«Мы можем и должны свидетельствовать о Православной вере!»

См. также.

Доклад Православной журналистки матушки Марины Захарчук на Первом съезде жен духовенства Губкинской епархии Белгородско-Старооскольской Митрополии.

Матушка Марина Захарчук награждена епархиальной грамотой «За достойное воспитание детей».

18 мая, в канун праздника Жен-Мироносиц, в недавно образованной Губкинской епархии, входящей в состав Белгородско-Старооскольской Митрополии, состоялся первый съезд жён духовенства епархии. Съезд матушек прошел в Доме культуры города Строитель Белгородской области. На этом необычном съезде многие многодетные матушки получили из рук Епископа Губкинского и Грайворонского Софрония грамоты «за достойное воспитание детей». Важной частью этого мероприятия стал развернутый доклад одной из самых известных матушек Белгородской Митрополии — нашего давнего друга и постоянного автора, Православного журналиста с тридцатилетним стажем, матери пятерых детей матушки Марины Захарчук из села Новенькое Ивнянского района Белгородской области.

Ваше Преосвященство, дорогой Владыка Софроний!

Уважаемые гости нашего съезда, досточтимые отцы и матушки!

У меня уже стала крылатой фраза: «Я не умею говорить, умею только писать». Мне и в самом деле легче написать несколько статей или рассказов, чем произнести какую-то речь. Но несмотря на это я с энтузиазмом восприняла благословение Владыки Софрония выступить на этом первом в истории не только нашей молодой Губкинской епархии, но и всей Белгородской Митрополии съезде матушек. Потому что церковная журналистика — это, с одной стороны, сравнительно новая отрасль СМИ, и поле деятельности в ней огромное и во многом ещё целинное, нераспаханное; а с другой стороны — не всем же профессионально ездить по нему на тракторах и комбайнах, можно и обычной, привычной всем лопатой его возделывать, было бы желание и усердие.

Средства массовой информации — а к ним относятся и газеты-журналы (то есть периодическая печать), и радио, и телевидение, и интернет — структура очень объёмная, и в каждом из её подразделений — своя специфика работы, свои тонкости. На факультетах журналистики существуют разные отделения, самые большие из которых — «газетное дело» и «радио-телевидение». Но ещё в стенах вуза будущие журналисты определяются не только с тем, в каких СМИ они будут работать, но и со своей узкой специализацией: одни становятся репортёрами (то есть теми, кто быстро реагирует на текущие события), другие обозревателями, осмысливающими и анализирующими ряд фактов и делающими в результате этих анализов объёмные газетные или телевизионные очерки, третьим удаются интервью, и они специализируются именно в этой области… Всё это можно перечислять очень долго, но у нас сегодня другая задача: понять, что можем делать мы в средствах массовой информации, не будучи профессиональными журналистами и не особо разбираясь в тонкостях множества журналистских специальностей. И поскольку я в своё время обучалась именно на газетном отделении факультета журналистики, то и говорить я буду больше о газетной работе — так сказать, делиться личным опытом. Поэтому мне не обойтись без небольшого рассказа о себе.

Я стала матушкой — то есть женой священнослужителя — в 1980 году. В то время я была студенткой 5-го курса факультета журналистики Ленинградского государственного университета, откуда меня, узнав о моём венчании с семинаристом, через полгода благополучно исключили — за несколько месяцев до защиты диплома. Вернее, исключили не благополучно, а с большим шумом: вызывали в деканат, требовали объяснений и от меня, и от преподавателей (как проглядели!?), собирали собрания на факультете и в общежитии, где я жила. Я, в свою очередь, по благословению духовника, писала в Совет по делам религий при Совете министров СССР, в Министерство образования, в комиссию партконтроля при ЦК КПСС… В конце концов мне предложили компромисс: я должна на открытом партийно-комсомольском собрании сказать, что я «вышла замуж по любви (мол, любовь зла, полюбишь и… семинариста), а венчалась потому, что у мужа требовали справку для семинарии, но убеждений мужа не разделяю». За что меня, поругав и наложив какие-нибудь взыскания, оставляют-таки доучиться и получить диплом. В ответ на это предложение я выдвинула декану факультета встречное: пусть он публично объявит, что вступил в компартию из любви к журналистике и занимаемой должности, но убеждений коммунистов не разделяет… На собрание не пошла, передав через комсорга свой комсомольский билет с отказом от членства в этой организации. Все официальные ответы на мои письма были одинаковы: вас никто не имеет права исключить за религиозные убеждения; а устно, наедине, мне говорили, что не поставят мне положительной оценки на госэкзаменах по научному коммунизму, хотя бы я им наизусть рассказала учебник вместе с собранием сочинений Ленина. Я готова была стоять до конца, но меня подвёл сын-первенец: родился как раз в период сдачи «госов». Пришлось мне уйти в академотпуск, из которого уже недосуг было выйти.

Вот так я распрощалась с университетом, и даже справку с оценками за четыре с половиной года учёбы мне пришлось выбивать с боем уже у ректора ЛГУ. Так как в родном деканате мне выдали листок размером с почтовую открытку, в котором значилось лишь время — от и до — моего пребывания в стенах alma mater, чтобы я могла доказать, что не занималась тунеядством, а всё-таки училась. Я никогда официально не работала в гражданских СМИ, и только последние 11 лет являюсь штатным сотрудником Белгородско-Старооскольской епархии (а теперь уже Митрополии).

Осенью 1980-го Архиепископ Курский и Белгородский Хризостом (ныне Митрополит на покое) взял нас с моим супругом в свою епархию, рукоположил отца Луку и отправил на приход.

Чем в то время государственного атеизма могла заниматься матушка? Только домом: вести хозяйство, растить детей, шить мужу подрясники (если умеет шить), петь в храме и на требах (если умеет петь). На государственную работу матушек, особенно имеющих образование, не брали — очевидно, опасались религиозной пропаганды в коллективах. А к печатному слову не подпускали на пушечный выстрел! О Церкви, священнослужителях можно было — и даже нужно было! — писать в газетах и журналах (а это были в то время главные СМИ) любую нелепицу, любую гадость. И никаких возражений или опровержений!

Мы в то время выписывали все центральные и местные газеты (их было тогда гораздо меньше, чем сегодня, но пара десятков набегала), много журналов. И вот я по ночам, уложив детей спать, искала в этой ежедневной стопке газет атеистические статьи и писала письма их авторам и редакторам газет и журналов. Я понимала, что мои «отповеди», как назвал этот мой жанр один батюшка, никто никогда не напечатает, что такое моё «творчество» грозит неприятностями и мне, и батюшке, что и происходило: меня вызывали в сельсовет, в райотдел милиции, грозили санкциями, пытались даже отправить в армию (я в ЛГУ получила военный билет и свидетельство медсестры для гражданской обороны; спасло лишь то, что я всё время была то беременной, то кормящей матерью). А с батюшкой тоже постоянно беседовали, может быть, ещё жёстче, чем со мной — но он меня почти не посвящал в эти «беседы». О некоторых из них я узнала только недавно. И продолжала писать эти «отповеди» в надежде, что хоть кто-то из авторов материалов устыдится и перестанет исполнять «социальный заказ». Ведь настоящая журналистика — это братство в основном честных и безкорыстных людей: по крайней мере, таким она была в те годы. И большинство пишущей братии просто не знали Священного Писания, истории Церкви, современного её положения. Ведь не было в библиотеках ни Евангелия, ни творений Святых отцов — вообще ничего на религиозные темы не было, кроме журнала «Наука и религия» (он был, разумеется, атеистическим). И журналисты писали по принципу «Партия сказала: надо! — комсомол ответил: есть!» (был тогда такой лозунг). И вот я пыталась рассказать в этих письмах-отповедях своим коллегам правду о Церкви. И даже попросила одну свою знакомую матушку, работавшую в епархиальном управлении, через её знакомых переплести мне эти мои «отповеди» вместе с вырезками газетных статей и давала людям на приходе этот «самиздат» читать. Один из четырёх экземпляров этой машинописной книжицы я послала своему однокурснику — он был редактором газеты в республике Марий Эл, и представьте, на самой заре перестройки, когда отношение к Церкви ещё не стало на государственном уровне тёплым, а только перестали её чернить в связи с празднованием 1000-летия Крещения Руси, он не побоялся весь этот сборник опубликовать, из номера в номер, в своей газете! А через несколько лет меня стали приглашать к сотрудничеству и наши белгородские газеты, чему я была несказанно рада. Это сотрудничество продолжается по сей день, и круг СМИ, с которыми я сотрудничаю (теперь это уже не только газеты, но и интернет-издания), постоянно расширяется.

Но вернёмся в 1980-е. Однажды я всё-таки дождалась положительного, видимого результата своей борьбы (не побоюсь этого слова) с государственным атеизмом. 12 мая 1982 года в «Белгородской правде» под рубрикой «Жизнь против религии» была опубликована статья «Эти «плохие» приметы». Её автор — преподаватель Старооскольского дома пионеров (не буду называть фамилии, так как возможно, что сегодня у этой женщины совсем другие убеждения). Она делилась опытом антирелигиозной работы с детьми. Писала о том, как она разоблачает Церковь, навязывающую, по её убеждению, веру в приметы. Я отправила в редакцию и лично автору письмо с опровержением доводов этой женщины; в частности, писала, цитируя Священное Писание, о том, что Церковь не пропагандирует, а, напротив, всеми силами противостоит суеверию… Я уже забыла об этой статье, как вдруг, через полтора года — 18 ноября 1983 года — в «Белгородке» появляется новая статья того же автора «Утверждать человеческое». И в этой статье преподаватель Дома пионеров очень искренне пишет, подробно цитируя моё к ней письмо, о том, что я на многое открыла ей глаза. Нет, она тогда не стала верующей, и в статье своей говорит о том, что ей «особенно больно видеть в Церкви детей», что она счастлива тем, что в детстве её обучали по «Забавной библии» (был такой «шедевр» у практикующих атеистов) и что ей не попалась в руки Библия настоящая, что (цитирую) «объяснить верующим явную нелепость их поведения несложно, куда труднее сделать человека красивее душой и помыслами. А здесь церковь предпочитает стоять в стороне». Я, конечно, снова написала ей письмо, но ответа уже не получила… Но главное — и это меня очень обрадовало — было в том, что не только эта женщина задумалась, но и моё письмо-ответ на первую её публикацию, пусть и с сокращениями, и с анти-доводами, было напечатано, и очень многие люди — а тогда местные газеты заставляли выписывать принудительно — это прочитали и наверняка задумались. Это была моя первая победа.

Я уже говорила, что у меня были в связи с этими моими «отповедями» неприятности с гражданскими властями. К сожалению, случалось, что и в своей, церковной среде меня не понимали. Один старый священник даже прислал мне письмо с советом прекратить эту мою деятельность. Я его не осуждаю: он жил и служил во времена хрущёвских, а может, ещё и сталинских гонений на Церковь и вообще на любое инакомыслие. А меня только пугали. Но я не могла замолчать. Особенно когда появлялись в газетах такие публикации, закрыть глаза на которые, промолчать было бы просто преступлением. Это были уже не просто заблуждения и привычка «идти в ногу» пишущей братии, а откровенное предательство «своих».

25 сентября 1981 года в «Комсомольской правде» была напечатана заметка «Что же решит сын, когда вырастет». Автор — жена священника (аноним), которая, по её словам, вышла замуж, не разделяя убеждений мужа. И теперь кается в этом на всю страну. При этом она ещё и не знает, верит ли в Бога её муж («мы о таких вопросах с ним не говорим») и просит совета, как ей воспитывать сына, которому уже 8 лет и который, как она надеется, сам всё поймёт, когда повзрослеет… Конечно, я тут же снова взялась за перо и написала этой матушке на адрес редакции довольно резкое письмо, на которое, как обычно, ответа не последовало. Но не последовало и дискуссии (а ведь, по логике того времени, должны были посыпаться письма в поддержку этой горе-матушки, решившей вернуться на «правильный путь»). Но редакция «Комсомольской правды», казалось, забыла о своей инициативе.

Доклад матушки Марины Захарчук с интересом слушали и матушки, и батюшки.

Для чего я так подробно об этом рассказываю? Поверьте, не для похвальбы. А чтобы все мы поняли: в любой ситуации мы не безсильны, и любые времена — не безнадёжны. Порой кажется, что вот в этой, конкретной ситуации мы абсолютно ничего не можем сделать, более того — если попытаемся вмешаться, то навредим и себе, и окружающим нас близким людям. Но если Богу угодно наше рвение, то случаются порой самые неожиданные результаты, прямо по Солженицыну: «Бодался телёнок с дубом… Дуб не упал, но — пошатнулся. А у телёнка лоб цел, и даже рожки… ». Лично я в этом убеждалась неоднократно.

У нас сейчас тоже очень непростые времена. Когда 20 с лишним лет назад рухнул коммунистический колосс на глиняных ногах, сколько было радости для Церкви. Вспомните: священнослужителей сначала робко, осторожно, а потом всё более активно стали приглашать в публичные собрания, в телевизионные передачи, стали брать у них интервью; люди хлынули в храмы, не опасаясь уже преследований за веру: ведь вместе с ними в храмах стояли теперь представители власти, вплоть до самой высшей. А матушки начали устраиваться на гражданскую работу — и слава Богу! — только бы не забывать нам всем, что и вне храма, вне своего прихода мы для людей невоцерковлённых или маловоцерковлённых олицетворяем собою людей Церкви. Страшно представить: по нам, по нашему поведению люди судят обо всей Церкви! И своими поступками, словами, и даже внешним видом — одеждой, причёской, макияжем — мы либо притягиваем людей к вере и Церкви, либо отталкиваем. Знаете ли вы, мои дорогие, что в старой Руси не только священник, но и его матушка должны были ходить в особой форме! Чтобы каждый сразу видел: это идёт матушка. Святые отцы говорят, что вообще не бывает нейтральных состояний: всякое действие — либо от Бога, либо от диавола, а поле битвы — душа человека. Надо нам постоянно об этом помнить и продумывать каждое своё действие, а порой и — бездействие (вспомним затертое сегодня, но на самом деле очень точное выражение святителя Григория Богослова: «Молчанием предаётся Бог» — действительно, бывают такие ситуации, когда промолчать нельзя).

Я несколько ушла в сторону от заявленной темы своего выступления. Но то, о чём я сейчас говорю, тоже очень важно. Потому что начинать нужно всегда с себя, и нельзя учить тому, чего не исполняешь сам. А если будешь честен перед самим собой и перед Богом, то Господь даст и силы, и талант — всё даст.

Батюшки наши очень загружены, и мы с вами, мои дорогие, тоже загружены-перегружены. Но женщины ведь выносливее, правда? У нас ещё после всех дневных дел остаются силы «повисеть» в интернете, пообщаться на социальных сайтах (сужу по себе). У меня, в моей деревне, где мы с батюшкой 32 года служим, внезапно появилась новая проблема: отвратительный интернет! Из-за некачественной связи что-то делать в нём можно только поздно ночью и рано утром. Это меня очень напрягает, отнимает массу времени. Но тем не менее, я в интернете работаю, пишу статьи для сайта благочиния, где у меня есть свой раздел («Статьи от матушки Захарчук»), пишу заметки для сайта епархии и статьи для нескольких газет, в том числе — для выходящих в Самаре общероссийской газеты «Благовест» и журнала «Лампада» (кстати, у «Благовеста» хороший сайт в интернете — благовестсамара.рф, так что у этой газеты есть круг «бумажных» читателей и есть интернет-сообщество). С недавнего времени у меня есть своя страница в интернет-журнале Василия (Фазиля) Ирзабекова «Живое слово» — там у меня и проза, и стихи, и статьи. Я всем рекомендую этот замечательный интернет-портал замечательного проповедника Православия и русского языка В.Д. Ирзабекова…

Вы скажете: это, матушка Марина, Ваша работа, — Вы профессиональный журналист. А мы что в этом плане можем?

Да, я стараюсь писать в СМИ на профессиональном уровне. Но есть ещё социальные сайты, о которых я недаром упомянула. Почти у каждой из нас есть на одном или сразу на нескольких из них своя страничка. И у многих батюшек, кстати, есть. Так вот, я возвращаюсь к тому, о чём уже сказала: с нас особый спрос (кому больше дано, с того больше и спросится, по Евангелию).
У меня немного друзей в интернете. Но зато у моих немногих друзей — «друзей» (говоря сленгом соцсетей) множество. И я просматриваю ленты новостей, обсуждения, комментарии и довольно часто вижу, что нельзя не вмешаться.

Приведу только два примера. У меня в «Одноклассниках» есть в «друзьях» один молодой диакон из Курска — он приятель моих сыновей и меня по этому поводу «добавил в друзья», а я не отказалась. И вот этот диакон (причём, он не позиционирует себя служителем Церкви, что, на мой взгляд, тоже неправильно — мы не должны стесняться своего звания и положения в обществе, в Церкви, не должны жить двойной жизнью) — этот диакон вдруг выставляет себе «статус»: «Сатана, что ты со мной делаешь?».
И я вижу, что вокруг этого «статуса» уже пошло бурное обсуждение, причём, в основном в него включились люди нецерковные; началось пустословие, переходящее в богохульство. Я сначала обратилась лично к нему, но поскольку мои слова не возымели действия, мне пришлось «обличить его при свидетелях» (так учит нас Евангелие) — то есть обратиться к нему публично и именно как к священнослужителю. Меня тут же, в «Одноклассниках», поддержала его жена, некоторые священнослужители, матушки. И этот диакон убрал не только свой нелепый «статус», но и свою фотографию, поставив вместо неё какую-то маску и английское слово вместо своего настоящего имени.

Второй эпизод. Опять же в «Одноклассниках» я увидела, что моя приятельница включилась в обсуждение каких-то высказываний некоего «Схимника-монаха» (в социальных сетях иногда бывают случаи, когда миряне для придания своим высказываниям большего авторитета самочинно выдают себя за священно-служителей. К сожалению, в этом случае мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть наличие священнического сана у упомянутого м. Мариной «схимника-монаха» — ред.). На аватарке была действительно фотография монаха в схимническом одеянии. Но высказывания этого «схимника» были отнюдь не монашескими — он надменно и грубо поучал всех, задающих ему вопросы о вере и Церкви. Я осторожно поправила его в каких-то явно неверных ответах — и тогда он обрушился на меня со всем негодованием: мол, ты — женщина и должна не учить, а слушать, вот и слушай меня, и закрой рот, и вообще ты не из моих друзей, чего ты сюда влезла. На это я своими словами возражать не стала, а просто поставила цитату из Древнего Патерика: «Я женщина и смотрю на тебя, чтобы получить пользу, а ты монах и должен смотреть в землю». Вскоре он признался, что вовсе не «монах-схимник», а «белый» священник, и даже поставил другое фото. Он удалил все мои записи и закрыл от меня свою страницу. Но многие его виртуальные друзья успели это прочитать и стали писать уже на мою страницу, также возмущаясь этими записями и признаваясь, что давно подозревали неладное, но молчали, боясь оскорбить священника. А другие возражали: что делать, если не к кому обратиться со своими проблемами? а ответы на свои наболевшие вопросы получить хочется… И дальше я уже действовала по ситуации: кому-то советовала сайты умудренных духовным опытом священников (например, сайт архимандрита Рафаила (Карелина), других — записывала на поминовение в наш храм — сорокоусты, молебны, панихиды; высылала этим людям хорошую Православную литературу, иконки, освящённые на наших святынях — на мощах Святителя Иоасафа, на привозимой ежегодно в Курск иконе Божией Матери «Знамение Курско-Коренная». И вот, представьте, один человек из Украины, который вначале заступался за этого «схимника» и ругал меня, теперь пишет, что молится у моих бумажных иконок и сын его бросил пить, вернулся в семью — жизнь наладилась.

Я это рассказала к тому, что всё нужно совершать с рассуждением. Одно дело — когда мы знаем о ком-то, что он грешит, — тогда не надо об этом никому говорить, разве что осторожно с самим человеком поговорить, если он готов нас слушать. И совсем другое — когда совершается некое публичное действие, когда этим действием публично наносят ущерб авторитету Церкви. Тут, я считаю, просто необходимо вмешаться. Даже если точно знаешь, что это не приведёт к ощутимым результатам. Потому что это как раз тот случай, когда молчанием предаётся Бог. У меня есть племянница — в отличие от меня, она живёт в большом городе и с интернетом у неё проблем нет (зато есть масса других проблем: очень плохое здоровье, больная мать, дети). Она каждый день после работы по 2-3 часа сидит в интернете, читает Православные сайты и выкладывает в социальные сети хорошие материалы, в том числе и видео, особенно апологетические — чтобы люди о Православии узнавали не только из популярных телевизионных ток-шоу да обсуждений в интернете очередного «скандала» (в кавычках), а из таких вот серьёзных профессиональных Православных материалов. Такое вот у неё, у мирянки, служение. Она сама не обладает даром проповедничества, но очень хорошо умеет отличать истину от лжи. И свидетельствует об этой истине таким вот образом. Я эти видео-файлы (а часто и текстовые) открыть не могу, но я хорошо знаю свою племянницу и смело ставлю перепост, чтобы с этими материалами познакомилось больше людей. Почему бы нам не взять это за пример ещё одного поля деятельности для матушек в интернете?

