‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Утевский батюшка

Четверть века служит в Свято-Троицком храме самарского села Утевка протоиерей Анатолий Копач. За эти годы восстановлен храм, а об утевском иконописце Григории Журавлеве узнали по всей России…

Четверть века служит в Свято-Троицком храме самарского села Утевка протоиерей Анатолий Копач. За эти годы восстановлен храм, а об утевском иконописце Григории Журавлеве узнали по всей России…


После уроков учительница повела первоклашек на экскурсию — на природу. Дети шли по селу чинно, ручейком, Толя Копач шел одним из последних. Мальчик очень удивился, когда увидел, что никто из ребят и даже их старенькая, убеленная сединами учительница не перекрестились возле Поклонного креста — в селах Западной Украины и в советское время стояли не порушенные Кресты. Толя набрался смелости и обогнал всех, встал перед крестом и степенно, истово перекрестился, поклонился с молитвой. И радостно посмотрел на учительницу, ожидая похвалы: «Вот, ребята, как надо почитать святой Крест!». А получил… подзатыльник. И окрик: «Завтра в школу без родителей не приходи!» — «За что? — удивился мальчик. — Вы же забыли перекреститься, вот я и напомнил… ».

— А через двенадцать лет, когда я уже учился в Московской Духовной семинарии, мама передала мне, что эта учительница просит меня привезти ей из Троице-Сергиевой Лавры серебряный крестик, — улыбается протоиерей Анатолий Копач. — Вот так все в жизни повернулось…


Свято-Троицкую церковь в самарском селе Утевке венчает небесно-синий купол с крупными серебристыми звездами. Напоминает Лавру, где прошла семинарская юность батюшки Анатолия. Это сейчас от храма глаз не отвести, и во дворе красота (осень, а цветов по-прежнему море!), и внутри благолепие.

А когда он с матушкой Ольгой в первый раз приехал посмотреть, что же это за Утевка, в которой ему предстоит служить, картина была удручающей.

— Первый месяц после рукоположения я служил в Малой Малышевке, там настоятель заболел, вот меня и послали послужить пока в действующем приходе, набраться опыта. И в свободный день мы с матушкой поехали в Утевку. Вышли из автобуса и — как матушке пройти в туфельках? Кругом заросли, грязь. И за этим бурьяном — по сути, руины церкви. С разрушенным куполом, обвалившейся правой стеной. Внутри гудел мотор не то грузовика, не то трактора: в храме был зерносклад, и техника въезжала внутрь. Что было внутри — не передать!… Посмотрели мы на храм, посмотрели друг на друга и молча поехали назад. Слов не было. О чем тут говорить?…

Они увидели, как же трудно будет восстанавливать поруганный храм. Хотя… — тогда еще не могли и представить, насколько все будет трудно. Но первая служба в храме прошла уже 27 сентября 1989 года, на Воздвижение Креста Господня. Из Самары приехал протоиерей Николай Фомичев и вместе с молодым настоятелем отслужил Всенощную и Литургию. И затерявшаяся где-то в Нефтегорском районе деревня Утевка снова стала селом.

А самым трудным оказалось даже не восстановление развалившихся стен и купола. За это отец Анатолий и матушка взялись со всей молодой горячностью и рвением. Гораздо тяжелее оказалось столкнуться с непониманием и враждебностью тех, кто тоже хотел и старался восстанавливать храм. «До сих пор не могу этого понять: у них же должны быть души чистые, Христианские — как же можно клеветать, ставить палки в колеса?» — сокрушается батюшка. Значит, надо было испить и эту горькую чашу.

Свято-Троицкий храм в селе Утевка.

Зато теперь в храм идут и едут отовсюду. Ведь здесь, в Утевке, жил и писал свои иконы безрукий и безногий иконописец Григорий Журавлев. Уроженец Утевки писатель Александр Малиновский обошел всех бабушек-дедушек, которые еще помнили кто самого Григория, кто рассказы о нем. Одна из первых публикаций о нем была в «Благовесте». Это было открытие, явление миру неведомого праведника. Потом уж о нем стали писать и в других газетах, журналах, в книгах. А тогда отец Анатолий с трепетом в душе услышал о том, что где-то здесь, у алтаря, похоронен человек, который писал иконы — зубами. Ведь вместо рук у него были лишь отростки, как бы крылышки. Зажмет кисточку в зубах — и водит ею по жестяному листу. И под его кисточкой возникают дивные лики Спасителя, Пресвятой Богородицы, Николушки и других святых…

Эти иконы одна за другой разными путями и в разное время стали возвращаться в утевскую церковь. И теперь высоко со стены взыскующе смотрит на молящихся с иконы Журавлева Господь Иисус Христос. Рядом — редкая икона, на которой Господь изображен с Крестом-распятием, по правую руку Его стоит Богородица, по левую — Иоанн Предтеча… Икону Святителя Николая перед самой своей смертью передала в храм одна жительница Нефтегорска. А икона Пресвятой Богородицы с Младенцем прежде была в школьном музее, и с нее начала осыпаться краска, а у кого-то из учеников поднялась рука — уже начали выцарапывать очи… Вот уж лет пятнадцать этот образ хранится в церкви, и ни одна частичка краски не опала за это время.


Как хорошо молиться у этих икон! Когда в душе еще звучит лития, только что отслуженная батюшкой Анатолием на могилке Григория Журавлева, а на устах не остыло тепло прикосновения к могильному кресту чудесного иконописца. Долгожданная встреча…

— Место этой могилки нам старожилы показали: вот приблизительно здесь в 1916 году похоронили Григория Журавлева, — рассказывает батюшка. — Епископ Кинельский и Безенчукский Софроний благословил по весне начать поиски мощей. Даст Господь, обретем и поднимем мощи, внесем в храм. Мы и сейчас явственно ощущаем молитвенную помощь этого пока непрославленного в лике святых праведника. Да, я считаю его праведником. Он был настоящим иконописцем — весь был в молитве, в преодолении немощи телесной и писании икон. Это ли не чудо? И самое настоящее чудо то, как возрождался этот храм и как поныне все устраивается с Божией помощью. Построили заново колокольню — высота 30 метров! На ней теперь 29 колоколов. Иконостас хороший сделали, в алтаре благолепие. Почти сто квадратных метров алтарь, клирос — все выложено мрамором. Это же мало где такое в селе увидишь. Плитки тогда не было хорошей, поэтому пол сейчас стал не очень ровный. Зато по-семейному, по-простому. А где просто, там Ангелов до ста…

Иконы намоленные, лампада неугасимая горит. Святыньки чуть не со всего света: кусочек кустодии, камешки со святых мест, частицы облачений святых угодников… Тапочки от виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, варежка от Святителя Феодосия Черниговского.

А вот камень видите, какой интересный, — показал отец Анатолий. — Женщина шла по окраине села, смотрит, камешек лежит. Подняла — а на нем Крещение Господне высечено! Говорят, что недалеко от села жили отшельники… Может быть, от них этот камешек к нам дошел.

По вере вашей…

Здесь ничто не мешает молиться, потому что окна высоко, сквозь них ничего снаружи не видно. И акустика прекрасная.

Отец Анатолий громко возгласил:

— Господу помолимся! — и звук долго, долго плыл под сводами храма, постепенно затихая. Так колокольный звон вначале звучит раскатисто, мощно, а потом мягко расплывается по окрестностям села, по речным просторам…

— Конечно, хор у нас в храме простой, деревенский. Поют бабушки, которым уже за 70, но поют от души. У нас все по старинке. Поют без нот, зато от сердца. Нет у нас музыкальной грамотности, но есть вера. Господь сказал: по вере вашей дано будет вам. А не по грамоте… Некоторые из Самары приезжают, говорят: мы не можем наслушаться этого пения, надо его в интернет выложить…

Бабушки действительно поют от души, не за деньги: получают по 100-150 рублей в месяц. В месяц, не за выход! Это так — чтобы свечечку могли купить. Псаломщик у меня очень хороший, Александр, он знает всю службу наизусть. Очень верующий, его даже в свое время из школы выгоняли за веру. И в роду у них были репрессированные. Александр приехал из Ташкента в 1990-м году, сначала поселились в Зуевке, но здесь уже был храм, они и переехали сюда. И вот уже более двадцати лет он во многом помогает. Беда большая в сельских приходах, когда на клиросе некому книгу открыть, показать, где петь, что читать. А мне от Александра большая поддержка. Иной раз в Типикон не посмотришь, а он сразу подскажет все особенности, если служба редкая.

Я когда пришел молодым священником на приход, везде искал себе духовного наставника. И наконец увидел одного такого благообразного батюшку! Пожилой священник с белой бородой — наверное, он очень духовный и образованный. Ну, думаю, это будет мой духовник! Подхожу к нему:

— Батюшка, благословите! Я смотрю, вы такой подвижник…

— Что ты! — отвечает. — Меня только три недели как рукоположили, я сам ничего не знаю.

И с тех пор я перестал искать себе духовника. Потому что еще в семинарии читал о духовных книгах: еды будет много, а есть будет некому. Вот книга духовная — открывай, учись, укрепляйся в вере.

Сейчас духовных книг много. Не как в годы моей учебы в семинарии. Мы по ночам на станке тайно сами печатали Закон Божий. Потом листы обрезали, склеивали — у меня до сих пор есть такая книга. Мы же знали, что нам идти служить на приходах, а книг таких нигде нет. Редко где были молитвословы, а еще реже были Библии.

— А сами вы как пришли в Церковь? Время-то было не лучшее для Церкви…

— Да, еще советское время, 1984-85 год. Я служил в армии — и не думал, что попаду в семинарию, что стану священником. Хотя знал, что мой дядя Гавриил служит в Тольятти…

— Протоиерей Гавриил Бильчук?

— Да, это мой дядя. Но я думал о светской жизни. Хотел поступить в какой-нибудь техникум. Мой друг школьный после училища уехал в Ялту, поступил на работу. Пишет: здесь хорошо, море, и кормят отлично. Эх, вот бы и мне туда! Написал в Ивано-Франковское кулинарное училище. Но мне возвращаться из армии осенью, занятия уже начнутся. Они и ответили: на следующий год приезжайте и поступайте. И в это же время мне отец Гавриил присылает письмо, зовет к себе. Я только лет через пятнадцать уже узнал, что это он первый раз вообще письмо написал, специально, чтобы меня пригласить. И я из армии приехал ненадолго домой, а потом — к дяде Гавриилу.

А в это время в Тольятти уже служил его брат отец Григорий — почивший уже ныне, Царство Небесное! Он был на три года меня старше и уже служил, кажется, дьяконом. Я у него поселился, походил на хор. Понравилось.

И вот я как-то на клиросе поднимаю глаза, смотрю, светильник знакомый. Потом вспоминаю, что этот светильник я видел во сне в армии. Все в жизни промыслительно, Господь Сам нас избирает и призывает на служение, и ведет. Только нужно приложить сердце.

Дядя Гавриил мне говорит:

— Давай рукополагайся! Священников не хватает, надо служить.

— Но я же ничего не знаю. Вот уж сначала в семинарию поступлю.

Это я не знал еще, что поступить в те годы в семинарию было очень сложно. На весь Советский Союз было три семинарии — в Москве, Ленинграде и Одессе. Но милостию Божией я все-таки поступил. Это было для меня такое торжество! Тут ведь, когда увидел, как много народа приехало сдавать экзамены, я уже и не надеялся. Как сейчас помню, нам в столовой на обед дали арбузы. И тут объявили, кто принят в семинарию. И как только зачитали мою фамилию, я и арбуз не доел, скорее на вокзал, домой — за вещами. Это был такой восторг!

Семинария действительно очень много дает. Я сразу почувствовал почву под ногами. Особенно к концу первого курса столько знаний, просто переполняют. И выходишь в Лавру, начинаешь туристов просвещать… А на третьем-четвертом курсе уже умолкаешь. Перелом наступает. Поначалу хочется излить накопленную энергию, со всеми поделиться. А потом видишь — перед тобой стена. И глазеющие по сторонам туристы вовсе не «алчут постнического жития», не надо им твоих вдохновенных лекций…

Путевка в Утевку

Когда поступал в семинарию, надо было проходить комиссию врачебную. Так в Сызрани доктор меня уж так уговаривал: зачем ты идешь, ты же молодой человек, тебе надо семью!… Он не понимал, что священник не обязательно монах, что и у него могут быть жена и дети. И много было разных препон, но все-таки Божией милостью удалось поступить в семинарию.

Очень большая была беда в Лавре в 1986 году, когда поступил, был большой пожар, пять человек сгорело. И как раз к 1000-летию Крещения Руси надо было восстанавливать все; это же все на наших плечах. И сама учеба очень тяжелая. Для меня самым трудным было писать сочинения. Сидел в библиотеке чуть ли не ночами, потому что надо было не только свои мысли писать, а находить у святых отцов, в Евангелии нужные обоснования, ссылки. Да еще дежурства. К тому же строго очень было. Нельзя садиться на кровать, нельзя в келье иметь настольную лампу, нельзя чайник. Контроль жесткий. В кельях жили по 17 человек, по 24…

В Свято-Троицком храме. Протоиерей Анатолий Копач у икон, написанных Григорием Журавлевым.

И вот — я на третьем курсе учился, приехал в Лавру Куйбышевский Владыка Иоанн. Я ему говорю: «Владыка, я, наверное, перейду на заочное отделение». — «Ладно, приходы свободные есть, переходи». И он мне сказал: «Пойдешь в Утевку». А я забыл это название. И вот я Владыку искал по Лавре. Нашел, спрашиваю:

— Владыка, вы мне сказали какое-то село, я забыл…

А он мне говорит:

— Путевка тебе в Утевку!

И вот с тех пор 23 года прошло. Конечно, все было — и подъемы, и падения, и гонения. Сейчас, конечно, с высоты прожитых лет, не так страшно, а тогда, в самом начале мне хотелось доказать, что нет, я люблю свой приход, свою паству, я люблю это место, оно мне благословленное! Но на все воля Божия.

Богу не нужны наемники, Ему нужны чисто верующие люди. Не количество, за которым сегодня гоняемся.

Я прихожанам всегда напоминаю, как все важно в жизни, каждый наш шаг. Или мы приобретаем что-то для души своей, или теряем. Как Господь говорил: или собираешь со Мной, или расточаешь.

Вот по воскресеньям 120 человек в храме — да, много. Но ведь пять тысяч Православных в Утевке. Пять тысяч! — а на службе всего лишь 120. Я вот был вчера на уроке в третьем классе, спрашиваю ребятишек: вы знаете, что у нас в селе было два храма (был еще храм в честь Великомученика Димитрия Солунского). Почему — два? Лес рук, всякие догадки… Но только один мальчишка догадался: потому что в одном храме было тесно. А сейчас вот в Нефтегорске строят второй храм и кажется, надо бы радоваться, но часть народа озлоблена: что это такое, вторую церковь строят в городе… Да в Греции на каждой улице храм! И потому у них почитай на каждой неделе престольный праздник. И люди радуются, накрывают столы, приходят друг к другу в гости. Они этим живут.

Мы сегодня, можно сказать, потеряли лицо. Мы злые. Даже я вот когда только начинал служить — что я мог сказать, еще проповеди по бумажке читал, а люди слушали и плакали. Потому что их сердец касались мои неумелые слова, они задумывались об услышанном. Сейчас никто не плачет. Нет отклика в душах.

Во многих приходах не хватает денег денег на оплату за свет и отопление в храме… Да — это действительно проблема великая. И у нас около 50 тысяч рублей уходит на газ. Это большие деньги. Да еще столько накруток, столько волокиты, всяких бумажек! Вот об этом надо говорить. А то — «бомжей надо мыть». Да мы их помоем! И моем — вот баню построили, лучше некуда. Но… У меня сейчас нету бомжей. Они ко мне шли: батюшка, дай на бутылку!… По молодости я еще давал рубль-два. А потом и думаю: не дело это. «Кто не работает, да не ест». И сказал: «Хорошо, дам. Пойдем, поработаем… ». А работать-то и не хотят. Раз не захотели, другой — и все, уже несколько лет их здесь нет. Потому что знают: дармовщинки не будет, я заставлю их поработать для прихода, а так денег не дам.

Раньше дверь в храм запиралась изнутри на щеколду (это теперь наш шофер придумал надежную технологию). Так вот один «умелец» взял и распилил снаружи щеколду, вошел и взял ящик с деньгами. Но денег-то в нем и не было. Он испугался и бросил ящик в озеро. Так что вы думаете: он потом руки себе отморозил.

Я 18 лет окормлял тюрьмы, принимал освобождавшихся из тюрьмы. Но почти ни от кого отдачи не было! Что-нибудь сворует — и нет его. Один просит: мне надо нижнее белье пошить. Матушка ему отдала швейную машинку, простыни. Так он все простыни куда-то подевал. Один у нас при храме жил и немного подрабатывал сторожем. Куртку кожаную купил, но вскоре помер от пьянки, другой пришел и эту куртку своровал.

Вот последний был, Женя — прекрасный звонарь, я даже людям говорил: что вы тут разговариваете, вы послушайте, какой звон! Было почему-то чувство, что он долго не задержится. И правда: запутался в женщинах… А когда я уехал в отпуск в прошлом году, он пропал. И ни позвонит, ни словечка не передаст. Хоть бы сказал, где он, как. Не то что: «Батюшка, благослови, помолись… » — ты хоть выскажи свое недовольство, если я тебе мало помогал и много ругал. Знаю, что он сейчас в Новосибирске живет и работает, но как-то не по-людски это, так вот тишком уходить. А не грешно было бы и поблагодарить.

Живут в нашей сторожке, ни свет, ни газ не их головная боль, все есть, и теплый туалет, и баня. Есть что поесть и во что одеться-обуться. Даже маленько доплачивал, если на требы поедем. Купил ему новый костюм, как только он к нам пришел. Так он его ни разу не надел. Я, говорит, не привык к костюмам! А ведь хотелось, чтобы он выглядел достойно. Поехал бы со мной на отпевание — в костюмчике, вид приличный. Безполезно!…

Падают семена либо в камни, либо в тернии. Поэтому нужно заниматься с теми, кто готов воспринять слово Божие. Где почва добрая. Слава Богу, у нас на приходе коллектив сложился. Вместе трудимся и молимся, и беседуем о духовном. Есть у нас свой хор, своя просфорница — ни от кого не зависим, все свое.

По понедельникам мы собираемся, все кто может, уборку делаем. То в храме, то на территории. Если дождик, то в храме наводим порядок. Потом — у нас есть большой казан, сварим в нем лапшу, поставим самовар ведерный — поработаем, пообщаемся, потрапезничаем вместе. Люди видят, что священник вместе с ними и косит, и носит, и объединяются в работе на приходе.

В этом году в престольный праздник — на Троицу — праздновали 270 лет Утевки и 120-летие нашей церкви. Люди из разных сел приехали. Поставили концерт. Трофимовские особенно поразили, они в мордовских одеждах пели свои песни. Из Москвы приехало трио «Яблонька» и «Ковчег» из Белоруссии. А так у нас и Смольянинова уже раза три была, и Копылова. Они любят наш храм и приезжают в Утевку с концертами.

«Родился я под Почаевом… »

Сельский священник — на все руки мастер. С утра уже нужно бочку на огороде поставить, машину заказать. Кур покормить — надо зерно привезти. У нас было больше ста кур, потому что надо детей содержать. Они тоже и есть хотят, и одеться. Поэтому мы своим трудом содержим семью. Это не зазорно, мясом торговать, трудами рук своих. От прихода сейчас не всегда прокормишься. Мои дети не избалованы, лишнего им не надо. Ни дальних стран, ни моря не видели. Не голодные, не холодные, слава Богу, и учатся. Старший сын и учится, и подрабатывает. То есть он сам себя, можно сказать, одевает и обувает.

Конечно, когда я только сюда пришел, я был один священник на четыре района. И крестины, и венчание — на все требы шли и ехали ко мне. Сейчас в каждом селе свой батюшка. И это, безспорно, хорошо. Но без хозяйства уже никак не обойтись, это для нас большое подспорье. У нас огород 25 соток, в этом году теплицу поставили, выращиваем огурцы. Нужно трудиться! А не смотреть с завистью: о, у них то, у них сё… Очень много труда с хозяйством. Но без этого не обойтись.

— А сами вы сельский или городской до этого были?

— А я всякий был. Родился в селе Залесцы под Почаевом, из нашего села сто пятьдесят священников вышли. И даже в Москве знаменитый, заслуженный священник …

— … протопресвитер Матфей Стаднюк, настоятель Елоховского Богоявленского Собора!

— Вот в таком замечательном селе я родился. Когда мне было 11 лет, мы переехали в городок Збараж. Если смотрели фильм про Богдана Хмельницкого, помните крепость…

Ну после школы армия, потом семинария. И больше всего я живу в Утевке, уже 23 года.

— Вы в своем селе, наверное, в церковь ходили?

— Конечно. Мама рассказывала, я любил в храме на окне сидеть. Подоконник широкий. Угнездишься, говорит, на нем и смотришь, и слушаешь службу…

— А матушка у вас из каких мест?

— Она по соседству с нами жила. Мы приехали в Збараж из Залесцев, а ее семья из другого села. Когда я уходил в армию, она была еще маленькой девчонкой, я ее и не замечал. А из армии пришел, в семинарию поступил. Мне некогда было ходить долго искать матушку, смотрю — вот девчонка ходит. «Ты пойдешь за меня?» — «Пойду».

Отец говорит ей: «Куда ты пойдешь! Чужие люди, чужая страна, никого знакомых нету!… »

Ну не знаю, была ли тогда у нас любовь, не было ли любви, что такое любовь… Ну вот уже тоже 24-й год живем. Трое детей, и друзья есть, и знакомые…

— Матушка только домом занимается или где-то еще работает?

— Достаточно ей и дома. Клиросом пыталась заниматься, но абсолютного слуха у нее нет. Ну если когда псаломщик Александр куда-то уезжает, она его замещает. А так территория храма на ней, дом, хозяйство, дети. Матушка и не должна работать. Сегодняшние матушки и на заводах работают, и библиотекарями, и в больницах — кто где может. Но у матушки другое служение.

Матушка — хранительница очага. У священника день ненормированный, с утра на голодный желудок уходишь и когда-то еще, бывает, придешь. Надо чтобы матушка была начеку и обед приготовила. Батюшка он ведь мужчина, а мужчина голодный — злой. Надо его накормить — и все тогда будет хорошо.

А дел и так хватает, особенно в селе. И батюшка за все берется, и за службу, и за стройку… Никто же не спросил, как она строилась, колокольня: чудесным образом появилась — и все. А надо ж было кирпич заказать, машину найти, надо прицепить, надо отвязать… Нет, строительство колокольни было — ну чудо, просто чудо! 30 метров высоты, а кранов нету. Лебедкой по 6 — по 7, по 8 кирпичей целыми днями поднимали. Агрегат ломался, автоматы летели, но Божьей милостью все-таки построили. И тоже: 12 человек строителей, кто кормил — матушка кормила. Слава Богу, люди помогали. Организации составили график и приносили продукты для строителей, а матушка уже готовила. В колокол ударишь — значит, обед. Вот они и прыгают по строительным лесам, по стенам, покушать спешат.

Вратами тесными

Вольность очень вредна для храма, для Церкви.

Помню, в семинарии мы дежурили в храме во время освящения воды. И вроде люди идут все Православные, старушечки, все… — но они прут! И мы просили их: «Бабушки, милые, идите потихонечку, по очереди… » — безполезно! И когда мы уже чуть ли не силой начали вталкивать их в очередь и навели порядок, они потом, сжатые, уставшие, но с этой баночкой святой воды счастливые выходят и благодарят: «Спаси вас Господи, сыночки, навели порядок… ».

Видите, вот как ты хочешь, но должен быть порядок.

Сказано в Библии: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Второзак. 22, 5). Мерзость, не просто грех. И если в Библии сказано, то никто не может отменить. И если бы мы были построже, то нас бы больше уважали.

Протоиерей Анатолий Копач служит литию на могиле иконописца Григория Журавлева.

Дело-то не в штанах. А в том, что внутри такая гордость: нет, я все равно буду в брюках в храм ходить, потому что мне так нравится! Но ведь народную мудрость никто не отменял: встречают по одежке. Ну правда вторую часть сейчас переиначили: … а провожают как придется. Если те, кого я наставляю, смиряются, то и мое сердце к ним располагается. Ну а учить тех, кто этому противится, мало пользы. Значит, надо подождать, пока человек созреет и придет к тебе с покаянием. Таких случаев тоже много. Приходит женщина и благодарит: «Батюшка, хорошо, что вы тогда меня отругали. Я хоть начала становиться Православным человеком».

Первое время я так горячо за все взялся, столько людей окрестил! Было, что по 10-11 человек в день крестил. Такой подъем был, столько хотелось сделать. Молодой был, 25 лет. И вот думаю: пойду-ка я с молодежью общаться. Было одно место заросшее, и там молодежь по вечерам собиралась. Костры жгли, озоровали. Матушка испугалась: куда ты, мне за тебя страшно! Но я пошел.

И так, и этак стараюсь беседу с ними наладить, вроде слушают. И тут приезжает на мотоцикле один крутой. И говорит мне: «Вот ты меня недавно окрестил, а как же это, я же от обезьяны произошел!» Тут и другие меня подняли на смех. Они и не хотели меня слушать, не были настроены на серьезную беседу. Так только — поприкалываться над попом… И я понял, что такие хождения — это профанация, которая может нанести только вред миссионерству. Прекрасно сказал Митрополит Антоний Сурожский: мы отличаемся от секты тем, что наши храмы открыты. Пусть к нам идут и черпают от нас эту благодать, эту удивительную милость Божию. А мы сегодня сами в чем-то уподобляемся этим сектантам, идем туда, где нас не зовут и не ждут. Это не Православный подход! В нас скоро сапогами будут бросать. Ты молись! Покажи людям пример. А то ведь только служба закончилась, а он уже в джинсы переоделся и скорее из храма. Ты здесь миссионерствуй, не беги от людей, которые к тебе пришли. Так смотришь, священник — рокер, байкер, а то и вовсе лицедей…

Чувствуешь, что ты востребован, что ты нужен — тогда иди. Вот у нас воскресная школа была. Но одна учительница наша умерла, другая уехала в Краснодар. И все. Больше некому преподавать детям. Сейчас ведь без денег никого не упросишь заниматься Божьим делом. Почему наша школа разрушается: учат в ней разным предметам, а воспитания-то нету. ЕГЭ всякие ввели, проценты. Все перевели в математическое исчисление, в цифровое. И телевидение цифровое, и душа должна быть цифровая. Все цифровое!

… Вот у ворот две яблоньки — их посадили верующие из Максимовки. Но когда появляются яблоки, паломники набрасываются на них, словно никогда не видали. Даже до Преображения не дают дозреть. Мы уж и таблички вешали, что все, дескать, опрыскано ядом, а они смеются: «В прошлом году тоже так было написано, но мы ели — и ничего… » Матушка им говорит: «А если бы мы у вас в квартире без спросу ваши яблоки взяли!» — «Нет, у нас нельзя!». А у нас, значит, можно. Здесь, смотрите, кругом дорожки, можно пройти — нет, надо прямиком по цветам потоптаться!

Но есть и хорошие моменты. К нам приезжали и профессора, клумбы разбивали, и цветы привозили…

Эти березки, целую рощицу, мы посадили к 20-летию нашего прихода. Поставили и этот большой крест. А вот как он у нас появился. В Покровке жил бывший подводник, очень серьезный человек по фамилии Крутых. Он у себя поставил этот крест и памятник всем почившим подводникам, якорь такой большой. Ну а потом в семье у него пошли нелады. Развелись. При разводе он отдал дом жене. Она решила дом продать, потому что место глухое. А покупатели приезжают — смотрят, а возле дома стоит большой крест и памятник подводникам. Требуют: уберите, пожалуйста. Ну вот я и попросил отдать этот крест нашему храму.

Нам он здесь не мешает, наоборот — люди приходят, прикладываются к нему, молятся. А памятник поставили в центре Утевки.

… Прощаемся с гостеприимным батюшкой Анатолием, жалеем, что так и не успели испить воды из колодца у храма, подняться на колокольню — вот где вид, с такой-то высоты! Душа переполнена несказанным благодатным теплом. И хочется когда-нибудь вновь возвратиться в это ставшее близким село.

Ольга Ларькина

Фото автора.

7165
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
37
5 комментариев

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru