‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Последний взгляд

"У меня не было слез… Только тихая умиротворенность, что мы все успели и мама ушла с Богом, по великой Его милости…"


…Не думала, что это можно вынести.
…Не думала, что подобное можно пережить.
…Не думала, что об этом буду писать.

Но сегодня, вернувшись из храма, с Божией благодатью в душе, я поняла, что должна придать своим переживаниям и размышлениям последних дней некую письменную форму.
И вновь, ночью на кухне, как в далекие школьные годы, выплескивая свои переживания в общие тетради дневников, я начала излагать то, что слишком далеко отошло от того безпечного времени суматошной юности с ее безконечными влюбленностями, романтикой, вдохновением и защищенностью — временем, когда жива была мама… Я поведаю вам о последних ее днях.
Моя мама пять с лишним лет назад перенесла обширный инфаркт, и мне всегда казалось, что если что-то с ней и случится, то это будет смерть неожиданная и мгновенная.
В пятницу, 28 июня 2003 года, у нее началась рвота, словно от отравления. Мама страдала еще и желчно-каменной болезнью, я сделала ей укол баралгина. Ей стало легче. Прошла ночь. В субботу состояние стало ухудшаться. Приехала «скорая» с двумя совершенно безразличными женщинами. Моя мама росла сиротой и всю свою жизнь была чрезвычайно смиренной, робкой и застенчивой. Она сказала, что болит у нее все. Я вмешалась и стала рассказывать медикам о ее болезнях и нюансах ее состояния за последнее время. В ответ прозвучало хамски-ироничное: «А вы что — врач?..» Сделав укол но-шпы, врачи посоветовали дать маме обезболивающее и Борскую минеральную водичку. Они решили, что у мамы было обычное пищевое отравление, и не сочли нужным отвезти ее в больницу. После отъезда медиков маме стало еще хуже. Когда пришлось вновь повторить вызов, ждать пришлось пятьдесят минут. Безумная от боли, мама упала на колени, схватившись за живот. Ей было очень плохо. Приехала та же бригада. Предложили госпитализацию. Но 4-я медсанчасть, куда нас привезли, оказалась закрытой: ее дежурство по графику было на следующий день, и наш «рафик», развернувшись, двинулся в обратный путь через весь город, в дежурившую «Пироговку». На жестком сиденье, в трясущейся машине… Бедная мама моя, как же тебе было больно!.. Но кроме слов успокоения я ничем не могла ей помочь. Это сегодня я казню себя за то, что уже в те минуты не обратилась к Богу. Пройдя еще длинную цепочку кабинетов приемного отделения «Пироговки», наконец-то мы с сыном привели маму в палату, которая оказалась совершенно пустой. Я выбрала ей место в уголке у окна, чтобы оградить от возможных суеты и шума. Дежурный врач, пальпировав ее живот, быстро ушел, назначив обезболивающие препараты. И только в понедельник, когда все хирурги были на местах, был поставлен диагноз: «острый перитонит», маму повезли в операционную. И вот такая деталь…
В суматохе мы с медсестрами повезли каталку к выходу вперед ногами. Вдруг какая-то старушка шепнула: «Дочка! Вперед ногами же — нельзя…» Каталку развернули…
Не забуду… У лифта мама позвала меня к себе и, взяв за руку, тихо сказала: «Простите меня…» Я улыбалась ей, говорила, что все будет хорошо. Зав. отделением попросил нас уйти домой и подъехать к 15 часам. В 15.00 нас с сестрой вызвали в ординаторскую, и хирург, оперировавший маму, сообщил, что у нее тромбоз кишечника или гангрена живота. С таким диагнозом долго не живут, идет некроз тканей, положение безнадежное, и отойдет она в самое ближайшее время. По сути, ее разрезали и зашили.
Страшные минуты. Страшные… Когда до тебя еще не доходят слова хирурга и ты не можешь осознать, что скоро мама уйдет от нас… Уйдет. Навсегда.
Когда я поднялась в реанимационное отделение, ко мне подошел его заведующий и сказал тихо и трогательно: «Сейчас к ней нельзя. Но сейчас именно то время, когда можно пригласить священника и близких родственников…»
Ясно осознавая, какие муки ей еще предстоят, единственным моим желанием тогда стало желание сделать все, чтобы отошла она по-Православному. Я помчалась в наш храм в честь Преподобного Сергия Радонежского, и спустя два часа отец Тарасий уже читал над неподвижной мамой Канон о болящей. Причастить ее врач не разрешил — в аорте была трубка, и мама была без сознания.
Чуть позже подъехал мой тогда 19-летний сын, для которого бабуля была самым близким и дорогим человеком в его жизни. Помню, он попросил меня: «Мам, выйди. Пожалуйста, я хочу побыть с ней…»
Я вышла и села в коридоре. Не помню, сколько прошло времени, когда я осторожно подошла к застекленной двери. Над мамой стоял мой Димка… Он рыдал, как маленький ребенок, и о чем-то с ней разговаривал, поглаживая ее руку. Потом он скажет мне: «Мам, у меня такое чувство… что она лежит и все слышит…» Бедный мой мальчик… Кто это может знать?..
На следующее утро я была в нашем храме, чтобы договориться о мамином Причастии. Мама прожила честную и достойную жизнь, но весь ужас был в том, что, искренне поддерживая меня в воцерковлении, сама она никогда не исповедовалась и не причащалась.
Договорились, что после обеда мы привезем к маме священника, если все будет хорошо. Со страхом я позвонила в реанимацию, чтобы узнать о маме, и когда медсестра мне ответила, что ее перевезли в палату, я обрадовалась. В душе затеплилась надежда: «А может, все обойдется?» И, словно слыша мои мысли, Ирина Михайловна, служащая в регистратуре храма, сказала мне: «Галя! Врачи только режут! Все — в воле Божией… Иди, встань на коленочки, попроси Господа…» Упав перед Распятием, я плакала и просила… Просила… И плакала…
Когда я вошла в палату, мама была в сознании. Мне трудно это объяснить, но я все время улыбалась и общалась с ней, как с маленьким ребенком — слабым, беззащитным. С собой я привезла складень с иконами Спасителя и Владимирской Богоматери, молитвослов, свечи и стала молиться прямо в палате, зная, что только этим могу сейчас помочь маме.
Ей ставили системы. На ночь кололи промедол, а я видела, как успокаивалась она и затихала при моих немощных, но искренних молитвах. «Привезти тебе батюшку?» — спросила я маму, гладя по волосам. В ответ она как-то по-детски радостно закивала головой.
В тот же день, 1 июля, священник Игорь Петух исповедал ее, причастил и соборовал. При Соборовании он велел нам с сыном помогать ему и молиться вместе с ним. Никогда не забуду, какое красивое и умиротворенное лицо было тогда у мамы… После Причастия и Соборования, располосованная во весь живот, у смерти на краю, мама с отчаянным упорством боролась за жизнь.
— Галь, посмотри, где у меня шов начинается… — спросила она 2 июля. — Видишь, как высоко, это они мне камни удалили, сердце-то выдержало, значит, все хорошо…
— Да… Да… — автоматически кивала я, а потом выходила в коридор, чтобы, проревевшись и успокоившись, вновь вернуться к ней.
Последняя ночь ее жизни была для нас с сыном особенно тяжелой. После наркотиков мама все время порывалась встать и пойти. Очередная попытка сесть закончилась тем, что начал расходиться шов, полилась кровь.
Представив, что будет, если мама вдруг встанет и упадет на живот, я оставила ее с сыном и решила найти дежурных хирургов. Была глубокая ночь. Все спали. С трудом отыскав медсестру, достаточно сурово я попросила поменять маме повязку. Двое дежурных хирургов спали в двухместной палате. Ко мне вышел тот, кто был помоложе. Чтобы предотвратить всевозможные осложнения, я рассказала ему о случившемся. «Вы понимаете, ответил он, — безсмысленно вести ее в операционную, накладывать швы… Она умирает…» Я вернулась в палату, где медсестра, поменяв повязку, делала маме укол.
На следующее утро, 3 июля, после обхода зав. отделением сказал мне, что сейчас ее перевезут в отдельную палату, чтобы отошла она без посторонних свидетелей, дабы не травмировать больных.
Мы остались втроем в двухместной палате. Сын стоял над мамой, и, видя ее измученное лицо, я сказала: «Сыночек, она устала, видишь? Вечно над ней кто-то стоит, ходит… Давай посидим с тобой напротив. Пусть она полежит спокойно, в тишине…» Димка сел рядом со мною, и мы замолчали. Ее последнего взгляда не забуду никогда. Мама повернула голову и посмотрела мне в глаза. Потом медленно перевернулась на бок, лицом к стене, и тотчас из нее фонтаном брызнула черная жидкость. Светлая стена стала темной. Мы с сыном вскочили, а ее глаза стали медленно закатываться, чтобы через секунду закрыться навсегда.
Когда маму переложили на каталку и я осталась с ней вдвоем, то воочию увидела, как вдруг изменилось ее лицо: выражение страдания сменилось на нем блаженной полуулыбкой. Она лежала с гладким, молодым лицом и… улыбалась…
Я стала молиться, почему-то трижды повторив: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…», потом — «Слава Богу за все», а затем, наизусть прочитав «Благодарственную», я поцеловала мамины ноги и медленно побрела за ее вещами. Женщины в палате спросили меня: «Как мама?» Я тихо ответила: «Мама — отошла…» «Как вы хорошо ухаживали за ней. Какие вы молодцы… Держитесь. Все мы через это проходим…»
…Хоронили маму в субботу, 5 июля, в преддверии праздника иконы Владимирской Богоматери, которая всю шестидесятипятилетнюю жизнь моей мамы была ее Небесной Покровительницей. У меня не было слез тогда… Только тихая умиротворенность, что мы все успели и мама ушла с Богом, по великой Его милости…
Вечером мы с сыном приехали в наш храм, к нашему духовному наставнику и любимому батюшке — игумену Георгию Шестуну. Когда я вошла в ризницу, он тихо и устало произнес: «Галя, я все знаю… Она ведь у нас Еленой была?» Я упала на колени и в сознании пронеслась, как кинолента, череда всех наших мучительных дней и ночей. Будучи человеком эмоциональным, я поразилась тогда своему спокойствию. А когда в один момент к горлу подкатились судорожные рыдания, батюшка обхватил мою голову своими ладонями, и мне сразу стало тихо, хорошо и спокойно.
И еще не могу не вспомнить и не поклониться нашему мудрому, опытному Архимандриту Елевферию. В день похорон мамы он, отложив свой визит к профессору медицины, волновался и ждал нас с сыном — опаздывающих. Суетных.
Какая светлая радость была у всех, кто со свечами стоял у маминого гроба при отпевании, совершаемом им! А когда я протянула ему пятьсот рублей, он отвел мою руку и заявил строго: «Давно ли ты сама нуждалась? Возьми и не разбрасывайся деньгами. Они тебе еще пригодятся».
Зная мою полную бездарность в решении финансовых проблем, мой сын, студент экономической академии, решил повторить неудавшуюся мою попытку. Она завершилась тем же результатом. Уже в храме я робко сказала отцу Елевферию: «Батюшка! Простите меня, неопытную… Но ведь так принято…» Он вдруг засмеялся, по-мальчишески молодо, искренне, и, повернув меня к стоявшей за церковной лавкой нашей общей знакомой, сказал: «Марин, объясни Галине, что такое Православие…»
…Пишу эти строки с искренней любовью и благодарностью ко Господу Богу нашему… с надеждой, что прочтет это мое «откровение» хоть один из тех, кто в сомнении вдруг остановился на пути к Православному храму.
А через два месяца после смерти мамы, утром 2 сентября, у меня дома замироточила Казанская икона Божией Матери. Из-под ладошки Спасителя выкатились две капельки мира и застыли на груди у Богородицы, словно две слезы.

Рисунок Ирины Евстигнеевой.

Галина Томилина
г. Самара.
24.06.2005
899
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
1
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru