По мере сил

Из переписки редактора «Благовеста» Антона Жоголева.

Антон Жоголев в самарском Софийском соборе. Фото Евгения Ситникова.

Есть письма служебные, поздравительные, личные… Каких только нет. А есть и такие, жанр которых всё же труднее определить. Назовем их условно - редакторские. Ими и поделюсь с читателями.

Здравствуйте, Антон Евгеньевич! Давно не писала Вам. Были на то веские причины. Самая главная - слабое здоровье. Улучшений толком нет. Часто вспоминаю вашу фразу: «После ковида все инвалиды». Не в бровь, а в глаз! Точнее и не скажешь. Даже и врачи, когда им жалуешься на плохое самочувствие, говорят: «Ну вы же ковидом переболели, что Вы хотите?» Вот так! Прошлой весной пришлось сделать операцию, думала, станет лучше. Ошиблась. В июле упала в обморок прямо в храме во время Литургии. Меня откачали. Бог послал на ту службу сразу двух фельдшеров! Сил нет… Подумываю уйти со школы. Вы не подскажете варианты надомной работы? Я посматриваю в интернете, но что-то ничего стоящего пока не подобрала.

И ещё. Вы знаете кого-то, кто помог бы разобраться в духовных причинах немощи? Хотя старцев, наверное, сейчас трудно найти. В основном люди знающие советуют потерпеть, видимо, Господь смиряет. Но знать бы, до каких пор? Не хочется тратить время впустую. По врачам ходить уже не хочу. Разочаровалась я в них. Причащаюсь сейчас реже, где-то раз в месяц.

Вот я не могу понять. Господь забрал у меня силы, и я теперь не могу трудничать в монастыре, долго стоять на службе в храме, не могу держать пост. Да и писать стала мало. Значит, Богу это неугодно? Он ждет чего-то другого от меня? Но что? Я читала жития Амвросия Оптинского и Игнатия Брянчанинова, Иоанна Златоуста, Матронушки. Все были немощные, но много сделали для спасения своих душ и душ других людей. Но мне никогда не стать такой, как они! В общем, одни вопросы. Вы старше, мудрее, столько лет издаете «Благовест». Может, что-то посоветуете или спросите совета у кого-то знающего и разбирающегося в духовных вопросах. Читая мои заметки, видно, что я духовно расту или иду вниз, или топчусь на месте? Как вы думаете?

Не помню, в каком номере у вас была статья про «убогую» женщину, которая живет в Сибири при храме в богадельне. Меня эта статья поразила. Какая она сильная! Смогла смириться с болезнью! У Вас есть ее контакты? Может мне стоит с ней пообщаться?

Общаюсь с Викторией Бельковой, тоже автором «Благовеста», она мне стала очень близка. Прямо, как старшая сестра! В сентябре сын у меня женился. Так что есть и хорошие моменты. Но вот это безсилие меня ввергает в пучину уныния! Скоро мне исполнится 44 года, а я чувствую себя на все 74 года. Мама и то бодрее, и активнее меня. Ладно, всем сейчас тяжело. Да хранит Вас Господь и помогает в Вашем богоугодном деле!

С уважением, Т.

* * *

Здравствуйте, Т.!

Очень благодарен за статью, она пришлась по душе. Уровень уж точно не ниже, чем предыдущие (тоже очень хорошие были). Не сравниваю, что лучше. Но и то, и это - ваш духовный труд.

Поздравляю с женитьбой сына, большое событие. У меня тоже дочь вышла замуж этим летом.

Очень рад, что с Викторией Бельковой общаетесь, она замечательный человек. И вам обеим на пользу такое общение. Мне очень приятна ваша переписка. О Вас и о ней молюсь едва ли не ежедневно - как о друзьях редакции.

Раз в месяц причащаться женщине в миру - это очень хорошо, почти что норма (у меня жена старается придерживаться такого же вот примерно порядка, большего не требую от нее). Но для Вас, Т., это маловато. Потому что Вы по сути дела церковная работница (вроде певчей или работницы церковной лавки). От Вас Бог ждет несколько большего. По мере сил удержите хотя бы эту норму, а то и ниже пойдет, стоит только дать слабину. Чем реже причащаешься, тем тяжелее себя заставить. А вообще для Вас должна быть строгая церковная норма, записанная в канонах Церкви - причащаться (естественно, учитывая женскую немощь) хотя бы один раз в три недели. Потому что для церковных людей быть на Литургии - это значит соединиться со Христом в Евхаристии. А кто пропускает подряд три Литургии воскресные, тем самым отлучает себя от общения церковного. Просто держите это в памяти.

С монастырем дружбу Вам посоветую не то чтобы прекращать, а как бы советую это чуть отодвинуть. Всему свое время. И внешние подпорки, как то трудничать в монастыре, паломничать, для Вас с вашими обстоятельствами - работой, семьей, статьями, нездоровьем - это сейчас лишнее. И совсем не обязательное уже. Только силы надорвете последние. А Бог вам пошлет радость и благодать в приходском храме. Если и ехать в монастырь, то уже, конечно, не трудничать, а только молиться. Ну и общаться с хорошими людьми. На выходные. И поскорее возвращаться домой. Вашу мечту о монашестве пора уже как-то приструнить. У Вас вот уже фамилия другая. А Вы всё о каких-то мечтах…

С той женщиной из Сибири не хочу Вам помогать знакомиться, так как не знаю ее лично и не уверен, что Вам это нужно. Человек она незаурядный, но помню, как «чистил» ее статьи, убирая ворохом всюду местоимение «я» - у нее это по два-три встречалось в каждом абзаце. Это не просто особенность стиля. Но может быть и что-то духовное. Такая зацикленность на себе. Вам не советую с ней знакомиться. Сам не могу объяснить почему.

Желаю Вам до последней крайности не уходить с работы. Потерять работу (и вообще место в жизни) весьма легко. Но потом может посыпаться и всё остальное. Тот уклад жизни, который у Вас есть, это и есть ДАР БОЖИЙ. Не пренебрегайте им, это дар именно Вам. И самовольно менять его на какой-то другой, наверное, будет самочинием, причем опасным. Так-то вы все-таки особо ни в чем не нуждаетесь. А неизвестно как будет после увольнения. Ну и конечно же обязательства, как «костыли», нас удерживают на плаву. Если подпоры отнимутся, трудно не упасть.

Теперь о болезнях. Сразу скажу, что не в силах ответить на Ваш вопрос, и спросить мне не у кого. Не знаю причину Вашей слабости. В суждениях об этом могу оказаться неправым. Заранее прошу простить. Но раз вопрос задан, поделюсь какими-то мыслями.

Ковид, безусловно, сыграл свою роль. Сколько у вас эта постковидная реабилитация продлится, не знаю. Но обязательно знайте, что это временно и силы вернутся. Вы еще молоды. Главное, ни на йоту не «сжимайте» свою церковную жизнь, особенно не сокращайте участие в Таинствах. Самая слабая и даже соблазнительная заметка из Вами присланных сейчас - о соборовании. Я ее просто вычеркнул, это публиковать нельзя. Замечанием, что после соборования сподручнее умереть, многих можете отвратить от этого великого Таинства. Основа которого как раз исцеление: Болен ли кто, призови пресвитеров церковных, и они, помолясь, помажут вас елеем (не дословный пересказ из Св. Писания). Советую Вам именно пособороваться ближайшим постом. Многих соборование вернуло к жизни. Пример есть и в моей семье: отец Сергий Гусельников таким вот соборованием в больнице, в безнадежной ситуации, еще на два года поставил на ноги моего отца.

Но не только в ковиде дело. Думаю, причина лежит еще и в литературной плоскости. Эта страсть слишком Вас захватила. Писать «роман», тщательно выделывать всевозможные сюжетные линии… Это как одержимость. Одержание литературой, соблазн писательства (это я вам как писатель говорю, чувствую это и знаю) - дело духовно очень опасное. На этом я уже потерял много близких людей. Два священника-писателя ушли в последнее время. Причем первый скорее всего и умер «по литературной линии» - возлюбил писательство едва ли не больше священства, был одержим этой страстью (хотя священник был замечательный и человек чистейший). Это может оскорблять Всевышнего, такой выбор. У Вас не то, конечно. Но дело зашло и у Вас уже достаточно далеко. Ваш роман принес пользу другим людям, а Вам скорее всего повредил. Вы ведь еще и к тому же бросили вызов бесу. Не имея достаточно сил ему противостоять на жизненном (не литературном) поприще. Отсюда и болезни и слабость.

Отложите мысли о литературе, писательский талант у Вас есть, но не слишком большой. Пишите то, что пишете - в Православные издания. Случаи из жизни, то, что Вам Бог открывает. И этого с Вас достаточно, даже с лихвой.

Ваш роман - дерзновенная попытка с недостаточными средствами сразиться с бесом врукопашную. Разбередили Вы лукавого, вот и кинулся на Вас (помните у Козьмы Пруткова? Щелкни кобылу в нос - она вильнет хвостом). А сил сдержать его ярость не нашлось, думаю, ваша слабость еще и от этого. Не надо было вам браться за такой роман. Беса бояться не надо, но нужно по одежке протягивать ножки. Написать-то можно всё, а вот как потом пробежать между струйками дождя? Здесь ищите причину. Ваш жанр - короткие рассказы из жизни, и чем ближе к реальности, к «земле», тем лучше. Чем меньше придуманности, тем лучше. Заметки, какие-то мысли по поводу увиденного. А тут было другое, тут была попытка смоделировать свой художественный мир (писатель творит «свой» мир словно бы из «ничего» - только листок бумаги и авторучка. Чем не карикатура на Бога-Творца? Прости, Господи!). Не получилось у Вас, или получилось лишь отчасти. Но враг счел это приглашением к борьбе. Страдаете вы за правое дело, не сомневайтесь. Ваш роман - в той части, по крайней мере, которую мы опубликовали, принес людям пользу. Теперь потерпите. За всё приходится расплачиваться.

Буду молиться, чтобы это поскорее прошло с Вами. Если будет необходимость, не стесняйтесь, пишите в «Благовест» просьбу помолиться. И мы дадим заметку в рубрику «Просим ваших молитв», чтобы за вас соборне читатели молились. Не советую этим пренебрегать, действенная помощь от общей молитвы.

И простите меня, и не поймите превратно! Не против творчества выступаю, совсем нет. Просто надо расставлять приоритеты и брать ношу по силам. Мне сразу, как услышал от Вас, что пишете большое произведение, как-то тревожно стало за Вас. Хотя и пришлось потом готовить к печати.

Почти ни на одной из высказанных мыслей не настаиваю. И тем более Вы не должны принимать высказанное здесь на веру. Просто примите к сведению, и то хорошо.

Храни Вас Бог!

А. Жоголев.

Спасибо за публикацию…

Из переписки с матушкой А.

...Только всё-таки нужно было дать мне интервью на просмотр до того, как публиковать. Оно уже пошло в печать бумажную?

Дело в том, что в таком виде я его не могу никому показать. Много неточностей и переборов (я же говорила, что не умею говорить на микрофон - одно дело, что я что-то сказала личное в частной беседе, и совсем другое - для печати). Мои близкие мне моих ляпов не простят.

Кстати, есть и ляп, который в общем-то требует опровержения…

Есть и другие неточности.

С тем, что вся одежда, которая на мне, - это всё, что у меня есть, - тоже перебор. Такого просто не может быть в наши дни. Я не особо слежу, во что одета, мне это не интересно, я покупаю себе вещи очень редко, да. Но их у меня полно, потому что мне всё время что-то дарят, отдают, пусть ношеное. А я - передариваю, потому что мне не нужно столько.

В общем, я даже не знаю, что теперь делать. Не могу ни ссылку на статью дать на своих страницах, ни прихожанам и родственникам дать почитать в бумажном варианте. А наверняка почитают. Читатели «Благовеста» сами перепосты сделают.

Вот если бы я отстранённо читала это, написанное про какую-то незнакомую матушку, я бы удивилась только эпизоду про одежду...

А сейчас сижу и думаю: как сделать, чтоб хотя бы близкие этого не увидели.

Простите, что написала всё это. Много хорошего в интервью. Но я же просила прислать мне текст до публикации.

Надеюсь, что не слишком сильно вас расстроила.

Остаюсь искренне ваша - м. А.

* * *

Дорогая матушка А.!

Простите Христа ради за всё...

Газета уже вышла к людям, пришла к подписчикам и что написано пером не вырубишь топором. Тут уже ничего не сделаешь.

Искусство журналиста в том и состоит, чтобы провести интервью как дружескую беседу. Когда человек и знает, что у него берут интервью, и как бы не придает этому значения, говорит искренне «что в голову взбредет», доверяет журналисту. Не особо выбирает слова, как в дружеской беседе. И интервью получается живым, настоящим, не казенным, в нем звучит живой голос человека, а не оловянного чинуши. Это азбука журналистики. Я ведь работаю на широкую аудиторию, и хочу ей принести пользу (ваши близкие тоже важны, но все же расчет не на них только лишь). Если удается при этом ничего не перепутать, никого не огорчить, это просто прекрасно и мы к этому, конечно же, стремимся. Но иногда (как правило, в мелочах все-таки) это не получается.

Лично мне Вы не говорили, что надо показать Вам интервью до публикации. Но дело не в этом. Главное, почему ни один журналист моего жанра не любит отдавать интервью на предварительное прочтение, - вот в чем. Мы не имеем дело (как правило) с какими-то технологиями, сложными техническими агрегатами и потому нам от автора не нужны технологические и терминологические уточнения. Если бы я работал с учеными-ядерщиками, у них бы надо было уточнять то и это, чтобы не выглядеть дураком или тем более чего-то там секретного не выдать. Но я работаю с живыми людьми. И тут какие могут быть уточнения? Я и так Вас хорошо знаю и хорошо знаю церковную среду. В деталях могут быть накладки, но я не спутаю название вашего храма, сан вашего мужа и другое важное (пишу на пальцах, чтобы вы меня поняли и простили).

Интервью потому и лучше всего брать в особой дружеской атмосфере (и стараться такую атмосферу создавать) - иногда мне удается даже в сложнейших условиях, так сказать «в полевых условиях» выстроить доверие с человеком за пять-семь минут, чтобы он разговорился и отвечал на вопросы «не по бумажке». А недавно Ольга Ивановна за полчаса интервью приобрела ДРУГА, и он об этом даже написал в редакцию... И с Вами нам не надо было «играть», мы с Ольгой Л. и правда к Вам прекрасно относимся и считаем другом редакции. Вы непринужденно говорили обо всём, как говорили бы у себя дома (не совсем, но почти). Конечно же, те Ваши слова, которые могли бы как-то Вам по-настоящему навредить (пустяшные недоумения не в счет), я в интервью не поставил бы ни за что. Доверие ведь надо оправдывать.

