«Я вас не оставлю» Обещание игумении Марии

Игумения Мария — это тайна. И поразительное подтверждение этому мы получили совсем недавно. Рабы Божии Анна и Нина побывали в архиве городского кладбища, чтобы уточнить, под какой фамилией она была записана. Мы не знаем, откуда она родом, кто ее родители, где она была игуменией. Запись гласила: «Мария Яковлевна Жукова, 67 лет». Но это данные ее послушницы, она дала игумении свое имя, отчество, фамилию и даже возраст! Кто мог дерзнуть записать умершего под своим именем, — тем более послушница великой подвижницы? Можно предположить, что это была воля самой игумении Марии. Может быть, этим матушка как бы говорит нам: не ищите, кто я и откуда…
Все, что связано с игуменией Марией, потрясает человеческий ум. От ее тела и одежды исходило благоухание. Те, кто купался после нее в ванне, исцелялись. Когда она умерла, ей было 102 года, а выглядела она на 60, в то же время одной женщине она сказала, что ей — 200 лет. Она знала день своей смерти. Сказала, я умру — через три года умрет Кукша Одесский. Преподобного Кукшу она никогда не видела, но знала его в духе. Видели, как она молилась, стоя на воздухе. Она шла в тюрьмы с радостью и выводила оттуда за собой невинных людей. Ей было открыто про человека все. Своим духовным чадам она давала важные жизненные советы, например, выходить или не выходить замуж. Те, кто ее послушался, живут благополучно и счастливо. У тех, кто ослушался матушку, вся жизнь наперекосяк. Игумения Мария не ошибалась в своих предсказаниях и советах! Она знала и то, что делается в правительстве, ей были открыты судьбы России. Когда в Самаре произошло стояние Зои, одна из ее духовных овечек бросилась к матушке: «Это вы Зою поставили?» — «Да. Чтобы народ вразумлялся». Здесь у нас она жила в Зубчаниновке, Новокуйбышевске, в Куйбышевском районе, в центре Самары на улице Фрунзе, — может быть, тем самым закольцевав Самару в кольцо своих молитв. Своих духовных овечек игумения пасла с огромной нежностью и любовью и говорила им: «Я вас всех буду там встречать». Кто так дерзнет сказать, все мы на земле грешные. Но это, как и другое, было сказано ею со властью. Каково же ее дерзновение перед Престолом Божиим! Только святая блаженная праведная Матрона Московская говорила подобное: «Всех, кто приходит ко мне, я буду встречать по смерти каждого». А иконописное, неотмирное лицо игумении Марии, голубые глаза почти без зрачков, неземная строгость и неземная жертвенная любовь к людям.
Но о «таком столпе», по удивительному выражению Владыки Мануила (Лемешевского), волей Божией до последних лет мало кто знал, кроме ее духовных чад. В 1996 году игумения Мария явилась во сне своей духовной овечке Марии Максимовне Ищенко со словами: «Манюня, просыпайся». После этого Ищенко познакомилась с Антоном Жоголевым, и он записал воспоминания Марии Максимовны, которые были опубликованы в 16-м, августовском номере «Благовеста» 1996 года. Следующая публикация — «Няня» — появилась в 16-м номере 2000 года. Этот материал увидит свет тоже в августе. Может быть, дело в том, что 4 августа — ее день Ангела, день святой Марии Магдалины. Это не наша воля — так устраивает сама игумения Мария.
Жизнь игумении Марии — как та красивая цветная шкатулка, которую она сделала своими руками и подарила Марии Максимовне. В ее узорах зашифрован некий смысл, но прочесть этот текст пока никто не может.
Тайна — это то, что не скрыто под спудом, а открыто всем. Но увидеть и разгадать ее могут не все. Она открывается только любящему сердцу. Только любовь знает. Когда игумения умерла и ее лицо забыли накрыть воздухом, как полагается монахиням, она подняла руки, закрыла ими лицо и высунула язык. Может быть, этим она сказала нам: не ищите, не разгадывайте.
Игумения Мария часто ездила в Москву молиться в Донском монастыре. Об этом периоде ее жизни мы ничего не знали. Нам так захотелось поехать в ту московскую семью, где она останавливалась, чтобы через ее духовных чад попасть в то время, оказаться там, где были они и она с ними. Нами двигало не праздное любопытство — мы хотим тоже, как и они, прилепиться к матушке, чтобы спасаться. Когда я дозвонилась до духовного чада игумении — Марии Петровны, взаимной радости не было предела. Она была рада тому, что мы стали — почти через сорок лет после ее смерти служить на могиле игумении панихиды, я рассказала, что от могилы идет благоухание, слышали, как она подпевала «Трисвятое», семилетняя девочка ее видела. Мария Петровна сказала мне, что они каждый день говорят с матушкой как с живой, она постоянно являет чудеса. «Прилепитесь к матушке — она отплатит сторицей!». Вот оно, главное!
Когда 12 июня, прямо с поезда, стоя у икон в небольшой комнате московской квартиры в центре столицы, мы говорили о матушке, вдруг сильно заблагоухал мешочек с землей, которую мы по благословению священника привезли с могилы игумении в подарок ее московским чадам. Аромат напоминал запах розы.
Свои дела в Москве мы начали с того, что поехали на Красную площадь помолиться в часовне Иверской иконы Божией Матери. Так поступали наши предки, когда приходили в Москву. И мы хотели не своей воли, а чтобы все было по благословению Царицы Небесной. Снаружи лил дождь, а в маленькой часовенке — золото икон, свет и тепло от дрожащего огня свечей, благоухание ладана, батюшка и два певчих читают и поют акафист Богородице светло и молитвенно. Рядом со мной у дверей юродивый, наклонив голову, тихо подпевает икос наизусть. Нет шумной толпы, огромного города — только желтое пламя свечей и соборная молитва людей, которых привела к себе Вратарница. Все в этой поездке у нас получалось — Вратарница вела нас.
Нам было очень хорошо в семье, в которую приезжала матушка. Это удивительная семья. Все ее члены всегда хранили веру и благочестие, в храм не переставали ходить никогда! Все венчанные, многие пели в храме. Игумения Мария говорила о них загадочные слова: «Вы — Давидова рода!» Эту семью всегда вели старцы. Уходил один к Богу — сам приходил к ним другой.

Рассказ духовного чада матушки, Марии Петровны:
— Все матушки приходили к нашей маме Евфросинье. Всего нас у нее семеро детей, и все живы. Первым старцем у нас была не игумения Мария, а протоиерей Василий Троицкий, ученик святого праведного Иоанна Кронштадтского. О нем написано в книге «Воплощение любви». После революции его шесть раз арестовывали, ссылали в ссылку. Он был духовником монашеской общины, и в этом монастыре мама начинала петь с детства. Монастырь был рядом с местом, где мы жили. У нас были очень верующие бабушка и дедушка, они и привели маму петь в монастырь. Меня в три годика дедушка учил молитве «Отче наш». В войну здесь отнимали у верующих храм Святителя Николая, и дед Николай с другими отстоял его. Дед умер еще молодым, в 50 лет. Гроб несли посреди шоссе до храма два километра на руках, народу было очень много.
Батюшка Василий нашу маму очень любил, окормлял. В маминой комнате до сих пор висит его большой портрет и рядом — фотография игумении Марии. Отец Василий благословил маму, всю жизнь ей предсказал. Сказал, что выйдет замуж и будет у нее много детей. Он всех благословлял так, а маме дал мешок и сказал — он тебя спасет. Она всю войну прошла с этим мешком, икону в него положила и спаслась. Я у нее родилась в 41-м году, старшей сестре — три года. Как немцы пришли, маму с нами из дома выгнали (она уехала рожать меня в Подмосковье) и гнали на Запад. Она была беженкой. Говорит, ложусь в снег, накрываю вас своим телом. А пули свистят, идет наступление. И по минным полям нас пускали, и первыми, когда бой начинался, нас пускали, мы падаем в снег, здесь убили, тут убили, встаю — вы целы и я с вами. Все по молитвам батюшки.
У мамы моей жизнь была — книгу не одну можно написать. Она молодая, всего 24 года, красивая, с двумя детьми шла от Подмосковья до Могилева все четыре года. Ни дома, ни еды. Ей приходилось и в партизанском отряде быть, и в разведку ходить. Три раза была под расстрелом, и каждый раз ее спасали. Как показывали в фильмах — в сарай сгоняли и поджигали, — и это она тоже прошла. Партизаны выручили. Такой мешок ей дал отец Василий!
Когда мама уехала рожать и не приехала, папа, хотя имел бронь, сбежал на фронт, прицепившись к эшелону. Выгрузились, стали считать — лишний, он попросил, и его оставили. Воевал, на Курской дуге был ранен и стал разыскивать нас. А освобождал нас маршал Жуков, с ним мама беседовала, сама к нему подошла, она же была в партизанском отряде. Отец нас чудом нашел в Могилеве. У нас мама — все!
С игуменией Марией сначала познакомилась наша соседка Анна. У нее болел сын, Анна услышала, что есть такая матушка, искала ее и нашла в Почаеве. Матушка ее сына исцелила, и Анна привезла ее в Москву. В храме Анна встречает маму и говорит ей: «У меня сейчас гостит такая матушка!» — «Можно я приду?» Пришла, и они с игуменией Марией с первого взгляда полюбили друг друга. Это было уже в конце пятидесятых. Матушка приезжала в Москву два-три раза в год и останавливалась уже у нас.
Семья у нас была большая. У бабушки Татьяны было семеро детей, и у мамы — семеро. Все жили рядышком в округе. К матушке на чай у бабушки собирались все. Говорили тихо-тихо. Время было опасное. Когда встречали ее на вокзале, старались в глаза не бросаться. Молились Господу Богу, чтобы никто нас не видел, когда идем к ней. Тогда тут же народ доносил в милицию. Придем после работы часов в восемь вечера и сидим всю ночь, чай пьем часов до пяти, шести утра — и по одному расходились по домам, чтобы никто не видел. Однажды одна не пошла после ночного чаепития на работу — как все перепугались! Ей внушил это дьявол, чтобы подвести матушку. Матушка молилась, молилась, чтобы все обошлось. Она под надзором была.
В Донской монастырь игумения Мария ездила так же, как все, в обычном мирском. Тогда же нельзя было в монашеском, времена были такие! Платочек на ней, пиджачок или простое пальтецо, в зависимости от сезона. Зимой она надевала пушистый оренбургский платок. Платьица у нее были цветные, она даже ни разу в черном платье не была. На кокеточке, три вытачки и свободный покрой, как тогда шили. И на смерть она себе такое положила — розовое крепдешиновое.
Матушка выглядела лет на шестьдесят. Мы удивились, когда узнали, что ей было за сто. Волосы у нее были темные, с легкой проседью. Скуластый, рязанский тип лица. Глаза у нее были удивительные. Они притягивали, так бы и смотрела в ее глаза. Сидит — вдруг как поднимет их вверх, опять вниз. А зрачков не видно было почти, они у нее все были голубые-голубые.
Мы ее только один раз видели в монашеском одеянии. Когда матушка оделась в монашеское, мы были поражены, насколько она величественная. У нее строгость в лице была неземная. Сколько к ней ни ходишь — и все время идешь со страхом. Боишься — и идешь. Тянет туда тебя, надо тебе побыть там! Уж как она «причесывала», то есть обличала. Мы между собой говорим: «Ну, причесала, матушка! Грехи омыла здесь». Сидим — все хорошо, как только на тебя взглянет — душа в пятках уже: ну, сейчас про меня начнет, все выложит. Ведь все мы имеем какие-то тайны друг от друга. И вдруг она говорит: «А ты-то ведь что…» — и пошло. — «Да, матушка, было, простите, было» Кому и епитимью накладывала. Матушка обличала и те грехи, которые совершил в детстве и давно забыл.
