Всё для фронта, всё для Победы!

Под этим девизом прошли в самарском селе детские годы труженицы тыла Дарьи Поларшиновой.

Об авторе. Наталия Николаевна Илюхина живет и трудится в селе Шентала Самарской области. Окончила филологический факультет Самарского государственного педагогического университета. Корреспондент районной газеты «Шенталинские вести».

Картины прошлого все чаще оживают в памяти моей землячки — жительницы станции Шелашниково Шенталинского района Самарской области, труженицы тыла, вдовы участника Великой Отечественной войны Дарьи Петровны Поларшиновой. Словно лента кинохроники, возвращают ее в наиболее глубоко переживаемые моменты жизненного пути…

Дарья была первенцем многодетной крестьянской семьи Федотовых. Родилась она в 1928 году в деревне Чувашское Абдикеево Клявлинского района Куйбышевской области. Детство девочки пришлось на трудные, голодные времена: запрет единоличных хозяйств, создание колхозов, труд на общественных началах. Она с детства знала, как заработать кусок хлеба. Как пахать, сеять и бороновать. Косить, вязать в снопы и возить на колхозный ток урожай. И все — вручную, без какой-либо техники. Еще пятилетней девчушкой Дарья выполняла работу взрослых: вместе с родителями обрабатывала участок, сгребала колосья, успевая к тому же присматривать за младшими сестрами и братьями. Благодаря стараниям ребенка Федотовы выполняли по две-три нормы и получали премию за ударный труд.

Дарья окончила пять классов, больше учиться не пришлось — началась Великая Отечественная война. И она как старшая стала помогать семье.

В конце июля 1941 года отца забрали на фронт. Попрощаться с ним перед сборами дочь не успела — в разгаре была уборочная. Но обещала прийти к проходящему через станцию поезду. И к вечеру, после работы, вместе с подружкой они поспешили в Шелашниково. Но, присев на скамейку, уставшие дети задремали. А разбудил их гудок уходящего в сторону Москвы воинского эшелона. Долго потом девчушки плакали, что не удалось помахать рукой отцам вслед. Да и свидеться больше не пришлось. Весной 1943 года получили известие о том, что красноармеец Петр Архипович Федотов пропал без вести под Харьковом в 1942 году. И лишь спустя 30 лет его останки были найдены украинскими следопытами и захоронены в братской могиле.

Первый военный год для сельчан был самым трудным. Весь урожай хлеба колхоз обязали сдать на нужды фронта. А сами крестьяне довольствовались малым: взрослым выдавали по 500 граммов зерна в день, детям — по 200. Дома зерно перемалывали ручными жерновами, добавляя кору деревьев, желуди, траву.

На фронт сдали здоровых лошадей. В селе оставили лишь полтора десятка старых и хилых. Ухаживали за ними конюх и его помощница, которой назначили Дарью, не по годам рослую и крепкую девчонку. Корма не хватало. Оголодавших лошадок выгоняли на пастбища уже в конце марта. Пасли в ночное: днем на лошадях работали. Разводили костер, зажигали смоляные факелы, отпугивающие голодных волков.

В годы войны матерых хищников развелось неимоверно много. Ночами они разгуливали по дворам и раздирали собак, которых и так в деревне почти не осталось. Несколько раз волки пытались отделить лошадь от табуна. И однажды июльским вечером во время сильной грозы зверю это удалось.

— Быстро спутав лошадей, мы побежали прятаться от молний и дождя под крышу ближайшего дома. А в это время крупный волчара спустился по черноключевскому оврагу, нагнал и завалил спутанную лошадку. Послышалось ржание. Мы прибежали, но было уже поздно. Кобылка с разорванной шеей билась в предсмертной агонии. Как было ее жаль, эту умную и послушную лошадь… Моему напарнику Николаю пришлось зарезать ее. Мясо пустили на общее питание, а нас заставили выплачивать нанесенный хозяйству ущерб. Пришлось продать стельную телку, — вспоминает Дарья Петровна.

И эта встреча с волками у Дарьи оказалась не последней.

В морозную зиму 1941-1942 годов старики, женщины, дети и освобожденные по болезни от мобилизации мужчины, вооружившись пилами и топорами, заготавливали древесину для фронта. Девочки расчищали снег перед спилкой деревьев и площадки для складирования штабелей, собирали ветки. А мальчики валили лес наравне со взрослыми. Замерзший дуб звенел, как железо, и не хотел поддаваться. Его распиливали для паровозного топлива на метровки. Строевой же лес — на трехметровки. За эти изнурительные работы при выполнении нормы леспромхоз выдавал ежедневно взрослым по одному килограмму хлеба, детям — по 600 граммов.

— Как-то в один из таких декабрьских вечеров, — рассказывает Дарья Петровна, — мы с подружкой Мотей задержались в лесу, чтобы подготовить место для завтрашних работ. Тут налетела метель, повалил густой снег, и мы заблудились. Стемнело, послышался волчий вой. Пришлось выкопать на склоне небольшого оврага яму и схорониться там, закидавшись снегом. Так и просидели в яме всю ночь. Волки выли, а я все это время читала про себя молитвы. Под утро вой стих. Мы откопались и увидели, что вокруг нас полно волчьих следов. Сколько было радости, что чудом остались живы и дошли до села! Правда, после этого снежного плена Матрена заболела и умерла.

А накануне Рождества Дарья столкнулась с серым разбойником аж нос к носу:

— Накормив и закрыв в полночь в конюшне лошадей, я сходила поесть домой. А когда вернулась и подошла к сторожке, услышала там крики, шум. Вхожу, а на меня прыгает огромный волк и кладет свои передние лапы прямо на мои плечи, дышит в лицо, только глаза его сверкают в темноте. От испуга я выронила вилы. Стою в оцепенении и подсознательно молюсь: «Господи, помилуй!» И тут, повисев на мне какое-то время, волк отпрыгнул в сторону, выбежал из сторожки и направился в сторону леса. А потом я узнала, что матерый в полночь пробрался в подсобку и притаился там. В эту ночь от его лап пострадали конюх Антон и моя напарница: обоим хищник вцепился в руки и изранил их. Лишь я спаслась милостью Божией.

1942 год не внес в жизнь сельчан особых изменений. По-прежнему они работали на износ и жили впроголодь. Кормились лишь заработанным хлебом. Но все-таки творили добрые дела. Вот и семейство Федотовых, состоящее из семи душ — пятерых детей, матери и бабушки, — несмотря на скудное существование и потерю единственной кормилицы-коровы, подавало милостыню оставшимся без крова нищим и беженцам, а еще утешало их добрым словом. В то время как сами принимали помощь от двоюродной сестры бабушки — Прасковьи, которая иногда снабжала их молочными продуктами, зерном, мукой. И щедро одаривала детей по праздникам — на Пасху, Рождество.

В конце года на ферме начался падеж коров. Инфицированных животных уничтожали безкровным способом — сжигали. Дарья Петровна с горечью вспоминает: «Страшную болезнь определили и у трех лошадей. И заставили нас, детей, привязать их к столбам, обложить соломой, хворостом и поджечь. Долго я потом не могла спать и кричала во сне от этой жуткой картины. И сейчас вижу, как наяву, предсмертные муки несчастных животных, их громкое ржание, словно просьба о помощи…»

В конце 1943 года Дарья устроилась на ферму дояркой. Приходилось по два раза на день выдаивать с десяток коров. Носить сорокалитровые фляги, возить на маслозавод. Ездили ойкинским лесом. Говорят, там прятались дезертиры. По дороге Дарья всегда молилась. И Бог миловал…

Оттаявшая весной в коровнике грязь, перемешанная с навозом, превращалась в вязкую жижу. В ней вязли и люди, и животные. Трудно было во время дойки удержаться на ногах. Поэтому с апреля приходилось ходить по ферме босиком. Ноги от холода отказывали, их отогревали на солнышке и на пару. Труд доярок облегчился лишь к осени 1944 года, когда построили отдельное доильное помещение.

Кроме основных работ приходилось выполнять разнарядку. К примеру, собирать корни бересклета и счищать с него кору, которая использовалась для изготовления резины в военных целях. Как-то в один из таких лесных походов Дарья столкнулась с гадюкой.

— Вытягиваю из земли корешок бересклета. Смотрю, а по моей оголенной руке ползет крупная гадюка. Я замерла от испуга, молюсь, а змея доползла до локтя, обвилась вокруг него, подняла свою голову и уставилась мне прямо в глаза. Потом так же сползла по руке и пропала в листве. И вновь меня посетил Господь! И опять я осталась невредимой. Это ли не чудо?! — говорит с восхищением моя собеседница.

Истинно, чудо, что звери не трогали Дарью. Словно видели в ней образ Божий. Как почитали за «своих» святых Угодников — мученика Неофита, святого Власия, Преподобных Серафима Саровского и Сергия Радонежского. Многое может молитва, идущая от чистого сердца…

Вся жизнь Дарьи Петровны прошла в трудах и молитве. И, слава Господу, сложилась благополучно. Осенью 1946 года она вышла замуж за фронтовика Василия Степановича Поларшинова. Супруги прожили вместе полвека. Вырастили троих сыновей. Средний, Юрий Васильевич, вместе с супругой Ниной Витальевной — певчие на клиросе шенталинского храма Успения Божией Матери. У них тоже трое сыновей и десять внуков. Все воцерковлены.

Дарья Петровна благодарит Бога за то, что встретила окончание войны, создала свою семью, вырастила детей, прожила долгую жизнь. А военное время считает временем прозрения: «Мне радостно осознавать, что наши старания и терпение в скорбях были залогом долгожданной Победы. И годы военного лихолетья стали временем очищения совести и возвращения веры, временем пробуждения наших душ».