Батюшка из Болгар

Известность болгарского храма разлетелась за последние годы далеко за пределы Татарстана. И со всех городов и весей заспешили паломнические автобусы в этот городок, где сразу же за поворотом их приветливо встречает деревянный Свято-Авраамиевский храм.
Паломники входят в старинный намоленный храм, где в лучезарной росписи свод с иконостасом, подсвечники, цветы, рака с мощами святого мученика Авраамия, прославившегося многими чудесами.
Начинается духовная беседа настоятеля храма протоиерея Владимира Головина, а вернее, проповедь священника, ради которой и потянулся сюда Православный люд. В простой и доступной форме батюшка, ласково обращаясь к своим духовным чадам «миленькие вы мои», говорит о проблемах сегодняшней жизни, которые тяжким бременем легли на наши плечи. Он не делает великих открытий в своей проповеди, а лишь возвращает людей к истокам Православной веры, наполняя их сердца верой в Божественную силу молитв.
И пока после проповеди паломники готовятся к личной беседе с батюшкой, чтобы получить в ответ на свои житейские вопросы его мудрые советы, у меня появилась возможность побеседовать с отцом Владимиром о его священническом пути. И вот что он мне рассказал:
— 22 мая 1956 года мой отец Валентин, которому в то время было пятнадцать лет, поехал со своей мамой, а моей бабушкой Пелагеей Ивановной к ней на родину в Сурский район Ульяновской области. Здесь в поселке Сурское (бывшее Промзино) было явление Святителя Николая Чудотворца и находится теперь его чудотворный колодец, к которому постоянно приходят и приезжают люди. Здесь прошло бабушкино детство, и она не раз была свидетельницей совершаемых на этом святом месте чудес и исцелений.
Очередной рейс был еще нескоро, и Пелагея Ивановна с моим отцом решили пойти пешком кратким путем мимо святого колодца. Как раз был весенний праздник Святителя Николая. Однако это уже было время хрущевских гонений на Церковь. И поэтому когда они подошли к святому месту, увидели такую картину: собравшиеся люди, среди которых были и монахини, молятся на святом месте, а дружинники и милиционеры их разгоняют.
Бабушка подошла к одному из колодцев с желанием хотя бы испить святой воды да умыться. После этого она подала моему отцу кружку с водой. Тот сделал глоток и сразу же ощутил запах гнили. Колодец был уже старенький, крышка не закрывалась, и листья с деревьев опадали прямо в воду и гнили. Власти не разрешали ремонтировать и чистить колодец, оттого все и было в запустении. И юноша, чтобы перебить этот гнилостный вкус, глотнул свежий воздух, запрокинув голову. Рядом с колодцем он увидел раздвоенное дерево, а по нему словно спиленные сучочки, а на этих спилах образы Божией Матери и Николая Чудотворца. Образа были сделаны с таким искусством, что сразу невозможно было их заметить в этих трещинках. Отец понял, что какой-то верующий человек сделал так специально, чтобы гонители не увидели их, а то бы враз уничтожили эти святые образы. Потрясенный увиденным, он проговорил: «Мама, мама, смотри, как здорово сделано!» Та спрашивает: «А что здорово-то?» — «Да вот, смотри, Николай Угодник, а вот Пресвятая Богородица». — «Где, сынок, увидел-то? Где, миленький?» — вновь переспрашивает моя бабушка. А он показывал ей на спилы: «Вот, вот».
Стоявшие рядом с бабушкой люди начали вместе с ней всматриваться, но тоже ничего не увидели и снова стали его просить, чтобы он показал им образы. А он уже в раздражении начал водить пальцем: «Да вот же, вот. Это голова, это рука. А вы ничего не видите». И слышит за спиной чей-то голос: «Это надо же! Паренек увидел такую достойную вещь, а мы, грешники, ничего не можем увидеть. Слава Тебе, Господи, что такое святое место обустроил здесь! Часто Николушка в наши времена творит такие чудеса для нашего укрепления в вере. Сынонька, а ты срежь нам эти сучочки на память!».

Отец понял, что здесь что-то не то, и испугался. Ведь вокруг дружинники, милиция. А в те времена любая проповедь называлась мракобесием и людей за нее сажали в тюрьму. Отец потянул бабушку за руку: «Мама, скорей пойдем отсюда». Оба напуганные, они быстро пошли от колодца, боясь даже разговаривать между собой.
Но не успели они немного отойти, как сзади кто-то окликнул его: «Сынок, сынок!». Поворачиваются, а к ним незнакомая женщина, вся в черном, подходит и спрашивает: «Сынок, это тебе у колодца было чудесное видение Пресвятой Богородицы и Николая, Угодника Божия?» Отец, испугавшись, отвечает: «Нет, не мне». Но женщина, не обращая внимания на его возражения, продолжает: «Запомни, пройдут годы, и у тебя родится сын, который встанет к престолу Божьему, а потом и ты встанешь к престолу, а затем и весь ваш род послужит Богу». Перекрестив моего отца, женщина повернулась и ушла. Они с бабушкой не знали, что и думать. Постояли-постояли в растерянности и пошли дальше, размышляя каждый по-своему о случившемся.
Вот так тот далекий весенний день, праздник Николая Чудотворца, стал днем моего духовного рождения. Было предсказано, что я появлюсь на свет и послужу Богу. А отец мой жил обычной жизнью. После окончания школы он женился, и 6 сентября 1961 года у него родился сын — это мое недостоинство, — которого назвали Владимиром. И забегая вперед, скажу, что когда у меня появился интерес к тому, чтобы служить Церкви и желание пойти учиться в семинарию, отец мой был категорически против и стал активно воевать против этого моего стремления.
Но однажды он пришел домой какой-то необычный, притом в праздничной одежде, в которой он ходил в церковь: черный костюм, белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, но без галстука. Отец сел на диван, подозвал меня и сказал, что был в церкви. Я испугался, что он поругался со священниками, думая, что это они подбивают меня идти учиться в семинарию. А отец говорит: «Мне пришлось подойти к отцу Геннадию Феоктистову и рассказать ему о том случае, который произошел со мною, когда мне было пятнадцать лет. Сейчас и тебе о нем поведаю». (Протоиерей Геннадий Феоктистов сейчас служит в Самаре, в храме во имя Трех Святителей. Это такой изумительно хороший и благочестивый батюшка, о котором в Ульяновске до сих пор вспоминают и до сих пор его любят. Из всех священников в храме он был тогда единственный проповедник, несущий слово Божие с такой любовью, что люди, слушая его проповеди, плакали.)
Отец рассказал мне о том дивном видении у святого колодца, о незнакомой женщине в черном, что предрекла путь нашего рода. Для меня это было неожиданностью. Окончив свой рассказ, отец в каком-то душевном потрясении от переосмысления того случая продолжил: «Батюшка Геннадий после моей исповеди сказал мне вот что: «Если Господь кого выбирает, трудно будет против Его воли воевать. Примите волю Божию и благословите сына. Пусть учится в Духовной семинарии. Тот день Николы Весеннего был не случайным для вас и вашей семьи».
Отец встал, взял икону Святителя Николая и благословил меня. Вот так Божий Чудотворец Николай проявил свое участие в моей судьбе.
И вновь забегая вперед, расскажу о дальнейшем пути отца. Когда меня направили священником в Болгар, в храме не было алтарника. Ведь молодых тогда в церкви не было. Все старики, да и то один из них был слабый здоровьем, другой плохо слышал... Как быть? Вот тогда-то я и попросил отца: «Папа, выручай. Послужи у меня алтарником». Он согласился и стал алтарничать. Позже Архиепископ Казанский и Татарстанский Анастасий рукоположил его и направил священником в село Никольское Спасского района в церковь в честь Казанской иконы Божией Матери с приделом во имя Святителя Николая. Представляете, и Божия Матерь, и Николай Угодник! Вот оно, исполнение того предсказания у святого колодца, когда было ему явление и Божией Матери, и Николая Чудотворца! Правда, служил он в этой церкви только один раз, потому что из-за болезни моей мамы ему пришлось вернуться в Ульяновск. Сейчас отец служит в селе Карлинское под Ульяновском в храме Покрова Пресвятой Богородицы.
Если Господь кого выбирает, то и ставит его на Божий путь и ведет этим путем. Много мне в жизни приходилось общаться со священниками: и благочестивыми, и обычными, и высокой праведной жизни, и без особых духовных подвигов. Но ни одного из них не помню, кто бы стал священником по своему желанию. У всех было то или иное Божие призвание.
Я воспитывался с бабушкой, и меня в детсад не водили. Хотя она была верующей, но меня ни креститься, ни читать молитвы не учила. Видно, тогда такое было время. Сама бабушка всегда стремилась жить по-Православному: соблюдала посты, ходила в церковь, причащалась. Не было дня, чтобы она не читала молитвы. Всегда была покрыта платком и даже спала в нем, подпоясываясь пояском.
— Баба, а зачем ты так делаешь? — как-то спросил я ее.
— Надо быть всегда готовой к Суду Божьему, когда бы Господь ни призвал к Себе. И всегда помнить о нем.
Лампадка никогда не гасла у бабушки. Она любила рассказывать, а я — слушать ее. Но рассказывала не о Божьем, а о чем-то личном. Часто вспоминала молодость, детство. Родилась она в 1905 году, когда еще жили частным хозяйством, ходили в церковь. Но с приходом советской власти в селах началась ломка всего крестьянского уклада жизни. Тогда моя прабабушка Марфа Николаевна сказала: «Вот подошли времена Божьего гонения, и теперь в деревнях начнется гибель. Если хотите остаться в живых — бегите из деревень». Так и случилось. С началом голода началось разорение сел, и семья, бросив все, уехала в Среднюю Азию.
Бабушка часто вспоминала, как им на престольные праздники покупали обновки.
— А что такое престол? — с любопытством спрашивал я.
— Ну праздник такой — престол. Престол, и все.
Она не могла объяснить некоторых церковных слов. А у меня все вызывало интерес. И когда бы она ни рассказывала, моему любопытству не было конца: «А что такое Евангелие?», «А что такое сочельник?»…
Бывало, скажет:
— Эх, какие раньше свадьбы-то были! Разве как щасные? А венчали! Так обязательно с венцами и колокольным звоном вели.
— Баб, а как это — с венцами?
Она пыталась объяснить:
— Ну в венцах — это когда вперед священник идет, а сзади молодые в венцах. Со славой, значит.
— А как со славой?
— Да вот так. Со славой, и все.
Мне же хотелось знать подробности. Ведь по ее рассказам получалось, что жизнь раньше какая-то другая была, какая-то необыкновенная, радостнее, чем сейчас. В той жизни был смысл, который сейчас потерян. И главное, бабушка живет только прошлым, без настоящего и будущего. Что же это такое — ее прошлое? И что заставляет ее этим жить? Но самое главное, что все это прошлое — правда. И я должен знать это. Но узнать-то не у кого было. Рядом со мной не было воцерковленных родственников и сверстников.
Так с возрастом подошло время духовного поиска. Я записался в одну библиотеку, в другую, третью. Обложился книгами, читаю их, а ответа не нахожу. По духу мне ближе были исторические книги, но и атеистические я читал со своеобразным поиском. Все, что касалось идеологии, пропускал, а читал только конкретные факты, касающиеся Церкви. Например, пророк Моисей. Кто он такой, что сделал? Так, ясно. А что такое Библия? Мои знания о Церкви начали пополняться. Так Господь и вел меня с помощью книг.
В старших классах учитель истории нас стал спрашивать: «Ребята, кем вы думаете стать? Ведь нужно жить не просто чтобы существовать, а чтобы жизнь радость несла. А для этого перед каждым из вас должна стоять цель».
Меня эти слова просто расстраивали. Даже появилась какая-то нервозность. Школьные годы подходят к концу, а я до сих пор не знаю, кем хочу стать. И тут происходит следующее. Когда меня бабушка брала с собой в церковь, я всегда шел с большим желанием. С сестрой Любой вставали пораньше, не ели и не пили, хотя ехать нужно было далеко и с пересадками. Бабушка никогда не опаздывала на службы, поэтому мы приезжали в церковь за час, за полтора часа. То есть бабушка приходила в храм первой и уходила последней, хотя ей доходило уже семьдесят лет.
У меня осталось неизгладимое впечатление, как перед службой выходил на исповедь батюшка. И Господь так устраивал, что это всегда был отец Геннадий Феоктистов, который говорил небольшую проповедь, в основном о грехах. Образ полюбившегося мне батюшки теперь стоял перед глазами: необыкновенной доброты человек, с необыкновенным голосом. Да и говорил он проникновенные слова, наполненные глубокой правдой, которую все знали, но почему-то о ней молчали. А батюшка называл все своими именами: что пьянство — это грех, воровство — это грех… И что это грехи не только перед людьми, но и перед Богом. Но люди, зная все это, уча этому своих детей, сами жили почему-то по-другому. А ведь жизнь должна идти только по-Божески.
Я даже родителям как-то сказал: вы меня учите жить так, чтобы сделать меня несчастным. Мать в испуге воскликнула: «Что ты такое, Володя, говоришь? С чего это ты взял?» — «Вот вы меня учите говорить правду и только правду. Но ведь вы же знаете, что в жизни надо врать, не краснея при этом. А если я буду говорить правду, то стану посмешищем среди людей, а значит, несчастным в жизни. Вот вы меня учите не воровать, и я не ворую, искренне веря, что делать этого нельзя. Но ведь все, кто процветает, достигли своего богатства только воровством. Как же тогда мне жить?»
Эти размышления меня тяготили, и меня потянуло в церковь. И хотя в нашей церкви служили пять батюшек, Господь вновь управил так, что в тот день служил опять мой любимый отец Геннадий. Он говорил те же слова, от которых я вновь ощутил волнение. Я отстоял всю службу, хотя ничего в ней не понимал, потом снова пришел.

Так я стал ходить в церковь, и вскоре у меня там появились друзья: три бабушки и двое дедушек. Они стали давать мне духовные книжечки, читая которые, я стал многое понимать. Я возгорелся мыслью стать священником, хотя еще не был во многом уверен. Но я никому не говорил о своих сомнениях, а постепенно еще больше уверился в том, что кто-то должен стоять крепко за веру и говорить правду. И если не священник, не Церковь, то и говорить-то больше некому. Кроме того, я видел многих людей в слезах, в скорбях и печали, а радости-то мало. Ведь кто-то должен утешать этих скорбящих людей.
Я твердо решил, что буду говорить правду, о которой говорит Церковь, буду утешать, как утешает Церковь. Вот это и есть смысл моей жизни. Я и молиться-то стал по-другому: теперь уже молитва шла через мое сердце.
Однажды бабушка меня спросила: «Я слышала, ты в церковь стал ходить? Схожу-ка с тобой сегодня». Мы пришли с ней на службу. На мне аж взмокла рубашка от ее пристального внимания. А когда пришли домой, бабушка сказала:
— Раз ты так молишься горячо, тебе надо прочитать Евангелие. Видел в алтаре в медном таком окладе книгу, которую выносят?
— Да. Только кто мне его даст?
— А ты приди ко мне как-нибудь.
— Когда?
— Ну, через недельку-другую.
— Нет-нет, я приду завтра.
— Хорошо, я возьму Евангелие у соседки.
На следующий день я сбежал с уроков и, запыхавшись от быстрой ходьбы, пришел к бабушке.
— Давай, баб, Евангелие.
— Иди вымой руки сначала. Это же святая книга.
Вымыв руки, я сел. Бабушка подает мне книгу, и я кладу ее на колени. Но бабушка возразила:
— Положи-ка ее на стол лучше.
Она принесла новое полотенце и расстелила под книгу. Ее благоговение передалось и мне. Я с волнением приступил к чтению. Но так как книга взята была на время, мне пришлось читать ее в быстром темпе, чтобы успеть прочитать как можно больше. А бабушка, когда я переставал читать, продолжала дальнейшее повествование, цитируя Евангелие целыми предложениями.
Удивленно спрашиваю:
— Откуда ты знаешь это?
— А нам в детстве зимними вечерами читали Евангелие.
И то, что все это запечатлелось в ее памяти на всю жизнь, меня потрясло. Когда же дошел до Заповедей Божиих, то уже не умом, а сердцем почувствовал всю их глубину. И подумал: когда и кто еще так говорил? Когда я слышал о такой силе любви? Никогда… И у меня из глаз хлынули слезы. Бабушка смотрела на меня в изумлении: ее шестнадцатилетний внук разревелся над книжкой, как маленький ребенок. А я не мог сдержать этот порыв проникновения в смысл прочитанного. С той минуты для меня Евангелие стало всем.
Однажды в церкви один из старичков сказал мне:
— Мы хотим подарить тебе Евангелие, но с условием, что ты будешь его читать.
Я горячо воскликнул:
— Да, да, я обещаю!
