‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Крест на двери

Странички из забытого блокнота.


Странички из забытого блокнота

Дом был старый, еще дед мой Михаил Фирсович, не вернувшийся с войны, и бабонька Евдокия Авдеевна жили в нем, растили деток. Господь послал им девятерых — выжили пятеро, и то лишь четверо стали взрослыми: Коленька в одиннадцать лет чем-то заболел и умер. Светлая душенька…
Входная дверь была тоже старая, рассохшаяся от времени. Сквозь неровные щели в сени пробивалось солнце — и в ореоле золотых лучей высвечивался невидный снаружи крест. Восьмиконечный Православный крест, крупно начертанный с внутренней стороны двери коричневой краской. Я любила смотреть на него и молиться, как бабонька научила: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!» Любила греться в этих теплых лучах, с которыми в сердце приходила тишина, а обиды прятались где-то глубоко-глубоко, не достанешь. Да и незачем доставать!
В доме на полочке стояли медная икона-складень и большой медный крест. Но мне было больно смотреть на пробитые гвоздями руки Христа, и я убегала в сени — там не было боли! В горнице, перед образами, я молилась только о том, чтобы не болела мама, чтобы папа пришел с работы рано и трезвый. У израненного Христа я не посмела бы попросить о хорошей отметке по чистописанию или чтобы кто-нибудь добрый — бабонькина сестра тетка Анна из Майорки или дядя Митя — пришел к нам в гости. Уж они-то непременно приносили нам по карамельке или жестковатой коврижке. Зато в прохладном полумраке сеней можно было шепотом попросить о чем угодно! Хоть о том, чтобы когда вырасту, был у меня красивый дом с хрустальной крышей! А я возьму к себе в этот дом и маму, и папу, и бабоньку…
Нет больше старого дома, и где та щелястая дверь с крестом, цела ли — Бог весть! Но в трудные минуты, когда одолевает уныние и даже молитва застывает на устах, нет-нет да и припомнится коричневый крест на двери и золотые потоки солнца, льющиеся по обе стороны креста. И ласковое тепло этих незабытых лучей вновь отогревает иззябшую душу.
Как в желтые дни детства…

Крысильда

Если вы живете на первом этаже старого и ветхого дома, а кошка ушла погулять да так и не вернулась — ждите незваных гостей! Вот и к Надежде по ночам повадилась крыса. Она бегала по всей квартире, разыскивая еду, лакомилась завалявшимися в углу конфетными фантиками, с громким хрустом грызла что-то деревянное… Попробовали забить дырку в полу — она тут же прогрызла новый лаз, рядышком.
— Умори ты ее! — советовали Надежде. — Купи отравленную приманку и положи рядом с норкой. А то еще можно знаешь как сделать…
Но Надежда в ужасе отмахивалась от изуверских рецептов избавления от крысы. Только ведь и позволять ей разгуливать по комнатам, где спят малые дети, нельзя.
И тогда Надя стала оставлять возле норки кусочек хлеба, а когда в доме была колбаса, то и Крысильде доставался крохотный обрезочек. И хотя поначалу крыса остерегалась брать пищу, подложенную человеком (кто знает, чего от него ждать!), вскоре она вполне успокоилась и дочиста съедала Надины гостинцы. И по комнатам больше не шарила: зачем, если хозяева и так неплохо кормят?
Но однажды Крысильда нашла у своей норки совсем маленький кусочек хлебца и горсточку крошек. А назавтра не было и этого. Крыса пробежалась по кухне, но нигде не было ни крупинки, ни крошки съестного, и от пустых кастрюль не пахло супом или кашей. Между тем все были дома, все спали в своих кроватях… Значит, у них просто нет никакой еды, и уже не первый день, — догадалось умное животное.
Наутро Надежда проснулась от громкого крика сынишки:
— Мама, мама, посмотри, что нам крыса принесла!
Неподалеку от крысиной норки, но на самой «человеческой тропе» — там, где было больше хозяйских следов — лежала корочка хлеба. Совсем сухая и лишь немного подпорченная плесенью. Ее вполне можно было сгрызть самой, но Крысильда решила поделиться с Надеждой и ее детками: пусть покушают хоть немножечко!
Наверное, она еще и помолилась о них, как могла, как молятся звери, «всяким» своим дыханием славя Господа, потому что в тот же день к Надежде пришла после работы ее мама и принесла продуктов, оставила немного денег… Как раз хватило — перебиться до получки.
А через пару дней Надежде отдали кошку, и Крысильда, учуяв ненавистный запах, обиделась и ушла.

Десятка для алкоголика

— Да-да, крысы очень умные и благодарные животные, — подтвердила знакомая, с которой я поделилась этой историей. — А я лет восемь назад тоже слышала нечто подобное.
Не знаю, у нас ли в Самаре или в другом городе жил один горький пьяница. Так он пил, что и жена от него ушла — лопнуло терпение! — и с работы выгнали. И все, что только мог, он пропил из квартиры. Остались голые ободранные стены, расшатанная столетняя кровать с мусорки, табуретка — она же обеденный стол…
И вот в квартире его прижилась крыса. Она вылезала из норки, нюхала воздух и застывала так, глядя на хозяина квартиры: не прогонит ли, не швырнет чем тяжелым? Но он, утирая пьяные слезы, хрипло звал ее:
— Хоть ты не брезгуешь, не отворачиваешься от меня. Иди ко мне, я тебе хлебушка дам!..
И неверной рукой бросал к норке небольшой кусочек.
Крыса быстро освоилась и уже смело приходила в любое время, деловито шныряла вокруг табуретки, подбирая нападавшие крошки. А потом не спеша уходила к себе в нору.
Пришел день, когда алкоголик пропил и остатки мелочи, завалявшейся в карманах. И никакой еды не осталось. Утром проснулся — беда-а!.. Голова трещит от тяжелого похмелья, желудок сводят голодные спазмы, руки-ноги трясутся — не встать, воды не налить из крана. И никого нет рядом, кто пожалел бы, подал напиться холодной воды…
Вдруг у ног его зашуршало.
«Крыса! — догадался пьяница. — Ищет крошки, да ведь нет их, вчера еще все подобрала…»
Он с трудом разлепил тяжелые веки и — словно током ударило от увиденного. На стоящую у кровати табуретку влезла крыса — она держала в зубах помятую, но целехонькую десятку. Крыса смотрела на хозяина, будто только и ждала, когда он проснется. Разжала зубы, роняя десятку на табурет, легко спрыгнула на пол и засеменила к норке.
Хозяина прошиб холодный пот, он вмиг протрезвел, и даже боль в гудящей голове притихла. «До чего же я дошел!..» — была его первая мысль. И вторая: «Господи, Ты еще не оставил меня!..»
— Мне говорили, что он потом совершенно бросил пить, — закончила рассказ моя знакомая.

«На обратном пути…»

И снова — кусочек детства…
Мама любила старинные песни — и русские народные, и романсы, и украинские. «В них душа поет!» — говорила она, и зеленые ее глаза светились несказанной нежностью. Как-то мы с Тоней, младшей сестренкой, решили засечь время: на сколько хватит маминых песен? Три часа пели то в унисон, то на два голоса, и оставили эту затею: мы-то многие песни успели позабыть. А мама помнила…
Зимним вечером, когда так хорошо сидеть вместе у натопленной печки, мы слушали по радио концерт. Невидимые пальцы музыканта тронули незримые же клавиши, и зазвучала знакомая мелодия. Густой бас проникновенно начал:
— Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку,
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку!..

Мы слушали, завороженные песней, и слезы стояли в глазах, готовые пролиться в самом трогающем душу месте.
Но песня оказалась гораздо короче, чем когда ее пела мама. И потому была это в общем-то заурядная история о ямщике, который мчался с пакетом на почту и увидел на дороге сугроб, а под ним — свою замерзшую невесту. Да, жалко девушку. Но — и только! Получилось нечто в духе скорее аргентино-мексикано-бразильских сериалов, которых тогда в Советском Союзе не смотрели.
А где же:
Средь посвистов бури услышал я стон,
И кто-то о помощи просит,
И снежными хлопьями с разных сторон
Кого-то в сугробах заносит.
Коня понукаю, чтоб ехать спасти;
Но, вспомнив смотрителя, трушу,
Мне кто-то шепнул: на обратном пути
Спасешь Христианскую душу…
Вот только после этих слов, после того, как ямщик, уже утром возвращаясь домой, подъезжает к сугробу, его ждет страшное открытие:
Под снегом-то, братцы, лежала она,
Закрылися карие очи!..
Налейте, налейте скорее вина,
Рассказывать нет больше мочи…
А ты, дослушав всю песню, обливаешься слезами оттого что понимаешь: ведь слышал же он стоны, но пролетел мимо на коне — потому что смотрителя побоялся, что заругает за опоздание; потому что кто-то шепнул, мол, не страшно, вот ужо поспеешь и на обратном пути… И хочется вернуться к началу песни, войти в нее и крикнуть ямщику: «Стой, это же она здесь лежит, невеста твоя! Она же замерзнет!..»
Мама вздохнула:
— Ну вот, такую песню обкорнали! А все из-за слов о Христианской душе… Нельзя, видишь ли, петь о таком. Эх, нехристи…
…Когда обступает суета и совершенно нет времени сделать то, что могло бы помочь кому-то ближнему или дальнему, и я отмахиваюсь: да когда мне, когда! — в сердце иной раз вдруг стукнет горьким укором:
— Мне кто-то шепнул: на обратном пути…
И я знаю, кто всегда нашептывает такие слова. И Кто сейчас пытается разбудить во мне убаюканную совесть.
И обмирает душа — почти как у того несчастного ямщика…

Запах печеного хлеба

…Снится родное Оренбуржье, Сакмара! И снова, как в детстве, иду по знакомым улицам села, где бревенчатые и дощатые дома глазами окон так похожи на своих хозяев, где из-за следующего поворота навстречу мне непременно выбежит, ласкаясь, пес, которого я прозвала Максимом Горьким за только мне почему-то и видное внешнее сходство с пролетарским писателем. Где деревья по обочинам улиц все так же высоки и развесисты…
И снова — за два квартала до пекарни — волной наплывает запах теплого печеного хлеба — кисловатый, греющий душу, ни с чем его не спутаешь. Этим горячим хлебушком мы, промерзшие до самых косточек в длинных очередях, отогревались по дороге домой. Положишь буханку за пазуху — и вот уже благодатное тепло расплывается по жилочкам, и даже потрескавшимся от мороза голым рукам не так холодно.
Мама говорила, хлеб — это святыня. Не потому ли так сладок любой хлебушек, даже рассыпающиеся в крошки серые буханки, а запах печеного хлеба и через многие годы так согревает душу?.. Даже во сне

Рис. Германа Дудичева

Ольга Ларькина
12.09.2008
1109
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
14
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru