Дорога в Безсмертие

Давно собиралась поведать вам историю, которую у нас в семье передают из поколения в поколение. Поторопило меня письмо землячки Зинаиды Герасимовой, опубликованное в пятом номере вашей газеты. С благословения отца Валерия пишу вам о тех страшных днях, которые жители села Егорьевки Бузулукского района запомнили на всю жизнь. Жива еще моя мама (ей в ту пору было 9 лет), жива сестра, знающая от бабушки место и подробности казни новомучеников.

Наша бабушка из Логачевки Оренбургской области (ранее — Самарской) в юности осталась сиротой, ей помогали Орловы, бабушка была вхожа в их семью. С благословения батюшки она вышла замуж в Егорьевку, за церковного старосту Рыжкова Владимира Николаевича (нашего деда), так что отец Николай Орлов не только их познакомил, но и венчал и на свадьбе присутствовал. Сельчане любили батюшку, он пользовался у всех уважением, часто приезжал в нашу деревню; звон колоколов нашей церкви был слышен на много километров.
Случилось все не в Ефимовке, а в Егорьевке, в сентябре 1919 года. Красноармейцы чапаевской дивизии были распределены по домам. Были постояльцы и в доме нашего деда. Один из них втайне рассказал дедушкиному отцу, что в дровянике, напротив церкви, заперты батюшка с сыном.
— Им бы водички, хлебца, они уж какой день без крохи хлеба, измучены, избиты. Завтра их должны расстрелять…
Куда поведут, никто не знал, а потому наш дед еще засветло ушел на Сухоречку, так как вечером идти было опасно. Бабушка Катерина, договорившись с солдатом, глубокой ночью пошла к арестованным. По речке, огородами, ползком, сняв с себя белый платок, подкралась к дровянику. Дождалась условленного сигнала, подошла к солдату, потом тихонько вошла. Зашуршала солома, вдруг голос отца Николая:
— Кто ты? Как ты сюда попала?
— Это я, батюшка, Катюшка Рыжкова, поесть и попить принесла.
— Еду не надо, попить только.
Взяв воду, батюшка первым долгом обратился к сыну (это был молоденький учащийся духовной семинарии):
— Саша, сынок, смочи уста.
У Саши не было сил подняться, отец сам приподнял его, напоил. Прощались они с бабушкой стоя на коленях друг против друга, батюшка был измучен, не мог встать на ноги. Пора было уходить, часовой торопил.
Добравшись до своего огорода, упала Катерина на землю, разрыдалась, прижимая платок ко рту, заглушая крик отчаяния и безпомощности. Сердце разрывалось от жалости.
Стало светать, два всадника промчались по дороге к Сухоречке — проверяли, нет ли кого? Вскоре стали собираться и другие солдаты, поругиваясь, запрягали лошадей.
Никто в селе той ночью не спал — ни чуваши, ни русские. Тайком, кто откуда, подглядывали, ждали: знали люди, поведут батюшку в последний путь. Арестованных вывели. Батюшку трудно было узнать. Темные длинные волосы стали седыми, на висках они были вырваны — сочилась кровь. Их обоих за руки привязали к телеге; тронулись, они не поспевали, падали. Солдаты, кинув их в телегу, поехали быстрее.
Наш дед провел остаток дня и ночь в ожидании страшного часа. Он верно рассчитал: с того места, где он спрятался, хорошо было видно все вокруг. Это было в трех километрах от Егорьевки, на Сухоречке.
Затаившись в омете, услышал топот лошадей, голоса. Когда он увидел отца и сына Орловых, у него перехватило дыхание. Они стояли рядом, пятеро красноармейцев выстроились в ряд. Батюшка спросил дозволения проститься с белым светом. Спокойно, без тени страха, воздев руки к небу, прошептал молитву, простился с сыном. Александр был обезсилен, но держался достойно. Потом священник обратился к солдатам:
— Дети мои, кого-то я крестил, кого-то венчал — простите меня. И я вас всех прощаю.
Командир крикнул: «Пли!» — дым рассеялся, Орловы стояли, поддерживая друг друга. Опять команда: «Пли!» — и опять они стоят живые. Почему? Может, жива еще была вера в Бога в душах солдатских? Каждый из стрелявших думал: если будут убиты, то не от его руки, — и стрелял мимо? Или Божьей силой отец и сын удерживались еще на грешной земле?
После третьего выстрела командир в ярости выхватил шашку и сам порубил Орловых. Наспех закопав порубленные тела, солдаты ускакали. Дедуля выбрался из омета, подошел к «могиле», едва засыпанной землей. Виднелись останки тел, одежда… Слезы застилали глаза. Увидев вдалеке людей, дедушка поспешил в лесок.
Все село вышло искать погибших; шли «холстом» — рядами. Увидев деда, повернули в его сторону. Подойдя к месту гибели, стали оплакивать убиенных. Но прискакали конники, согнали народ к правлению, стали сечь нагайками.
Через неделю приехала матушка с разрешением из Самары на захоронение, с ней было двое мужчин. Остановились у нашего деда. Останки обмыли, обернули тканью. Два гроба стояли в доме Владимира Николаевича Рыжкова. Матушка уже не плакала, только стонала и просила у Бога сил.
На сей раз сельчанам позволили проститься с телами казненных. В тот же день на подводах их увезли в сторону Логачевки. Люди долго шли следом, провожая отца Николая и сына его в последний путь.
Не молились более в церкви люди, и звона колокольного по сей день не слышно в деревне нашей, но и танцев никогда не было в храме Божьем, здесь хранили зерно; разграбленная церковь для многих остается святыней и сейчас. Два года назад привезла я камушек от церкви сестре родной, так она его рядом с иконами положила, поцеловала.
А на батюшкиной «могилке» всегда самая сладкая земляника росла.
Сестра вспоминает, как, работая на пахоте, ночью, на месте гибели Орловых многие механизаторы видели горящую свечу. Подъезжая ближе, заметно было, как пламя свечи клонится от ветра, и почему-то особенно ярко горит она на Страстной неделе.
Сколько раз слушая об этом от мамы или сестры, задаю вопрос: «За что?» И только полгода назад я нашла ответ на свой вопрос в журнале «Кошмарная лениниана»:
«Приказ за N 13666/2 1 мая 1919 г. Председателю ВЧК тов. Дзержинскому. В соответствии с решением ВЦИК и Совнаркома необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать безпощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещение храмов опечатывать и превращать в склады.
Председатель ВЦИК Калинин.
Председатель Совнаркома Ульянов (Ленин)».
Маме не удалось сохранить фотографии Орловых. Их взяли. Если прочтет мое письмо Зинаида Герасимова, ждем в гости, поговорить будет о чем. Даст Бог, удастся побывать в родном селе. Вот только встретит ли нас разрушенная церквушка? Жива ли?
Смерть невинно убиенных тяжело легла на судьбу деревни. Разорение, пьянство; сколько умерло совсем еще молодых людей. Не стало более хорошей жизни на родине моей, как и во многих деревнях российских.
Екатерина САХАРЦЕВА-ЭРМИШ,
445039 г. Тольятти, ул. М. Горького, д. 92, кв. 19.

05.05.2000