По следам «Мастера и Маргариты»

«Восстанут лжехристы и лжепророки…» (Мф. 24, 24)

 Мое поколение открыло роман в школьные годы. В середине 80-х он входил в «индекс разрешенных книг» для интеллигентной публики. Читать его было модно и современно, совсем как дилогию Ильфа и Петрова, заумия Хлебникова и Хармса. Взрослый читатель штудировал йогу и аутотренинг, начинавшие прокрадываться в нашу страну астрологию и эзотерику. А тинейджеры ранней перестройки читали увлекательную книгу о похождениях поэта и мага, ведьмы и кота, бродячего философа. Роман сочетал религиозные «откровения» и захватывающие погони, сатирические диалоги и почти альковные сцены. Читали взахлеб, порой пропуская страницы с описанием малопонятных мистерий, не углубляясь в весьма странные диалоги. Но несмотря ни на что, автор увлекал «малых сих» в пучину событий, водоворот сцен и героев. Горячо обсуждали книгу, сыпали цитатами. Несколько позже мельком услышали, что автор пользуется горячей симпатией у наркоманов как знаток процесса, оставляла немало вопросов и его литературно-политическая биография, прошедшая в лучах славы великого диктатора и в тени ОГПУ. Но ничто в то время не смогло свергнуть идола с литературного пьедестала.
 И вот двадцать лет спустя раздался рекламный «перезвон» — к нам едет Воланд! С телевизионных роликов, растяжек в метро, страниц глянцевых журналов полыхнули в лицо алое пламя и две золотые литеры «М», издали очертаниями напоминавшие ветхозаветного золотого тельца. По всем каналам телевизионные мудрецы настоятельно рекомендовали обратить внимание на самое громкое событие уходящего года. Но и без излишне настойчивых напоминаний мы считали дни до премьеры.
И вот многочисленные рецензенты недоумевали от факта, что гремучая смесь детектива, мистики и эротики не привела к победному результату. Внушительный актерский состав, спецэффекты бюджетом в пять миллионов долларов не предотвратили всеобщего разочарования. На создателя сериала Владимира Бортко посыпались обвинения в том, что он не смог преподнести публике столь гениальный «исходный материал».
Я же не сомневаюсь в том, что успех не мог быть достигнут ни при каких условиях. И дело здесь не в таинственном роке, пятнадцать лет не позволявшем многим съемочным группам завершить работу. Секрет провала кроется в самом романе. Создатели сняли фильм документально, старательно и дословно озвучивая диалоги героев, повторяли каждую описанную автором складку на их одеждах, скрупулезно воспроизводился быт москвичей. Тем самым тайное сделали явным.
Роман перенасыщен оккультной символикой. Автор предстал перед читателем знатоком мистических обрядов, тайных знаний и философских учений, ересей и суеверий оккультно-сатанинского толка. К Христианству Булгаков, давно отказавшийся от Православия, испытывает известное пренебрежение. Как и многие пустосвяты, он стремится переиначить и осовременить евангельские события, сообщить читателям собственную версию, полученную им из откровения и потому единственно верную. Ортодоксальный взгляд на Евангелие отброшен. Переиначены на языческий манер имена Спасителя и Его Апостола. А мы помним, что имя несет сакральный смысл.
Иисус в переводе с древнееврейского — «Бог спасает», Матвей (Матфей) — «Дар Бога». Имя «Левий», точнее «Леви», — по некоторым данным, «змей». Зачем понадобилось автору переиначивать имя Спасителя на греческо-еврейский манер или отождествлять Апостола с «проклятым зверем»? Но этим «превращением» Булгаков сознательно снижает до уровня простых смертных персонажи, представляющие «светлую» сторону.
Бродячий философ Иешуа не всемогущ. Ему под силу лишь несложные психологические фокусы вроде определения желания Пилата погладить свою собаку (куда уж там пройти по воде или воскресить Лазаря Четверодневного!..). Он и не всеведущ, философские построения Иешуа безпомощны. Железная аргументация Пилата ставит его в тупик, а весьма тривиальные доводы восседающего в кресле-троне Воланда расстраивают планы робко стоящего перед «мессиром» Левия Матвея. Доброта булгаковского Иешуа наивна и неглубока. Он лишь именует каждого встречного «добрым человеком», но ничего не совершает во имя доброты и человеколюбия. Трудно представить Иешуа жертвующим своей жизнью ради ближнего. Наоборот, он вымаливает у прокуратора пощаду. « — А ты бы меня отпустил, игемон, — неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен…».
Как не похож жалкий бродяга на нашего Спасителя! Под стать Иешуа и его ученик. О записях Левия Матвея на пергаменте из козлиной (!) кожи Иешуа отзывается с сомнением. Но и сам «учитель» ничего особенного в романе не проповедует. Его диалоги с Пилатом весьма путаны и прозаичны, напоминая безплодные мудрования советских интеллигентов на кухнях. Он не Христос, который учит и литургисает до последнего вздоха на Кресте. Критические замечания Иешуа о записях ученика позволяют Булгакову сделать вывод даже не о спорности, но о неистинности и подложности Писания.
 Центральной фигурой романа является Воланд. Известно, что многочисленные комментаторы назвали роман «Евангелием от Воланда». Сам автор судорожно перебирал названия основного труда своей жизни — «Сатана», «Черный богослов», «Он появился», «Подкова иностранца», «Консультант с копытом». Последнее было особенно мило Булгакову, он оставлял его вплоть до окончательной редакции романа. Но, справедливо посчитав, что в безрелигиозной Москве тридцатых годов с публикацией такого произведения неизбежны затруднения, утвердил ныне известное название.
 Как справедливо замечено, главная цель сатаны — уверить окружающих, что его не существует. Но это для начинающих грешников, лишь вступающих на скользкую тропу. А грешников «в законе», закоренелых и самовлюбленных, «консультант» настойчиво уверяет в своем существовании. Для этого предъявляются все, в том числе и «последние», доказательства. «Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует!» — убеждает он литераторов. Доказав же свое существование, предстает всемогущим властителем, жестко навязывающим всем свою волю. Преждевременно и нераскаянно по вине «консультанта» уходят из жизни главные герои романа. Наигравшись их трагедией, выпив их души, Воланд распоряжается их судьбой, даруя в конце некий «покой». Но и покой окажется очередным обманом. Что ожидает героев в конце «лунной дорожки»?
 Оторванные головы, застреленные и изгнанные люди, отправленные в больницы и психушки, погромы и мошенничества — все это вызывает восхищение Булгакова. А через автора передается и легковерным читателям. Как часто читатель вслед за Михаилом Афанасьевичем восклицает: «Так им и надо!» Думаю, что здесь автор угадал музыку времени. Герои романа — «человеческий материал», «винтики», над которым можно безнаказанно творить любые эксперименты. Духовные в книге — социальные в жизни. И уже только по этому я не могу отнести роман к русской классической литературе с ее гуманизмом, добротой, верой в человека.
 Достойных противников у Воланда в романе нет. По мере повествования все громче раздаются славословия в честь «мессира» его новоявленных адептов — Мастера и Маргариты. Наказаны посмевшие спорить с сатаной местечковый философ Берлиоз и невежественный поэт-энтузиаст Бездомный.
 Немало комментаторов романа видят в нем утверждение дуалистических принципов о равноценности и равнозначности Добра и Зла, их тесной взаимосвязи и взаимообусловленности. Что ж, дуализм был не новостью для современников Булгакова, а тем более его идейных предшественников. В частности, для Дмитрия Мережковского с его идеей «двойной бездны»: «Небо — вверху, небо — внизу, звезды — вверху, звезды — внизу. Все, что вверху, все и внизу…».
Роман глубоко личен для больного Булгакова. Авторская грусть и безысходность разлиты на его страницах. Даже любовь мрачна, какая-то пагубная страсть.

Константин Ерофеев

г. Санкт-Петербург.

03.02.2006