‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Тихоня

«Такое невозможно было вместить: как это — собственного ребеночка в роддоме не отдадут?..»


«Такое невозможно было вместить: как это — собственного ребеночка в роддоме не отдадут?..»

Зоя Д. держалась наособицу. Маленькая, худенькая, молчаливая, она если и приходила постоять на лестничной площадке между нашим вторым и третьим этажами, то становилась в сторонке, с некоторым испугом и любопытством прислушиваясь к рассказам опытных рожениц. Казалось, ее страшило то неведомое, что, судя по большому и уже опустившемуся животику, предстояло ей совсем уже скоро.
Но как только начинались бабьи пересуды, она, опустив голову, уходила в палату. А ехидная Комарова непременно отпускала ей вслед шпильку побольнее: вот, мол, некоторые уж такие тихие, воды не замутят, а в шестнадцать лет ребятеночка рожают! Без му-ужа!.. Ох, не выдержала и я:
— Угу, бывают и такие. А вот тебе, похоже, здорово повезло, что Комаров взял тебя!
И, кажется, угодила в точку: бойкая Комарова покраснела — и смолчала.
Мне было жаль Зою. Светловолосая деревенская девочка казалась мне младшей сестренкой, у которой вот случилось несчастье. Наверное — виновата, об этом судить только Богу, но — не отворачиваться же от нее, если и оступилась, не добивать злыми насмешками!
— А ведь ей не отдадут ребенка, — в один из первых же дней сказали мне в нашей палате. — Несовершеннолетняя, ей юрист четко объяснила, что она не имеет права забрать ребенка, если ее родители на это не согласны.
— Так, может, они согласятся?
— Нет, когда она в ПТУ поступать уезжала, мать ей сразу сказала, что на порог не пустит, если в подоле принесет. Родители у нее строгие. К тому же на Зоиного ребенка уже есть усыновители, только и ждут, когда родит.
Такое невозможно было вместить: как это — собственного ребеночка не отдадут?.. Зоя никому не говорила о своих переживаниях, и только глаза ее, огромные на бледном личике, выдавали непереносимую боль.
Нет, я слыхала, что бывают отказницы — рожают и отказываются от своего ребенка, отдают в Дом малютки. Вместе с нами в роддоме лежала на сохранении… — как же ее звали? Память сохранила только фамилию. Да и вряд ли кто-то из нас тогда вообще знал ее имя. Когда Федорова входила в столовую и подходила к какому-нибудь столику, все сидящие здесь поднимались, брали свои тарелки и молча уходили за другой стол. Придвигали стулья и сидели в тесноте, да не… рядом с ней. Она жалобно стенала вслед:
— Девочки, да я же столько всего делала, чтобы вытравить плод, чего только не пила — он же будет насквозь больным!
Но слова эти, исполненные непонятной нам логики, повисали в воздухе. Мы преувеличенно громко заговаривали о чем угодно, лишь бы не отвечать ей. Уж очень дикой казалась сама мысль о том, что эта женщина не хочет взять своего младенца. Родненького своего…
Да, было это так давно — тридцать лет и три года назад, когда отношение к материнству было иным и не так много матерей бросали в роддомах своих малюток.
Но Зоя… Она-то хотела взять своего маленького, у нее слезы стояли в глазах, когда мы делились между собой милыми шалостями своих старшеньких, о том, как они ждут не дождутся, когда же мама приедет из больнички и привезет им братика или сестренку. А у нее просто отберут младенца и вряд ли даже позволят взглянуть, какой он…
…Зоя родила девочку рано утром в тот самый день, когда меня выписывали с Витюшей. Я успела узнать, что девочка родилась прехорошенькая, крупненькая, на 3.800, с густыми черненькими волосиками. И еще — что прямо на столе Зоя покормила малышку грудью. Пожилая медсестра то ли забыла, что давать ребенка Зое категорически нельзя, то ли… — кто теперь скажет, почему она взяла да и положила малютку ей в руки: «Покорми, дочка!»
И тихая Зоя взбунтовалась:
— Я мою доченьку никому не отдам! Не отдам!
Она прижимала к себе крохотульку и смотрела, смотрела на нее, и гладила головку, и целовала пухленькие, словно перетянутые ниточками в запястьях ручки дочурки. И только одно твердила: не отдам!..
Мне потом рассказала односельчанка, лежавшая в соседней палате, что к Зое приходила — да нет, ворвалась! — юрист роддома и кричала на нее: «Да как ты смеешь, соплюха, да кто ты такая!.. Ты не имеешь никакого права на ребенка, он уже не твой! Видишь — вот же твоя подпись, ты сама согласилась оставить ребенка!..» Но Зоя словно не слышала и повторяла только: «Не отдам! Что хотите делайте — не отдам!»
А через несколько дней из дальней деревеньки приехала вызванная по телеграмме Зоина мама (юрист надеялась, что мать сумеет убедить несговорчивую девчонку, заставит сдаться) и без лишних разговоров забрала домой обеих, дочку и внучку.
Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Зои Д. и ее дочурки. Но очень надеюсь, что горький урок, полученный в юности, не прошел даром для Зои, а за то, что не побоялась ни позора, ни угроз, проявила твердость и не отдала ребенка, Господь утешил ее так, как только Он может утешить…
И еще думаю: а ведь тогда уже в нашу жизнь пробивались пока еще робкие ростки ювенальной юстиции. Уже тогда у матери, пользуясь ее беззащитностью, как вот в этом случае, могли отнять ребенка — и ведь у кого-то отнимали. И отдавали другим — более «достойным».
Теперь же ювенальная юстиция все настойчивее стучится в нашу жизнь. Да что там: порой уже начинает хозяйничать, устанавливать свои порядки. Списанные с западных законы, руководствуясь исключительно «интересами ребенка», все более жестко регламентируют семейные отношения, оказенивают самое святое. А с законом не поспоришь.

