Ключ в страну Сказки

Послесловие к юбилею детской писательницы Софьи Леонидовны Прокофьевой

…Это получилось как-то само собой. Отложила в сторонку прочитанную книжку «Принцесса Уэнни» — и вдруг совершенно отчетливо поняла: я непременно должна встретиться с автором этой и еще очень многих чудесных сказочных повестей Софьей Прокофьевой. Признаться, все ее книги я ухитряюсь прочитать раньше своих дочек. Ведь так интересно узнать, что же на этот раз случилось в каком-то пока еще неведомом сказочном королевстве и как герои сказки сумеют победить коварных врагов.
Вроде бы сейчас нет недостатка в книгах для детей, и все же… Открываешь одну сказку — а в ней «пособие юной ведьмочке» или ведьмаку. Открываешь другую — правильные, умные вещи в ней настолько скучно изложены, что не у всякого хватит упорства дочитать до конца и ни разу не заснуть. Открываешь третью — ан и там своя червоточинка…
Но «пушистенький» волшебник Алеша (меньше всего действующий волшебством — больше мужеством, добротой, горячей любовью к хорошим людям!), неугомонный кот Васька, принцессы Астрель и Уэнни; трогательные Тутти, Глазастик и Лоскутик, и чУдная чуднАя Барбацуца, и… — да все эти сказочные герои Прокофьевой настолько яркие, интересные и при этом настолько Христианские! И нет ни занудства, ни резонерства в этих сказках. В них удивительная чистота, свежесть, и сердце по-настоящему сжимается в печали, когда герои попадают в беду, и так радостно, когда все наконец-то хорошо кончается! Видишь ведь: вот уж совсем мало страничек осталось, а тут еще столько напастей надо преодолеть — успеют ли, смогут ли? Не искрошился ли волшебный мел?..
— Не могу же я отказать в интервью газете с таким замечательным названием: «Благовест»! — сказала мне Софья Леонидовна. А уже перед отъездом в Москву я узнала, что, оказывается, 14 мая Софья Леонидовна отметила свой юбилей. Она родилась в 1928 году, так что исполнилось ей — посчитайте сами! — довольно много лет!

«Жанр, где я могу открыть душу и сердце»

— Как это происходит: живет себе человек, живет, и вдруг — становится сказочником?
— В моей судьбе все было не так просто, — ответила Софья Леонидовна Прокофьева. — Я любила сказки с детства, сама писала их, в основном пьесы, еще будучи маленькой девочкой. Была у меня пьеса «Герцог Оранский», и в ней такие действующие лица: герцог Оранский, муж, его вдова. Мне казалось, что жена — это не так торжественно, как вдова. Я ведь была совсем маленькая…
Жизнь шла, и мне пришло время думать о том, какую выбрать профессию. Я писала стихи, античный цикл — под влиянием, наверное, моего любимого поэта Осипа Мандельштама. Однажды я набралась смелости и пришла к Борису Леонидовичу Пастернаку — это была совершенно замечательная, окрылившая меня встреча! Но другие поэты от меня просто шарахались, в сталинское время нечего было даже думать о том, чтобы с моими стихами поступить в литературный институт, где учился мой брат. Ну и отец мой, прекрасный художник, сказал мне:
— Соня, ты ведь неплохо рисуешь. Давай я тебя подготовлю в Суриковский институт.
Отец был талантливый учитель — я поступила в Суриковский институт. Сердце мое стремилось к литературе, но я стала художником-графиком и проиллюстрировала несколько книг.
Даже когда после смерти Сталина появилась возможность немножко приблизиться к литературе, стихи мои по-прежнему были неприемлемы. И я поняла, что самый доступный для меня жанр, где я смогу открыть душу и сердце, — сказка. Потому что как бы ни тяжела была цензура, все-таки сказку она не зажимала так сильно. В сказке был полет фантазии, игра воображения, чудеса!.. И я выбрала этот жанр.
Так что это сложилось поначалу как бы по житейскому какому-то расчету. Но постепенно сказка захватила меня и повела за собой. И я уже почувствовала в себе такие глубокие корни сказки, что это стало моей основной профессией — и самой любимой. Вот так я пришла к сказке. Такими уж путями вел меня Бог.
— Сказка — она ведь тоже взрослеет вместе с писателем. Или (слава Богу, с вашими сказками этого не случилось!), старится… Теперь у вас не просто увлекательные сюжеты. «Принцесса Уэнни» — очень Христианская сказка, в ней чувствуешь руку Божию!

— Это верно, сказки у меня постепенно становятся другими. Взять хотя бы «Приключения желтого чемоданчика»: ту сказку, которую сама я не очень люблю, но которая стала популярной во многом благодаря фильму, снятому великолепным режиссером Ильей Фрезом, благодаря замечательным актерам Татьяне Пельтцер, Евгению Лебедеву — они с такой теплотой и с таким удовольствием играли! Но постепенно я стала писать совершенно иначе, это уже был совсем другой сказочный мир.
Есть у меня цикл, девятнадцать книг о Белоснежке, — все эти «Белоснежки» очень Христианские, в сюжете всюду виден Промысл Божий. Или это священник, который дает свечу Белоснежке, или же все вокруг накрывают звуки церковного колокола — и Свет побеждает тьму. А в сказке «Замок Черной Королевы», когда темные силы совсем уже одолевают, появляется процессия священников. Уже умершие священники приходят хоронить очень доброго человека, — и когда злые силы их настигают, звучит колокол и, как в молитве, расточаются врази…
Этот мотив в моих сказках приобретает все большее значение. И возраст мой меня к тому склоняет, и просто внутреннее мое состояние этого просит. Поэтому от сказки к сказке все более нарастает концентрат духовности. Будь то «Белоснежка», или «Подземный принц», или новая сказка, которую я вот только вчера дописала — «Заоблачный мастер, или Отравленное копье». Так что у меня такой вот праздник на душе сегодня, потому что сказка уже написана и отпечатана на компьютере, и теперь я буду искать издательство, что не так для меня сложно, как-то мои сказки востребованы, их охотно берут издатели.
…Я видела эту сказку! Пока еще только компьютерная ее распечатка лежала у окна, словно грелась под солнечными лучами и напитывалась их добрым теплом. А потом это тепло придет к детям, которые возьмут в руки уже красиво изданную книгу, и согреет их души и сердца!
Софья Леонидовна рассказала мне, что и сама она крещена с детства, и детей своих окрестила младенцами. А когда у ее дочери Маши (вообще-то она уже профессор, ученый-математик!) родилась дочка Асенька и они выписались из больницы, на прогулке им встретился знакомый священник. Поздравил с рождением малютки и спросил: «Окрестили?» — «Нет еще, ей ведь только одна неделя!» — «Уже целая неделя? Надо скорее окрестить, дитя не должно оставаться некрещеным!» Пришел к ним и окрестил прямо на дому. Теперь отроковице Анастасии двенадцать лет, она верующая девочка и тоже любит сказки своей бабушки.

И главное: что в книжке — главное?

— В сказке полет фантазии, сказали вы. Но сейчас слишком часто в книгах такие «полеты», что уносят читателя невесть куда…
— Умы детей заполонил Гарри Поттер. Книга очень талантливая и очень вредная. Недаром наши Православные священники не благословляют читать это многотомное произведение Джоан Роулинг. Дело в том, что оно очень лукаво построено, в расчете на лучшие чувства доверчивых, но далеких от Православия читателей. Вот если мы возьмем любую сказку, то в ней ведь очень часто присутствуют колдовство или волшебство. Андерсеновская Снежная Королева заколдовывает мальчика и замораживает его сердце. Но ведь это она делает, а не главные герои сказки, Кай и Герда. Напротив, Герда спасает мальчика не только благодаря своему мужественному любящему сердечку, но и потому что читает молитву — и приходит Небесная помощь.
А «Гарри Поттер»… Там тоже есть вроде бы добрые герои, благородные и смелые, и искренние порывы души и сердца в этой сказке тоже присутствуют, но это не главное! Главное, что они сами — колдуны, они летают на метлах, могут приготовить колдовское зелье. И именно с помощью колдовства они достигают своих целей. Центр интриги смещается в сторону магии, придает всему совершенно неверное толкование. То, от чего как от огня надо беречь детей, — колдовство, экстрасенсорика, магия и тому подобные пагубы — это там превозносится. Кто лучший колдун, тот и главный герой.
— И какая в этих сказках разлита гордыня!
— Именно — гордыня. Они считают всех, кто не умеет колдовать, существами низшего порядка, сами же они — «высшая раса». А вслед за этими книгами появилось целое направление, подражание и пародия одновременно, но идеи их одни и те же. Одна и та же отрава. Но, пожалуй, самое страшное, что сейчас пленяет умы и сердца, это телевидение. Оно несет проповедь убийства, грабежа, причем очень часто зрителям преподносят такие сюжетные линии: герои ограбили банк и скрываются от погони, отстреливаются, а мы должны им сопереживать, сочувствовать, нимало не печалясь о тех безликих персонажах, которых герои то и дело эффектно убивают. И вот, наконец, хэппи-энд — грабители скрываются в другом штате, где они в безопасности.
— …или они, несчастные, погибают — и мы должны рыдать о них.
— Зрителям подсовывают антигероев, чему же удивляться, когда они становятся образцом подражания.
Не говоря уж — хотя что значит, не говоря: надо об этом говорить и писать! — телевидение стало открыто эротичным, чудовищно безнравственным. Нам, взрослым, стыдно смотреть, а дети смотрят на самые интимные стороны жизни, смотрят сцены извращенческой «любви», и получают такую прививку зла! Страшно думать о том, что никто из власть имущих этого не хочет остановить. Это же можно остановить — и необходимо! И это не будет цензура, а наложение нравственного запрета на такие вот эротические или садистские произведения.
Очень редко видишь на телеэкране добрый, светлый фильм, настоящий, с какой-то просветленной внутренней подкладкой. Старые киноленты уже подчас устарели и кажутся наивными, а новые слишком часто не те, которые хотелось бы видеть. Даже само столь частое упоминание о катастрофах, об извергах-убийцах совсем не безобидно. Когда все это выносится на экран в таком количестве, в глазах зрителей это уже начинает превалировать над добром, и мир становится серо-черным. Страшно! Все доброе, кажется, погребено под таким представлением о мире, и юная душа, еще неокрепшая, погружается в пространство, наполненное мраком… Это очень печальное явление! И когда есть возможность, и я, и многие говорят об этом. Но нас не слышат…

…Сейчас очень много сказок. Очень много. Но в последнее время пишут часто с каким-то вывертом, с неуместным юмором, а иллюстрации напоминают мультики Диснея, что мне 

очень не нравится. Кажется, мода на такую манеру иллюстрирования проходит, но она все еще существует…
— Я как раз хотела спросить: для вас ведь как художника многое значит, как выглядит ваша книга…
— Конечно, конечно! У меня был друг, теперь уже умерший, замечательный художник Геннадий Калиновский, который иллюстрировал мои книги. Одна из любимых моих книг — «Астрель и Хранитель леса» — он ее тоже проиллюстрировал. Я считаю Калиновского одним из лучших художников-иллюстраторов. Если не лучшим… Это очень важно, какие рисунки сделаны к сказке.

Нести свет детям

— Вам не бывает страшно от высокой ответственности за то, что вы пишете? Ведь это сродни страху Божию.
— Ну все же не в такой степени! Страх Божий — это самый большой страх, страх греха.
— Но яркое и образное слово писателя может вознести душу — или бросить ее в бездны порока.
— Конечно, я и мои друзья-писатели стараемся нести свет детям. Не навязчиво и не впрямую, а так, чтобы он словно бы поднимал душу, создавал верное мировоззрение, настроение, питательное для человеческой души. Наверное, можно делать и больше, можно и впрямую писать — есть писатели, которым удается прямо писать о церковности, о святых, о необходимости молитвы. У меня это несколько иначе. Там, где можно, где это не выглядит чужеродно, и в моих сказках звучат молитвы. В последней моей сказке девочка идет на могилу своей матери и молится. Это органически встроено в сюжет и будет изнутри освещать сказку. Освещать и освящать.
— Один из героев многих ваших сказок — волшебник Алеша. Но и этот образ тоже очень изменился, и в последних сказках это вовсе не волшебник!
— Да, собственно говоря, Алеша никаким волшебством не занимается. Он только спешит на помощь сказочным героям, попавшим в беду, и для того-то, чтобы попасть в эти сказки, ему помогает волшебный мел. Это ключ в разные сказки.
— Но ведь подлинный ключ — доброе и мужественное сердце Алеши?
— Конечно, он же не может оставить без внимания зовущее на помощь письмо Астрель, принцессы Сумерки. Или он узнает о грустной девочке Глазастик, у которой отняли улыбку. Да, главное оружие волшебника Алеши — его доброта, его желание помочь и невозможность для него не прийти на помощь. И этот его духовный порыв заставляет идти в самые разные сказки, навстречу опасным приключениям. А волшебный мел всего лишь средство к тому, чтобы открыть дверь в сказку.

«Я очень люблю ваши сказки…»

— Моя младшая дочка читала «Астрель», спрятавшись в шкафу… Вместо того, чтобы пойти в школу…
— Да, дети любят сказки. Вот перед вами лежит книга «Не буду просить прощения!». О том, как мальчик поссорился с мамой и из-за этого в город пришли Великие Холода. Эта сказка была переведена в Японии и издана большим тиражом. У них проводился конкурс детских сочинений по трем разным сказкам. И больше всего сочинений дети написали на мою сказку, я получила премию Кодаи. Это такая медаль, которая наклеивается на книгу. И из Японии мне написал мальчик, что он читал эту сказку и плакал: он тоже поссорился с мамой, а мама заболела. Когда он прочел сказку, то попросил у мамы прощения, и ей стало лучше. И теперь он будет совсем по-другому относиться к маме и смотреть на мир. Это письмо такое трогательное, что без слез читать его невозможно. И это письмо маленького японского мальчика было для меня дороже всех наград.
— А наши, русские дети пишут вам письма?
— Раньше в конце каждой книги стояло обращение к читателю: «Пишите отзывы об этой книге по адресу…» И тогда приходило очень много детских писем, совершенно замечательных. Как-то одна девочка написала мне: «Я очень люблю ваши сказки, но вы, наверное, уже давно умерли, потому что все хорошие писатели уже умерли». Вот такие непосредственные письма я прежде получала. Сейчас я лишена этого, потому что и надписи этой в книгах больше нет, и у нас в Москве закрыли детскую библиотеку, которая была недалеко от моего дома, и я могла туда ходить. В эту библиотеку тоже приходило много писем для меня. Сейчас детям некуда писать. Ведь они даже не всегда знают фамилию автора понравившейся книжки. Теперь я только при встречах с детьми узнаю, какая книга им больше всего нравится. Когда на тебя устремлены детские глаза и ты чувствуешь, что захватила детское внимание, а они дарят свои рисунки — это большая радость. Это всегда была живая струя, вдохновлявшая меня, — непосредственный разговор с детьми. Но теперь, в моем возрасте, я очень редко бываю в школах, а последний год вообще не выбираюсь.
— Как рождаются ваши сюжеты?
— Это очень таинственная вещь!.. Конечно, я много работаю над каждой книгой, но если сказка ладится, пишется легко и увлекает меня, то приходит такое ощущение, что герои как будто спускаются сверху, вдруг меня словно бы осеняет сюжет. Герои начинают действовать сами, диктуют мне повороты сюжета, как дальше должна развиваться сказка. И такая сказка получается самой удачной.
…Не могу оторвать взгляд от большого портрета на стене — очень красивая девушка в старинном длинном платье, волосы отливают рыжиной, глаза задумчиво и кротко смотрят куда-то вдаль…
- Это моя мама, — тихонько говорит Софья Леонидовна.
— Так вот откуда в ваших сказках такие замечательно рыжие мальчишки и девчонки? И слово «рыжий» — как высшая похвала доброму и веселому человеку?..
Теплыми лучиками просияли добрые глаза писательницы. И я тоже почувствовала себя чуточку рыжей…

«Желаю света и добра!»

— Вы упомянули о своих друзьях-писателях. Кто они?
— Это очень хорошие писатели. К сожалению, я в силу своего возраста оторвана от писателей молодого поколения и мало их знаю. Я покупаю их книги, но живого контакта с ними нет. А моих друзей, которых я очень любила и которые были прекрасными сказочниками и поэтами, многих уже нет в живых. Нет уже — Царство ему Небесное! — Генриха Сапгира, с которым я очень много работала, несколько пьес вместе написали, например про Конька-Горбунка. Мы еще успели написать вместе с ним две новые сказки про Кота в сапогах, ну потом как-то эта идея заглохла. Нет писательницы Галины Демыкиной. А сейчас я дружу с ее мужем Георгием Баллом, он мой крестник. Уже в зрелом возрасте захотел окреститься, и я стала его крестной.
Я очень дружна с прекрасной поэтессой и писательницей Ириной Петровной Токмаковой — знаете ее?
— Кто же ее не знает!.. Сказки про Алю и Кляксича, забавные и светлые стихи…
— Действительно, кто же не знает:
Купите лук, зеленый лук,
петрушку и морковку,
Купите нашу девочку,
шалунью и плутовку!..
Ее блистательные переводы, сказки и стихи… Вот и ту совершенно удивительную сказку Астрид Линдгрен, «Мио, мой Мио», которая нам с вами обеим так пришлась по душе, тоже перевела Ирина Токмакова.
Много было в моей жизни добрых встреч, хороших друзей. Дважды бывала я в гостях у Анны Ахматовой, дружила с поэтом Арсением Тарковским. Семья наша была музыкальная, и у нас, сколько помню себя, было много друзей-композиторов. Мемориальная доска на нашем подъезде напоминает о том, что здесь жил известный композитор Анатолий Николаевич Александров. А для меня он был любимым крестным, мы жили в одном подъезде, и он очень тепло ко мне относился.
— И напоследок, Софья Леонидовна: что пожелали бы вы читателям «Благовеста».
— Света и добра! Да хранит вас Господь!
…А за порогом подъезда меня подстерег изумительный дождь, совсем как те, что живут в сказках Софьи Прокофьевой. Радостный, звонкий, щедрый, он обрушил на Москву целые потоки словно из серебра отлитых капель. И было так хорошо не прячась идти под этими светлыми веселыми струями.

Ольга Ларькина

27.06.2008