Материнское сердце

Эта история разворачивалась на моих глазах. У моей приятельницы сын начал много зарабатывать, все в семье были довольны. И вот однажды я прихожу и узнаю от нее, что он стал наркоманом. Он уже взрослый семейный человек, и это было как гром среди ясного неба: "Лучше бы не было этих денег", — сказала она с горечью. Мы за него молились, а что пришлось пережить ей, известно ей одной. Но звоню как-то и слышу — голос радостный. "Все хорошо. Он в Чечне, бросил наркотики", — и я услышала чудесную историю спасения души.

Рассказ матери:
— Зарабатывал Сергей, наверное, слишком много. А потом, характер у него авантюрный, все хотелось попробовать. Есть такие люди — чего-то им не хватает, что-то в душе их теребит. Не могу сказать, что это от пустоты. Я же долго думала, анализировала: почему это произошло именно с ним? Мне раньше казалось, на это пойдет брошенный ребенок из неблагополучной семьи, которому нечем заняться. А моему сыну все было дано. Он очень талантливый: за что бы ни брался, все получается. В спорте — прекрасные результаты; сразу научился играть на гитаре. И стихи он сочиняет, и девушки от него без ума, и друзей куча. Он всегда был неформальным лидером. Была и любимая жена, и ребенок, и мама рядом, и работа. Видимо, его толкнуло на это желание что-то еще узнать, попробовать. Есть такой тип людей, у нас появилась их целая прослойка, которые стремятся все попробовать и получить от жизни все больше "кайфа". То они начинают с горы прыгать, где только что разбился кто-то, то участвуют в гонках на выживание. Это фактически тот же самый наркотик.
И вот что еще важно: они получают наркотик из рук не какого-то там барыги, а друзей. Сергей получил наркотик из рук своего близкого друга. Это был кокаин, который дает эйфорию, не надо колоться. Понюхал — и разговор течет рекой, хотя у него и так с этим нет проблем. Это произошло в бане. Один из их компании сильно болел бронхитом, и другой ему посоветовал: "Понюхай, и сразу пройдет". Тот понюхал, ему стало легче дышать, перестал кашлять. Заодно попробовали четверо друзей, среди них мой сын. Они так "кайфово" провели вечер. Собрались через неделю — опять кокаина понюхали, вновь хорошая беседа. Интересно, что они чувствовали себя "единым целым" — все друзья, всем вместе так хорошо, весело, просто замечательно (черная "соборность": причастие от сатаны!..). Трое из них стали продолжать, а больной, когда сосчитал, что за месяц истратил на кокаин тысячу долларов, это дело оставил. Остальные зарабатывали очень хорошо, деньги не считали и не задумывались. А когда уже влез — попробуй вылези.
Моему сыну повезло, что у него организм стал сопротивляться. Он сразу стал болеть. Бронхит, страшное воспаление легких летом, — тогда я еще не понимала, что происходит. До меня дошло, что что-то не так, когда Сергей раз за разом стал попадать в больницу с подозрением на воспаление легких. Однажды в соседней палате нашелся "друг" — явный наркоман, зеленый весь. Они стали лежать вдвоем в одной палате — заплатили за это. Пришла раз — он в ужасном состоянии, побежала к лечащему врачу, она: "Я тоже не понимаю, что с ним такое. Лечение идет хорошо — и вдруг срыв, никак вытащить его не могу". Внешне он еще не изменился — "стаж" у него был небольшой, но тогда уже перешел на героин. Когда я забирала его из больницы и прямо спросила о наркотиках, он ничего не отрицал: "Понимаю, во что влип. Много раз пытался бросить, но ничего не получается". Еще друзья "помогали", безплатно давали дозы. Сказал: "Я хочу лечиться". Я сразу начала действовать. Приятельница посоветовала обратиться во "Второе рождение", где мне объяснили, что главное условие — чтобы он сам хотел излечиться. Сын мне говорил, что физическая ломка — не самое страшное, это как тяжелый грипп, хотя смотреть со стороны страшно. Мне тоже сначала казалось, самое главное — пережить ломку. Но первое, что нужно — это священник. Нужно лечить душу. Некоторые обращаются к психологам. Хотя это дорого.
Однажды мне надо было идти, я оделась — сижу на кухне и не иду, что-то меня останавливает. И вдруг прибегает снизу соседка, говорит, что Сергей умирает. Он уже постоянно задыхался, и чтобы не задыхаться, ему нужна была очередная доза. Но от этого он еще больше задыхался. Он шел домой, и у него от передозировки началась асфиксия, он дошел до второго этажа и стал стучать в дверь соседей. Когда они открыли и увидели его, сразу поняли, в чем дело, и побежали ко мне за лекарством.
Хорошо, что я не делала из своей беды секрета. Я не говорила об этом на каждом углу, но и не скрывала. В подъезде все знали, все мои друзья и подруги знали. Я бы не сказала, что от этого ко мне стали хуже относиться. Наоборот, относились с сочувствием — его все знали с детства. Эта беда даже как-то сплотила наш подъезд. Одна подруга мне лекарства доставала, иной раз у меня денег не было — она приносила просто так, другая хоть ночью делала сыну уколы, ставила системы. Много людей мне помогало. Мне кажется, когда скрываешь, люди все равно все это видят и начинают злорадствовать. А когда не скрываешь, иной раз подойдут и сами предложат помощь.
Я спустилась — сын был весь синий, соседи — они врачи — стали ему колоть лекарство, делать непрямой массаж сердца. Я села в коридоре и читала "Отче наш", ничего больше не могла делать.
Вызвали реанимацию, положили его в больницу. Мне казалось, сын все понял — одной ногой побывал на том свете. Но в больницу пришли его друзья и принесли ему наркотик, прихожу — а он веселый, довольный. Каждый месяц он пытался бросить. Через год уже не было ни работы, ни денег, семья к тому времени распалась. Я совершенно не осуждаю его жену. Жить рядом с наркоманом — ужасно, выдержать это, наверно, может только мать. Меня раньше удивляло, что родители наркоманов чуть ли не желают их смерти. Потому что в принципе этот ребенок уже умер или умирает у тебя на глазах. Каюсь, но и у меня возникала такая мысль, эти муки действительно непереносимы. И возникает раздражение, злость — ну как человек не понимает, что нельзя так. А это болезнь духа, не телесная. Я сказала: "Все, мне надоело, живи сам, как хочешь, если ты это выбрал". К тому времени он уже перешел в стадию, когда варят опиат и вкалывают его. Этот наркотик дешевле, но последствия хуже. Пошли прыщи, кровь стала плохая, это же грязь! Он заболел гепатитом, правда, в легкой форме. Попал в инфекционную больницу, а там весь первый этаж занимали наркоманы. И как раз там он поставил последнюю точку. Он до этого не кололся два месяца — решил бросить и искать работу. Нашел очень хорошую фирму, прошел конкурс и тут попал в больницу. И, видимо, там, посмотрев на этих уже не людей, а каких-то существ, у которых в глазах только — "уколоться и забыться", — он что-то понял. Даже хорошо, что так вышло, у него исчезли все иллюзии. Там брали анализы на СПИД, кому-то поставили этот диагноз, на сына это тоже произвело впечатление. С возвращения из больницы начался этап выздоровления, хотя у меня до сих пор страх есть, и думаю, он так и будет.
Однажды вечером он, как всегда, лежал в прострации, а иконы у меня перед глазами, смотрю на них и думаю: "А что я так злюсь-то на него? Это мой сын, он у меня единственный, и, несмотря ни на что, я все равно его люблю. А кто его еще будет любить, кроме меня, нет на земле ни одного человека". И он, наверное, почувствовал это. Вышел: "Мама!" — что-то спросил, мы с ним чай попили. Это был тоже один из поворотных моментов. Все равно дети чувствуют любовь. И ненависть чувствуют. И надо любить даже такого ужасного, такого кошмарного — это твой ребенок. О Боге он задумался, когда еще кололся. Иной раз я видела: собрался куда-то идти, ходит-ходит, возьмет Евангелие и сидит, читает, потом ляжет спать.
У нас с ним возникли разговоры об армии, тем более что дед у меня был генерал-лейтенант. Мне всегда казалось, что сыну подойдет армия. Муж после института был офицером, два года служил, и мне очень нравились военные городки, сама эта жизнь. Сын после института от армии бегал, ему дали отсрочку, к этому времени она закончилась. Его могли и взять, и не взять. Как такового решения идти в армию у него не было.
Я давно стала ходить в церковь, мне особенно нравится Покровский собор, мне там так хорошо. Я пришла, а там прикладывались к иконе "Взыскание погибших". Я слышала, что она чудотворная, и тоже пошла за толпой. Подошла к иконе с мыслями: "Ты тоже Мать, Ты претерпела столько страданий, подскажи, что делать, помоги принять правильное решение". Я приложилась к иконе головой и почувствовала как удар в лоб. Мне было совершенно не больно, но очень ощутимо: меня как прошибло благодатной энергией. Прихожу вечером домой из церкви, сели мы с сыном чай пить, он и говорит: "Я решил идти в армию". — "Интересно, и когда же это ты решил?" — "Да вот шел по улице и вдруг остановился, меня как будто что-то стукнуло в голову. Смотрю, стою рядом с военкоматом. Я зашел к военкому и сказал, что хочу пойти в армию" (Это было часов в пять, как раз когда я прикладывалась к иконе "Взыскание погибших"). Их это удивило, почему это взрослый семейный человек захотел в армию. Его серьезно проверяли, сразу предупредили, что могут послать в Чечню. Он заключил контракт на пять лет, хотя военком его уговаривал: отслужи два года — понравится, потом заключай контракт. Но он, видимо, хотел порвать с прошлой жизнью по-настоящему. Я думаю, что для него это был единственный правильный путь. Он взял и ушел отсюда.
Как только Сергей попал в Чечню, через неделю написал мне очень хорошее письмо. Там до него, наверное, дошло, что такое мама. Когда мама очень заботливая, это не ценится, и только попав туда, он понял, что я его люблю, я ему нужна и он мне нужен. Письма потрясающие. А как он пишет о своих солдатах! До этого он жил без чувства ответственности, заботиться ни о чем не было надо. А там надо заботиться о солдатах, которые оказались в его подчинении. Он пишет, что попал сюда по собственной воле, осознанно, а их-то никто не спросил. Они оказались без папы и мамы, мальчишки в 18 лет, и он теперь для них должен быть и папой, и мамой. Солдаты его любят. Однажды они ночью пошли в разведку и попали в засаду. Он говорит, что сразу понял — не справиться, подмога не успеет. Его ранили в висок и шею. Он приказал всем отползать и по рации вызвал огонь на себя. С Сергеем остался еще медбрат, сказал, что в крайнем случае его вытащит, не оставит его тело врагам... Им удалось тоже выйти. Все спаслись, никто не был ранен, кроме него. За то, что он принял такое решение и спас людей, его представили к ордену Мужества.
Сейчас я уже твердо знаю, что Сергей бросил наркотики. Ему это уже не нужно, он другой человек. У сына поменялись жизненные ориентиры. Он рассуждает об армии так же, как и я. Я считаю, что наша армия — великая, прекрасная, могучая и не надо ее втаптывать в грязь. У него там появилась гордость за Россию. Но я, конечно, ужасно хочу, чтобы он оттуда скорее приехал.
Мать должна своего ребенка оберегать до самой своей кончины. И с того света она оберегает. У меня мама умерла, а я чувствую, что она и там мне помогает. Родителям наркоманов не стоит отчаиваться и руки опускать, надо занимать активную позицию. Просить Господа и Богородицу помочь, заказывать обедни о здравии и самой действовать.
Когда сын ехал в отпуск через Москву и шел по переходу к Казанскому вокзалу, какая-то бабушка его окликнула: "Сынок, сынок, подожди!" Он оглянулся: "Чего тебе, бабка?" — "Вот возьми икону, и в Чечне тебя не убьют". — "У меня что, на лбу написано, что я из Чечни?" — "Написано, написано". Красивая металлическая иконка Казанской Божьей Матери, она там с ним, его оберегает...

Людмила Белкина

13.04.2001