‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

​Под Покровом Божией Матери

Белорусские зарисовки.

Белорусские зарисовки.

Об авторе. Николай Михайлович Коняев родился в 1949 году. Секретарь правления Союза писателей России. Автор книг о священномученике Вениамине, Митрополите Петроградском, Митрополите Иоанне (Снычеве). Широкую известность получили его биографические книги о поэте Николае Рубцове, писателе Валентине Пикуле. Книги Николая Коняева отмечены премией имени Василия Шукшина, премией имени Андрея Платонова, медалью св. благоверного князя Александра Невского. Живет в Санкт-Петербурге.

Поездная безсонница

Ночью проснулся в заполненном китайцами вагоне и уже не мог уснуть. Вспоминал, как в 1975 году я впервые попал в Белоруссию. Меня отправили тогда в командировку от журнала «Сельская молодежь», но командировка эта с самого начала задумывалась как бегство из Москвы...

Много лет спустя я прочитаю стихотворение Арсения Несмелова «Ночью»:

Я сегодня молодость оплакал,
Спутнику ночному говоря:
«Если и становится на якорь
Юность, как непрочны якоря
У нее: не брать с собой посуду
И детей, завернутых в ватин:
Молодость уходит отовсюду,
Ничего с собой не захватив.
Верности насиженному месту,
Жалости к нажитому добру -
Нет у юных. Грустную невесту
Позабудут и слезу утрут…

— и поражусь, насколько созвучны были эти стихи тому, что ощущал я июньской ночью 1975 года в поезде «Москва — Минск».

Что-то, какая-то жизнь оставалась позади, а впереди была неизвестность…

…Поутру. И выглянут в окошко.
Станция. Решительный гудок.
Хобот водокачки. Будка. Кошка.
И сигнал прощания — платок…
Не тебе! Тебя никто не кличет.
Слез тебе вослед — еще не льют:
Молодость уходит за добычей,
Покидая родину свою!..

Всё так было в проплывающем мимо незнакомом станционном пейзаже.

И хобот водокачки, и платок, которым махали не мне, и молодость тоже была, а главное — безстрашная готовность начать жизнь заново в любом городе, в любом краю…

О, Господи! Как я был счастлив в молодости, когда мне казалось, что я так несчастлив…

И вот теперь, сорок лет спустя, я ехал в заполненном китайцами вагоне в Белоруссию писать книгу о Толочинском Покровском монастыре...

Это почти рядом с Крупками — поселком, куда я ехал в 1975 году в командировку от «Сельской молодежи»...

Свято-Покровский монастырь

Устроившись в толочинской гостинице, отправился в Свято-Покровский монастырь.

Пока шел туда, придумался рекламный слоган будущей книги: «Эта книга о Свято-Покровском женском монастыре, в котором Наполеон сжег свои знамена».

В этом монастыре 22 ноября 1812 года действительно проходило знаменитое ночное совещание Наполеона, ознаменовавшее окончательное поражение его армии.

Все французские источники сходятся, что Наполеон останавливался тогда в помещении монастырского корпуса, где располагается сейчас канцелярия.

В этой угловой комнате и ночевал он...

Из этого окна смотрел, как горят возле стены Покровского собора архивы и боевые стяги некогда Великой армии...

Вместе со знаменами и документами сгорали тогда так и не ставшие легендами судьбы наполеоновских героев, сгорали тайны преступлений рокового для Наполеона похода в Россию...

И чернел, чернел, покрываясь хлопьями сажи, белый снег во дворе Покровского монастыря...

Игумения

— Когда приехала сюда, — рассказывает матушка Анфиса, — плюс семь температура в храме… Когда матушек здешних увидела, даже отвернулась, чтобы не заплакать… Все в трех платках закутавшись. Так и спали… Надо было и братский корпус ремонтировать, и храм спасать, а средств никаких нет! Но все-таки мы сразу взялись за обследование храма. И вот когда начали в подвале штукатурку снимать, оказалось, что там отслоился кирпич от фундамента... Поэтому я и забила тревогу. Храм тогда стал раскрываться, как цветок...

Игумения Анфиса (Любчак).

В разговоре игуменья Анфиса несколько раз повторяла потом это сравнение, и получалось, что оно иллюстрировало не только ужасающую картину примет окончательного разрушения Покровского храма, но и то, как раскрывался во всей дивной красоте своей истории и древности перед новой настоятельницей монастырь.

— Чтобы познакомиться с человеком, нужно пообщаться с ним, нужно узнать его, чтобы составить об этом человеке какое-то впечатление… — говорит матушка Анфиса. — Точно так же можно сказать и о храмах... Я со слезами на глазах работала с этими документами, потому что понимала — это необыкновенная святыня, здесь шла бурная жизнь…

Матушка Анфиса провела меня по Покровскому собору, в котором в снопах льющегося из окон солнечного света архитектурные завитушки, именуемые в путеводителях «безпокойной пластикой барокко», словно бы превращались в завитки настоящего Покрова Божией Матери…

Потом мы спустились в подвал.

Поразили гигантские валуны, лежащие в основании собора. Такое ощущение возникло, что в темных камнях сгустились предания древних веков...

Более древняя датировка собора повышала статус храма как архитектурного памятника и вселяла надежду на получение государственного финансирования на восстановление его. Матушка рассказала, что ей удалось найти архивные документы, свидетельствующие, что Покровский собор был основан еще в XVI веке, но белорусские ученые не пожелали слушать о ее открытиях…

— Но ведь есть же документы, — доказывала она. — Я в архиве ксерокопии сделала… Посмотрите… Там же все написано…

— Нет-нет… — отвечали ей. — Это неинтересно…

— Ну почему… — недоумевала матушка. — Почему они не интересуются тем, что было? Почему они смеются надо мной…

Я мог бы ответить на это, что уже столько диссертаций написано, зачем же знакомиться с новыми документами, которые противоречат сделанным в диссертациях выводам…

— Мне иногда кажется, что здесь все против нас… — вздохнула матушка, словно бы услышав меня. — И только Божия Матерь с нами… Но больше нам никого и не надо.

И действительно, когда игуменья Анфиса пошла с найденными ею документами в Министерство культуры Республики Беларусь, там приняли ее доводы и включили Свято-Покровский монастырь в программу восстановления.

— Я глубоко убеждена, что возрождение храма стало возможным благодаря заступничеству и желанию Самой Матери Божией... — говорит матушка Анфиса. — Благодаря Ей и нашим молитвам сотни людей словно от духовной спячки проснулись и приняли горячее участие в судьбе нашей национальной святыни. Нас включили в государственную и областную программу по восстановлению памятников культуры белорусского народа, оказали большую финансовую помощь. Всемерную поддержку оказывают нам и местная власть, руководители предприятий и организаций района. Спасибо им всем и низкий поклон.

Лев Сапега и Свято-Покровский монастырь

Нет никаких достоверных сведений, что вообще было построено Львом Ивановичем Сапегой в Толочине, и роль его в основании Свято-Покровского монастыря неясна...

Или прикровенна...

Ведь в самом факте этой неопределенности видится отражение всей судьбы Великого канцлера, который легко менял религиозные конфессии в угоду своим амбициозным политическим замыслам и, используя противоречия между Польшей и Русью, пытался соединить их, укрепляя при этом Великое Княжество Литовское.

Почему ничего не получилось у Льва Ивановича, который затратил столько трудов и проявил столько искусства и выдумки для сооружения конфедерации Польши, Литвы и Руси?

Свято-Покровский монастырь.

Слишком зыбким оказалось основание...

Для удобства строительства конфедерации Сапега менял конфессии, положенные им в основание будущего государства, и сам не замечал при этом, что эти переделки фундамента безнадежно заваливают всю конструкцию возводимого им здания.

Приданое

Службы в Покровском монастыре, как и во всех монастырях, долгие, неспешные...

Сегодня служба началась в восемь часов утра, а закончилась в половине третьего.

— У нас хорошо молиться... — говорит игуменья Анфиса. — Здесь небо раскрыто над храмом...

После службы, после недолгой монастырской трапезы поехали в Друцк с отцом Олегом Плаксицким.

Дивный, первохристианский пейзаж открывается с высоты Друцкого городища.

Полоска реки... Прибрежные рощицы, подступившие к самой воде... Далекий лес... Безконечно высокое и такое близкое небо...

Это и есть друцко-лукомльский волок легендарного пути «из варяг в греки»... И ни строения, ни провода не загораживают здесь чистую даль истории...

Здесь, на Друцком городище, была построена в 1001 году первая на территории нынешней Белоруссии церковь.

На месте, где стояла она, установлен сейчас увенчанный крестом камень.

«В лето 6509 (1001) сотворена бысть церкви сия Святая Богородица в граде во Дрютьсце», — гласит надпись, сделанная на нем.

Утишая полоцкого князя Всеслава Чародея, который волком скакал по Руси, приходил сюда, в Друцк, в 1078 году Владимир Мономах еще в бытность свою князем черниговским.

Тяжкой была десница Владимира Мономаха, наводящего порядок на Руси. И смотришь на извилистую полоску Друти, на овраги, прорезающие ее берег, на близкий, но кажущийся стоящим далеко-далеко скит Свято-Покровского монастыря, прислушиваешься к шороху сухой травы на городище — и кажется, выплывает образ Владимира Мономаха...

Нынешняя церковь Рождества Богородицы, настоятелем которой и является священник Олег Плаксицкий, построена в 2001 году на самом краю агрогородка, напротив древнего городища.

Иконостас в эту церковь привезли из Толочина, из Покровского собора.

Вот так и получилось, что вначале сюда иконостас пришел, а теперь и вся церковь подворьем стала.

Недавно ее к Толочинскому Покровскому монастырю приписали.

— Обременение такое для монастыря… — сказал я.

— Это для нас обременение, а перед Богом это приданое будет… — ответил отец Олег.

Райский сад

Между древним городищем и храмом Рождества Богородицы — овраг, в котором по утрам, выплескиваясь то туда, то сюда, играет туман...

Сейчас туман уже рассеялся и видно, что напрямик к древнему городищу не пройти — очень круто.

— Мысль такая у матушки есть… — сказал, глядя на заросли кустов, отец Олег. — Она думает разбить возле церкви Райский сад, посадить деревья, которые в Библии упоминаются... А что? Земля здесь черная, плодородная. Может, и получится у матушки... Тогда и Рождественский храм в саду окажется. Хотя и сейчас здесь на Пасху как в Раю себя чувствуешь, когда служишь…

Тихо и благостно было вокруг...

Только в рощице за оврагом, на границе будущего Райского сада, без устали куковала кукушка...

Костер в ночи

Хотя в Свято-Покровском монастыре и идет сейчас ремонт, перевернувший весь монастырь, но работа, которую проводит монастырь с детьми, не прерывается.

Это и воскресная школа, и летние лагеря, за которые как раз священник Олег Плаксицкий и отвечает...

Дети из Толочина и из других поселков собираются в летописном Друцке, живут здесь возле старинного городища.

— Чем дальше мы от Бога продолжаем жить, тем нам хуже, — говорил отец Олег. — Это как ночью костер в лесу... Чем ближе к огню, тем теплее тебе, тем светлее, но там и грязи на себе больше видишь. Иногда столько ее на себе замечаешь, что отодвинуться хочется. А чем дальше от костра, тем чище себе кажешься, ни одной грязинки на себе не увидишь, только душе холоднее, и волки, они тут тоже из-за кустов прыгают… А мы берем детей и от костра их отводим, чтобы они ни нашей, ни своей грязи не видели... А потом думаем, почему они пострадали…

Под этот разговор и вернулись мы из летописного Друцка в Толочин...

На душе посветлело

— А это у нас главная наша икона — Божия Матерь Белыничская… — сказала игуменья Анфиса. — Мы молчим про эту икону, потому что у нас ее могут забрать.

— А с какой это стати?! — удивился я.

— Сейчас не все так, как нужно, бывает… — вздохнула матушка.

Вздохнул и я, вглядываясь в выплывающий из неразличимых сумерек времени невыразимо-прекрасный лик...

Белыничская икона...

Это одна из любимейших икон в Белоруссии, и почитается она как Православными, так и католиками.

Православное предание утверждает, что после разгрома Киева Батыем несколько монахов, взяв с собой эту икону, ушли спасаться в леса.

Однажды, во время ночлега на берегу реки Друть, от иконы начал исходить необычный свет. Чудо повторилось и в следующую ночь, и монахи решили остановиться здесь. Местечко над Друтью в память о произошедшем чуде получило название Белыничи (Белые ночи), а сама икона стала называться Белыничской. Позже икона была похищена латинскими монахами-кармелитами.

Католическое предание, напротив, утверждает, что никто не похищал икону, и это она сама изначально появилась в кармелитском Белыничском монастыре, где ее нарисовал на оконной ставне... Ангел.

По другой католической версии — монахи безуспешно пытались найти в окрестных местах художника, способного написать икону Божией Матери. Они молились, тут и появился пилигрим-живописец, который и написал образ Одигитрии (Путеводительницы) несказанной красоты. Впрочем, эта версия не сильно расходится с предыдущей, ведь пилигримом-живописцем тоже, как оказалось, был Ангел...

Это предания...

Точнее всего история иконы изложена во втором икосе акафиста Пресвятой Богородице в честь иконы Ея Белыничская, который негромко пропела матушка Анфиса:

— Разумети хотяще дивное чудо, како от святыя Твоея иконы исхождаху светящияся лучи, боголюбивии иноцы, принесше святый образ Твой в страну нашу и поставивше в церкви пророка Илии, егда от пресветлых лучей сих в нощи бысть светло аки во дни, со страхом и трепетом совершаху всенощное моление пред святою Твоею иконою и укрепляхуся надеждою на милосердие Божие...

— Но это же не сам чудотворный образ? Говорят, он пропал неизвестно куда...

— Нет, конечно... Но эта икона старинная и тоже чудотворная, точно… Ее у нас даже забрать хотели… Музейные служители считают, что это самый близкий к тому первому чудотворному образу список. Икона была выносной, с ней ходили на Крестные ходы…

— Как же отстояли ее?

— А когда сказали, что комиссия приезжает за иконой, тогдашняя настоятельница заменила ее новописанным образом. Приехала комиссия, и все сразу возмущаться стали. Это же, говорят, новодел. Обругали матушку и уехали... А ведь эта икона тогда совсем черная была... А когда мы храм начали ремонтировать и монастырь наш начал собираться, посветлела она. И сейчас продолжает светлеть...

— Как это монастырь стал собираться? — не понял я.

— Так у нас сестры кто где жили, по квартирам, и только теперь они начинают собираться в монастырском корпусе. Икона и стала обновляться. Мы ее не касаемся, она сама светлеет под стеклом. Лик полностью был черным... И был такой случай, когда человек, который крестился здесь, приехал и испугался. «А что, — спрашивает, — вы с нею сделали, как вы ее отмыли?» А как мы ее отмыли?.. Стиральным порошком, конечно… «Как! — возмутился мужчина. — А разве можно стиральным порошком отмывать икону?!»

— Отчего же нельзя? — сказал я. — Если этот стиральный порошок из молитв составить, наверное, можно… Вы знаете, матушка, у меня такое ощущение, что икона еще сильнее посветлела, пока мы с вами разговариваем…

— Это на душе у вас возле иконы посветлело… — сказала игуменья Анфиса.

Дудутки

Полоцкий князь Всеслав Брячиславич Чародей был правнуком равноапостольного князя Владимира и знаменитой Рогнеды, силком взятой Владимиром (еще до крещения его) в жены.

Считается, что помимо силы и воинской доблести Всеслав Чародей обладал магическими способностями и при нужде мог даже принять обличие зверя.

Подобные колдовские занятия книжникам древней Руси не казались необычными. Русь только что приняла Христианство, и вся она была еще пронизана языческими поверьями и обычаями, в атмосфере которых происходили всякие удивительные события.

«В лето 6552 (1044 год). Выкопали из могилы двух князей, Ярополка и Олега Святославовичей, окрестили кости их и положили в церкви Святой Богородицы, — спокойно, буднично сообщает «Повесть временных лет». — В то же лето умер Брячислав Изяславич, внук Владимира, отец Всеслава, и сел на столе сын его Всеслав, которого мать родила от волхования. Когда мать родила его, у него на голове была кожица. Волхвы же сказали матери его: «Эту кожицу навяжи на него, пусть носит ее до конца дней своих». И носит ее на себе Всеслав и до сего дня, потому и немилостив на кровопролитие»...

Так получилось, что сразу после Друцка мне довелось побывать еще в одной белорусской местности, связанной с легендарным князем.

Это музейный комплекс старинных народных ремесел и технологий Дудутки, название которых возникает еще в «Слове о полку Игореве», как раз в рассказе о полоцком князе Всеславе Чародее.

«И с Дудуток через лес дубраву
До Немиги волком проскочил...» — перевел это загадочное место Николай Алексеевич Заболоцкий.

Несколько часов ходили мы по мельницам, конюшням, мастерским и броварням.

Я выковал там, не подозревая о таких своих умениях, подкову в кузнице, а потом ужасно довольный сидел в корчме, где на столах вместе с солью и перцем стояли графины с самогоном, чтобы еще глубже и основательней погрузить экскурсантов в сказочный мир Белоруссии...

И это удалось, конечно...

Всю обратную дорогу старался я понять, из каких именно, новгородских или белорусских, Дудутков соскочил «волком» тысячу лет назад полоцкий князь Всеслав Чародей. Из белорусских Дудуток ближе было, но с другой стороны, если волком «скочить» или, как мы, на самолете, то какая разница?

Витебская история

В 1623 году в Витебске у Православных не осталось ни одной церкви, и они должны были собираться в шалашах на берегу Двины. Но теперь и до шалашей дотянулись руки «душехвата», униатского архиепископа Иосафата Кунцевича — его люди схватили Православного священника Илью Давыдовича. 12 ноября 1623 года в Витебске произошло народное восстание, направленное против притеснения Православных. В ходе восстания был убит Иосафат Кунцевич, вызывавший в народе лютую ненависть из-за преследований Православных. В 1865 году он был канонизирован Римско-католической церковью.

Священник Олег Плаксицкий и писатель Николай Коняев.

«Да будет проклят тот, кто удержит меч свой от крови, — написал тогда польскому королю Сигизмунду III Папа Римский Урбан. — Итак, ты не должен удерживать от меча и огня».

Приказ этот был исполнен. Все горожане Витебска, включая членов магистрата, были объявлены соучастниками повстанцев. Город лишили магдебургского права, а также привилегий, которыми пользовались горожане. Ратушу разрушили, все Православные церкви закрыли, а снятые с них колокола перелили в один колокол, увековечивающий память о «душехвате».

120 участников восстания были приговорены к казни.

Часть приговоренных вместе с руководителем восстания Степаном Пасиором сумели бежать, часть их отбили витебчане, но 19 участников восстания, как возвещает мемориальная доска, установленная в память о повстанцах: бурмистры Наум Волк и Семен Неш; Иван Гужнищев, ударивший в набатный колокол; а также Гришка Скоруб, Гаврила Романович, Иермак Гайдук, Богдан Кузнец, Гришка Бибка, Гаврила Пушкарь, Исаак Любчин, Иван Аквин, Роман Данилович, Федор Козак Горшечник, Федор Цецека, Яков Шинкарь, Степан Трухович, Василий Фирс, Петр Василевич Полочанин — были казнены по приговору комиссарского суда.

Постояв у мемориальной доски, отправился в архив Витебского управления КГБ, где ждали меня расстрельные дела толочинских священников…

Управление находится в старинном красивом особняке, служившем раньше домом витебского губернатора.

В этом дворце, еще по дороге в Москву, останавливался в 1812 году Наполеон.

Сейчас на стенах в коридоре портреты начальников Витебской ЧК. Тут и белорусы, и поляки, и русские, и евреи, и латыши, — и молодые, и пожилые, и образованные, и не слишком-то культурные, но все с каким-то одинаковым испытующе-пронизывающим выражением глаз...

Впечатление, когда проходишь мимо этих портретов, немного жутковатое. Особенно для непривычного человека...

И дело тоже необычное оказалось.

Обвиняли толочинского священника Иосифа Владимировича Квятковского в том, что он призывал своих прихожан ходить на церковные праздники в храм, и к тому же еще якобы засуху устроил в колхозе.

Сам отец Иосиф вины своей не признал, никого из помощников своих не назвал, и его расстреляли по постановлению Особой Тройки НКВД БССР в оршанской тюрьме.

И так получилось, что, когда читал я акт о расстреле отца Иосифа, зазвонили колокола на Успенской горке.

Сорок лет назад, когда я останавливался здесь, эта гора была видна из окон моего гостиничного номера, и производила она, насколько я помню, крайне унылое впечатление...

Что-то стояло там, и в принципе, не так уж и дурно было построенное здание, но производило оно крайне отталкивающее впечатление, потому что занимало не свое место...

И не сразу и поверил я своим глазам, как чудесно преобразился этот уголок Витебска, когда снова поднялся здесь Успенский собор!

Даже не верится, что столько десятилетий церковь эта была разрушена...

Долго спускались мы по лестнице к реке.

Спуск этот — любимое место витебских парочек.

Столько пролетов здесь, столько поворотов... А сколько поцелуев, сколько объятий увидишь, пока спустишься к воде!

Западная Двина в этом году обмелела, и даже стало видно не взорвавшуюся с времен войны, лежащую на дне бомбу.

Ее обезвредили, но еще не убрали.

Высунувшись из воды, бомба смотрит на людей, которых она не убила…

На экзамене

Ходили в Епархиальное управление добывать книгу Архиепископа Димитрия (Дроздова) «Витебская епархия: история и современность»...

Там, в епархиальной библиотеке, разговорились.

Библиотекарь рассказала, как в 1972 году сдавала экзамен по научному коммунизму.

— И чего тебя спрашивали? — поинтересовалась бабушка, когда она вернулась домой.

— Про Бога спрашивали…

— И чего ты ответила, внучка?

— Чему учили, бабушка, то и ответила… Сказала, что…

— Это ты, внучка, неправильно ответила. Бог ёсть…

— А как же тогда через восемь лет коммунизм наступит…

— Бог все равно ёсть… — упрямо повторила бабушка. — А чего у вас без Бога через восемь лет наступит, один Бог знает…

И правда ведь.

В 1980 году коммунизма никакого не было, вместо него в СССР провели Олимпийские игры.

А потом и СССР не стало...

А студентка, сдававшая научный коммунизм, теперь в епархиальной библиотеке работает.

Это тоже вообще-то экзамен…

Руся

Так хорошо в Витебске было, так красиво.

И люди здесь попадались какие-то очень хорошие, добрые...

И девушки в архиве КГБ, которые помогли нам познакомиться с делами репрессированных толочинских священников, и ребята в Епархиальном управлении, и даже служительница в зоопарке, которая отправилась будить медведицу, когда узнала, что мы приехали из Петербурга.

— Руся! — все кричала она. — Ну проснись, Руся! Тут из Петербурга на тебя посмотреть приехали — не стало у них своего медведя! Не спи, Руся! Покажись!

Правда, Руся так и не проснулась, не показалась нам, но это тоже хорошо было, как и всё в этом зоопарке, устроенном возле золотоглавых соборов…

Монашеское интервью

И снова я в Толочине...

Игуменья Анфиса благословила одну из сестер обители рассказать мне о монастырской жизни.

Монахиня пришла в канцелярию, где я занимался документами по истории монастыря, но разговор не завязывался…

— А хорошо теперь, после ремонта, жить стало в монастыре? — попробовал я задать наводящий вопрос.

— Монахиням всегда хорошо жить… — ответила моя собеседница.

— Везде? — спросил я.

— Наверно, везде... — ответила монахиня. — У нас-то, когда в деревне Монастырь жили, и печи надо было топить, и за водой с ведрами ходили… А все равно такие хорошие годы там прошли…

Толочинские схимонахини погружены в молитву.

И она снова замолчала...

А я снова попытался задать наводящий вопрос, но снова получил ответ, что все делается по воле Божией, а все равно, монахиням всегда хорошо жить...

— Очень вы, матушка, разговорчивая... — пошутил я, уже выключив диктофон.

— Да, да! — охотно согласилась со мною монахиня. — Надо нам, монахам, меньше говорить. Но некоторые у нас страдают этим грехом. Первая — я...

Мы простились, и она ушла, а я, перебирая документы, все вспоминал подробности неудавшегося интервью, и вдруг сообразил, что самое главное — «Монахиням везде хорошо жить!» — моя собеседница сказала мне, и ничего другого более важного о монастырской жизни я все равно не услышу…

Толикова дорога

С редактором газеты «Наша Талачыншчына» Виктором Николаевичем Бирюковым поехали в Кулаки, переименованные в 1964 году в Лесино, смотреть усадьбу барона Ренгартена — вернее, то, что осталось от этой усадьбы...

Первая наша остановка на реке Бобр... Остановились возле моста, устроенного из трех труб большого диаметра, по которым и течет под дорогой река.

— Раньше этот путь паненковой дорогой называли... — сказал Виктор Николаевич. — А теперь ее Толиковой дорогой зовут...

— Почему?

- А ее Анатолий Владимирович Редько построил... И мост этот тоже...

— Он предприниматель, наверное...

— Нет... Полковник запаса. Раньше заместителем директора Минского Суворовского военного училища работал, а теперь — пенсионер...

И Виктор Николаевич принялся рассказывать, как искал отставной полковник энтузиастов, выпрашивал где экскаватор, где бульдозер, заворачивал, когда было по пути дорожникам, МАЗы с песком на отсыпку его дороги...

— Все равно не понимаю... — сказал я, выслушав этот рассказ. — Ведь это очень приличная дорога получилась. И три километра отсыпать — это же сколько миллионов надо? Нет...
Я не понимаю, как это пенсионер мог осуществить...

— Родился он здесь... — ответил Виктор Николаевич. — Очень это место любит…

Бобр

Пока мы разговаривали о дороге Анатолия Владимировича Редько, тяжело шевельнулась темная вода под мостом...

— Что это?

— Бобры... Когда Редько мост восстановил, ожила река. Вернулись бобры...

— А это? — кивая на иконы Святой Троицы и Богородицы в закрытом стеклом киоте на старом дубе, спросил я. — Это тоже бобры повесили?

— Нет, это Редько... У него здесь по всему лесу иконы развешаны.

Так и осталась в памяти река Бобр...

Бобровая плотина...

Иконы на старом дубе...

Дорога, построенная пенсионером, полковником Редько...

Баронесса Анхен

До революции усадьба Кулаки принадлежала барону Ренгартену, который выиграл ее в Петербурге в карты у прежнего владельца.

Все в своем имении барон устроил по-немецки основательно.

Здесь был возведен похожий на крепость двухэтажный дом, от которого сохранились до сих пор только остатки большой гостевой комнаты, стены которой были сложены — так называемая «прусская» кладка! — из валунов и кирпича.

Вокруг дома барон разбил большой тенистый парк с каскадами фонтанов и водоемами.

Остров самого большого пруда соединялся с берегом ажурным мостиком. На острове находилась каменная беседка — любимое место отдыха дочери Ренгартена баронессы Анхен...

О прочности устроенного имения можно судить по сохранившимся хозяйственным постройкам: каменному двухэтажному амбару и склепу на два отделения, где хранились вино и сыры. Температура в склепе и сегодня держится одинакова и зимой, и летом...

Эту немецкую основательность порушила революция.

Крестьяне из села Буторы отправились тогда грабить баронскую усадьбу.

Самого барона не было в имении, и навстречу крестьянам с иконой в руках вышла баронесса Анхен, которая часто бывала в буторской Кресто-Воздвиженской церкви. Это она подарила в церковь написанную в XVIII веке шестиметровую картину, а в 1913 году организовала поездку церковного хора в Москву, и сельский хор пел тогда в Храме Христа Спасителя, восхищая москвичей необычным распевом и мощными голосами мужчин и женщин.

— Остановитесь! — взывала Анхен. — Хотя я и немка, но мы с вами одной веры! Мы в одного Бога веруем!

— Революция пришла, пани немка! — отвечали крестьяне, деловито подгоняя к стенам баронского дома телеги. — Нам сказали, что теперь ни в какого Бога верить не положено!

И полетели в телеги резная мебель и гобелены, посуда и картины...

Потом, когда усадьба была ограблена, дом-крепость подожгли.

Сейчас от былого великолепия остались только развалины, которые засасывает земля, да еще порою, когда идешь по лесной дорожке, мелькнет вдруг дерево с водруженной на него иконой...

И пока не приглядишься внимательней, кажется, что это баронесса Анхен с иконой в руках стоит до сих пор в глубине облетающего перелеска, и в шорохе сыплющихся сухих листьев возникает: «Остановитесь! Мы с вами одной веры!» — ее голос...

Но тут же и пропадает этот слабый голос в шуме ветра над разоренной усадьбой...

Лесная молитва

Пока мы добирались в Буторы, погода несколько раз менялась.

Порою небо затягивало тучами и даже начинал накрапывать дождик, но ветер снова разгонял хмарь и снова ярко светило солнце. Только по-осеннему тревожным был этот непрочный свет...

Темной, непроходимой бедой встали возле дороги обугленные стены сгоревшей Кресто-Воздвиженской церкви.

Перед революцией здесь, в селе Буторы Обчугской волости Сенненского уезда Могилевской губернии, было больше тысячи прихожан, в приходской школе учились 64 школьника, а в церковном инвентаре значилось тогда двенадцать шкафов с книгами.

Увы...

Ничего не осталось от той жизни. Смолкли в шуме войн и революций мощные голоса здешних хористов, восхищавшие некогда в Храме Христа Спасителя москвичей, рухнула крыша церкви, и только деревья-прихожане толпятся в пространстве обугленных стен.

В послевоенные десятилетия неперспективные деревни в СССР уничтожали по одному отработанному сценарию. Вначале убирали из села школу, потом больницу, потом обрубали, если оно было проведено, электричество, потом закрывали сельпо. И так повсюду…

Только вначале, конечно, закрывали церковь, если она еще принимала прихожан...

В Буторах Кресто-Воздвиженскую церковь сняли с учета действующих храмов 30 июня 1948 года…

И только деревья собираются сейчас на свою печальную лесную молитву в обгоревших стенах церкви.

Кольцо

Вернувшись в Толочин, попал на разговор толочинских старушек...

Беседа почему-то о бомбах шла...

Сидели подружки и вспоминали, которая бомба где упала и которая взорвалась сразу, а которая так и лежала не взорванная, пока ее саперы не увезли.

— Не! — сказала одна старушка. — Совсем у тебя, Маша, худо с головой стало. Ты же про тую бомбу говоришь, которая за прудом лежала. А я тебе про другую толкую, которая на кладбище попала...

— Так это же в начале войны было, а ты-то про что говоришь? — сказала другая старушка, но насчет оценки своей головы согласилась с подругой. — Совсем худая память стала... Новое забываю все, что нужно, а старое, каждый пустяк, помню... Сегодня все утро думала, как обручальное кольцо у меня с пальца упало, и так и не смогла найти... Куда завалилось?

— Крысы, наверное, утащили...

— А мужа кто у меня утащил?

— Так война же была... Сама же рассказывала, что в партизанах погиб...

— Может, и война... Ничего уже не помню…

Особенности исторической планировки

Первый раздел Польши прошел прямо по Толочину.

Та часть местечка, что на монастырском берегу, отошла к России, другая часть — к Польше.

Потом Толочин опять стал единым городом уже в России, но граница, проведенная Екатериной II, никуда не исчезла.

Матушка Анфиса говорит, что иногда ей кажется, будто за рекой и дома стоят не по-нашему…

В принципе, в перевернутом войнами городе такого не может быть, но ощущение это действительно иногда возникает в Толочине.

Вот и я, хотя и знаю точно, что толочинский вокзал отстроен уже после войны, но постоянно ловлю себя на мысли, что таким он был и в годы Первой мировой войны, когда здесь эшелон за эшелоном провозили солдат для трагического наступления под Барановичами...

Налилось багрянцем и потухло небо. Ранний какой-то сероватый сумрак надвинулся на пути.

Разноцветное разгорелось в сырых весенних сумерках железно-дорожное хозяйство…

Стоишь здесь на узенькой платформе между путями, и кажется, что приближающийся эшелон идет прямо на тебя.

Смотрел на эти поезда и вспоминал рассказы игуменьи Анфисы, которые записал в Толочине…

На Покров Богородицы

Праздник Покрова Богородицы в том году на вторник попал, и никто к нам из начальства не пришел, Архиерей не приехал, да и народа немного в храме было, в основном наши монашечки…

Вот молимся мы, а грустно мне, что никто не приехал, никаких вопросов решить не удастся, только что же делать?

— Прости, — говорю, — Божия Матерь, что в такой праздник о пустом думаю…

И оглянулась…

А в дверях алтаря-то вроде как Иоанн Кронштадтский стоит и нас благословляет.

Когда служба закончилась, я и на трапезу сразу не пошла.

Позвонила Вячеславу Адамовичу*, рассказываю, что случилось, а он спрашивает, когда это было.

— Сегодня, — говорю. — На службе. Часа полтора назад…

— Так я же сегодня в Иоанновском монастыре был! — говорит Вячеслав Адамович. — Как раз в это время у мощей Иоанна Кронштадтского молился, и за ваш монастырь тоже…

Встреть меня, батюшка!

Когда отец Николай Гурьянов скончался, я не сразу смогла к нему выбраться.

Приехала, уже зима наступила и озеро подо льдом стояло.

Уже темнеть стало, а мне надо на остров идти. И никаких попутчиков нет... Какие попутчики в такую пору, мне говорят, чтобы я ждала утра, но у меня на острове знакомые жили, а здесь на берегу где остановишься?

В общем, помолилась я и пошла.

Уже на озере поняла, что погорячилась. Но иду. А ветер такой, что совсем идти невозможно. Прошла я еще немного, и вдруг страшно стало, что не дойти до острова, да и назад, скорее всего, тоже уже возвратиться не удастся. И главное, ветер такой и холод, что совсем, видно, с умом у меня неладно стало.

— Батюшка! — говорю вслух. — Не дойти мне... Помоги, батюшка! Встреть меня!

И главное, сама понимаю, что глупость прошу: как это отец Николай меня встретить может, если давно на кладбище лежит? Но такой ветер в лицо дует, что все равно кричу во всю головушку:

— Встречай, батюшка! Помоги добрести до острова!

Не знаю уж, сколько времени кричала я так, но вдруг вроде как светлее стало. Я оглянулась, а сзади меня машина с включенными фарами догоняет. Ну, слава Богу, остановилась машина, когда я руками замахала. В машине я сижу, радуюсь.

— Это, — говорю водителю, — отец Николай вас мне послал, чтобы встретить... Я уж и не рассчитывала, что добреду сама... Так попросила его встретить меня...

А водитель не стал спорить.

— А что, — говорит, — можно и так сказать, что отец Николай вас встретил...

А я, видно, отогрелась уже.

Понятно мне, что с машиной мне отец Николай помог, а только все равно странно, о чем это водитель говорит... Как это отец Николай встретить меня может?

Отодвинулась я подальше к двери и спрашиваю:

— А вы сами-то чего на остров едете?

— Как чего? — говорит водитель. — Памятник на могилку отцу Николаю везу...

Молитва

Уже завершив работу над книгой «Купола над Друтью», прочитал в газете «Наша Талачыншчына» еще один рассказ игуменьи Анфисы.

«Захожу в один из осенних дней в храм, вижу молящихся паломников из Витебска. С ними маленький мальчик. Посмотрела на него — и сердце зашлось от жалости. Опухшие глаза, лицо, шея, руки, светлые волосы в безобразных мокрых пятнах и волдырях. Псориаз.

— Это кто же к нам приехал? — ласково обняла его.

Он доверчиво поднял на меня свои синие глазенки. Прошептал чуть слышно:

— Это я, Илья. Я болею…

Отозвала в сторонку бабушку, выслушала горестный рассказ. Не поддается болезнь медикаментозному лечению. Все, что было доступно семье, испробовано. Решили тогда везти ребенка в наш храм. О нем в Витебске давно уже идет добрая слава. И попросить в его стенах помощи у Матери Божией.

— После службы отлейте масла из неугасимой лампады, что стоит перед иконой Белыничской Божией Матери, — посоветовала я, — и смазывайте им внука.

Через месяц звонок. Счастливый женский голос не говорит, а ликующе кричит в трубку:

— У нас внук исцелился! Мы едем к вам!

Вскоре вся семья — отец, мать, бабушка, Илья и его четырехлетняя сестричка — была в храме. Представьте себе наше состояние, когда мы увидели как будто не мальчика — словно ангела с сияющими глазами, прекрасными светлыми волосами, абсолютно чистым лицом.

— Сыночка, — говорю ему, — ты подойди к иконе своей спасительницы и поблагодари Ее.

— А как? — робко спрашивает он.

— Встань перед Ней на коленки и скажи все, что ты чувствуешь. Только своими словами.

Это было чудное зрелище. Ребенок всю службу простоял на коленях, общаясь с чудотворным образом. Мать не выдержала, попыталась поднять его на ноги. Я удержала. Не нужно трогать ребенка в такие минуты. Может быть, именно сейчас он переживает главные мгновения в своей жизни. Встанет сам, когда время придет. Матерь Божия ему подскажет… По счастливому стечению обстоятельств в этот день Ильюше исполнилось семь лет.
И именно в этот день он подошел в нашем храме к первой в своей жизни исповеди. И счастливый, с подарком от прихожан, уехал домой.

Дай Бог ему счастья в жизни».

Дай Бог...

2016 год.


* Вячеслав Адамович Заренков — доктор экономических наук, профессор, петербуржский предприниматель, президент и совладелец Группы компаний «Эталон», на личные средства которого были установлены купола на Спасо-Покровском соборе и отремонтирован монастырский корпус в Толочине.

1140
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
11
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru