«Так храм оставленный — все храм…»

Если свернуть с федеральной трассы на Сергиевск, а потом с кольца налево, то через несколько минут над лентой дороги, над ближними лесами и перелесками, над деревенскими домами и сарайчиками возвысится силуэт храма. Он будет вырисовываться в каких-то серых красках, и вам покажется, что виновата в этом ненастная погода, но не она тому виной. Вы будете искать блеск куполов, но не увидите их. Только засветятся кусочки неба через худую и дырявую крышу. Здание темное, будто закопченное, и несколько кренится набок. Бревна стен еще держат этот полуразрушенный храм, но внутри уже нет ни пола, ни потолка. Они провалились и разлетелись на доски, балки и обрубки. Где когда-то возвышались Царские врата, сейчас, как после взрыва, все завалено гигантской охапкой бревен, которые свалились из перекрытия свода. Ветер гуляет в выбитых окнах, одно дерево проросло своими ветвями прямо в храм через окно. Эти окна — как пустые глазницы здания, а между ними остаток стены с уцелевшими фресками. Нельзя сказать, что они хорошо сохранились, но на них еще вполне можно разобрать лики святых и прочитать их имена.
С левой стороны от храма какое-то заброшенное кирпичное строение, его разбирают на кирпичи два мужика. С другой стороны среди редких деревьев стоят кресты на могилах местного кладбища. Над входом в храм развевается серой лентой пакля, на ней, как на качелях, раскачивается синичка. Здесь нет ни крыльца, ни ступенек, все давно заросло бурьяном. Как-то страшно смотреть на разрушенный храм, будто на водоем, потравленный химикатами, или на лес, заваленный грудой мусора. Будто зло празднует свой праздник.
Около ста пятидесяти лет назад в селе Павловка построили местные жители кладбищенский храм и освятили его во имя Архангела Михаила. Много дворов было тогда в Павловке, много жителей. Говорят, что были они боголюбивы и богобоязненны. Но в тридцатые годы века минувшего нашелся среди них один то ли Ванька, то ли Васька по прозвищу Сыч — точно уж никто не помнит, как его звали. Да и не беда забыть его имя. Так вот этот местный бандюга Сыч как-то темной холодной ночью, не боясь ни Бога, ни людей, вломился с топором в дом священника. Думал, там живут богато и сытно, но отыскал только мешок дробленки. Многие сейчас и не знают, что такое дробленка, а тогда за этот мешок были зверски убиты священник и его жена. У злодея все-таки дрогнула рука, и дочку священника он только ранил. После всех пережитых ужасов она давала показания на следствии в надежде, что виновного накажут, а ей помогут. Но суд был не очень строг к Сычу, ведь он убил священника, что по тем богоборческим временам большим преступлением не считалось. А вместо помощи дочь священника чуть не лишилась дома, его хотели отнять, а местный храм разрушить. Но жители Павловки, хоть и боялись властей, но всем селом вышли защищать свой храм. Они и просили, и требовали, чтобы возле кладбища церковь не уничтожали.

Приехавшая ревизия-комиссия не стала воевать с местными жителями и уничтожать святыню на глазах разъяренных сельчан, его потом просто тихонечко закрыли — и все. Храм перестал действовать и начал постепенно, с каждым днем, c каждым годом разрушаться. Но в этот пустой и недействующий храм стали приходить и молиться люди. Во все время его закрытия кто-то обязательно приоткрывал двери церкви Михаила Архангела и оставался в ней наедине с Богом. Храм жил, несмотря ни на что… Мне рассказали местные жители, что и сейчас приезжают люди помолиться и попросить помощи у святых на уцелевших фресках. И некоторые даже получают здесь исцеления от серьезных болезней. Ведь, как писал Михаил Лермонтов, «храм оставленный — все храм» и все равно остается святыней. Остается тем намоленным островком, тем кусочком Неба на нашей земле, без которого было бы душно жить. Наперекор всем невзгодам храм этот, который нигде не значится и которого вроде бы нет, служит людям. А потрескавшиеся и потемневшие лики на фресках помнят и хранят молитву наших предков.
Сейчас в Павловке осталось около шестидесяти жителей, своими силами им храм не восстановить. Да и желания у них на это большого пока нет. Только старенькие бабушки ходят на службы в соседнее село, и, проходя мимо серых стен своего разрушенного храма, с грустью вспоминают звон его колоколов.

Ольга Круглова

Фото автора

14.11.2008