Открыл подаренное Евангелие и сразу растерялся: там написано по-старославянски, а я не знаю, как читать, меня этому никто не учил. Но если я скажу об этом, то у меня заберут заветную книгу назад. Отказаться от Евангелия я не мог.
— Что же ты замолчал? — спрашивали меня.
Весь красный от стыда и страха, я открыл Евангелие от Луки, а там слова Ангела Деве Марии: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами». Да ведь я слышал эти слова в храме! И я продолжал читать по догадке. Лишь в одном месте ошибся, мои друзья меня поправили и спросили с удивлением:
— Кто научил тебя читать по-старославянски?
Но я решил твердо, что врать не буду, и ответил:
— Не знаю.
— Но ты же можешь уже читать, для тебя нет в этом особых трудностей. Будешь и дальше читать?
— Буду, конечно, буду читать дальше, — радостно воскликнул я, держа в руках свою первую святую Книгу.
Дома я залпом прочитал Евангелие. Вот так произошло мое знакомство с этой святой Книгой, ставшей моим духовным путеводителем. И когда я окончил школу, куда пойти и кем быть было для меня вопросом решенным.
Но жизнь готовила мне суровые испытания. Возникла такая проблема: еще в школе меня заставляли вступить в комсомол, но я говорил, что не могу, потому что я верю в Бога. Для всей школы это было ЧП. Как ни прорабатывали меня на собраниях, я твердо говорил: в уставе написано, что, став комсомольцем, я должен бороться с религиозными предрассудками, а для меня вера уже стала частью моей жизни. Так и не стал комсомольцем. Пришла пора идти в армию, а в военкомате уже знали, что я верующий. Для них это тоже было ЧП. Там решили выбить из меня Православный дух. Стали сажать в психушку, водить под конвоем, вызвали мать и при ней стали угрожать, что отправят меня на передовую в Афганистан или здесь же расстреляют. Сколько родителям пришлось переживать тогда за меня, сколько пролить слез. Мне было жалко родителей, но от Бога я не мог отказаться. Эти испытания продолжались с весны и до весны. И лишь благодаря заключению пьяного врача меня комиссовали, вздохнув облегченно, что избавились наконец-то от меня.
После моего освобождения от армии батюшка Геннадий благословил меня на поступление в семинарию и дал рекомендацию, посоветовав выписаться и срочно ехать в Москву. И действительно, за мной вновь приезжали из милиции, но родители ответили, что я уехал учиться, а куда — они не знают. Так меня и не нашли, и я благополучно поступил в Московскую Духовную семинарию.
Это было благодатное время. Теперь я имел возможность с головой окунуться в мир книг, в мир познания Православия. Все хотелось познать и объять.
После семинарии я стал алтарником в Ульяновске. Мечтал быть монахом, однако старцы не благословляли меня на этот путь, предрекая мне быть в миру. Так я вернулся в отчаянии домой. И когда Владыка Иоанн (Снычев) сказал мне, что священником может стать только женатый человек или монах — а меня на монашеский путь не благословили, — я обратился с просьбой к отцу женить меня хоть и на восьмидесятилетней старушке — она через какое-то время умрет, а я стану монахом. Но отец женил меня на восемнадцатилетней девушке Ирине, с которой мы и живем по сей день. Но тогда я ей словно делал одолжение, женившись на ней по нужде. А через восемь месяцев после свадьбы объяснился ей в чувствах, и живем мы все эти годы в любви и взаимном счастье. Скоро уже будем справлять с моей любимой матушкой серебряную свадьбу.
После моей женитьбы меня рукоположили в священника, но так как в то время церквей было мало, естественно, вакансий не было. Я очень переживал тогда и решил сам искать себе место. Но куда ехать и кто меня там ждет? В отчаянии я подумал: «Эх, была бы матушка Мария в Ульяновске…» Это была такая монахиня-странница, инвалидочка, у которой от Бога был дар прозорливости. Только я так подумал, как вскоре, возвращаясь из церкви, вижу — матушка Мария идет навстречу. Спрашиваю ее:
— Матушка, ты как здесь?
Она взглянула на меня и заулыбалась:
— Так ты же звал меня!
Я рассказал, что вот уже четыре года прошло, я все алтарник, а у меня жена, ребенок. Хотел служить священником, но вакансий нет. Спрашиваю с отчаянием ее:
— Может, меня Господь не пускает? Есть ли для меня место священника на этой земле?
— Есть, — отвечает она. — Это место на берегу Волги, между Ульяновском и Казанью, ни в городе, ни в деревне, у татар, но среди русских.
Вот такой присказкой сказала она и, добавив: «И я в Казань», — пошла от меня. С тех пор я никогда ее не встречал.
На следующий день прихожу к Епископу Пантелеимону (ныне покойному) и спрашиваю:
— Владыка, вам обо мне говорила матушка Мария?
— А кто такая? — удивленно отвечает он. — Я такой не знаю.
Тут я в ужасе думаю: самозванцем явился! Говорю:
— Простите меня. Можно уйти?
Но Владыка остановил меня, расспросил подробно обо всем и назначил меня в Ижевск, где я прослужил пять месяцев, затем три месяца в Казани, позже полтора года в Марийской Республике.
В 1988 году открывается Казанская епархия, и меня направляют в Болгар. Нам пришлось жить на квартире, церкви тогда здесь не было, только молитвенный дом. И вот в один из вечеров смотрю в окно на дорогу, освещенную светом фонаря. Как в городе, думаю. А какой там город, когда за фонарным столбом болото? Ни город, ни деревня, берег Волги, между Ульяновском и Казанью, в Татарии, но население русское — вспоминал я пророчество матушки Марии. Бужу жену и радостно кричу:
— Ирина, вставай, мы ведь домой с тобой приехали!
— Ты что, сон какой увидел? Какой наш дом? — удивленно спрашивает она.
— Мы вообще домой приехали. На свое место. Помнишь, что предсказала мне матушка Мария в Ульяновске? Смотри, Господь водил, водил нас и привел на наше место. Значит, нам здесь жить. Давай теперь строить здесь свой дом. Здесь нам Господь велел служить, здесь навсегда и останемся.
В 1988 году здесь появился Свято-Авраамиевский храм, который перевезли всем миром из соседнего села Порфиловки и который до сих пор еще строим. Пришлось мне тогда самому учиться еще и строительству. И конечно, нас поддержали люди. Люди здесь потрясающе добрые и отзывчивые, люди — это сокровище, кладезь мудрости.
Здесь родился наш второй сын, затем дочка, с рождением которой мы вошли в свой новый дом. Обжились, на своих 57 сотках разбили сад, огород, развели разную живность.
Подросли дети. Старший сын Анастасий уже служит священником в нашей церкви, второй сын Кирилл — алтарник, готовится к диаконскому рукоположению. Обе снохи, Юлия и Алина, тоже работают в церкви: одна поет в хоре, другая трудится в библиотеке. Все служат в церкви с желанием. Уже растет внучка София, а дочка Машенька пока еще помогает по дому, но уже мечтает стать, как мама, регентом. И конечно, все эти годы жена Ирина со мной мытарит. Некому было петь в церковном хоре, и ей пришлось самой учиться петь. И такой у нее открылся чудесный голос, что на Православных концертах, где она выступает, зрители долго ее не отпускают.
Мой двоюродный брат из Ульяновска после того, как его жена-мусульманка приняла Православие и они обвенчались, был рукоположен и сейчас служит в селе Три Озера. Сын троюродной сестры отец Сергий Карпухин служит священником в нашем храме, а сама она готовится принять монашество. Еще один двоюродный племянник, мой крестник, и сын моей родной сестры Даниил готовятся принять священнический сан. Сваха старшего сына готовится к монашеству, а ее сын тоже трудится в церкви. Вот так сбывается предсказание, когда моему отцу в пятнадцать лет Божия Матерь и Николай Угодник открыли, что весь род Головиных будет служить у престола Божьего.
Записала Людмила Жалейка.
Фото из семейного архива протоиерея Владимира Головина.

...За последний год мне пришлось пережить две тяжелейших утраты: в аварии погиб внук и вскоре, не выдержав этой потери, умер сын. У меня словно почва ушла из-под ног, потеряла смысл жизни, измучилась от депрессии. Вставала перед иконой Спасителя и со слезами молила: «Господи, укрепи меня! Я не знаю, как жить дальше...» И вдруг однажды мне позвонила знакомая, Маргарита, но назвала меня почему-то не Людмилой, а Лидией. Оказалось, она ошиблась номером! И звонила совсем не мне, а другой своей знакомой — хотела предложить ей поехать в Болгар, к отцу Владимиру. А тут неожиданно я взяла трубку. Мой телефон у нее был, но записан он в совсем другом блокноте! Как такое могло случиться, ни она, ни я не знали. Я с радостью согласилась поехать в Болгар, почувствовав в этом волю Божию. Маргарита рассказала мне, что сама она из-за болезни не ходила, но батюшка Владимир своей молитвой буквально поставил ее на ноги!
И вот я возле храма в Болгарах. Священник Владимир Головин должен скоро приехать. А его уже ждет много людей. Приехали на машинах отовсюду. Я села отдельно от своей группы (не хотела ни с кем разговаривать — так мне было тяжело), и ко мне вдруг стали подходить люди, приехавшие к батюшке. И рассказывали о тех удивительных делах, которые сотворил Господь по молитве отца Владимира.
И вот подъезжает священник Владимир Головин. В храме говорит проповедь, все его слушают с неослабным вниманием. Простые слова его доходят до сердца, и люди от его голоса, от его слов испытывают успокоение. А потом личная беседа священника с каждым паломником. Когда дошла очередь до меня, я рассказала, что уже не знаю, как жить, и хочу уйти из журналистики. «Нет, вы должны остаться на своей работе, — ответил мне отец Владимир. — Вы пишете сердцем». Я в душе с ним не согласилась, про себя решила все равно поступить по-своему, но... так и не ушла из журналистики. Домой меня привезли полуживую. Потом два дня я лежала пластом. А на третий день я почувствовала, что тело мое налилось силами. Ко мне снова вернулась жизнь! Значит, помог и мне батюшка Владимир.
Побывала я в Болгарах три раза. Узнала много случаев чудесной помощи священника Владимира страждущим. У молодой семьи не было детей. Они приехали к батюшке в отчаянии. Он посоветовал им молиться Божией Матери перед иконами «Нечаянная Радость» и Тихвинской, читать акафисты. Потом они приехали благодарить священника — у них родился ребенок.
У одной женщины сын вернулся из армии, служил он в Чечне. И из-за стресса не мог влиться в мирную жизнь, сильно запил. Она попросила совета у отца Владимира. Он посоветовал ей каждый день читать акафист Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Через какое-то время сын резко перестал употреблять спиртное. Вскоре он познакомился с хорошей женщиной и женился на ней. А в дом к матери, узнав об этом чудесном исцелении, стали приходить другие женщины из того села и стали вместе вымаливать своих пьющих родственников...
Приехали муж с женой, привезли сына четырехлетнего. Он у них вялый, болезненный, а врачи никак не могут поставить диагноз. Отец Владимир дал им такой совет: вы пособоруйте младенца и после этого сразу сдайте анализы для врачей. Так они и сделали — врачи сразу установили причину недуга, стафилококковая инфекция. Отец Владимир им сказал, что из своей практики заметил: когда ребенка или взрослого соборуют, недуг или проходит совсем, или же открывается спящая болезнь и становится видимой для врачей.
Многим людям помог отец Владимир. Не зря ведь страждущие едут к нему в далекий Болгар!

Людмила Жалейка, г. Тольятти

В рассказе священника Владимира Головина о своем духовном пути не раз упоминается протоиерей Геннадий Феоктистов — любимый многими самарцами батюшка. Вот почему мы решили для полноты портрета связаться с отцом Геннадием, чей голос очень авторитетен для нас. Мы попросили клирика храма Трех Святителей г. Самары протоиерея Геннадия Феоктистова рассказать о своих встречах с отцом Владимиром:
— Было это много лет назад, в Ульяновске. Тогда Владимир Головин был еще выпускником школы, моим духовным чадом. Действительно я дал ему направление на учебу в семинарию, о чем не жалею. Он был спокойный, верующий, всегда старался выполнять мои пастырские советы. Хорошо знаю я и его отца, ныне священника Валентина. Это глубоко верующий человек. Сейчас наша связь с ними прервалась, но несколько лет назад отец Валентин приезжал ко мне, и мы с удовольствием общались.
Я ничего не слышал о том, что к бывшему моему духовному чаду отцу Владимиру сегодня едут со всей России за духовными советами, за исцелениями. Для меня это полная неожиданность. Но ведь время меняет людей. Я его знал еще юношей, а теперь он зрелый муж, пастырь. Он человек от хорошего корня. Могу сказать только одно: всю их семью в то время отличала глубокая вера и преданность Церкви.

16.11.2007