«Хрущевский ящик»

Из цикла «Атмосфера»

Эта старушка в черном словно окликнула меня с обложки написанной ей книги: «А помнишь!..» И я вспомнил… Лет уже семь или восемь назад в прежнем помещении нашей редакции возле двери однажды увидел я маленькую бабушку в монашеской рясе. Приехала она, как выяснилось, из Москвы. Монахиня Валерия (Макеева). Зачем приехала, и сама не могла толком объяснить. А ведь в ее возрасте перемещения по стране даются нелегко. Но вот приехала же… Нашла нас. Напоил ее чаем, при этом, признаюсь, вначале думал о том, как бы побыстрее от нее под благовидным предлогом отделаться (устроить на ночевку в Иверский монастырь). Но за разговором, за чаем вдруг понял: приехала она именно ко мне. Разговор наш незаметно перерос в интервью. В воспоминания этой современной праведницы о своей жизни. А жизнь у нее была яркая. И чего только в себя она не вместила! Иноческий постриг в юные годы. Преследования, аресты, психиатрические экспертизы (диагноз «душевнобольная» много раз выручал ее от гибели в лагерях), психушки в разных городах, вплоть до самой страшной — «казанской тюремной». И самое главное: служение Православному слову. Знакомясь с жизнью духовного человека, особенно если земная жизнь его подходит к своему завершению, наверное, можно увидеть то самое главное, самое яркое служение, к которому и готовил его Господь. Мне думается, у монахини Валерии (Макеевой) таким самым главным делом было налаживание подпольного издания духовной литературы на своей даче в Подмосковье в 1960-70-е годы, под носом у бдительных органов. Печатали они молитвословы дедовским способом, чуть ли не вручную — но их труд помогал выстоять в вере многим людям по всей стране!
Читая страницы ее замечательной книги «Записки инокини» (2008 г.), посвященные подпольному Православному книгоизданию, не мог подавить в себе какого-то странного горького чувства. Вот уже много лет я занимаюсь Православным книгоизданием. И что же? С каждым годом не растет, а наоборот, падает спрос на Православную книгу. Книг-то все больше издают, а читателей все меньше. Чего только не издали за эти годы! Но многие прихожане холодными равнодушными взглядами скользят по полкам с духовными книгами и идут к другим полкам — с DVD-дисками или с церковной утварью. Книги же постепенно, у нас на глазах, становятся чем-то едва ли не отжившим. И когда спрос на них совсем упадет, прекратится и их издание. Не из-за чьих-то запретов, а просто из-за рыночной невозможности их продавать. И тогда уже не будет у нас и тех оправданий, которые когда-то имели. И вернемся мы вновь к тому самому времени, когда монахиня Валерия вручную издавала молитвословы!.. Тогда вспомним свое равнодушие к духовной книге. Но как бы не оказалось слишком уж поздно…
Помимо ярких и драматичных страниц, рассказывающих о полной своеобразной романтики жизни инокини в условиях тоталитарного богоборческого режима, мое внимание привлекло одно ее рассуждение. Его и хочу донести до читателей. А уж каждый сам решит, права или же не права инокиня со странной судьбой и со «справкой» от психиатра (подсказываю удобный «выход» для тех, кому ее рассуждения не покажутся). Рассказывая о периоде хрущевских гонений на Церковь, монахиня Валерия пишет: «До 1961 года все священники были «на кружке». Согласно тысячелетней практике ни одно человеческое прошение, ни одна скорбь, ни одна нужда не проходили мимо пастырских ушей и естественно отзывались сочувствием в пастырском сердце. Все годовые и сорокоусты за здравие и за упокой, «заказные и простые» просфоры (а не «записки», как теперь), отпевания, венчания, крещения и вообще все требы, согласно церковным канонам (священники должны питаться «от усердия»), составляли законный доход священника. Ибо, согласно церковному учению и как говорит Священное Писание, «это жертва за грех, питаться от которой имеет право только священник и его семья». Начиная с хрущевских нововведений питаться от этой «жертвы» захотели и мирские власти через назначенных ими старост… Посредством такой, впоследствии укоренившейся в церкви практики, между священником и прихожанином встала искусственно организованная стена. Открытое общение с паствой отныне стало возможно только через продукт канцелярского контроля — через кассу или, как стали называть его, «хрущевский ящик», уже без прежних объяснений сути нужды, беды, скорби. Вместо живой просьбы о молитве вошли в обиход так называемые «заказные и простые» записки… Священник из пастыря превращался в наемного «требоисполнителя». «Я куда надо и сколько положено заплатила, а он не молится», — подобные речи постепенно вошли в обиход. Прежде к усердию священника побуждало не только собственное внутреннее горение веры, но, главное — сердечное сочувствие просьбам прихожан. Каждый при этом подавал жертву кто сколько может, сколько по совести требовала нужда, скорбь, болезнь. Жертва на то и есть жертва, чтобы не быть фиксированной, иначе она становится католической индульгенцией. …Во время хрущевских нововведений стало не важно, сочувствует беде служащий священник или нет. Главное купить «отпевание», «заплатить за прохождение по страшным мытарствам», то есть «заказать сорокоуст», а потом «годовую». Стало принято не лично попросить о молитве, как было со дня основания Церкви Христовой, а «заплатить за исполнение заказа». Но молитва молитве — рознь. …Раньше всякое имя, записываемое в синодик, сопровождалось объяснением подающего, что именно болит и как серьезна болезнь у «б(олящего). Николая», в чем суть заблуждения и насколько оно глубоко укоренилось в душе «з(аблудшего). Василия», как стали писать и пишут в «заказных и простых» записках. С хрущевских нововведений священник должен «фантазировать», ни из чего развивая усердие в молитве при чтении записок с «б. Николаями» и «з. Василиями». Я знала многих алтарниц, которые, чтобы оказать действенную помощь прихожанам, еще до службы проходили вдоль очереди в церковную кассу и незаметно собирали записки, чтобы подать их в алтарь служащему священнику… Мне не раз приходилось слышать от стареньких священников, что прежде, когда они были «на кружке», они приходили на Литургию в четыре часа утра: «Чтобы за каждого вынуть частичку на проскомидии, и не просто вынуть, а как заповедано отцами, вынуть с любовью». Благодаря хрущевскому установлению от обязанности этой они были отстранены. Но разве можно за зарплату заставить молиться? И что это будет за молитва? Иными словами, отработанная еще при Сталине бюрократическая система, постепенно войдя в практику церковно-приходской жизни, в наши дни устранила самое главное — сердечность. А значит, затворила для слышания наших бед Небеса. Во всю свою жизнь ни я, ни одна из моих знакомых монахинь ни разу не подала ни одной записки, ни одной годовой и ни одного сорокоуста в эту беззаконную хрущевскую кассу. Обращаюсь к тем, к кому каким-то чудом когда-нибудь попадут мои записки: если вы хотите принести пользу своим живым и умершим сродникам, последуйте этому примеру. Не стесняйтесь, подойдите к священнику либо на исповеди, либо в другом месте, как делали в течение всей нашей жизни мы. И кратко, а если нужно, подробно изложив суть просьбы, передавая записку с вложенной в нее жертвой за грех, попросите помолиться. И можете не сомневаться — Господь примет вашу жертву и внемлет вашей просьбе и нужде».
Вот такую монахиню много-много лет назад прислал к нам в редакцию Господь! Пусть каждый сам решит, как относиться к этим словам монахини Валерии. Меня же, прихожанина со стажем в два десятилетия уже, удивило одно: оказывается, этот странный порядок (о странности которого я все-таки догадывался!) существует не вечно, а счет ему идет на несколько десятилетий всего… Вряд ли этот порядок уже возможно отменить! И вряд ли сегодняшние прихожане готовы к какому-то иному порядку — и тем более к прежнему. Вовсе не с этой целью публикую этот фрагмент из воспоминаний монахини Валерии (Макеевой). А чтобы мы хотя бы знали о том, что когда-то все было по-другому. И к этому другому надо хотя бы стремиться. Ну а чтобы не было у недоброжелателей такого взгляда на проблему «убойного» аргумента, который звучит все чаще чуть ли не в любом споре на церковную тему, сообщаю: книга издана по благословению Архиепископа Нижегородского и Арзамасского Георгия. Ее редактировал протоиерей Владимир Чугунов (он же снабдил книгу своими комментариями). Верю, что воздаст им Милосердный Господь за такое замечательное дело — издание мыслей старенькой монахини. Она отошла ко Господу 8 февраля 2007 года. Вечная ей память!