Она нас несла, оберегала от всего. И сейчас оберегает. Она же здесь, с нами.
Нас она учила молитвам. Я помню, как она говорила о молитве «Отче наш»: «Знали бы вы, какая это молитва! Как ее читать надо. Да каждое слово-то какое! Разумели бы вы только, какие там слова!» Мы иногда пели молитвы потихонечку — «Царице моя Преблагая», она очень любила эту молитву. Песню «Странник» и ту, где есть слова: «Учитель, скажи, когда это будет?» А когда кто-нибудь заходит, а мы сидим, она сразу запоет мирскую песню «Ой ты, сад, ты мой сад, сад зелененький».
Матушка нас всех поила чаем. Заваривала и наливала из одного чайника, Но у каждого в чашке был свой запах, у кого — малины, у кого — клубники, у кого — цветов. Нас кормила: каждому — по вареному яйцу. У одного оно нормальное, у другого — чуть черненькое, а одной досталось тухлое: «Ой, матушка, мне плохое дала яйцо» — «Дала такое, какое нужно. Всем есть».
Однажды игумения Мария приехала к нам из Самары с Пашенькой. Мы кипяток накипятили и чайник принесли на стол. А тетя Паша что-то ненужное сказала. Матушка налила и как — крутым кипятком ей в лицо! Мы все аж отпрянули: человека сварили! А тетя Паша вытерлась: «Спаси Господи, матушка! Спаси, Господи!» Хоть бы что! Как будто она тепленькой водичкой умылась.
Матушка всем нам дарила отрезы, платья, крестики, иконки, вязала нам носки. Подарила атласные ленты и велела носить как пояски. Мы сначала так носили, а потом оставили на смерть. Этим всем своим она будет там нас встречать.
Игумения Мария научила нас, как крест правильно складывать. Три пальца сжать плотно, и эти два прижать к ладони тоже плотно. Это говорит о крепости твоей веры. Нужно, чтобы крест чувствовался. Класть его нужно правильно: на лоб, живот и ровно на два плеча, прижимая локоть.
Она нас учила не ходить на Пасху на кладбище к своим родственникам. Потому что все умершие тоже справляют у Господа Пасху, и если мы пришли к своим сродникам, то отзываем их оттуда и лишаем праздника.
Зубчаниновку, где ей духовные овечки купили домик, матушка называла Почаниновка, говорила, от слова «почин», я здесь делаю почин. А что за почин, не знаю, тут какая-то тайна.
Послушница матушки тетя Маша — Мария Яковлевна Жукова, двоюродная сестра Георгия Константиновича Жукова (так через нее таинственным образом игумения была связана с человеком, которому Россия во многом обязана своим спасением), рассказывала нам, как в 50-е в Зубчаниновке пришли и взяли матушку в милицию. Взяли ее за веру. И начали над ней издеваться. Сапогами били, на животе плясали в сапогах, и она вся истекала кровью. Знакомый милиционер, видимо, ее там увидел, пожалел и тете Маше сообщил: бери ее скорей, иначе она умрет, живой ее не оставят. Тетя Маша ее забрала и еле выходила. Одна из моих сестер осталась с матушкой, а та захотела в туалет и говорит: дай тазик — туалет был на улице. А сестра, девчонка еще, брезгливая была. Матушка говорит ей: «Ты уж не побрезгуй, вынеси за мной, тебе за это простятся грехи. Мне весь живот отбили, по животу сапогами плясали».
Мы приезжали в августе 61-го года к ней на могилу и побывать в ее домике. Был праздник Преображения Господня, и тетя Маша заставила весь стол вазами с яблоками из сада. А лампады перед иконами Спасителя и Матери Божией зажечь забыла. Посмотрели, а они уже горят! Сначала мы часто ездили из Москвы к матушке на могилу, но скоро тетя Маша сказала, что больше ездить не надо. Она встречалась с Владыкой Мануилом, и он сказал, что матушка Мария оттуда ушла. В могиле образовалась дыра, на кладбище появлялись какие-то странные люди, которые следили за нами.
То, что игумения Мария говорила про нынешние времена, тогда так странно было слышать! «Откроются все храмы, вы еще доживете, будет звон по всей Москве. И царь еще Православный у нас будет. А в храмы нельзя будет ходить, когда перестанут в них петь «Символ веры» и повесят портреты сатаны и дьявола и все будут должны на него молиться. Вот тогда ходить не надо. Будут еще вам мучения, Православных будут в тюрьмы сажать. Наш Патриарх встретится в Иерусалиме со Всемирным главой Единого правительства, и когда станет с ним здороваться, вместо руки увидит копыто. И поймет, кто перед ним. Тебя, Евфросинья, на кол посадят…» Но мама умерла своей смертью, может быть, это было сказано в духовном смысле. Матушка знала всех, кто был у нас в правительстве, как будто присутствовала на их заседаниях.
Игумения Мария всех нас очень любила, чтобы предсказывать нам что-то плохое, она нас щадила. Только одному из нас она сказала: садись, пиши, — и рассказала ему всю его будущую жизнь. Все сбылось, только дату смерти она ему отодвинула. Мы раз ехали в метро, и она говорит громко-громко: «Ой, паспорт украли!» Мы оборачиваемся — какой паспорт, раньше паспорта с собой не носили. И вдруг женщина заголосила: «Ой, украли паспорт!» А это была тогда большая беда. Матушка увидела духом, что произошло. Она все знала и провидела. Говорила нам: видели бы вы, кто ходит по улицам! Видели бы вы обличья! Мы тогда весело жили, многое не понимали, она что-нибудь скажет серьезное — все смеются. Она говорит нам: «Чурки вы, чурки с глазками, ничего-то вы не видите, не знаете» — «Матушка, как мы будем без вас?» — «Я вас не оставлю». Вот она и посылает нам матушек.
Матушка всегда благословляла нас на дорогу, мы прикладывались к ней, к ее одежде. От ее одежды шло такое благоухание, как будто там налито столько духов разных. Она, бывало, умоется в умывальнике, идет — рукой встряхнет, и пошло благоухание. Как Царевна-Лебедь. Поцелуешь ее одежду — этого было достаточно.
Много загадок связано с игуменией Марией. Одна, поразительная: на снимках блаженная Матрона Московская и игуменья Мария настолько похожи, что можно сказать — одно лицо. Матушка говорила, что без нее (игумении Марии) ни одна служба не проходит.

Рассказы духовного чада матушки, Веры Петровны:
Рассказ первый. Когда я вышла замуж, а потом разошлась, мне было 19 лет. Я ушла от мужа, и хотя моей вины никакой не было, но грех ложился на меня — за нарушение венца. Но тогда мы этого не понимали. Приехала к нам игумения Мария и говорит мне: «Я только из-за тебя приехала в Москву». А я молодая была, думаю: «Ну да!» Она меня уговаривала: «Ты должна, так как грех нарушения венца на тебя лег, каждый день читать 40 раз «Богородицу» и делать 40 земных поклонов целый год. Если ты согласишься, я буду там в могиле за тебя молиться, а ты здесь будешь все выполнять». А я работаю в две смены, устаю, говорю: «Не буду, бабусь!» Мы звали ее бабусей, няней — матушкой нельзя было. Она меня много упрашивала, приводила примеры. Сказала, если не буду этого делать, моей маленькой дочке Танечке не будет счастья. И я согласилась. Это был последний приезд матушки к нам в Москву зимой 60-61 года. Мы ее проводили, и скоро она умерла. Я приходила с фабрики после второй смены в первом часу ночи, делать поклоны было тяжело. Когда молилась ночью, чувствую, сзади меня кто-то стоит. Кланяюсь — боюсь повернуться. Брошу молиться, но пройдет время — вспомню ее слова — снова молюсь. Так с перерывами выполняла правило. Слава Богу, в последнее время сзади уже никто не стоял.
Когда матушка Мария умерла, ее послушница тетя Маша позвала нас в Куйбышев. Мы приехали, подошли к дому матушки в Зубчаниновке, поднялись на крыльцо, и я вдруг почувствовала такой аромат! Все внутри у меня было пропитано этим ароматом. Матушка меня так встретила за то, что хоть и плохо, но я выполнила свое обещание. Этого не объяснишь. Аромат шел из моего сердца, печени, всех внутренностей. Я чувствовала это около недели, но не понимала, что это такое. Да что говорить, если матушка водку в воду превращала и наоборот!
Рассказ второй. Я боялась матушку и отвиливала от посиделок с ней под предлогом, что сижу с ребятишками. Но матушка говорила: «Пусть Вера придет», — и приходилось идти.
Однажды мы сидели все вместе, были папа, дядя Вася и дядя Саша. Они спрашивают у матушки: «Можно выпить водки?» — «Можно». Наливают, стали пить: «Да это вода!» Она: «Да неужели вода?» — «Надо обратиться в магазин, что это нам подсунули!» Сбегали в магазин, принесли вторую бутылку, налили, стали пить — опять вода! А тогда в магазинах было строго насчет этого. Матушка: «Да как же это?» И тут до них дошло, что все это не просто так: «Матушка, мы же водку покупали!» — «Ну ладно, пейте!» Они стали пить — это была водка!
До сих пор мы думали, что дата смерти игумении Марии — 13 апреля 1961 года. Но вот что рассказала Мария Петровна.
На работе, на улице громкоговорители, радио говорили об одном: Юрий Гагарин в космосе! Вот почему еще этот день всем очень запомнился. Приходим домой радостные: ну как же, мы в космосе первые. А мама нам говорит: «Матушка умерла». Телеграмма о ее смерти нам пришла 12-го. Поэтому матушка 13-го не могла умереть.
И тут возникает еще одна грандиозная загадка, которыми так богата земная жизнь игумении Марии. Родная тетя первого космонавта Юрия Гагарина и бабушка Татьяна, к которой приезжала игумения Мария в Москву, были подругами. А сама эта московская семья родом из Гжатска, откуда и Юрий Гагарин. Евфросинья пела девочкой в монастыре в этом самом городке, который сейчас называется Гагарин.
Случайных совпадений не бывает. Не просто так игумения Мария умерла в день, когда советский космонавт Юрий Гагарин полетел в космос. Она сама была эпохой, умерла в сто два года. Закончилась старая эпоха, начиналась новая. Земляне «завоевали» космос, начало ускоряться время, начиналась всемирная гонка во всех сферах жизни — и ушла игумения Мария, «такой столп», по выражению Владыки Мануила. Когда мы говорили об этом, словно в подтверждение верности наших слов, в комнате возникло благоухание.
…Совсем недавно мы с Анной сидели в гостях у Марии Максимовны Ищенко и ее дочери Нины, пили матушкин чай. Напомню, Мария Максимовна — духовное чадо игумении Марии, именно у нее дома умерла матушка, оставив в этом доме благодать («у кого умру — у того и оставлю благодать»). Это она нашла московский телефон овечек игумении. Мы говорили о поездке к московским духовным чадам и слушали кассету с записью рассказа Марии Петровны. Ее звонкий чистый голос звучал так, что было полное ощущение ее присутствия за нашим столом. Матушка соединила духовно своих самарских и московских чад под своим крылом. В какой-то момент разговора Мария Максимовна вдруг замолкла, вздрогнула: «Нина, неси табуретку. Матушка-то здесь стоит! Мы сидим, а она стоит». У нас прошел мороз по коже. Когда Нина табуретку принесла и поставила к столу, Мария Максимовна повторила вслух слова, которые ей сказала игумения Мария: «Наконец-то догадались!».

См. также:

Людмила Белкина

17.08.2001