Зарубки на память

Владимир Мельник. Зарубки на память. Москва, 2012 г. Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви. Цена 145 руб.

Постоянный автор газеты «Благовест» Владимир Иванович Мельник — доктор филологических наук, профессор Государственной академии славянских культур. А еще он — алтарник московского храма Рождества Христова в Измайлове. Новую книгу Владимира Ивановича Мельника «Зарубки на память» составили короткие рассказы-миниатюры. Многие из них — но далеко не все! — вы могли в разные годы прочесть на страницах «Благовеста».

Считается, что жанр миниатюры — это своеобразный показатель мастерства писателя, потому что от того, кто выбирает эту форму, требуется умение наполнить предельно малый объем значительным содержанием. В миниатюре каждое слово должно быть точным и выверенным, каждая фраза — отточенной и продуманной, чтобы малым количеством слов сказать читателю очень многое. И это Владимиру Мельнику замечательно удается! Его рассказы-миниатюры читаются очень легко. Но в основе каждого из них лежит очень глубокая мысль, которую хочется запомнить, сделать и себе тоже «зарубку на память», чтобы еще не раз к ней вернуться. А может быть, и пересказать или зачитать родственникам, соседям, друзьям — чтобы достучаться до их сердец или просто поделиться радостью от прочитанного.

Сюжеты рассказов самые разнообразные. В их основе могут быть и истории из жизни автора и его знакомых, и случайно увиденные им бытовые сценки, и невзначай услышанный обрывок разговора в автобусе или в очереди в сберкассе, прочитанное в книге или просмотренный по телевизору новостной сюжет… Но приводятся все эти любопытные истории не просто так — из каждой можно сделать глубокий вывод или увидеть воочию действие Божьего Промысла в жизни людей. «Бог нас непрестанно милует: верующий человек в своей и чужой жизни видит это безпрестанно», — такими словами начинается рассказ «Милость Божия», и многие из сюжетов наглядно это подтверждают.

Герои рассказов тоже самые разные. Есть среди них и люди известные: прославленные Церковью святые, цари, архипастыри, писатели, ученые… Автор рассказывает всего один факт из их жизни — может быть, малозначительный для историков, но для нас становящийся открытием, потому что через него вдруг ярко раскрывается величие души, глубина веры этих людей. Особой теплотой и проникновенностью отличаются сюжеты о простых, скромных русских людях, которые прожили свою жизнь незаметно — про них сказано в одном из рассказов: «Бывает, живет человек рядом всю жизнь: тихий, как мышка, как будто и нет его. И лишь кончина его обнаруживает, что у Бога нет «неинтересных» людей. И более того: некоторые «незаметные», «серенькие» люди почему-то велики у Бога!». Баба Шура, бабушка Агафия, тетя Маша, тетя Варя… Образы тихих праведниц, церковных тружеников, а также городских и сельских священников, которые без громких слов, не напоказ, всей своей жизнью явили пример жизни по Евангелию, согревают душу и надолго остаются в памяти. Но есть в книге и такие герои, поступкам которых подражать совсем не хочется — зато как в зеркале видишь свои недостатки, страсти, грехи, есть о чем задуматься и исправить в себе.

Все истории в книге — непридуманные, это сама жизнь, такая, как она есть. И поведал нам свои жизненные наблюдения и сокровенные думы человек с искренней, горячей верой, рассмотрел жизнь сквозь призму Православного мировоззрения. Поэтому книга и получилась такой глубокой, поучительной, назидающей — и интересной любому читателю. Каждый найдет в ней что-то особо близкое и родное своей душе. И возможно, кто-то из тех, кто сегодня далек от Церкви, взяв в руки эту книгу, задумается о вере всерьез. Я особенно рекомендую сделать заказ и приобрести эту книгу еще и вот почему: несмотря на довольно большой тираж, ее трудно найти даже в крупных Православных магазинах и церковных лавках. Так что — покупайте у нас, это проще и надежнее.

Подготовила Ирина Кузнецова.

Книгу можно приобрести в Православном магазине на Радонежской. Магазин работает ежедневно с 10.00 до 20.00 по адресу: г. Самара, ул. Сергия Радонежского, д. 9. Вход с улицы Сергия Радонежского, в районе Семинарии. Телефон для справок в Самаре: (846) 334-69-28.

Редакция может выслать эту книгу почтой. Для этого вам нужно позвонить по телефону редакции (846) 932-78-06 или написать на электронный адрес редакции blago91@mail.ru и сделать заказ. Или направить заказ письмом на почтовый адрес редакции: 443010 г. Самара, а/я 243. Заказанная книга будет выслана вам наложенным платежом. Цена книги без учета почтовых расходов указана рядом с ее названием. Просим вас обязательно выкупать заказанные книги, иначе редакции придется нести незапланированные расходы.

Об авторе. Владимир Иванович Мельник родился в 1952 г. во Владивостоке. Член-корреспондент АН Республики Татарстан, академик Международной академии информатизации, доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Публиковался как критик, поэт, эссеист, переводчик. Автор многочисленных научных и литературных трудов. Немало работ последних лет посвящено теме «Православие и русская литература». Живет в Москве.

Спасись сам…

Алеша не как все: трудится в старом московском храме, ходит в самых простых одеждах. Рукава рубашки всегда закатаны, движения неторопливые, но ловкие, энергичные: любо посмотреть. В провинции таких людей больше, а в Москве — может быть, один Алеша. Улыбка у него широкая. Когда зайдешь в храм, он радостно, по-детски, кивнет, а если есть минутка, подойдет похристосоваться.

Алеше некогда, он все время в движении: то в храме, то во дворе. Но никогда не торопится. Идя с ведрами воды или пронося в другой придел храма лавку, источает спокойствие. Да и куда ему спешить? В храме он и живет.

Иногда придешь после службы, глядишь — Алеша вытянулся и спит самым спокойным сном на узкой лавочке. Рядом с головой чья-то добрая рука положила конфетку — Алеша и не слышит. Рядом с ним, рядом с его невозмутимым иичегонехотением спокойно и хорошо. Так, наверное, успокаивались люди, приходя к преподобному Серафиму за беседой и советом: он уже одним своим видом давал ответ, что нужно делать, чтобы жить богоугодно, радостно, тихо. Алеша, много лет живя в храме и никуда не поспешая в разгоряченной от скоростей Москве, стал как бы учеником Серафима, сказавшего: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи…». Хотя книг о батюшке Алеша, скорее всего, не читал. Просто живет по Евангелию и любит Бога и людей.

Таких учеников много у Преподобного Серафима. А потому у России есть надежда на Царствие Небесное.

Образ веры

Образ веры проявляется в жизни каждого человека постоянно: в «деле, слове, помышлении». Многие об этом и не подозревают. Поставил человек свечи в храме — и надолго успокоился по поводу своего духовного состояния. Но и в храм все заходят по-разному. На Литургии молятся о тех, кто входит в него «со страхом Божиим».

Недавно мне и довелось увидеть воочию, как человек вошел в храм с непривычным для современного сознания «страхом Божиим». Во время чтения акафиста Иверской Божией Матери — в известной всей России часовне около Кремля — что-то зашелестело у моих ног. Показалась голова человека, упрямо ползущего между людьми по полу к Иверской. На улице лепил мокрый снег, в часовне всегда очень тесно. Но, открыв дверь, этот человек сразу опустился на колени и пополз по мокрому полу, не поднимая головы. Люди подумали, что он не может ходить. Но, прикладываясь к иконе Божией Матери, этот богомолец поднялся на ноги. И вот что удивительно: это не был нищий старик или какой-нибудь маргинал. Когда он встал, все увидели вполне солидного, хорошо одетого мужчину. Только лицо у него было кроткое — со страхом Божиим.

Когда видишь такой образ веры в наше лихое время, то веришь, что врата адовы действительно не одолеют Божью Церковь.

Укор фарисеям

В середине декабря 1903 года в городе Екатеринославле умер военный врач Иван Васильевич Лешко-Попел, умер в возрасте 45 лет. Хоронил его весь город: богатые и бедные, простые и ученые. Человек этот не щадил себя, лечил людей, порою падая от усталости и проявляя безкорыстие, свойственное первохристианам. Увидев, что от разных сословий принесены венки покойному, бедняки тут же, возле гроба, стали собирать копейки на венок «От бедняков». Набрали 2 рубля с копейками. Не хватает. Вышел хозяин похоронной конторы:

— Кому венок?

— Ивану Васильевичу.

— Дайте им хороший венок и сделайте надпись, какую они просят: «Дорогому доктору от благодарных бедняков».

И вот что интересно: в его жизнеописании — ни слова о духовной жизни, о Боге. А помещено оно ни много ни мало — в Православной серии «Отечественные подвижники благочестия». Вряд ли ошиблись монахи Оптиной, помещая житие доктора-подвижника в эту серию. А какой это укор многим из нас, пораженным страшным, чудовищным по силе, так плохо искоренимым грехом — околоцерковного фарисейства.

Бабушка Агафия

Бабушка Агафия — одна со всей нашей улицы ходила в церковь. Она была черничка: всегда помню ее в черной юбке и косынке. Иногда она заходила в нашу коммуналку и почему-то успокаивала маму:

— Придут твои детки к Богу, придут.

Сидя за учебниками, я с удивлением ее слушал: как это может быть, ведь я комсомолец.

А однажды, когда я был уже на 1-м курсе университета, она просто умилилась, увидев, что я читаю древнерусский текст, да еще «Житие Бориса и Глеба»:

— Будет, будет он в Церкви.

Теперь я понимаю, что она просто молилась за меня. А кто я ей был? Просто соседский мальчик. Спасибо нашим бабушкам, которые одни хранили веру в то тяжкое для церкви время. Они всех нас и вымолили. Мы их почти не помним, но имена их знает Бог.

А сам на небе

В советские глухие годы духовный опыт нашей Церкви сохранили старушки, а главное — священники, которым Бог дал выжить в лагерях. Каждый из них — какой-то адамант веры! Ушли они из лагерей, нагруженные невиданной благодатью, как будто все эти годы безвыходно в алтаре простояли. Смотрю на фотографии одного из них, архимандрита Павла Груздева, и восхищаюсь. Батюшка такой простой, что проще не бывает. Недаром к именитым московским иереям сразу, при первой встрече угадывая их имена, обращался: «Володька! Васька! Сережка!». А глаза и лицо его на всех коллективных фото запоминаются навек. Посмотришь в них и понимаешь, что этот человек здесь — и не здесь: стоит в общем ряду, а сам на Небе.

Связная Маша

В советские времена, тем более на окраинах Союза, очень немногие люди ходили в церковь. А уж если ходили, то так, как ходила тетя Маша.

У тети Маши был муж: хороший, добрый, но пьющий человек. Да еще сын «дурачок». Ничего эта тихая, незаметная женщина не ждала от мира, а всю жизнь свою положила к ногам Христа и от Него одного ждала хорошего. Огород ее порос бурьяном, а она целыми днями стояла в церкви у подсвечника, после службы помогала убирать храм.

Словно по расписанию, проплывала ее тихая сгорбленная фигурка мимо окон каждое утро. «Маша в церковь пошла», — говорили соседи. Для всей улицы тетя Маша была удобной связью с церковью. На Пасху и Родительскую Субботу тянулся к ее домику поток посетителей: люди хотя в храм не ходили, но от Бога не отказывались: «Маша, вот тебе на свечки и поминание. Сделай там в храме все, как нужно». Тетя Маша никому не отказывала.

Но вот пришли новые времена. Кто хотел, потянулся в храм. Но мало таких оказалось: молодежь разъехалась, а старики уже в храм так и не пошли. По-прежнему ходят они два раза в год к «удобной Маше». Но когда по улице несут к сельскому кладбищу гроб, все-таки о чем-то грустно думают, провожая соседку в последнюю дорогу. Душа ведь, как известно, по природе — Христианка. Вот она и тоскует о напрасно проведенных минутах и годах.

А тетя Маша с взрослым сыном-«дурачком», теперь уже пятидесятилетним мужчиной, все так же каждый день спешит на маршрут, связывающий красивый, но какой-то осиротелый пригород с единственным храмом в самом центре города.

Пассионарность

Хороша теория пассионарности Льва Гумиле­ва и, казалось бы, многое объясняет. Но реальная история сложнее, чем теории, особенно если теории занимаются только земным — и не имеют в виду небесного. Так точно многогорделивая философия самонадеянно объясняет жизнь, не объясняя смерти. Есть «абсолютно пассионарные» народы, их история не укладывается в красивую схему Льва Гумилева: еврейский и китайский народы. Эти — на протяжении тысячелетий остаются абсолютными пассионариями (то есть активными, предприимчивыми, совершающими всевозможные непредсказуемые и порой рискованные поступки). И ответ простой, почему: традиция возведена у них в культ. Народ без традиции — сразу падает в истории. Трагедии русского народа начались с отбрасывания нашей главной «традиции» — Православия. Оставили в музеях балалайки и деревянные ложки. Предков своих помним тоже — только до третьего колена.

А ведь Православие — не только опора наша, но и единственное, ради чего мы, русские, существуем. Такую роль нам определил в истории Бог. Дал нам в утешение Четвертый Удел Богородицы в Дивеево. Конечно, в истории мы как пассионарии проживем меньше, чем, например, евреи, которые уже семь тысяч лет являются «закваской». Но роль наша неоценима: сохранить истинную веру до второго пришествия Христа, быть «удерживающими» перед пришествием антихриста, быть «правильными» в царстве кривых зеркал современного свихнувшегося с прямой дороги мира. Роль наша еще не сыгра­на до конца. Возрождение России дорогого стоит в очах Господа — и оно должно состояться. И потому нельзя терять свою главную традицию ни в одной сфере жизни: ни в медицине, ни в школе, ни в культуре, ни в быту. Это и есть сегодня русская линия поведения, русская пассионарность: Православие.

А личная пассионарность… Она тоже сакральна. Когда революционные матросы, эти булгаковские «шариковы», сунулись делать обыск в спальне вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, жены Императора Александра III, в Крыму, она цыкнула на них — и эти бесенята тут же исчезли за дверью. А ведь имели мандат на обыск. «Не прикасайтеся к помазанникам Моим…». Бесы «знают и трепещут».

Святая Русь

Сколько на Святой Руси безвестных среди людей, но заметных у Бога подвижников! Вся культура, весь образ жизни народа, все его жертвы в военной и мирной жизни, все его мужество — в конечном счете нужны лишь для того, чтобы побольше было истинно святых людей, подготовленных для Небесного Царствия. Эту истину трудно постигнуть, ибо она познается самой жизнью. Не каждому народу это дано. Мне повезло: в одном маленьком, но вошедшем в историю Русской Церкви XX века храме я был прихожанином много лет и там познакомился с такими людьми, которые хотя и ходят еще по земле, но давно стали равноангельными по своему житию. Нелегко мне было сойтись с ними: лишь через три года моего хождения в храм стали они со мною беседовать.

Одна из них была Анна Алексеевна. Она была — Царствие ей Небесное! — живая легенда, так как в свое время была келейницей Архиепископа Иоанна (Братолюбова) и многое бы могла поведать. Но почти ничего не рассказывала и тайны свои унесла в могилу. А запомнилась она мне примером христианской любви.

Расскажу лишь один случай. Анне Алексеевне я иногда приносил в храм, зная ее бедственное материальное положение, то сахар, растительное масло, то другие продукты. Денег она не брала. Иногда и она приносила мне подарочек — всегда один и тот же: кусочек мыла, завернутый в новый носовой платок. Однажды, незадолго перед нашим расставанием навсегда, снова принесла мне свой скромный подарочек. Я всегда с благоговением брал у нее эти платочки. И дома складывал в ящик под иконами. Однажды в доме кончилось мыло — и я развернул матушкин платочек. К удивлению своему, я увидел, что вместе с мылом в платке завернуты были 100 рублей. Сто рублей в то время были для пенсионерки немалыми деньгами. В ближайшее воскресенье я подошел к Анне Алексеевне. Она мне сказала: «Нет, нет, возьмите, это вам от Архиепископа Иоанна». Пришлось мне эти деньги взять на духовные нужды. Но каковы бабушки на Святой Руси! Каков народ, в котором они родились и живут!

Золотой миллиард

Мировое правительство считает, что планета не сможет прокормить всех ныне живущих. Достойно смогут жить лишь немногие. Их численность определена в миллиард. Этот миллиард назван с чьей-то легкой руки «золотым». Золотой миллиард — великая иллюзия глобализма. Многие ныне готовы на все, чтобы попасть в этот «золотой миллиард» с его временным «раем» перед истощением всех ресурсов планеты или, иначе говоря, перед концом света. Этот миллиард «золотой» только в кавычках. Отбор в него ведется совсем не в Божьем Духе. Но на самом деле все же есть-таки «золотой миллиард». Истинный. И многие давно уже в нем числятся. Это все, кого призывает Господь во Царствие Свое, все, кого Он наречет там Своими братьями. Давно уже в «золотом миллиарде» Преподобный Сергий Радонежский, Преподобный Серафим Саровский, Святитель Николай, тысячи мучеников и новомучеников, в общем — все святые.

Чтобы попасть в глобалистский концлагерный миллиард, нужно отталкивать других, брать, брать и брать.

Чтобы попасть в золотой миллиард Царствия Небесного, нужно научиться отдавать. Как это трудно! Вот почему в евангельской притче сказано: «Много званых, да мало избранных» (Лк.: 14,24).

Русский язык

Величие языка ныне измеряется «мировым сообществом» по числу говорящих на нем. Ранее на русском языке говорили люди на всех континентах. Ныне спешно переключаются на английский, немецкий. Но ведь величие языка не тем надо измерять, сколько торговых сделок при его помощи оформлено, а тем, сколько людей и, главное, — как, — на нем возносят молитвы свои к Богу.

Русский язык был и остается здесь единственным в своем роде — воистину царским языком. Пусть даже весь мир будет торговать на английском, а один отшельник-монах, уцелевший в какой-нибудь каменной щели от когтей глобализации, будет по-русски петь: «Верую во Единого Бога…» — и тогда русский будет главенствующим земным языком.

Старообрядцы

Знакомый батюшка никак не может забыть свою первую в жизни Литургию. Послали его, вчерашнего выпускника семинарии, в храм, который находится недалеко от старообрядческого храма в Москве, на Рогожском кладбище. Как на крыльях летел он на службу — тем более, что служба должна была быть Ахиерейская. Зашел в храм, перекрестился — и сразу в алтарь. Там уж и Архиерей.

— Благословите_, Владыко, — все по чину сделал.

И вдруг:

— А ты кто такой, что здесь делаешь?

— Да как же, Владыко, меня к вам прислали: буду служить в этом храме.

— Не будешь служить в этом храме, иди в свой храм! Проводите его!

Тут только догадался молодой батюшка, что по ошибке попал в старообрядческий храм. Пока шел к выходу, народ расступался молча, сурово, а за ним шли иподиаконы и кропили святой водой.

А ведь в XVII веке на вопросы русского Патриарха Никона, Константинопольский Собор писал ему: дело не в обряде, лишь бы быть верными в догматах и не потерять любви и мира в Церкви. Как же мы, все русские люди, любовь-то друг к другу потеря­ли? Не пора ли уж нам ее обрести?

Господа

По телевидению мелькнул один скандал на улице; мальчик лет пяти, проезжая на велосипеде, задел сумку «новой русской». Дама, усвоившая из опыта приватизации и перестройки нехитрую философию повсеместной и постоянной борьбы за существование, по мобильному телефону вызвала милицию и службу безопасности из офиса своего мужа. Мальчика и его мать арестовали — и в камеру телевидения все время предъявляли «вещдок» пострадавшей; вывалившийся из сумки помидор. К суду дело подтягивали.

Смотрел я на все это и вспоминал, как написал об Императоре России Николае Первом его камердинер: «Иной раз спросонья слышу шорох; смотрю, а Государь, заметив, что я заснул, на цыпочках проходит мимо меня». Значит, не богатство портит человека, раз господин (и какой господин!) мимо заснувшего слуги на цыпочках проходит, боясь его ненароком разбудить. Царь-то помнил, что над ним еще есть Господин, под Которым все мы ходим.

Что-то в на­ших генах поломалось…

О свободе

В начале 1990-х Россия проходила искушение демократией. В Музее поэта Языкова в Симбирске мне пришлось участвовать в заседании, на котором присутствовал японский специалист по Карамзину Такаси. Один наивный провинциальный демократ со всей прямотой обратился к японцу:

— Япония свободная страна?

Токаси долго выдерживал молчаливую паузу, потом бросил на «демократа» оценивающий взгляд, наконец, улыбнулся:

— Свободная. Если вы богаты.

Общий смех.

О свободе для миллионеров писал еще Достоевский в XIX веке.

Последняя встреча

Как важна для нас последняя встреча с человеком! Однажды в квартире начался настоящий потоп: полилось с потолка в кухне, ванной, прихожей. Соседи сверху «протекли» по-крупному. Пришлось подниматься наверх. Звоню — не открывают. Ясно: срочно наводят порядок, чтобы от всего отказаться. А вдруг нет никого? Пока поднимаюсь по этажам, прошу всех открыть краны с водой, чтобы хоть немного снять напор воды. Снова поднимаюсь к соседу, звоню — отпирают. Тщедушный дедок болезненного вида, в трусах. Видно, открыл кран в ванной, да и забыл или заснул. Я его и во дворе-то никогда не видел: видно болеет, не выходит. Жалко его стало.

— У меня ничего не текло.

— Как же, дедушка, не текло, половики даже в коридоре насквозь мокрые.

— Сынок, ты с меня много возьмешь?

— Даничего не возьму, дедушка, только будь повнимательнее.

А через пару месяцев узнаю: умер мой сосед. Тихо умер, как мышка. Болел сильно последнее время. И первая мысль была… радостная: «Как хорошо, что я ничего с него не взял, так бы еще и я отравил жизнь старику».

И еще подумал: мы ведь не знаем, когда у нас с тем или иным человеком «последняя встреча». Надо жить так, как будто каждая — последняя. Пусть каждая встреча будет — с любовью.

Не теряя времени

Остро стоит проблема времени, особенно в больших городах. Едешь в метро — все стараются не потерять драгоценные минуты. Один уткнулся в пейджер. Играет в какую-то игру. Другой решает кроссворды. Их теперь выпускают отдельными книжками. Решил один кроссворд, пересел на другую линию метро — сразу принялся за следующий. Удобно. Третий читает массово изданную книжку: детектив или любовный роман. Специально

издаются книги в маленьком формате и мягкой обложке: дешево, и для метро, электрички — очень удобно. Все при деле. Вышел из метро удовлетворенный: времени не потерял. Но самое главное: приходят домой — и снова бросаются к пейджерам, телевизорам, кроссвордам. Значит, проблема не во времени, а в чем-то другом. Умен сегодняшний бес: не теряй времени,занимайся чем хочешь, только одним не занимайся — не молись, не вспоминай о самом главном. Как поется в одной современной, наводящей уныние песенке: «Лишь о том, что все пройдет, — вспоминать не надо».

«И молитва их будет в грех…»

Как легко человек привыкает к тому, что ходит в храм, ставит свечи, причащается… Не замечаем, как вносим в Церковь все то, что было до нашего воцерковления. А что было? Слышу разговор двух женщин, указывающих друг другу на нехристианское поведение в храме:

— Что это Вы делаете?! Спаси Вас Господи!

— Нет, это Вас спаси Господи!

— Нет, уж это Вас спаси Господи!

Да разве так можно? Из молитвы сотворили брань.

Жертва

Разговор в храме. Батюшка объясняет людям, которые хотят выяснить цены за требы:

— Мы цен не назначаем. Церковь живет пожертвованием. Если бы мы назначали цены, мы были бы торговой точкой. А мы — храм Божий. Поэтому жертвуют от своего усердия и по своим возможностям. Бывают, конечно, и парадоксы. Вот, например, мне пришлось однажды освящать мерседес. Хозяин пожертвовал 100 рублей. Следом подкатил другой человек на крохотной «Окушке». Он пожертвовал две тысячи рублей. Так что все это — живая картина нашего состояния и нрава. А мы благодарны за все.

Тут в разговор вмешалась женщина у подсвечника:

— Батюшка, так потому у них и мерседесы, а не «Окушки», что они ничего никому не жертвуют.

И еще голос:

— А в Царствии Небесном поменяются машинками.

***

Всю жизнь совершенствовать свою речь, чтобы лишь к концу жизни понять, что главное — научиться молчать. Но на это нужна еще одна жизнь.

Бог подаст

Мой знакомый рассказал случай. Один нетрезвого вида нищий сидел у ворот обители, а подать ему было нечего.

— Прости, брат, нечего мне подать тебе.

— А ты пиджак свой подай.

— А почему ты не поднимешь пять рублей?

— Какие пять рублей?

— Да вот же, возле тебя лежат.

— Ты что, издеваешься?

Знакомый мой в двух шагах от нищего поднял запачканный землею и потому незаметный «пятак» и подал его нищему. Тот поблагодарил и сказал:

— Смотри-ка, это тебе Бог дал для меня. Не было здесь этого пятака, уж я бы увидел.

Тогда мой знакомый и понял выражение: «Бог подаст».

Владимир Мельник