Благословенная встреча

Об архимандрите Серафиме (Урбановском) вспоминает его последний келейник.

Фелонь с ликом Батюшки Серафима

На эту необыкновенную фелонь, в которой в праздник Серафима Саровского служил Божественную литургию в самарском Кирилло-Мефодиевском соборе протоиерей Борис Якубовский, трудно было не обратить внимания. Видно, что не новая уже, но красиво расшитая, а в верхней части на спине - вышитая бисером икона Преподобного Серафима Саровского.

- Откуда у вас такая чудесная риза? - наперебой стали спрашивать отца Бориса подходившие к кресту прихожанки. Навострила ушки и я: интересно, откуда?..

- О, это память о старце, архимандрите Серафиме (Урбановском), - ответил священник. - Я был его последним келейником - и вышитая старцем риза осталась мне на память…

Вышитая старцем? Но ведь считается, что вышивкой увлекаются исключительно женщины. Правда, в Сакмаре, селе моего детства в Оренбуржье, работал некогда хирург Лев Николаевич Трубин, так у него вся квартира была украшена искусно выполненными им самим вышивками. «Это очень хорошо развивает пальцы», - объяснил Трубин моей крестной, трудившейся санитаркой в хирургии.

Но здесь-то совсем иное. Старенький архимандрит Серафим вряд ли заботился о разработке пальцев, с любовью украшая священнические облачения и митры…

Протоиерей Борис Якубовский с фелонью, вышитой архимандритом Серафимом (Урбановским).

Отец Борис Якубовский с радостью согласился рассказать и читателям «Благовеста» об архимандрите Серафиме (Урбановском). Тем более - 29 марта день, когда будущий старец, в миру Николай Александрович Урбановский, родился в 1908 году. А 2 июля исполнится ровно 25 лет, как он на 89-м году жизни отошел ко Господу…

Спрашиваю протоиерея Бориса, а как сам он узнал об этом старце? И уже настроилась на благочестивую историю юноши, впитавшего веру с молоком матери, - ведь кто еще мог стать келейником подвижника Православия.

Но услышала совсем иное.

Старец на ступенях храма

- Божиим Промыслом это получилось, - вспоминает протоиерей Борис Якубовский. - Мне было всего шестнадцать лет, и я тогда еще был невоцерковленный. Был переломный момент в моей жизни. Я только что побывал в серьезной катастрофе, и у меня изменилось мировоззрение. Господь привел меня на перепутье. Я поссорился с умирающим комсомолом. Только, к сожалению, поссорился и с родителями...

И вот очутился в городе Ростов-на-Дону, где, думаю, Божий Промысл привел меня на Соборную площадь. И именно там, перед храмом Рождества Пресвятой Богородицы я и встретился с отцом Серафимом.

Незнакомый старичок, опираясь на палочку, спускался из епархиального управления по высоким ступеням.

Старчик... длинная борода… плащ… шляпа простая белая… Я подал ему руку, помог сойти по ступеням. Он спрашивает: кто ты? Я немножечко свою жизнь обрисовал, он мне говорит: «Ну вот надумаешь, приезжай ко мне. Спросишь у Владыки Сергия» - у нашего нынешнего Митрополита Самарского и Новокуйбышевского. В то время он как раз стал Епископом Азовским, викарием Ростовским.

И вот после встречи с отцом Серафимом я просто так шатался по Ростову-на-Дону, а потом пришел к собору, пару ночей ночевал в сторожке, потом у одной прихожанки. В эти несколько дней я посещал храм, общался с верующими людьми, - и у меня сложилось понимание, что надо менять кардинально свою жизнь. Надо отправиться, куда меня пригласили. Но к Владыке я не пошел, поговорил с архиерейским водителем, и он написал мне записочку - адрес, куда ехать к отцу Серафиму.

Всех денег у меня было 19 рублей, как сейчас помню. Как раз хватило на билет. Самое интересное, я даже не знал, куда еду. Написанное на бумажке я прочитал так: г. Каспи. Пришел на железнодорожный вокзал, говорю: «Мне билет в город Каспи». Кассир удивляется: «Такого города нет». - «Вот мне записочку дали, куда ехать». - «Это город Касли, Челябинская область. Поездом доедешь до Челябинска, а там - добирайся автобусом». Приезжаю в Касли, одет я был в джинсы, энцефалитку, и был с собой «дипломат», в котором осталось одно вареное яйцо - все мое питание, и купить что-то уже было не на что. Дошел до батюшки, принял он меня очень хорошо, обрадовался - как раз у него в то время келейника не было.

Уроки послушания

И на второй день мы с отцом Серафимом поехали в храм. Воспоминания до сих пор, несмотря на годы, отчетливые. Я в первый раз зашел в алтарь, не знал ни одной молитвы, ничего. А у батюшки отпевание. И он начинает на меня кричать: «Готовь кадило! Ты что, ничего не знаешь?» - «Не знаю». - «Готовь кадило!» Он не принимал того, что ты не знаешь: ты должен делать, ты должен трудиться, стремиться.

- Неважно, что ты мальчик с улицы…

- Да - мальчик с улицы, а вот - делай! Я побежал, взял кадило… - и началось служение.

После аварии у меня была тяжелая травма позвоночника, и врачи сказали, что мне нужно будет пожизненно принимать очень сильные обезболивающие, содержащие наркотические средства. Так вот, батюшка увидел, что я принимаю эти лекарства, взял - и просто выкинул их в туалет, сказал: «Пойдем лучше помолимся». Помолились, боль отступила, и в итоге я перестал принимать эти лекарства. Хотя все было очень серьезно.

И это был урок послушания. А сколько еще было таких уроков!

Дом у него был большой, отец Серафим, пока был в силе, всегда держал животных. Когда я приехал, у него, правда, остались только голуби, куры, кошки, а так он обычно держал и козочек, и собачки всегда у него были. Очень любил животных. Очень любил цветы. Палисадник был засажен сиренью, сирень росла и во дворе, вокруг дома… И вот, уже позже, он велел мне: «Сирень отцвела, подрезай с веток то, что отцветшее». А там сирени… неимоверно много! Это ж какой труд! «Зачем?» - не стал и объяснять. Только и ответил: «Иди, подрезай». Я пошел, а сам ворчал, ворчал… И сам не заметил, как втянулся! И потом только до меня дошло, что через такой вот труд он воспитывал послушание - ты должен делать, что тебе сказано. А это очень важно! Довольно часто в наши дни бывает, что священник говорит духовному чаду: «Делай так-то». - «Не буду. Зачем? Не нужно, ни к чему». И не делает. Хотя это же было сказано для его спасения.

А послушание очень часто выражается в том, что надо делать по благословению!

Однажды к отцу Серафиму пришли люди, собиравшиеся ехать в дальний путь: «Батюшка, благословите в дорогу». Он их спрашивает: «А вы билеты купили?» - «Купили». - «А зачем тогда вы пришли за благословением? Вы же уже сами решили все. Вот пришли бы сначала и спросили». Так и не дал им благословения. Кстати, насколько я знаю, они действительно не очень хорошо съездили.

Прошло время и я уже немножко освоился, был уже не только алтарником, но и звонарем. Но - совсем ведь еще мальчишка, только еще семнадцать исполнилось, а я по благословению батюшки поехал в Воронеж с огромной суммой денег - и чудесным образом купил колокола не только для нашего, но еще и для соседнего храма. Просто приехал в Воронеж, вышел из поезда и тут же все нашел. И не менее чудесным образом нашел машину и привез в Касли колокола. По благословению батюшки все происходило моментально.

Спасительное благословение

И другое его благословение просто спасло мою жизнь. Он мне говорил: «Всегда помогай людям. Чем ты мне приглянулся - тем, что помог спуститься с крыльца. Продолжай помогать». Мой отец - и тогда еще бабушка была жива, - они жили на Украине. Но времена были другие, и я имел возможность два раза в год туда ездить. Ездил всегда в поездах «Новосибирск - Адлер» и «Адлер - Новосибирск». И вот, возвращаясь от родных, ехал я в поезде «Адлер - Новосибирск». В плацкарте рядом со мной села монахиня, она везла огромное количество тюков. Мы с ней разговорились, и она меня попросила: «Я вот везу сестрам одежду, ты помоги мне выйти и донести, задержись на денек, а назавтра продолжишь путь. Что надо доплатить за переоформление билета, я доплачу». Я думаю: ну что ж - про помощь батюшка говорил. По времени успеваю, ну - приеду на день позже. А матушке надо помочь!

Архимандрит Серафим (Урбановский).

Вышел вместе с ней из поезда, помог донести вещи в монастырский скит, меня там накормили, оставили переночевать. А когда утром приехал на станцию, оказалось, что эти два поезда тогда взорвались, помните - тот знаменитый взрыв газа в июне 1989 года на границе Башкирии и Челябинской области... Я-то сошел, а вагон, в котором я ехал, сгорел полностью. Вот так спасло меня то, что я исполнил благословение батюшки.

Сам отец Серафим рассказывал своему послушнику Владимиру Маничеву - он задолго до меня был у батюшки, теперь уже давно протоиерей, служит в Челябинске… - о том, как однажды не послушался Митрополита Вениамина (Федченкова).

- Это же был известный подвижник Православия!

- Батюшка Серафим хорошо знал многих подвижников и старцев, и его знали. Митрополит Вениамин, когда был Правящим архиереем в Ростовской епархии, пригласил батюшку служить у него в епархии. Отец Серафим служил в Таганроге, был настоятелем в храмах и благочинным в Орловском, Мечетинском и Донском благочиннических округах, был секретарем Епархиального управления. Владыка Вениамин, вспоминал батюшка, был таким народным епископом. Едет, бывало, в «Победе», увидит какую-то бабушку, остановится и беседует.

Однажды Митрополит поехал в один храм, а батюшку почему-то не позвал с собой.

- Ну как это не позвал! - рассудил отец Серафим. Он же как секретарь должен сопровождать Владыку. - Я сажусь на такси и туда. Обгоняем его. Владыка еще так посмотрел на меня. Я встречаю его у храма: «Ваше Преосвященство…» А он: «А кто тебя благословил сюда приехать? Марш отсюда!»

Этот живописный портрет батюшки Серафима хранится у его последнего келейника, протоиерея Бориса Якубовского.

Протоиерея Владимира Маничева отец Серафим называл не келейником, а послушником. Одним из его послушаний было - заниматься перепиской батюшки. Отец Серафим и с резко упавшим зрением вел обширную переписку со многими подвижниками, старцами. Постоянно получал телеграммы от своего духовного отца, архимандрита Кирилла (Павлова), подписанные «А.К.».

Исполнение послушания - это, наверное, самое главное, что преподал мне отец Серафим.

Послушание - и молитва.

- Но все-таки к послушанию тоже надо подходить осторожно.

- Безусловно! Очень важно, чтобы священник был духовно опытный. Приходится, к сожалению, сейчас слышать и о младостарцах, и о других подобных священниках. И это тот случай, когда послушание может навредить человеку.

Батюшка говорил, что порой священник даже не знает, почему он именно это вот сказал. Он меня наставлял: «Будь всегда аккуратен со своими высказываниями. Потому что в какие-то моменты через тебя может Сам Господь говорить, через тебя направлять человека, а ты об этом и знать не будешь». И в моей жизни такое бывало уже после смерти батюшки. Не зная конкретных обстоятельств, я порой говорил: «Ты этого не делай», - или: «Ты лучше так вот делай». И потом выяснялось, что - да, всё было сказано по Божьей воле.

Порой воспитывала даже трапеза у батюшки. Все же не будем забывать, что он был из аристократов - «из чиновничьей среды», как писал он в автобиографии. И всегда когда трапезничал, садился за стол, перед ним тарелка на подтарельнике, все аккуратно разложено, обязательно полный комплект приборов. Породу, белую кость - ее не спрячешь. Это было видно во всем.

Родился он 16 (по новому стилю - 29) марта 1908 года на Смоленщине, в городе Сычевка в русской семье. Окрестили Николаем. Отец, Александр Алексеевич, в первые дни Германской войны 1914 года в офицерском чине ушел на защиту Отечества и погиб в сражении. Семья была верующей, и Николай с восьми лет прислуживал в алтаре при Вознесенском соборе в Сычевке.

Мать, Варвара Николаевна, потом жила в Ленинграде у дочери, работавшей на одном из военных заводов инженером, и в войну эвакуировалась вместе с ней из блокадного Ленинграда. Умерла в эвакуации в Нижнем Тагиле.

…Покушали - продолжались задушевные беседы, порой они вообще заходили далеко за полночь. Часто к нему приезжали его воспитанники, его друзья. Батюшка был духовником Челябинской епархии, к нему приезжали священники за духовным советом.

Всегда пребывал в молитве

Батюшка был в преклонном возрасте, у него было много болезней, ноги больные, глаз потерял на войне, - он был инвалидом войны.

Из воспоминаний протоиерея Владимира Маничева.

«Отец Серафим на войну был взят из тылового ополчения. А там оружия не давали. После убитого берешь ружье, вот тогда и вооружен. Но как священнослужитель он не имел права применять оружие. И говорит: «Только я взял ружье, хлоп - глаза нет. И вот я иду по полю, пули свистят, а уже как будто ни о чем не думаешь: убьют, не убьют - как-то уже безразлично. И дошел до медсанбата невредимо».

Батюшка лишился глаза 31 декабря 1942 года в сражении под Ленинградом. Потом был госпиталь в Улан-Удэ. Эшелон выздоравливающих… И, наконец, расформирование в Донбассе. Возвращение к церковной службе.

9 мая 1945-го осколок, лишивший его правого глаза и застрявший в голове, стал выходить из раны, а это же страшные боли. Но надо служить молебен. «Люди радуются. А я чуть не падаю. Потому что из кости лезет железо. Все стреляют: Победа! - радуются. И у меня, как молебен отслужил, с облегчением вышел осколок».

Мы уж старались батюшку возить, и постоянно были проблемы с тем, как довезти его в храм. Выбегаешь, ловишь машину, договариваешься, чтобы довезли. А вечером я всегда спрашивал: «Батюшка, ты на службу пойдешь?» - и он, бывало, отвечал: «Не-не, не пойду, посплю еще». С 1994 года он уже не служил по состоянию здоровья, мог бы и не идти в храм.

И вот поднимаешься на колокольню… Старинный храм Вознесения Господня размером даже побольше Кирилло-Мефодиевского собора. Колокольня очень высокая, звонница на отметке почти 35 метров. И оттуда далеко все видно, такая красота - деревья, озера… Смотришь - о, батюшка идет! В плаще, с тросточкой. А говорил же, что не пойдет. Нет - он все равно идет в храм помолиться. Когда имел возможность, когда имел силы, он всегда пребывал в храме, в молитве. И, конечно, сама молитва его была очень глубокой.

Из воспоминаний протоиерея Владимира Маничева.

«Архимандрит Серафим жил целиком и полностью Церковью. И дом у него был вторая церковь. В каждой комнате висели лампады, иконы, причем иконы были уникальные. Одна из них - Тихвинский образ Божией Матери, а рядом с Ней предстоящие Архангелы. Икона очутилась у отца Серафима во время гонений на Церковь. Председатель совхоза говорит: «Вы там забирайте все ценное из храма. Храм мы будем забирать». И вот этот чудотворный образ величиной 1х1 метр и весом килограммов в 50 отец Серафим километров двадцать тащил на спине.

Вот всегда, когда я заболею - простыну, неважно себя чувствую, - прошу: «Благословите акафист прочитать перед иконой». Он благословлял и сам всегда рядом со мной стоял или, когда тяжело было, сидел.

В храме отец Серафим никогда не позволял что-либо опускать из службы. Даже если в храме никого нет, он всегда служил в полный голос (у него был сочный средний баритон). Всегда служил в полную силу, с полной отдачей. Скажет: «Благословен Бог», - и невольно приходит на ум мысль: весь сонм ангельский, который нам сослужит, наверняка тут».

- За то время, что я помогал ему во время Богослужений, отец Серафим передал мне много старых обычаев, которые сейчас практически уже утеряны, - продолжил протоиерей Борис. - Это и совершение требы, и совершение служения. Сейчас когда служу, другие священники удивляются: откуда это? Что это? Поясняю: ну это вот так-то и так-то… Один батюшка, не буду говорить кто, даже мне не поверил: не может такого быть! Приходит через день: слушай, говорит, я нашел - ты говорил правду! А меня в свое время этому отец Серафим научил: надо делать так. А уже такое нигде сейчас не делается. Вот и теряется. А такие старцы уже потихонечку уходят в мир иной.

И, опять же, про прозорливость. Он не очень-то показывал ее. Готовил меня вроде бы к монашеской жизни, но, говорит, «я в этом сильно все же сомневаюсь и на себя не надеюсь». И когда решалось - либо мне рукополагаться и стать белым священником, либо принимать постриг, - он меня провез по всем своим знакомым старцам. Мы были с ним в Александро-Невской Лавре, тогда мы еще застали покойного Патриарха Пимена, были у него в гостях. Некогда батюшка с ним познакомился сразу после войны, они еще будучи иеродиаконами вместе чистили картошку в одном из только открытых монастырей. Все тяжелые испытания он проходил будучи иеродиаконом - и лагеря (девять лет лагерей!), и штрафные батальоны - уже после войны рукоположили в иеромонахи.

Ездили и в Ростов-на-Дону к Митрополиту Владимиру - тогда Ростовскому, а впоследствии Блаженнейшему Митрополиту Киевскому и всея Украины. И тогда приняли решение, что в монашество мне пока не надо. Старцы говорили: рановато. Наступит определенное время, вот тогда уж постриг примешь.

Годы скорбных испытаний

Батюшка прожил долгую жизнь, столько много испытаний претерпел… В юности он принял постриг, рукополагался во иеродиакона в Сретенском монастыре. И перенес тяготы гонений на Церковь. Все эти испытания, они закалили и возвысили душу отца Серафима.

Такой вот эпизод из пережитого им в заключении. Работали в шахте, а лифта, чтобы спуститься в шахту и подняться, не было. Как в колодце, на ведре опускали и поднимали. И однажды он поднял ведро, а оно пустое. «Значит, разбился иеромонах Зосима…»

Из воспоминаний архимандрита Серафима (Урбановского).

1930 год. Призыв в тыловое ополчение разлучил меня со своей обителью. Я находился в числе братии Сретенского мужского монастыря.

После перемены нескольких пунктов мне пришлось вместе со своим батальоном попасть на военные работы около города Великие Луки. Из служителей церковного культа нас было немного; были и донские казаки вместе с нами. Помню диакона Николая Пастухова; были псаломщики, были регенты - все они были с прекрасными голосами донские певцы. Из наших центральных областей тоже были псаломщики, а также протодиакон Серафим из Смоленска.

Находясь при Великих Луках каждому из нас, служителей Церкви, хотелось посетить Божии храмы, чего желал особо и аз грешный, что, конечно, мы впоследствии совершили. После рабочего времени, в дни выходные нам не возбраняли давать увольнение до часов отбоя, с правом посещения города.

В тыловом ополчении я познакомился с одним молодым человеком, иподиаконом из города Орла Москвиным Васей, которому приходилось прислуживать при трех епископах, сменявших друг друга на Орловской кафедре. С этим Васей Москвиным я сдружился и считался другом его до гробовой его доски. Он умер в 1951 году в сане иеромонаха (в монашестве он носил имя Владимир). Его брат Александр умер раньше его; служил под Москвою (Подсолнечное) - умер в сане архимандрита.

Мы с Васей бегали вместе в храм Казанской иконы Божией Матери. В храме причт состоял из одного священника, протоиерея Михаила. Всегда за Божественными службами в алтаре прислуживали маститые протоиереи: митрофорный протоиерей Александр (из беженцев) - настоятель Кремлевского собора Великих Лук, который тогда был закрыт; протоиерей Клавдий; протоиерей Димитрий; иерей Николай (из протодиаконов) - все убеленные сединами. Вот всё, что осталось от всего городского духовенства, которое незадолго до нашего появления в Великих Луках было ликвидировано. Конечно, мы, посещая храм Божий, с радостью участвовали в Богослужении, что умиляло и самих пастырей, и верующих. Поскольку не оставалось ни одного диакона в городе, я, будучи иеродиаконом, с благословения отца настоятеля протоиерея Михаила ему сослужил. Храм и кладбище принадлежали монастырю, и потому в нем как клиросное послушание, так и все прочие работы совершались бывшими насельницами монастыря - монахинями и инокинями.

Посещая храм, я узнал о том, что настоятельница монастыря схиигумения матушка Людмила, хотя и происходила из высокопоставленных особ - арестована не была, по причине болезни ног (она самостоятельно не ходила). Все услышанное побудило у меня желание познакомиться с игуменией, о чем я и известил одну из келейных, испрашивая позволения матушки о посещении ее. Матушка дала согласие, что, конечно, меня очень обрадовало.

Встреча с болящей старицей действительно дала мне утешение и радость. Она меня так просто и душевно встретила, угощала чаем. Но больше всего мне было радостно услышать от нее много духовно полезного: она была высокообразованная особа и своего рода поэтесса. Много душевных и чудных произведений из своих трудов она мне зачитала. Она также была не чужда сочинений композиции и пропела мне из своих произведений некоторые Божественные песнопения под аккомпанемент фисгармонии. Я стал посещать больную матушку игумению.

Однажды я сидел на стуле у ее излюбленного кресла - матушка любила сидеть в своем плетеном кресле с большими колесами у стеклянной двери, выходившей на маленький балкончик, - а она, смотря вниз на дорогу, задумалась. И затем, перекрестившись, сказала: «Спаси и сохрани их Господи!». - «О ком это Вы так сказали?» - спросил я у нее. Она ответила: «Сегодня исполнилось как раз три месяца, как мы расстались с нашим дорогим Владыкой и с нашими отцами и матушками. Их всех, шестьдесят человек, в ночь арестовали. Я вспомнила, как так же сидела у этого окна и ко мне не то что вошли, а ворвались несколько человек в кожаных тужурках с револьверами на боках. Один из них громко выкрикнул: "А ну, мамашка, встать!" Я не испугалась, а кротко сказала, что вот уже более трех лет не владею ногами и потому прошу меня извинить, но я встать не в состоянии. Крикнувший понял, что перестарался, и сказал: "Ну, сиди". Они предъявили какой-то документ и приступили к обыску. Конечно, после их ухода наша убогая келья не была похожа на жилое помещение: все шпалеры были оторваны, висели клочьями; отобраны были некоторые из ценных вещей. Мне жаль золотых именных карманных часов и двух моих игуменских наперсных крестов.

Через несколько минут с криком вбежала одна из наших монахинь: "Матушка, дорогая, всех ведут!" И Владыку, и всех батюшек, и наших сестер гонят на станцию. Мне помогли приблизиться к окну, и через некоторое время я увидела в окно процессию, это гнали из тюрьмы всех наших дорогих отцов. В первом ряду шел архипастырь - Владыка Архиепископ Тихон (Рождественский). Вокруг них на лошадях и пешие с собаками на цепи двигались охранники. А сзади ехали две телеги, нагруженные пожитками, на них же лежали два больных батюшки, не могущие идти пешком. Со всех сторон люди кричали кто что, наседали на конвой. Это шествие шло на погрузку в ссылку. Проходя мимо, Владыка поднял голову и, увидев меня у окна, как-то неуместно улыбнулся и архиерейски благословил наш дом.

Потом я слышала, что, когда их погрузили в тюремный вагон, комендант разрешил передачу от наседающей толпы. Тут полетели мешки, валенки, полушубки - так проводили мы своего дорогого архиерея - Владыку Тихона. В дальнейшем он мне писал о том, что его оставили в лагерях на станции сибирской железной дороги Яя, что он работает ночным сторожем на железнодорожных складах».

А вскоре пришло время пострадать и отцу Серафиму (Урбановскому), тогда иеродиакону.

Из воспоминаний архимандрита Серафима.

«Бутырская тюрьма в Москве. Камера приспособлена на 25 человек. Все 25 коек одной своей стороной наглухо привинчены к стене; вторая сторона коек к ночи вместе с матрасами отбрасывалась и твердо становилась на ножку. Но нас здесь находилось не двадцать пять, а восемьдесят семь.

…Наш этап пешком последовал из лагерей города Котласа до Воркуты в Заполярье. Шли лесами, пробирались по занесенным снегом дорогам; проходили села и деревни зырян, которые теперь называются жителями Коми. Жители природы, простые северные люди, они были очень честных правил. Первоначально радушно встречали всех заключенных… Правда, после прошедших этапов заключенных повсюду стали появляться замки, и местные жители недоброжелательно стали относиться к тому, что у них останавливались на передышку этапы заключенных. И приходилось часто проходить большие села и деревни, а останавливаться на ночь и отдых в лесу, разжигая костры. Долог и труден был наш путь. Шли лесом, иногда пересекали северные реки; проходили села и деревни.

…Снова мы прошли много километров и сделали остановку в селе Петрушино. Село большое, длинное, стоит высоко над рекой Печорой, застраивается новыми постройками. А в старом селе стояла церковь Великомученика и Победоносца Георгия. Храм был давно закрыт и поруган. Иконостас и иконы все были порублены и погружены на баржу, и буксирным пароходом все было отвезено на глубокое место реки и сброшено в воду. А большую чтимую икону Великомученика и Победоносца Георгия по распоряжению какого-то идиота вынесли из храма и поставляли на улице за алтарем, и издевались и подсмеивались над нею, ударяли по лику Святого. Даже нашлись некоторые из пьяных, которые осквернили ее. А потом икону раскололи и на том же месте сожгли…»

Благая кончина

За год до смерти батюшки я перевез его в Нязепетровск, потому что ухаживать за ним в Каслях было некогда…

- Почему? Вы поступили в семинарию?

- Нет, я уже стал священником. И служил в Нязепетровске в храме Апостолов Петра и Павла - это был мой первый храм. Так вот, времени у меня не хватало, а тут приехал воспитанник отца Серафима, фамилию я не помню, он был начальником лесхоза, звали его Володя, - не все воспитанники батюшки становились священниками. И вот он: я батюшку возьму, врачам покажу - отцу Серафиму все хуже и хуже, все же восемьдесят восемь лет, восемьдесят девятый. Его состояние резко ухудшилось. Но перед смертью отец Серафим успел и поисповедаться, и пособороваться. Батюшка скончался 2 июля 1996 года и был похоронен в Каслях у храма, за приделом священномученика Харалампия. Не хотел он пышных похорон, заповедал себя похоронить в обыкновенной монашеской мантии. Но народ возмутился, и хоронили его в полном архимандричьем облачении. Он имел все церковные награды вплоть до апостольского посоха.

Тоже такой аспект. Раньше монахи вообще очень редко мылись, я не говорю про современных, а вот батюшке хватало помыться в бане раз в месяц. Конечно, было непросто расплетать его длинные волосы, зато я научился и волосы расчесывать, и косу заплетать. Но, тем не менее, от него не было запаха. Ни старческого запаха, ни вообще запаха тела. Это такой показатель благой жизни. И батюшка когда преставился, вокруг его гроба горели свечи на четырех огромных подсвечниках. Не помню, сколько было свечей, но жар стоял такой, что мы со священником, с которым по очереди читали Евангелие, не могли находиться там больше пятнадцати минут. Нам становилось плохо, мы выходили на улицу и просто-напросто там валялись под деревом на ковре. А от его тела не было ни малейшего запаха тления.

Первый духовник Владыки Сергия

Отец Серафим был первым духовником нашего Владыки, Митрополита Самарского и Новокуйбышевского Сергия, - тогда, конечно, еще подростка, - направлял его духовно и в дальнейшем передал на попечение Митрополита Владимира. С 1966 года и до 1973-го батюшка служил настоятелем Успенской церкви села Стружаны Клепиковского района - в Рязанской епархии. Именно в эту церковь в своем детстве ходил молиться Виктор Полёткин, будущий наш Архиерей. Отец Серафим и в Ростов-на-Дону приезжал к нему, чтобы поздравить с хиротонией во Епископа Азовского, Ростовского викария…

Церковь Успения Пресвятой Богородицы в селе Стружаны Рязанской области. Первый храм Божий, куда ребенком привела будущего Владыку Сергия его мама Евгения Ивановна. В этом храме несколько лет служил архимандрит Серафим (Урбановский).

И так получилось, что когда батюшка уже свой жизненный путь окончил, а у меня начались некоторые проблемы пребывания в Челябинской епархии, я обратился к Владыке Сергию. Он принял меня, глянул с интересом: «Ух, какой ты рослый!» - я тогда был громадный, еще больше, чем сейчас. Потом спросил: «Ты где хочешь служить?» - «А куда, Владыка, благословите». Потому что батюшка мне говорил: что тебе старший скажет, то ты и делаешь. С тех пор и служу на Самарской земле. Долго служил в Отрадном, теперь вот - в Самаре, в Кирилло-Мефодиевском соборе.

- Где я и увидела эту чудесную фелонь... А вас не удивило то, что батюшка вышивал?

- Конечно, поначалу удивило. Но он меня к этому делу пристрастил - эх, надо было мне и свою вышивку тоже принести, показать… У него бывали многие священники. В те годы как раз пошло восстановление храмов, и он раздаривал облачения, митры, наперсные кресты свои. Вот этот крест, что на мне - это последний, который оставался у батюшки, да еще тот, в котором его в гроб положили. Перед смертью он практически все свое личное раздал, ничего не осталось.

- Блаженнее отдавать, нежели брать…

- И вышивка бисером - она же терпение в человеке воспитывает. Это сейчас довольно-таки все просто, даже и когда иконы бисером вышивают… - одно дело, когда человек делает это по вере своей, а другое, когда ему просто заниматься нечем. Так легко клеить бисеринки на готовый контур. А тут попробуй все это создать!.. Придумать, добиться, чтобы получилась икона. Все это совершенно по-другому.

- Что - и лик Преподобного Серафима тоже вышит?

- Нет, лик писан. Батюшка специально заказывал. А так у него было огромное количество бисера. Я отцу Максиму Соколову уже здесь, в Кирилло-Мефодиевском храме, все отдал. По своему зрению я-то уже не смогу этим заниматься, ну что же оно будет лежать, лучше отдам тому, кому еще может пригодиться. А когда зрение еще позволяло, я много вышивал. Кстати, одна из первых митр, которые я вышил под руководством отца Серафима, попала к ныне уже покойному Митрополиту Проклу Симбирскому.

Я вот просто рад - не знаю, как сложился бы мой жизненный путь, если бы мне не встретился тогда в Ростове-на-Дону этот старец, батюшка архимандрит Серафим (Урбановский). Благодарю Бога за эту благословенную встречу.

Записала Ольга Ларькина.