Был месяц май

Главы из новой книги писателя Алексея Алексеевича Солоницына «Небеса обетованные».

Алексей Солоницын в 35 лет.

Эта книга ­ непрекращающийся диалог двух талантливых писателей. Протоиерей Николай Агафонов и Алексей Солоницын много лет дружили. Но и после смерти отца Николая их дружба ­ не прекратилась…

Здравствуйте, дорогой батюшка Николай. Простите, что долго не писал Вам. Но снова надо обязательно встретиться и пережить радость общения с Вами. Повод для разговора есть - сердце болит, иногда даже нестерпимо. А в такие дни Ваше слово давало силы побеждать боль.

Сегодня нас настигли такие события, которые называют тектоническими. Так они сотрясли мир, что снова Россия стоит со Христом-Спасителем перед «двунадесяти языками», которые уже почти открыто ополчились на нас, желая нас подчинить, заставить жить по своим безбожным правилам. Предлогом стала Украина - еще при Вашей жизни всё это тлело несколько лет, то вспыхивая атаками на население Донбасса, то затихая, то опять начинаясь ожесточенными бомбежками мирных жителей. Америка и ныне «коллективная Европа», ставшая ее приспешницей, превратились в «империю лжи», как справедливо назвал наш Президент Владимир Владимирович Путин эти объединенные силы безбожников.

Мне хочется поделиться личными впечатлениями об Украине. Но не той, озлобленной, против которой вскипает «ярость благородная». Да и как этой вражде не родиться - льется кровь, идет битва с неофашизмом, который вылез из замаскированных до поры нор. Но есть и другая Украина…

Мы с Вами не один раз говорили о природе творчества, о Промысле Божием, который и ведет к нему. Но я никогда и Вам, и другим самым близким мне людям не говорил, как началось мое осознанное понимание того, о чем же главном надо написать и что явилось побудительным толчком к этому.

Дело в том, что это произошло, когда я полюбил, очнувшись от морока развода, тяжелой болезни, связанной с крушением семьи. Говорить обо всём этом я считал нескромным, даже неприличным. Но теперь хочу, наконец, высказаться, доверившись именно Вам, моему духовному другу.

Шел 1973 год, мне было тридцать пять лет. Я жил в Калининграде, намереваясь устроиться кем угодно, лишь бы попасть на китобойную флотилию «Юрий Долгорукий». И вот три года ожидания и обещаний закончились тем, что мне стало известно, что меня как «неблагонадежного» «в моря» не выпустят. Но рухнула не только мечта стать «похожим на Хемингуэя», которым были больны многие мои сверстники, как раз в этот год рухнула и моя семья, брак распался.

Выздоровление шло медленно, но молодость брала свое. В театре поставили мою инсценировку, я стал ходить на репетиции, и постепенно увлекся новой для меня работой. Подружился с актерами, особенно с одним фронтовиком, Виктором Орловым. Сезон заканчивался, театр уезжал на гастроли в Киев, и я попросил Виктора подыскать мне комнату в деревне, желательно в домике у какой-нибудь бабушки. И вот он звонит и говорит, что деревня называется Ушня, что это Черниговская область, недалеко от Киева, место замечательное, на Десне-красавице. Место понравилось и Раисе Луневой, актрисе, с которой у меня стали складываться близкие отношения.

Раиса Лунева в спектакле по пьесе А.Н. Островского «Не от мира сего».

Должен признаться, дорогой батюшка, что именно Рая и вернула меня к жизни. Я и думать не думал, что ведущая актриса театра станет моей женой, что она, оказывается, следила за моими передачами на местном телевидении. А я увидел ее в спектакле «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева, где она играла главную героиню, русоволосую, голубоглазую красавицу, смелую, отважную зенитчицу Риту Осянину. И подумал тогда: «Вот настоящая русская женщина, на которой бы мне жениться. Но куда там! И думать не моги!» И вдруг узнаю, что в моей инсценировке она будет играть главную роль, и начинается наше знакомство, и начинается наша любовь, которая продолжилась тридцать лет.

У меня сохранилось фото из спектакля «Не от мира сего» по пьесе А. Островского. На нем Рая получилась именно такой, в которую я и влюбился.

Вы спросите, батюшка, отчего это я, говоря про Украину, вдруг заговорил о любви своей? Разве одно с другим здесь уместно? Но ведь Вы сами не один раз говорили мне, что ничего в жизни нашей не бывает «вдруг», а все происходит по воле Божьей, по Его Промыслу. Был месяц май, когда мы познакомились, и ушла она из жизни тоже в цветущий май, спустя тридцать лет. И сейчас, когда пишу эти строки, тоже бушует май. Пришел день памяти моей супруги. В нашем дворе оделся листвой старый тополь, могучим стволом в середине своей разделившийся надвое. В свою очередь эти стволы, размером поменьше, разделились еще раз и продолжились ветвями, которые поднялись выше нашей пятиэтажки. Листва, молодая, клейкая, свежая, как сама жизнь, трепещет под ветерком, и я вижу далекие дни, тоже свежие, радостные, там, «на Украйне милой», где прошли самые счастливые дни моей жизни.

Радость моя усилилась еще и тем, что я в те годы открыл для себя Древнюю Русь, ее красоту и силу. И вот мне выпадает удача увидеть Киев и Чернигов, их святыни. Я тогда готовился написать историческую повесть, выбрав героями святых благоверных князей Бориса и Глеба. Меня потрясла их судьба - ведь они отдали свои молодые жизни добровольно, ради прекращения междоусобицы между братьями. И стали первыми святыми, прославленными нашей Церковью. И Небесными покровителями русского воинства. Мне, только-только направившему свой путь к Богу после того, как я побывал на съемках «Андрея Рублева», было удивительно, что именно жертвой достигается самая высокая победа.

Замечали, батюшка, что когда листва становится пышнее, вырастает перед взором твоим уже стеной, сливаясь с листвой соседних деревьев (у нас это ясени), то эта зеленая живая стена становится загадочной, несущей в себе тайну самой жизни. Да-да, отец Николай, это так, и чем дольше я стою на балконе и вглядываюсь в эту колышущуюся листву, тем отчетливей угадываются в ней и лики, и перекрестья ветвей двух ясеней, образующих отчетливый крест. Крест я увидел отчетливо однажды поздней осенью, когда деревья обнажились. И тогда тополь показался мне похожим на мою жизнь. Тем более, у него сломалась боковая ветвь, похожая на мою больную руку.

А впереди и слева от старого тополя выросла молодая липа. Я ее не замечал, она появилась внезапно. Принарядилась, оделась в нежно-зеленое платье и чудо как стала хороша. Это, конечно, моя Раиса. Она улыбается мне и смеется, глядя, как я несколько даже испуганно сейчас смотрю на нее.

А потом вижу ярко-красного цвета спортивный костюм (это слегка виднеется крыша гаража за липой), который она купила мне в подарок тогда, в Киеве. «Да не бойся, примерь!» Меня смущает этот слишком яркий наряд, но Рая любит всё яркое, броское.

С этим костюмом чуть не попал в беду. Надел его, когда мы вышли из дома погулять, только приехав в деревню. За домом перелесок - тополя, клены, березки. Дальше - луг, трава нежно-зеленая, местами даже изумрудная. Я остановился, любуюсь лугом, коровами, желтеющими своими боками вдалеке. Вдруг от стада отделяется бык и идет через луг в мою сторону. Вижу человека, он отчаянно машет руками и бежит почему-то за быком, который, набирая ход, приближается ко мне. Ах, вот в чем дело! Я же в красном костюме! Догадался снять куртку. Но бык не останавливается!

Пастушок кричит всё отчаянней! Тогда я снимаю и брюки, остаюсь в одних трусах и майке. Бык останавливается. Смотрит на меня в упор. Могучий, огромный. И я смотрю на него. И не двигаюсь. Пастушок добежал, крикнул: «Цоп-цопбе!» Бык недовольно промычал, медленно развернулся и пошел к стаду. Пастушок весь в поту. «Ну дядька! Вы чё?» Вышла из перелеска Рая, всё поняла. Принялась успокаивать не меня, а пастушка. А он продолжает гневаться, переживает, что со мной могло случиться непоправимое. А отвечать-то ему! Но вот, наконец, он улыбается и дружески глядит на Раю. Она такая - со всеми умеет войти в контакт, любую трудную ситуацию разрешит.

Вот с хозяевами дома, где мы остановились, например. Хозяин - Петро. Он крупный, сильный мужик. Заместитель председателя колхоза. Нас встретил настороженно. Но Рая завоевала его признание, красочно, с показом, рассказав историю с быком. Петро слушал внимательно, строго. Но потом расхохотался, хлопнул меня по плечу. Смех у него добрый, дружеский. Жену его зовут Галей. Она выше среднего роста, стройная. Рая быстро находит с ней общий язык, пытается помочь ей по хозяйству, но Галя категорически против.

А после мы шли провожать Виктора, его жену и дочь на другой конец деревни. Не забуду эти звездные ночи. Будто оживали картины Архипа Куинджи. (Он, между прочим, родом из Мариуполя, города, ставшего известным теперь всему миру.)

Особенно было загадочно прекрасно, когда светила луна. Я где-то прочел, что некоторые критики проверяли заднюю сторону картины «Лунная ночь на Днепре» - а не спрятана ли там электрическая лампочка. Но наяву украинская ночь была куда как прекрасней живописи даже Куинджи.

Мы шли к нашему гостеприимному дому. Падали звезды - уже шел июнь. Стихи лились прямо из сердца. Я тогда многое помнил наизусть - так тренировал память вместе с братом Анатолием, будущим артистом.

Рассказываю я, отец Николай, вроде бы о мелких бытовых подробностях, но они-то и составляют, в конечном счете, главное - счастье. Это при том условии, если в сердце твоем любовь. Не помню, говорил ли я Вам, что моя Раиса, которую я принял за идеальную русскую красавицу, оказалась татаркой Фираей. Оказывается, есть ветвь булгарских татар, они русые и голубоглазые, как моя Фирайя (в переводе «красивая»). В крещении она Раиса. Это к вопросу о национальной идентичности, о которой так любят говорить на Украине.

Сердце хранит и Ушню, и Чернигов, которые для меня олицетворяют настоящую Украину. И стоит про себя произнести эти слова, как следом рождается еще одно слово - Любовь.

Алексей Солоницын.