…Всякий раз, оказываясь в Оренбурге, я с содроганием сердечным смотрю на старое здание железнодорожного вокзала. В памяти вспыхивает картинка из давнего прошлого.
Февраль 1980 года. Мы с маленьким Витей возвращались домой из поездки к родным. Сидели на жесткой вокзальной скамье, ожидая своего поезда.
Я задумалась и не заметила, как перед нами оказалась очень молодая женщина с болезненно-бледным лицом, в плохонькой одежде. А женщина безумным взглядом впилась в лицо Витюшки, словно хотела сказать: «Да это же он! Он, мой мальчик!.. Мой сыночек!..» Все это без слов читалось в ее расширенных, темных от боли глазах.
Витя, до этого очень умно рассуждавший о прочитанном в какой-то книжке, почувствовал неладное и умолк, недоуменно глядя на незнакомку, а потом крепче прижался ко мне. Я взяла его за ручку, желая успокоить, но женщина… схватила за другую! Во взгляде ее, устремленном на нас обоих, была такая отчаянная мольба, что я не решилась отнять ручку своего сына у женщины с вокзала.
К счастью, в этот момент объявили посадку на наш поезд, и я вскочила, одной рукой подхватила показавшуюся мне воздушно-легкой до этого неприподъемную сумку, другой рванула к себе Витю. Женщина молча побежала вместе с нами, не выпуская руки малыша.
Мое сердце бешено колотилось: что делать? Никому нет дела до двух женщин с ребенком, вроде бы дружно бегущих по перрону. А незнакомка не отставала ни на шаг — и тянула к себе моего сыночка! Но вот и наш вагон. Я решительно выхватила сына, подняла его (проводница удивленно взметнула брови: такого большого — и на руки!) и, больно ударившись коленкой о высокую ступеньку, скорее вскарабкалась в вагон.
Незнакомка осталась на перроне. Она даже не попыталась подняться в вагон и только смотрела нам вслед, не отводя глаз. Я видела, как она пробежала вдоль вагона, вглядываясь в окна, и, разглядев мое лицо (Витя отодвинулся подальше, и его не было видно), застыла на месте. Так и стояла долго-долго, а когда поезд тронулся, побежала, пытаясь хоть немножко побыть рядом с тем, кого по ошибке приняла за своего потерянного сына. Но поезд набрал ход, и вскоре вокзал уплыл далеко назад.
Ни единого слова не сказала незнакомка — и, наверное, не могла сказать. Со мной так было, пропадал голос в минуты великого смятения. Я долго думала потом об этой несчастной: кто она, почему выглядит опустившейся, какой-то сломанной… Что случилось с ее ребенком…
А ведь, наверное, с ней и произошло то же, что должно было по железной логике роддомовского юриста произойти с Зоей: родила мальца в пятнадцать-шестнадцать лет, поплакала-поревела — да и подписала отказ. И уже не смогла отойти от этой потери. Вместе с сыном она и себя потеряла. И ходит, смотрит… ищет черты родного личика.
Не могу себе представить, как же ей было больно, когда посчитала, что этот вот мальчик — и есть ее сын… И другая женщина прижимает его к себе, гладит по головке, и увозит куда-то далеко-далеко…
И поезд уносится вдаль — все быстрее!..
А я лишь крепче обняла своего любимого, своего родного сыночка.

Ольга Ларькина
03.09.2009
1022
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
25
3 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru