‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Картинки из детства

Мало кто из нас задумывается о том, куда несемся мы в суете дней и не можем остановиться, забывая о главном: хорошо ли рядом с нами тем, кого любим, о ком призваны заботиться и кому дарить тепло своих сердец.


Мало кто из нас задумывается о том, куда несемся мы в суете дней и не можем остановиться, забывая о главном: хорошо ли рядом с нами тем, кого любим, о ком призваны заботиться и кому дарить тепло своих сердец.

Костюмчик для брата

Когда в нашей семье появился маленький братик, мне было шестнадцать лет. Через три месяца после его рождения умер папа. Что нам с сестренкой оставалось делать? Львиную долю забот о вечно кричащем малыше брать на себя, потому что мама уставала. Ночью нянчимся, а утром идем в школу. Даже самой сейчас не верится, что в свободное от занятий время из вышедших из моды вещей своего гардероба шила ему приличного вида костюмчики, перешивала даже зимние пальто. А окончив школу, пошла работать и с первой зарплаты с великой радостью купила ему в Москве красивый теплый костюм. Тогда ведь детские вещи, как и многое другое, были в дефиците. Наш брат нуждался во всеобщем внимании и заботе, и он их получал. Когда чуть подрос и мама пошла работать, смотреть за ним приехала из деревни бабушка. Мы знали, что у брата проблемы со здоровьем, поэтому не жалели для него сил и свободного времени.
Мама наша была замечательная женщина, но, как и у всех людей, у нее были свои слабости. Бабушка порой сердилась, выражала недовольство, продолжала воспитывать свою взрослую дочь и… покорно несла по жизни свой Крест. Мы с сестренкой жались, как птенчики, к обожаемым бабушке со стороны мамы и дедушке со стороны папы. Почти все выходные дни, а уж каникулы точно проводили то в одной, то в другой деревне. И это было спасением для нас. А еще великим явлением в нашей жизни были учителя, восхитительные, Педагоги с большой буквы, которые отдавали нам, ученикам, частичку своих сердец. Они всегда были рядом, с заботой о нас, любовью, материнским советом. Жаль, что время тогда было безбожное, и Господа мы познали гораздо позже. Ведь с Богом в сердце не страшны никакие трудности и печали, никакие жизненные перипетии.

Всегда при деле

А еще мне хочется рассказать о своем деде. Чудесный был человек! Никогда ни на кого не сердился, шел по жизни со смиренной улыбкой и при этом очень много трудился. Казалось, он умеет делать все! Дедушка валял валенки, плел корзины, изготавливал деревянную домашнюю утварь и даже мастерски пек пироги! На моей памяти, в его большом крестьянском хозяйстве было сорок соток земли, корова, овцы, куры, снеговой погреб, колодец, три чулана для хранения зерна, погреб для хранения овощей, двор с проложенными по нему асфальтовыми дорожками. Детьми во дворе летом мы любили заводить старинный патефон и слушать пластинки с записями прославленной певицы с великолепным народным голосом Лидии Руслановой. Деда все любили в деревне, нрава он был доброго, кроткого, чуть с юморком, и — всегда при деле. Когда его хоронили студеным январским днем, лепил густой мокрый снег. Провожать деда вышла вся деревня, и люди говорили: «Даже погода плачет по Василию Семеновичу. Редкий был человек, никого за всю жизнь не обидел. Помогал, кто к нему обращался, и советом, и делом».
Война оставила в душе деда тяжелый след. В самом ее начале он попал в немецкий плен, да так всю войну там и пробыл. Рассказывать об этом он не любил, да никогда и не рассказывал. А мы не спрашивали, потому что знали, что ему больно об этом вспоминать. Хотя, может быть, и напрасно не спрашивали: сейчас-то уже никто не расскажет.

Пасха

Самой большой радостью для нас, ребятни, был праздник Пасхи, хотя и росли мы в богоборческое советское время. Мы не осознавали тогда значения этого удивительно светлого праздника, но ощущение чистоты и света до сих пор живо в душе. Слово «Пасха» было для нас загадочным и непонятным, оно — как волшебный ключик, который отмыкает радостное настроение у детей и взрослых. Мама наряжала нас с сестренкой в самые лучшие, чаще всего — новые — платья, и мы, едва дыша от свалившейся на нас красоты и торжественности, по-детски смешно и величаво ступали по бабушкиной деревенской улице, неся в руках корзиночку с ярко окрашенными яичками, вкусными, еще теплыми бабушкиными пирогами и конфетами в цветных фантиках. Красились яйца к празднику по обыкновению луковой шелухой, и получались они насыщенного коричневого цвета с легким красноватым оттенком; некоторые приобретали темно-желтый или просто коричневый, без красноты, окрас. А еще, за отсутствием в то время специальных красителей, применялась тонкая шуршащая цветная бумага, из которой делались цветы для церковных веночков. Если яички поварить вместе с этой бумагой, они станут желтыми, голубыми, розовыми, как луговые цветы.
И вот мы, детвора, шагали в сторону поляны за околицей, совсем недалеко от бабушкиного дома, где уже зеленела первая сочная травка, разбавленная солнечными островками радостно-ярких одуванчиков и изредка — семейками нежной мать-и-мачехи. Взрослые уже соорудили к празднику на поляне простые деревянные качели. Мы усаживались кружком или парами на травку и перекатывали друг другу разноцветные чудо-яички. Вся радость была в том, что между нами, детьми, не было никакой соревновательности. Тихую, чистую и глубокую радость нам доставляло это нехитрое действо, ведь так поиграть можно было только один раз в году, на Пасху, да и то если она не была ранней и холодной. Ну а потом были качели, плетение веночков из первых цветов, догонялки и игры с мячом вперемешку с поеданием праздничных вкусностей.
И по сей день душа полнится силами и словно воскресает, уносясь ввысь от будничной суеты, при одном воспоминании об этих светлых днях детства.

Дом на окраине города

Ностальгию по чему-то очень необычному, что только краешком коснулось моей жизни, до сих пор испытываю я при виде скромного домика на окраинной улице родного города, Елабуги. Этот дом как явление из иного мира моего детства, в котором было много икон, свечей и таинственного полумрака. В доме этом, вернее в небольшой его части с отдельным входом, жили некоторое время мои родители, когда я была совсем крохой. Как рассказывала мама, однажды ночью я, грудной младенец, спасла этот дом и всех, кто здесь находился, от страшного пожара, потому что раньше других проснулась от едкого запаха дыма и всех разбудила.
В этот дом впоследствии мы с сестренкой любили приходить, нас манили загадочность и необычность обстановки и доброе расположение хозяек. А жили здесь две богомольные старушки — родные сестры, наши дальние родственницы, одна из которых была крестной мамой нашего папы. В переднем углу и на стене главной комнаты в доме висели образа. Много образов, учитывая то нелегкое для жаждущего веры сердца время: конец 60-х — начало 70-х годов прошлого века. Лучше других мне запомнились две иконы: Спасителя и мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии — они были самыми большими и красочными. На столе в другой комнате — столовой — всегда покоился пузатый, «довольный собой» старинный самовар, величаво поблескивающий боками, когда их касались солнечные лучики, проникающие в комнату сквозь увитое зеленью яблоневого сада окошко. Возле самовара стояла вместительная серебряная сахарница с кусками необычайно сладкого комкового сахара и специальными щипчиками для откалывания кусочков. Вечерняя чайная церемония в этом доме всегда была неспешной, продолжительной, с неторопливой, без излишних эмоций, беседой. Начиналась она плавно и торжественно. Кока Дуня (старшая из сестер) зажигала свечи, все вставали на молитву перед вкушением пищи, молились и рассаживались. Нередко за столом бывали только хозяйки и мы с сестренкой. Нам, маленьким гостьям, уделялось особое, но без всякого сюсюканья, внимание. Напротив, нас учили этикету, красивым манерам и благочестию. Чай разливался по красивым расписным чашкам, мы отливали его понемногу в блюдца и маленькими глоточками пили. Младшая из сестер — мы ее звали кока Леля — была очень набожной. До революции она, совсем еще юная девушка, подвизалась в прекрасном Казанско-Богородицком женском монастыре в нашем городе. Его выстроил на собственные средства местный купец-меценат Иван Иванович Стахеев; на строительство ушел миллион рублей царских денег. Соборный храм монастыря богатством и красотой убранства привлекал верующих со всей округи, вся церковная утварь здесь была золотой и серебряной. Иван Иванович Стахеев в течение всей жизни выделял деньги на полное содержание монастыря, при этом не спрашивая отчета ни за одну копейку. И когда обитель закрыли, а насельниц разогнали, наша кока Леля очень переживала. Ее хватил паралич, и в результате левая сторона ее тела до конца жизни не работала. Она ходила, тяжело прихрамывая на одну ногу, а левая рука ее всегда была согнута в локте и прижата к груди.
Именно здесь, в этом доме, постигали мы азы веры, учили первые слова молитв и здесь впервые столкнулись с тем, что называется человеческим грехом. Однажды дом посетила красивая и как нам, малышне, казалось, важная дама с блестящим черным ридикюлем под мышкой. Заглянула также старушка-соседка из ближайшего дома. Мы с сестренкой играли во дворе. Вдруг видим, как старушка быстрым шагом идет к воротам, а в руках у нее тот самый черный ридикюль, что был у красивой женщины. Спустя некоторое время выбегает, очень обезпокоенная, и сама эта женщина. Оказывается, у нее исчезла сумочка с деньгами и документами. Мы сказали, что видели ее у бабушки, которая недавно здесь была. Хорошо помню слова той красивой гостьи: «Девочки, что же вы раньше ничего мне не сказали?» Мы с сожалением пожали плечами: «Не догадались», — а она быстрым шагом отправилась искать свою пропажу…
Судьба наших добрых родственниц в дальнейшем оказалась трагичной. Кока Дуня, которая много горя перенесла из-за двух своих непутевых детей, в конце концов лишилась разума и замерзла зимой под яблоней в своем чудесном саду. А кока Леля — одинокая немощная старушка — конечно же, не могла одна жить в большом доме с печным отоплением, и ее определили в Дом престарелых. Там она, может, убогая телом, но крепкая духом, провела свои последние дни, славя Бога и вознося свой взор к Горнему миру.
Тринадцать лет назад Господь постучал в мое холодное сердце, и оно радостно откликнулось на Божий зов. С тех пор ноги легко несут меня в тот монастырь, где подвизалась когда-то наша кока Леля, и я непрестанно чувствую ее теплую и такую сильную молитву за нас, грешных.

Рисунок Германа Дудичева.

Ирина Гордеева
26.10.2007
829
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
3
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru