«Россия искупает свои грехи…»

Оптина пустынь… Для каждого русского эти два слова вмещают в себя целый мир! Где-то здесь, в дубовом лесу у скита, зарыли до срока последние старцы оптинские великую тайну России. Тайну ее неотмирной души, ее пророческого служения.
Вот за этой великой тайной и едут сюда паломники со всей страны, из ближнего и дальнего зарубежья. Великий дух Оптиной притягивает к себе людей, как огромный магнит, зовет и зовет в эти святые стены… Едут сюда напитаться особой оптинской благодатью, утешиться у святых могилок. Едут к старцу Амвросию и Ивану Киреевскому, к Нилусу и Леонтьеву. Едут в русский золотой девятнадцатый век, чтобы отдохнуть хоть немного от века нынешнего — века русского поражения и русской голгофы…
Но все же мне, снова приехав в Оптину, так хотелось услышать живое монашеское слово — о вопросах сегодняшних, современных, спросить о том, что так волнует сейчас. Ведь здесь, в Оптиной пустыни, даже самое современное воспринимается в контексте вечности, по совсем иной, «оптинской шкале», в которой только одна вертикаль: отсюда — к Богу!
И я нашел ответ на те вопросы, с которыми приехал в монастырь. Помог мне в этом давний знакомый и молитвенник игумен Ипатий (Хвостенко). Он с первых месяцев возрождения обители является насельником Свято-Введенской Оптиной пустыни. Опытный духовник, признанный иконописец, близкий друг оптинского новомученика иеромонаха Василия… Но для меня он в первую очередь носитель и продолжатель великой оптинской духовной традиции. Наша беседа состоялась в конце августа, вскоре после завершения работы Освященного Архиерейского собора. И потому значительная часть беседы, которую я предлагаю вниманию читателей, связана с проблемами, которые обсуждались на Соборе.

«Старцы — продолжатели пророческого служения…»

— Отец Ипатий, расскажите о себе, о своем пути к вере.
— Я москвич, по образованию художник. К вере пришел в сознательном возрасте, на последних курсах Строгановского института, когда встал перед выбором: как жить дальше? Но еще до обретения веры я работал реставратором. Меня всегда тянуло к иконам. Удивительно, но иконы притягивали меня еще до обращения к Богу. Во многом именно благодаря иконам совершилось мое обращение.
Искусство в тех формах, которые реально существовали, не удовлетворяло меня. А вот почему не удовлетворяло, я не мог дать себе ответ, пока не стал верующим. Сейчас в Оптиной пустыни я несу послушание иконописца.
— Оптина пустынь известна своей старческой традицией. А вам на пути духовного становления довелось встречать благодатных старцев?
— В 1973 году, вскоре после моего крещения, я услышал от знакомого алтарника про известного старца иеромонаха Сампсона (Сиверса). Но в то время мне встретиться с ним не удалось. Мы познакомились после того, как я отслужил в армии. И наше знакомство продолжалось шесть лет до его смерти. С тех пор все, что происходило и происходит в моей жизни — происходит по его молитве, по его благословению.
— Вокруг личности отца Сампсона до сих пор бушуют страсти. Кто-то яростно защищает его, а кто-то, напротив, решительно неприемлет… Почему?
— Старец обличает… Обличает духовное состояние христианина, и в первую очередь монашества. Многим не нравится его безкомпромиссность в требовании исполнения заповедей Евангелия… Если не хочешь признать правоту старца, призывающего к покаянию в грехах, к осознанию своей духовной немощи, то обвини его в «прелести» — и уже не надо каяться, учиться подлинному смирению… Почитание отца Сампсона ширится в православном народе. На его могилку, что на Николо-Архангельском кладбище в Выхино под Москвой, идут и идут люди…
Под его влиянием я принял монашество. Меня постригали в монахи в день памяти святого Симеона Нового Богослова. В этот же день в свое время принимал постриг и отец Сампсон.
— Раз уж мы затронули такую важную тему, как современное старчество, то скажите, как можно отличить благодатного старца от человека, находящегося в духовной «прелести»? Как правильно относиться к такому явлению, как старчество?
— Об этих людях — пророках Божиих — можно судить только по какому-то личному благодатному удостоверению. Сложность в том, что не существует внешних критериев оценки этих духовных явлений. В древней Церкви (II — III века) было даже церковное установление не судить пророков, поскольку они ответственны только перед Богом. Старцы являются продолжателями пророческого служения, и потому решения старцев не подлежат человеческому суду. Они могут быть парадоксальными, по-человечески необъяснимыми… Абсолютно достоверного внешнего критерия в этом вопросе не существует!
— В «Дидахе» («Учение 12 апостолов») говорится, что истинный пророк узнается по нраву Божию (имеется в виду смирение)…
— А если блаженная, юродивая дала пощечину какому-нибудь начальнику? И тем обличила его? Она что, после этого не пророк, раз не проявила должного смирения?.. У нас в Оптиной пустыни в последние годы подвизалась великая старица блаженная схимонахиня Мария (Матукасова) (14 января 2000 г.). Она многих обличала. И не все в монастырской братии к ее обличениям относились как должно. Но она была великая старица! Конечно, не только и не столько обличала она, сколько утешала людей. Я знаю удивительные случаи, когда она поддерживала монахов, которые находились в тяжелом духовном состоянии. Вымаливала их, избавляла от духовной катастрофы…
— А что означает такое явление как «прелесть»?
— По Симеону Новому Богослову, если человек пребывает не в Духе Святом, то он в «прелести». Ибо он прельщается той или иной страстью. В этом смысле все мы в большей или меньшей степени «прельщеные». Что, разве пьянство не «прелесть»? А наркомания, блуд? У нас же вошло в практику узкое понимание «прелести», когда человек получает какие-то дьявольские «откровения» и воспринимает их как благодатные, идущие от Бога…
— «Классическим» примером такой «прелести», наверное, может служить убийца трех оптинских монахов Николай Аверин?
— Еще за год до трагедии опытный священник (ныне архимандрит) Тихон (Шевкунов) предупреждал Аверина, что тот, кто ему является, — не от Бога, а «лжец и человекоубийца от начала». Но Аверин поверил в «благодатность» бывших ему откровений и дерзко ответил священнику: «Раз он лжец, то почему все, что он мне говорит, сбывается?» К какой кровавой развязке это привело, все мы знаем. Вот почему мы должны очень трезво относиться к проявлениям сверхъестественного, не впадать в «восторги», не слишком полагаться на свой духовный опыт…
— Но ведь можно «с водой выплеснуть и ребенка»… Это когда уже никаким духовным явлениям не доверяешь… Об этом искажении, к сожалению, сейчас не принято говорить…
— Пять лет назад, в праздник святых Кирилла и Мефодия во время Богослужения во Введенском храме монастыря источила святое миро Тихвинская икона Божией Матери. Я первым заметил на иконе Божией Матери, на нижнем веке Богородицы каплю. И я, и многие из братии стали свидетелями этого чуда. Никаких сомнений у нас быть не могло — это, конечно, сверхъестественное явление… Ведь на наших глазах эта капля на иконе стала увеличиваться в размерах и очень медленно стекать, как слеза. И что удивительно, капля эта, стекая, не теряла своего наполнения. Чудесное явление продолжалось более двух с половиной часов. Мы совершили молебен перед этой иконой Божией Матери. Написали рапорт о сверхъестественном явлении. А вскоре один послушник объявил священноначалию, что он своими глазами видел, как эта капля попала на икону с лампадки… Ему поверили. Чудо было объявлено «прелестью». Я же, грешный, продолжаю считать — и могу это подтвердить перед Крестом и Евангелием — что был свидетелем подлинного Божьего чуда.

«Икона являет духовную сущность человека…»

— В Оптиной пустыни и за ее приделами ширится почитание трех убиенных монахов как святых. Вы близко знали отца Василия, были знакомы с отцами Трофимом и Ферапонтом. Кому как не вам написать их первую икону… Приходила вам такая мысль?
— Эту икону я обязательно напишу! Я работаю над этим замыслом, но пока меня не удовлетворяют их лики. Я не раз уже счищал с иконной доски их изображения… Лики эти еще не родились у меня под кистью. Без благодатной Божьей помощи это не может произойти, но я надеюсь, что скоро эта икона мной все же будет написана.
— Сейчас мы оказались в необычной ситуации: помимо икон новопрославленных святых, живших в наше время, есть их фотографии. Можно ли молиться не на иконы, а на фотографии подвижников?
— Думаю, можно. Ведь образ связан с первообразом. И мы знаем, как реагируют духовно больные люди на портреты преподобного Серафима, фотографии Иоанна Кронштадтского, отца Сампсона… То есть фотография может стать духовным явлением в том случае, если ее первообраз — человек, который является сосудом Духа Святого.
— Тогда зачем нужно писать иконы современных святых, если есть их фотографии?
— Фотография не может заменить икону. Во-первых, далеко не всякая фотография может явить образ святого. А во-вторых, даже самая удачная фотография не будет его совершенным образом. Чувственность самой фотографии будет мешать воспринимать этот образ. Снимок святого изображает все-таки этот трехмерный мир, еще не преображенный благодатью Божьей. А икона изображает мир иной, она «не от мира сего».
— Но фотографии святых как-то влияют на их иконографическое изображение?
— Изображенный на иконе святой должен быть узнаваем. В этом иконописи помогает фотография. Ведь фотография запечатлевает конкретные личностные характерные черты. И если мы не можем точно знать, как выглядел святой Древней Руси преподобный Нил Сорский, то его иконописный образ показывает, каким он мог быть. Но если на иконе святого Иоанна Кронштадтского, который жил в век фотографий, мы изобразим его так, что люди не будут его узнавать, то верующим будет сложно обращаться к нему в молитве… Икона отличается и от портрета, который является чувственным изображением человека. Он запечатлевает его душевную сторону жизни и его физический образ. А икона являет духовную сущность человека.

Божья семья

— Христиане являются «солью земли». А монашество, наверное, можно назвать «солью» этой «соли»?..
— Я принял монашество 16 лет назад и могу делать какие-то выводы… Есть у нас в России настоящие монахи — молитвенники и подвижники. Есть они и в Оптиной пустыни. И все же открытием для меня была обитель святого Симеона Нового Богослова в Аттике, северной части Греции. Я был там три года назад и меня потрясло увиденное! Наконец-то я увидел подлинную монашескую семью, Божью семью… В этом монастыре, как в древности, архимандрит является и духовником обители. Это правильно. Если духовник и наместник монастыря разные люди, то это уже искажение, это уже не семья… Монашеская жизнь должна строиться так: отец и его дети…В этом — полнота доверия к духовному наставнику как непосредственному водителю, который дан Самим Богом. Я думал, такого уже нигде нет. Но вот передо мной словно ожили IV-V века, времена «Лествицы», Аввы Дорофея… В монастыре было всего девять монахов (сейчас их больше). Обитель создалась сравнительно недавно по благословению двух старцев — Херувима и Порфирия. В этом монастыре слово настоятеля — закон. Монахи в прямом смысле бегут исполнять послушания, благословения архимандрита. Бегут — от ревности, как Ангелы, Богом посылаемые, спешат исполнять Его волю… Вот подлинная монашеская жизнь!
— Монашеская жизнь — сокровенная. И все же дерзну спросить, посылает ли Господь современным монахам благодатные утешения, продолжается ли подлинное живое общение с Богом в современных монастырях?
— Живое общение с Богом не прервалось, в монастырях продолжается никогда не прекращавшийся в Церкви разговор с Богом… Иначе монашество просто не могло бы существовать…

«Царь должен умирать за своих подданных…»

— Какое решение недавнего Архиерейского Собора, на ваш взгляд, окажет наибольшее влияние на духовную жизнь страны?
— Канонизация Царской Семьи и сонма новомучеников Российских. Известны потрясающие слова Иоанна Златоуста о Христе: «Я называю Его Царем, потому что вижу Его Распятым. Ибо Царь должен умирать за своих подданных». Царь-Мученик Николай II своей жертвенной кончиной уподобился Христу. Ведь он мог избежать мученической смерти, он знал, что его ждет. Об этом ему было открыто задолго до Екатеринбургской трагедии. И его отречение, его уход были выполнением послушания. Блаженная Паша Саровская сказала ему: «Государь, сам сойди с престола, чтобы не лилась кровь…» Для «разумных века сего» логика его действий не понятна. Это непостижимо для плотского ума: Царь — «не от мира сего»!.. А он знал, что Россия обречена, что благодатная связь Главы (Царя) с Телом (народом) нарушена из-за духовного оскудения значительной части подданных. И сознательно пошел на эту жертву ради Христа. Он знал, что эта жертва будет искупительной для его народа. И пойдя на эту жертву, он стал величайшим покровителем всего народа, обрел такое дерзновение и силу, какой никогда не имел бы, оставаясь законным властителем по праву человеческому…
И вот наконец русский народ понял величие подвига своего Царя, потянулся к нему сердцем… Отношение к Царю-Мученику, на мой взгляд, является критерием православности человека. Ибо вне Православия великий жертвенный подвиг последнего русского Самодержца не может быть понят и осмыслен.
— Некоторые недоброжелатели говорят: вот, прославили вашего Царя, а ничего не изменилось — те же взрывы, катастрофы, разруха…
— Россия сейчас искупает свои грехи и является той жертвой, благодаря которой может возродиться Православие не только у нас в России, а и везде, где это возможно… В мире многое зависит от России. Величие России не в том, что она поднялась на какую-то высоту святости жизни, а в великом жертвенном терпении русского народа, искупительном для нас и для всего мира… Благодаря тому, что еще живы у нас православные корни, и несмотря на то, что эти корни с таким тщанием стараются у нас вырвать, — Россия жива и будет жить. Медленно, болезненно, но все равно этот процесс происходит: русские люди возвращаются в Церковь, начинают понимать, что вне Церкви не может быть спасения, без Православия не найти выхода из того всестороннего кризиса, в котором мы оказались…

«С мертвыми не воюют. Воюют с живыми…»

— Гибель экипажа подводной лодки «Курск» обществом была воспринята как национальная трагедия. Но мнения людей разделились. Кто-то видит в катастрофе страшный символ грядущей гибели нашей страны, а кто-то — начаток ее возрождения…
— Трагедия в Баренцевом море находится в ряду тех катастрофических жертвенных событий, которые, к сожалению, только и способны пробудить людей. Война в Сербии, война в Чечне, взрывы жилых домов — все это в одном ряду общего процесса. Люди у нас не мертвы душой, но все еще спят. Если бы мы были «мертвыми душами», войны с нами бы не было. Ведь с мертвыми не воюют, воюют с живыми. На «благополучном» Западе уже, похоже, не за кого биться. Бог там мешает жить так, как им хочется. У них свой «бог», а Христос им не нужен…
Спасение человека — это не его лишь физическое спасение здесь, на земле. И вряд ли у моряков, погибших в морской бездне, была бы другая возможность приобрести столько молитвенников, получить столько благодатной помощи, сколько они получили в трагические дни катастрофы. Мы знаем, что подлодка «Курск» была освящена, ее капитан был глубоко верующий человек. Почему произошла трагедия — это тайна Промысла Божия. Но это потрясение, несомненно, оживит и Армию, и весь народ. С одной стороны, трагедия вызвала у миллионов людей скорбь, справедливое возмущение и даже гнев, а с другой — объединила людей в общей молитве, сплотила в едином порыве спасти подводников, восстановить пошатнувшуюся мощь державы…
Я был обрадован и утешен тем, что вскоре после трагедии к нам в храм пришла группа военных. Поставили свечи. Помолились о погибших подводниках. Я дал им несколько православных книг и на прощанье сказал: «Приходите еще!» Они ответили: «Мы придем обязательно».
— А пожар на Останкинской телебашне? Как в этой связи осмыслить это событие?
— Это гнев Божий начинает являть себя. Долготерпение Божие велико, но Господь может явить и Свой гнев. То, что случилось в Москве, знамение очень грозное. Нельзя безнаказанно сеять зло. И важно, что пожар произошел вскоре после прославления новомучеников на Архиерейском Соборе. После их канонизации, мне думается, начинается новый период в жизни страны. Период подлинного церковного возрождения. Воскресения души русского человека.

Антон Жоголев

29.09.2000