Но если бы мы отправили вам текст на прочтение - вы бы читали его уже другими глазами. Трезвыми, сухими, безэмоциональными, - да, вы бы исправили два-три случайных «ляпа» в огромном интервью. Я же не проверял Ваши высказывания на диктофон, и Вы могли в чем-то ошибиться, а я уже следом за Вами… Но Вы бы при предварительном прочтении наверняка интервью целиком испортили, я уверен. Исключения здесь очень редки. Ведь я говорил с Вами не о проблемах (на которые у Вас есть четкая точка зрения и другой она не будет), а о Вас самой, о Вашем жизненном пути… Это ведь особый жанр юбилейного интервью, подведения каких-то (естественно, лишь предварительных) жизненных итогов. Потому что руководствовались бы Вы при предварительном прочтении текста вполне обыкновенными «житейскими попечениями» - что подумает этот, как отнесется тот? Интервью показалось бы вам слишком искренним и доверчивым. Ваши оценки бы выглядели слишком сердечными. И вы бы начали исправлять. В итоге бы мы не донесли до читателей Ваш подлинный, живой, искренний образ. Соврали бы в главном, исправив незначительные неточности в деталях. А мы ведь раскрыли Вас людям, показали Вашу жизнь и Вашу душу чуточку раскрыли, а также раскрыли и некоторые (довольно трогательные) «тайны» вашей личности, что так порой важно читателям... Вы полюбились и полюбитесь тысячам людей, потому что в этом интервью Вы прикоснулись к ним душой, а не официальным мундиром. Многие станут о вас молиться. А главное - то, что важнее и меня, и вас, и вообще журналистики - МЫ СОЗДАЛИ ОБРАЗ НАСТОЯЩЕЙ МАТУШКИ! Этот образ будет жить в сознании людей очень долго! Потому что это правильное представление о том, какая на самом деле должна быть матушка. Без глянца, но это же и ценно.

Уверен, что поступил правильно, не прислав на вычитку (не дав испортить «трезвым» взглядом на текст) статью. Сейчас вот несу епитимию, оправдываюсь, извиняюсь. Грешник обычно несет епитимию за тяжкие грехи, ведь грех это и есть ошибка. А вот журналисту порой приходится тянуть «епитимию» как раз за хорошо написанную статью… Это несправедливо. Но это тоже часть моей работы, не самая приятная, но необходимая. Положа руку на сердце, давайте признаемся в том, что мы с Вами послужили Богу всерьез и по-крупному. Мы люди публичной сферы, и давайте нести это бремя без ропота.

В чем виноват, простите.

Что сможем исправить, исправим.

Про какие-то несовпадения в деталях... Ну, журналистика это все равно обобщение. И никто не станет понимать буквально, что у вас одна юбка. Поймут верно - Вы не «болеете» страстью к одежде, вот и всё.

Постарайтесь увидеть за деревьями лес, а за деталями суть. Закончилась Ваша поездка в Самару. Вы уже дома в привычных заботах. Но виртуально поездка Ваша только еще разворачивается. Плоды этой поездки оказались очень большими. Люди по всей стране только еще приступают к чтению Вашего интервью. Вам исполнилось 60 - и Богу было угодно явить Вас людям. Видно, Вы для этого созрели, и значит, в Вашей жизни есть какие-то важные для многих уроки (это именно так). Потому и оказались Вы, приехав за тридевять земель, в Самаре, в моем кабинете. Чтобы Вы смогли послужить Богу и людям тем, что действительно имеете - собою самой, своим духовным и житейским опытом. Рассказом о той судьбе, которую Вам Бог дал. Это на самом деле и была подлинная (но вначале от Вас прикровенная) цель Вашего путешествия. И Вы эту задачу выполнили. Теперь вот просто прошу Вас понять духовный смысл случившегося и не сердиться. Журналисты всё время чего-то путают, это неизбежно. И так и объясните близким, что журналисты все время что-то добавляют, искажают и прочая. И рассылайте всем интервью, Вас поймут. Ваш текст прочитают с пользой.

Простите Христа ради, что все-таки огорчил Вас! Я этого, поверьте, не хотел совершенно.

Такой вот порядок…

Дорогой отец N.! Сразу почти после воскресной Литургии, вынужден писать Вам. Причина в том, что вскоре после окончания обедни мы с женой претерпели велие искушение, и я догадываюсь, по какой причине. С большим уважением отношусь к Вам как к священнику, и с большой любовью как к человеку. Окормляюсь у Вас, как у приходского батюшки, с большой пользой для себя. Несмотря на Ваш молодой возраст, отношусь к Вам с почтением не только благодаря Вашему священному сану, но и Вашей духовной чистоте и искренности. Вот и сегодня Вы произнесли прекрасную проповедь, сравнив грех с тем, как собака лижет пилу, услаждаясь своей же кровью (мощнейший образ, мне как церковному журналисту такое и не снилось написать). Но все же по причине Ваших слов и действий сегодня я нахожусь в смущении.

Протоиерей Геннадий Беловолов и Антон Жоголев в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга. 2021 год.

Ваше доброе отношение ко мне очень ценю, очень чувствую и очень дорожу им. И все же есть церковный порядок, который никакие личные симпатии не могут изменить. Сегодня Вы, на мой взгляд, совершили пастырскую ошибку и по отношению ко мне, и по отношению к другим прихожанам. Вы сказали, что причащаются вначале мужчины, потом дети, потом женщины. Уж сказали бы тогда прямо, сначала причащается Антон Евгеньевич, а потом все остальные, это ведь так именно и прозвучало. И Вы, и я, и все в храме знают, что раньше всех причащаются дети. Следом мужчины, и затем женщины. А когда Вы при всех так вот вопреки правилам зовете меня к Чаше раньше детей (слава Богу! один ребенок все же успел раньше меня, грешника, причаститься), тем самым Вы невольно обижаете других прихожан (в том числе матерей с детьми), а меня вгоняете в гордыню.

Не заслужил я того, чтобы причащаться раньше чистых младенцев. Не заслужил того, чтобы ради меня менять церковные установления о последовательности принятия святых Таин. Вы и меня ввели в смущение, и других прихожан могли настроить на недобрый лад. Все мы падкие на грех осуждения. Наверное, можно было бы без объяснений пригласить меня первым к Чаше (хотя и совсем не обязательно), но при этом не делая обобщений, что первыми причащаются мужчины. Это уже вносит сумятицу в давнюю традицию. Знаю, что Вы хотели просто сделать приятное уважаемому человеку, от чистого сердца. И потому мне так горько писать эти строки (получаюсь как бы неблагодарным). Но не сказать Вам этого не могу.

Да, мой статус для небольшого приходского храма все-таки необычен, вроде бы мирянин, как и все, и в то же время тридцать два года уже возглавляю церковные издания, которые выходят на всю Россию. И опыт духовный у меня соответствующий, и даже само отношение к церковной службе за эти десятилетия стало уже не совсем таким, как у обычного прихожанина. Всё же с 1991 года я на церковном служении. Но это не повод меня вот так вот искусственно и вопреки правилам возвышать. Мне это совсем не нужно, да и гордыня моя, к сожалению, никуда не делась и не стоит ее подпитывать. Ну и, как говорится, для графа де ла Фер это слишком мало, а для Атоса слишком много (это из фильма про мушкетеров). Надеюсь, Вы простите меня за письмо. Быть может, с моей стороны самонадеянно делать замечания батюшке. Но ввиду моего возраста и опыта церковной жизни, а также и по причине того, что это коснулось лично меня, все же дерзаю Вам написать и при этом прошу прощения. Думаю, Вы правильно поймете мое письмо. Прошу Ваших молитв обо мне и моих близких.

* * *

Простите, Антон Евгеньевич, за то, что смутил Вас, и не дай Бог кого-то из прихожан.

Дело в том, что иногда я служу с уважаемыми священниками нашей митрополии и у них на приходе мне понравилась практика, что сначала причащаются мужчины, потом женщины с детьми, что и подчеркивает мужчину как главу.

Но и потом уже, когда я зашел после причастия в алтарь, сам смутился, ведь у нас на приходе своя практика, сначала дети, а потом все остальные.

Простите меня, что ввел вас во искушение.

Иерей N.

Просто я на это поставлен

Дорогой N.N.!

Да, подкинул я тебе забот с Дневником. Тяжело это, вдруг увидеть себя «персонажем»?

Прости, что поступил дерзновенно (почти дерзко), когда взял да и стал ставить в печать твои сокровенные думы.

Не оправдываю себя. Надо было всё с тобой согласовывать. Но прошу просто понять. Ко мне пришел, буквально с неба упал, вполне неожиданно, твой великолепный ТЕКСТ. Да, друга, да… живого человека со своим прошлым, которое никуда не делось. Все это я конечно же понимал и понимаю. Но ТЕКСТ, как вихрь, овладел мной, закружил. Это выше моих сил… Устоять перед своим долгом «кормить» читателей настоящей духовной и литературной пищей… Как с этим справиться? Просто я на это поставлен.

Вот представь, Тайсон, супертяжеловес, боксер, чемпион, - на каком-нибудь корпоративе у нефтяников. Ему хорошо заплатили, чтобы он просто для вида помахал кулаками, позабавил публику якобы боксом - с каким-то не по рангу довольно хлипким «партнером». И он даже и согласился, почему нет? Деньги всем нужны. Но оказался на ринге и вдруг обо всем забыл и вопреки логике, вопреки договоренностям и гонорару, стал наносить удары по-настоящему. Не удержался, попав на ринг.

Так и я - редактор и издатель, как Тайсон - боксер. У меня это в крови. Попал в руки текст, и понесло... Это уже вторая натура. Могу в этом каяться, но ничего изменить уже не могу. И тут тоже не смог ничего с собой поделать. И стал готовить твой текст максимально сильным, без поддавков. И уже не сдерживали меня какие-то личные обязательства перед тобой. Это издержки профессии, те грабли, на которые всегда наступаю, как только мимо них прохожу. Ты во всем прав. Только не учитываешь одного: не просто так, по дружбе, прислал ты мне свои Дневники. За этим стоял Господь, подвигший тебя к тому, чтобы дневники дошли до читателей. Он, Всеведущий, эту мою страсть знает и когда нужно использует ее во благо. А я… я не прав по-дружески, а прав как редактор. Прости меня за это. Тут у меня в голове математика (весьма, впрочем, двусмысленная): один (ты) тревожится и, возможно, печалится от моих действий, другие (сотни и даже тысячи, хотя уже не десятки тысяч, как раньше) получают духовную и просто эстетическую пользу от чтения.

Ты должен это хотя бы просто услышать (не обязательно меня оправдывать). Моя заместитель О.Л. в этом со мной обычно не соглашается. Да я и сам с собой не соглашаюсь. Но есть же исповедь в храме для таких, как я. Считай и ты эти мои слова редакторской исповедью перед другом.

И я тебе благодарен, что ты ко мне более-менее мягко отнесся. Я переживал и все эти дни молился о тебе. Все твои правки в текст я уже внес в интернете. На бумаге, увы, ничего не исправишь - ушло к читателям. Текст в интернете пригладил согласно твоим замечаниям. Ничего, ни запятой в нем не оспариваю, надо значит надо. В конце концов, это твоя судьба. Твой Дневник.

В журнале в печати никто из твоих близких ничегошеньки не прочитает. Это опыт многих лет (исключения бывали, но редко и давно). А в интернете очень даже могли бы. Но теперь там всё исправлено.

Что я по этому поводу думаю? Да ничего не думаю. Тут взаимная разница подходов. И мы оба каждый на свой лад правы. Но пусть будет в тексте твоя правда. Ибо за ней стоят твои годы жизни.

Дорогой N., твой дневник серьезное испытание для каждого из нас. Потому что наше общее (в какой-то мере) прошлое вдруг оказалось предметом пререкания. Прости, Христа ради, что в чем-то не деликатно к этому подошел. Но если взглянуть чуть сверху на ситуацию, то она выглядит так: человек пишущий с большим талантом, сильно и ярко написал о себе самое главное. Как он шел к Богу, к вере, к служению. И это великолепно. Вот почему Бог и подсказал тебе мысль прислать мне твой старый дневник. А всё остальное по большому счету не так важно.

Желаю тебе перешагнуть через все трудности. Твой друг.

Антон Жоголев.