Я хочу сказать ещё об одном важном деле, которое по силам всем, — о молитве через интернет. (Ведь главное в жизни Православного христианина — в отличие от протестантов — это всё же не общественная деятельность, не социальное служение (хотя это всё тоже важно), а — молитва, которой наш грешный мир до сих пор удерживается от своей кончины.

Знаете, когда интернет стал активно входить в нашу жизнь и стали появляться Православные сайты, на которых иногда кто-то просил помолиться о каких-то своих ближних, мне казалось, что это пустая трата времени: надо тебе помолиться — сходи в храм, закажи, что там тебе нужно; в конце концов — молись дома сам. В уважаемой мной газете «Благовест» (Самара) в каждом выпуске печатаются просьбы о молитве людей, обратившихся в газету. Я иногда выписывала имена, подавала их своему батюшке на Литургию, но делала это больше из уважения к газете, с которой сотрудничаю. До тех пор, пока у самих не случилась беда: старший сын попал по «скорой» в больницу со страшным диагнозом, и врачи сказали, что надежды практически нет — готовьтесь, мол, к самому худшему. И вот тогда батюшка поехал в больницу, чтоб сына причастить (была ночь, и искать другого священника не представлялось возможным), а я осталась дома молиться (в реанимацию меня бы всё равно не пустили). И вот тут я вспомнила про интернет. Просто написала друзьям — настоящим, не виртуальным, чтоб наутро заказали в храмах своих городов Литургии о здравии. И они, конечно, как могли, утешали меня, и заказали в храмах, кто что мог… Но среди моих друзей — зам. редактора «Благовеста» Ольга Ларькина, замечательная, очень энергичная, несмотря на немолодой возраст, женщина. И она тут же, ночью, составила и поставила на несколько сайтов обращение с просьбой о помощи. А у неё в друзьях — сотни людей, читатели «Благовеста». И очень много совершенно незнакомых людей стали молиться за нашего Даниила: и дома, и заказывали Литургии, сорокоусты, молебны в храмах, монастырях, даже в Горненский монастырь в Иерусалиме и предстоятелю Чешской Православной Церкви передали просьбу о молитве. И каждый день и лично мне, и через Ольгу Ларькину приходило множество вопросов: как Ваш сын, стало ли лучше? — то есть отношение людей к незнакомому им лично человеку оказалось вовсе не формальным, а именно братским, они эту чужую боль пропустили через свои сердца. Бог весть, что помогло больше — Причащение Святых Таин, после которого сыну уже наутро стало легче, или эта соборная молитва, легшая в основу молитвы многих священнослужителей у Престола: скорее всего, и то, и другое. Только когда всё закончилось благополучно, при выписке, врачи сказали, что такое исцеление (вообще исцеление, в принципе), а к тому же такое стремительное выздоровление иначе как чудом не назовёшь. Теперь уже я молюсь за тех людей, имена которых смогла собрать по интернету, — тех, кто молился за нашего сына (а сколько ещё не назвали своих имён!), подаю записки на Литургии… И стараюсь всегда молиться за тех, кто обращается в газету и в интернет с просьбами о помощи.

И вас призываю: не оставляйте своим вниманием такие просьбы, если увидите их на социальных сайтах, в газетах, услышите по телевизору (кстати, есть такой телеканал — «Радость моя», очень хороший канал, для детей всех возрастов и родителей; и вот на этом канале по субботам в 22.20 идёт передача «Неравнодушный разговор» — беседы Василия Ирзабекова с интересными людьми на темы, связанные с Православием. А в конце передачи Василий Давудович оглашает имена тех, за кого просят его и всех нас молиться члены его интернет-сообщества).

Нам, матушкам, исполнить эти просьбы гораздо легче, чем остальным: мы ведь можем не только сами помянуть болящих и страждущих в домашней своей молитве, а и записать и подать эту записку своему батюшке во время Литургии. Даже если из интернета и телепередач мы выловим только это — какая огромная польза будет от нас людям!

Ну, а кто чувствует в себе силы — пишите, дискутируйте, разъясняйте людям суть Православия: поле деятельности в интернете и вообще в средствах массовой информации огромное. Особенно теперь, когда, с одной стороны, нападки на Церковь нашу всё усиливаются (и это очень тревожит), а с другой стороны — нам не закрывают рты, как это было в годы советской власти. И свидетельствовать о Православии мы не только можем, но и обязаны.