«Но вы же не по колодцам лазите!..»

…Во время вечернего Богослужения священник вышел из алтаря покадить. На середине храма остановился возле женщины-прихожанки и в раздражении даже опустил кадило.
— Вы почему в брюках? — резко и сухо спросил он.
— Я прямо с работы пришла… — промямлила она в свое оправдание.
— Вы кем работаете? — вновь вопросил батюшка.
— В магазине, за кассой… Там холодно… — растерянно пролепетала женщина.
— Но вы же не по колодцам лазите! — воскликнул священник и рассерженной быстрой походкой ушел в алтарь.
Женщина, побледнев, встала возле подсвечника. Не ушла все-таки. Кроме нее (и еще меня) во всем храме больше не было ни души. Даже возле подсвечников никого не было. Даже возле свечного ящика… Даже в регистратуре.
Никто больше не нарушал благочестия. А хор тем временем пел: «Утверди, Боже!..»

Все это очень похоже на несмешной анекдот. Но я эту сцену наблюдал недавно своими глазами.
И вот теперь я все думаю, что делать с этими пресловутыми брюками? Они ведь уже стали едва ли не основной «церковной» проблемой. Точкой кипения. Камнем преткновения. Яблоком раздора между батюшкой и прихожанками.
Мир не «перестроить», и народ сегодняшний другим, увы, уже не будет. По крайней мере в обозримом будущем. Сколько его кадилами ни бей, сколько его (упаси Бог!) ни выталкивай из храмов. Все равно — ничего уже не изменить. Ходили женщины в брюках и будут ходить. Вразумятся одни — на смену им придут другие, невразумленные. Выгляньте на улицу и удостоверьтесь: нет у нас другого народа. Только такой вот. И этот народ хочет ходить в церковь. В брюках, да. Но все-таки хочет. А если его туда не пускать, он брюк не снимет, а просто в храм не пойдет. Кто-то скажет: «Ну, если им брюки дороже храма, то пусть и не приходят». Да нет же, им не брюки дороже. Просто чтобы что-то понять (почему нельзя), надо прийти и остаться. А приходят в храм в брюках. Такой заколдованный круг.
Что же делать? Играть и дальше в эти вечные «кошки-мышки»?
Один знакомый священник прямо и откровенно стращает «брючниц» вечной погибелью. Перед каждой исповедью. Это уже не кадилом вдарить… Еще больнее. А результат все равно ноль. Как быть-то?
А вот как, думаю. Священники не от хорошей жизни с брюками у женщин воюют. Им так священническая совесть велит. Внутренняя гармония нарушается, когда видят в храме (и не только в храме, конечно же, но в храме особенно) женщину в брюках. Ну не могут они с этим «смириться», не могут молчать.
Но и изменить ничего не могут.
А выход? Вот он!
В каждом храме на видном месте повесить большой плакат со словами о том, что женщина в брюках ходить не должна. Что этим нарушается благочестие. И все!
Имеющие уши — услышат. Не имеющие (пока) будут спокойно пребывать в своем неуслышании. Но не будет озлобления и непонимания. И совесть у пастырей будет спокойной. Сделали все, что могли.

На снимке: инокиня Валерия в редакции газеты «Благовест», г. Самара, 2003 год.

Продолжение темы см.

Антон Жоголев

01.10.2009