годы это оставалось лишь розовыми мечтаниями. Но однажды так стало тяжело, так всё сгустилось, и не только у меня. Я не успела бы пройти от Самары до Киева за время отпуска. И зять-священник посоветовал: «Мамуль, иди столько, сколько успеешь пройти». Вот и получился путь от Харькова до Киева.

Это странствие тоже сопровождалось удивительными чудесами! Жара 44 градуса и больше (это было то жаркое лето 2010-го!), асфальт плавился под ногами. Мы с Леной идем, еще точно не зная дороги. Стали петь «Царице моя Преблагая», и вдруг будто покров на нас накинула Царица Небесная — небо затянулось облаками. И этот облачный покров так и плыл точно над нами. И пока мы молились, не отвлекались на пустые разговоры — чувствовали: Богородица с нами, Она рядышком.

Скорбно на душе от того, что по этой дороге теперь мчатся бронетранспортеры, едут молодчики с битами в руках и злобой в сердце. Может быть, мамы этих парней вынесли нам возле Гонтова Яра водичку в двух бутылях — теплую, пахнущую железом, но все же это была вода!… В те дни ничего дороже воды для нас не было. Так ведь и говорится, что за укрух хлеба, за чашку воды можно получить награду от Бога. Думаю, те добрые украинские женщины не лишатся милости Божией.

— А еще о чем мечтали в детстве? Думали тогда, что станете многодетной мамой?

— О, я с детства мечтала, что у меня будет пять или десять детей. В жизни мечта исполнилась по минимуму — у меня пятеро детей. И «семеро по лавкам» — внуки, которых очень люблю.

— Вы — многодетная мама, и при этом талантливая журналистка, вас любят читатели. Ваши книги изданы Православным издательством и продаются по всей России. Что вы можете сказать женщинам, которые не хотят родить хотя бы троих детей, чтобы «не повредить карьере», чтобы «реализовать свои таланты»?

— Всегда надо чем-то жертвовать. Действительно, когда ребенок болеет, уже не думаешь о литературных сюжетах. Нет, в это время уходишь с головой в молитву и старания помочь своему ребенку. Но сколько я знаю женщин, которые смогли реализовать себя, хотя и детей растили, и заботились о них день и ночь.

Материнство — это же не только жертва. Если женщина отказывается от материнства, она сильно себя обделяет. Ведь самый великий талант, который Бог нам дает — это наш ребеночек. Держать на руках новорожденного малыша — это же счастье, ни с чем несоизмеримое. Когда я впервые взяла в руки свои только что изданные книги, тоже радовалась — но не так, поверьте.

Дети — это радость, которая с тобой всю жизнь. Радость эта чередуется и с печалями, скорбями, горестями, и с непониманием, и с какими-то ссорами, но все равно она будет с тобой. Таланты даны женщине Богом, чтобы она могла чему-то полезному научить своих детей. А потом дети, может быть, воплотят все то, что не смогли воплотить мы, отдав им все свои силы.

— Но многие женщины опасаются, что, родив второго, третьего или четвертого ребенка, они не смогут дать старшим детям каких-то материальных благ.

— Материальные трудности, конечно, пришлось пережить. И нужда была, особенно в 1990-е годы. Но тогда страдали и те, у кого нет детей или только один ребенок. Помню страшный случай, когда в Самаре повесилась женщина из-за того, что ей нечем было кормить своих троих детей. Как меня это тогда поразило, я ходила и думала: что же ты, бедная, наделала, неужели твоим деточкам легче будет в детдоме? Да, может быть, они там будут лучше накормлены, но кто же их пожалеет и утешит без мамочки. Не говорю уже о том, какой тенью ляжет на их судьбы смертный грех самоубийства матери.

На всё денег никогда не хватит. У кого-то всегда будет суп слишком жидкий, а у кого-то — жемчуг слишком мелкий. Но вот лежала я в больнице в Дубовом Умёте, туда часто привозили людей с аварий, больница-то при дороге. И — привезли семью, попавшую в автокатастрофу. Отец и мать не так сильно пострадали, а их 11-летний сын вылетел через стекло и перекувыркнулся несколько раз. Он умирал. Родители рыдали над ним, ведь это их единственный поздний ребенок. У них для сына было всё: квартира, машина… И что с ними осталось? Только горе и скорбь!

Всё в этой жизни временно, а дети — наш вклад в Вечность. Даже если ребеночек проживет всего несколько дней, успели его окрестить — и он уходит ангелочком на Небеса и будет там о вас молиться. А дети, которых не пустили на свет, совершив безумный грех аборта, — они будут нашими обличителями и судьями. Это скорбь, которая всю жизнь с человеком, вечный укор. Вот об этом была моя первая книга со страшным названием — «Кровавая книга». Ее даже не рискнули переиздать с таким заглавием в рязанском издательстве «Зёрна», она вышла под названием «Когда ты была во мне точкой… дочка». Редакция «Благовеста» три раза переиздавала «Кровавую книгу», 12 тысяч экземпляров было выпущено — и все они разлетелись, даже у меня ни одной книги не осталось.

Книга была во многом несовершенной, но это были живые голоса, письма наших читателей. И многих благодаря «Кровавой книге» удалось убедить не совершать этого страшного шага, не делать аборт. Только сегодня отец Сергий Гусельников рассказал: ищет его женщина в храме, чтобы вернуть «Кровавую книгу». Когда-то давно он передал ей книгу, чтобы удержать от страшного греха аборта. Слава Богу, ребенок тот родился! Прошли годы, и вот женщина эта хочет поблагодарить нашего отца Сергия за то, что удержал ее от греха, — и книгу вернуть. Вдруг кому-то еще пригодится…

— Почему вы решили писать художественные книги именно для детей?

— Может, потому что я сама в душе еще ребенок? Но и сказать, что мои книги написаны исключительно для детей, я бы не рискнула. Подспудно держала в уме и их родителей, которые вместе с детьми будут читать мои повести и, может быть, тоже что-то для себя поймут.

— Чего бы вам еще хотелось осуществить в жизни?

— Хотелось бы, если Бог даст, еще пожить. Силы, слава Богу, есть, здоровье для моего возраста нормальное. Посмотреть, как сложатся судьбы моих детей. С внуками, а там и с правнуками пообщаться.

И конечно, очень хочется, чтобы наша газета «Благовест» продолжала выходить еще долгие годы. Чтобы она продолжала быть нужной людям. Так больно видеть, что тираж с каждым годом падает, подписчиков все меньше. Уходят наши читатели, которые верны «Благовесту» от самого его начала. А новые читатели живут уже в интернете, где наша газета лишь одна из многих.

— С какого года вы работаете в «Благовесте»?

— Я осмелилась прийти в редакцию «Благовеста» после смерти Митрополита Иоанна (Снычёва), в ноябре 1995-го. Хоть я лично его и не знала, но читала его статьи, он был для меня духовным авторитетом. И написала об этом… С тех пор началось мое сотрудничество с газетой. А с 1998 года перешла работать сюда, в мою любимую редакцию.

О такой газете, как «Благовест», я мечтала давно. Смотрела на газеты, печатающие иностранных проповедников, — серые, неинтересные, противные духу. А где же наша, родная, Православная газета? И когда я увидела первый номер «Благовеста», такая радость была, ходила и всем его показывала, как будто сама его написала. Хотя тогда ни Антон Евгеньевич, ни отец Игорь Макаров, вдвоем начинавшие газету, и не подозревали о моем существовании. Я покупала каждый номер, потом стала выписывать «Благовест». Ну а потом и работать в редакции. А журнал «Лампада» начинался уже при мне.

— Знаю, что вы очень любите Крестные ходы. Бывали в Великорецком Крестном ходе, в Табынском…

— Крестным ходом каждый верующий человек, если есть силы и здоровье, должен пройти в своей жизни. Хотя бы раз, хотя бы сколько-то, хоть маленький отрезок пути. Нигде не было столько добрых и светлых чудес, как в Крестных ходах.

В Великорецком крестоходцев всегда очень много, шли по лесному бездорожью, грязные, усталые. И вот наконец пришли в Великорецкое. Ходим от дома к дому, просимся на ночлег — всё занято, даже сеновалы. Потом нам сказали: вы сюда вот постучитесь, у Мишки никого еще нет. Михаил был горький пьяница, жена от него ушла. Но он окружил нас добротой и заботой: «Может, вам чайку вскипятить? А давайте, я пихты заварю, чтобы вы свои ноженьки попарили». Через год мне сказали, что Михаил умер. Хочется думать, что Господь помилует его, бедного, за его любовь к людям.

Но в ту же ночь случилось происшествие, за которое мне до сих пор стыдно. Нас очень много набилось в дом Михаила. Я так устала, что крепко уснула. Ночью в дом постучались молодые батюшка с матушкой, тоже попросились переночевать. А женщины, которые лежали в нашем закутке, их не пустили, ведь они в одних сорочках лежат, прикрытые простынкой, и будут батюшку стесняться. Когда утром я услышала об этом, то шла и плакала: «Как же так, мы сегодня ночью, почитай, Христа в дом не пустили!» Если бы я не спала, то предложила бы им свой матрас, как-нибудь они бы поместились. А вот — проспала. Да сколько раз в жизни были моменты, когда «просыпала» приход Христа. Пройдешь мимо протянутой руки, перед кем-то нос задерешь, осудишь… Сколько уроков в жизни получала, когда тихое смирение грешника оказывалось выше моей мнимой праведности, и она рассыпалась в пух и прах…

Крестный ход — великое счастье. Все-таки я мечтаю, что когда-нибудь снова возродится Крестный ход вокруг Самары. Эти несколько дней, что длится Крестный ход, так много дают городу и каждой душе Христианской. Когда видишь, как останавливается вышедший из ворот Глазной больницы человек и благоговейно крестится и кланяется Крестному ходу… Он не может пойти, но душа его уже потянулась за нами, и он — с нами.

А какое удивительное было чувство после одного Крестного хода… Я шла с фотографией Кровоточивого Державинского образа Спасителя на груди. Каждый день, возвращаясь домой, ставила икону на стол, а утром снова шла с ней. В последний день дома поставила образ на стол, помолилась. Ночью просыпаюсь от того, что на груди у меня лежит образ. Я в ужасе: это же фотография, она ведь помнётся… Открыла глаза — икона стоит на столе. Но я чувствую, что она так и осталась у меня на груди. Не напрасно мы ходили Крестным ходом. Друг нашей редакции, покойный иеромонах Георгий (Китов) говорил: можно Крестным ходом ходить вокруг своего дома, вокруг квартала. Возьмите деток за руки, крестики на вас есть, идите и молитесь про себя. И когда идешь на работу и с работы — это тоже малый Крестный ход, можно идти и молиться.

Всё-таки какое счастье — живешь и радуешься тому, что ты с Богом, что столько батюшек умных, ярких, интересных, высокообразованных встретилось! Они предстоят Господу в молитве за нас. И такое счастье у всех нас есть — быть вместе с ними, вместе с Христовой Церковью.

Подготовила Ирина Кузнецова.

Фото А. Жоголева.