Зарубки на память

Кто велик у Бога?

Ин суд человеческий и ин суд Божий. Бывает, живет человек рядом всю жизнь: тихий, как мышка, как будто и нет его. И лишь кончина его обнаруживает, что у Бога нет «неинтересных» людей. И более того: некоторые незаметные, «серенькие» люди почему-то велики у Бога! Чудо великое — смертный час. Мама моего знакомого Александра Яковлевна, обыкновенная женщина, работавшая всю жизнь слесарем-инструментальщиком на каком-то предприятии, перенесла инсульт и совсем ослабла — и телом, и умом. Все забывала, потеряла всякий интерес к жизни. Долго знакомый мой ухаживал за ней, как за ребенком, иногда даже роптал: терпения не хватало. Но Господь ее сильно жалел! Когда приспела кончина, она вдруг ясно сказала, что хочет исповедоваться, собороваться и причаститься. За последнюю неделю очень изменилась — и внешне, и внутренне. Лицо как-то сильно просветлело, сын-профессор записывал за ней неслыханные прежде речи (как он сказал, «умнейшие вещи»). Призналась, что видела Ангелов. А потом легла, вздохнула и тихо-тихо отошла. Не блаженная ли это кончина? Может быть, ради этого часа и мироточили иконы в этом доме несколько лет? А как и почему все это — безполезно гадать: великая есть Тайна между человеком и Богом. Никто не знает человека и души его — только Создатель. Надо научиться уважать эту Тайну — и не судить людей по внешности.

Привычка к страданию

Теперь в наших офисах порядок: здесь платить за коммунальные услуги, тут — банковские расчеты и пр. Но вот заметил: заходит какая-нибудь старушка — и не глядя сразу становится в самую длинную очередь. Потом уж ей говорят: «Бабуня, вам вот к тому окошечку — там нет никого». Она, счастливая, благодарит и отходит к нужному окошку. Отчего она сразу бежит в очередь? Привыкла страдать. Очень трогательно. Но вскоре придут совсем другие люди. Жить на земле станет труднее. Сможет ли Церковь исправить, переплавить в своей животворящей реторте грядущие поколения? На то Божья воля, а нам надо стараться воспитывать своих детей.

Книга и молитва

Писатель Иван Шмелев прожил жизнь, которая вся состояла из «скорбных чудес». Потерял Родину, похоронил отца, большевики убили его сына-офицера в Крыму, уже в эмиграции потерял жену. Смертельно заболел, уже начал умирать — и лишь тогда вознес неумелую молитву к Преподобному батюшке Серафиму и — получил исцеление! Пережил бомбардировку Парижа, от разрыва соседнего дома в окно влетела и легла на письменный стол иконка Богоматери с Младенцем. Тогда понял, Кто ведет его крепко за руку, Кто и зачем посылает ему очистительные скорби, а через них — жизнь, полную чудес. И кончина его была чудесной: полжизни прожил в златоглавой Москве, с большим трудом бежал от большевиков во Францию, мечтал о жизни в монастыре — и действительно, умер в самый день приезда в монастырь в Православной обители Покрова Пресвятой Богородицы под Парижем. Зерно уже созрело, и кончина его была легкой и светлой, как его книги. В эмиграции у русских людей на ночном столике рядом с молитвословом и Евангелием лежали томики «Лета Господня» и «Богомолья», как прежде лежали только «Жития святых» Святителя Димитрия Ростовского. Многие русские люди в эмиграции читали «Богомолье» в день кончины. Приобщались «Святой Руси». Но чтобы книга стала молитвой, нужно перенести много скорбей.

Патриарх Никон

Великий из великих — Патриарх Никон. Даже те, кто хвалят его, почти ничего о нем не знают. Имя его еще сокрыто, а главное, дела его и писания его — под спудом. К ним толком и не приступали. Один мой знакомый задумался о великом Патриархе, пошел в главную нашу библиотеку страны (раньше «Ленинкой» называлась). Рассказывает: роюсь в каталогах и вдруг краем глаза вижу: рядом появилась ряса. Поднимаю глаза: батюшка. Разговорились. «А ты что это делаешь?» — «Да вот, книгу о Патриархе Никоне готовлю». — «Как о Никоне?» — «О Никоне-Патриархе». — «Не может быть!» — «Почему же не может?» — «Я тоже вот заканчиваю о нем книгу». Оказывается, батюшка — игумен монастыря, нижегородский, с родины Патриарха Никона. Восстановил храм в родном селе Патриарха — Вельдемасове. «Кто же, как не сам Святейший Патриарх Никон, устроил эту встречу профессору и игумену? Это мне было его благословение в день Преподобного Серафима».

Сила веры и суд Божий

В прежние времена, еще при Царе Иоанне Грозном, судились между собою так, как современные люди вряд ли бы смогли. Например, между русским и иноземцем назначался жребий. Чей жребий судья вытаскивал, того и правота. Таков был официальный порядок, записанный в законах. Сегодняшний человек в такой суд не пойдет и назовет его случайным. Но ведь атеист все объясняет случайностью, а такой суд — Божий. Какая же сила веры была у наших предков на Святой Руси! Могла ли быть ошибка? Формально — может быть, а по существу — никогда! Если человек знал, что он прав, а «случайно» был вынут чужой жребий, он, конечно, понимал, что Бог наказывает его за какую-нибудь несправедливость, проявленную в другой раз. И не роптал, но принимал от Бога все.

Грехи не пускают?

Знакомая рассказывает о своем брате: «Я за него много лет молюсь, чтобы покрестился. И ведь Господь его не оставляет, уже сколько ему вразумлений было!» Оказывается, брат ее заболел странной болезнью: на правой руке безымянный палец и мизинец как прижало к ладони, так и не отпускает. Три оставшиеся пальца так и просятся в единую персть — перекреститься. А он не крестится! Господь у него жену-красавицу взял, которую он любил более всего в жизни. А он не крестится… Ну почему? «Вы там в церкви все корыстные, боитесь и потому к Богу идете. А я так не хочу. Да еще и есть ли Бог?» А ты скажи: «Если Ты есть, дай мне знать об этом как-нибудь». — «Ишь, хитрая какая! Так сказать — это уже поверить!»

«Сам выпей!»

Однажды Царю Алексею Михайловичу (Тишайшему) доложили, что квасы, которые варились в кормовом дворце, не удались. А один сорт вышел так плох, что разве только стрельцам споить. Царь за своих стрельцов обиделся и с раздражением докладчику бросил: «Сам выпей!». Значит, по Евангельской заповеди жил: не хотел другим того, чего себе не желал. А придворного «Смердякова» обличил. Вот и нам бы так говорить тем, кто спаивает наших детей.

Учители и ученики

Всегда удивлялся глазам воцерковленных старушек. Тех, которые, как солдатики, стоят в церкви изо дня в день десятилетиями. На которых в России до сих пор держалась вера Православная. Которые — за-кваска нашей жизни. Глаза у них ясные, пронзительные, трезвые. Взгляд их какой-то законченный, «созрелый». Видят и разумеют они все главное, «небесное в земном». Невольно сравниваешь эти глаза с тем, что видишь обычно. И невольно же вспоминаются портреты, фотографии известных людей, в особенности «учителей жизни», гуманистов всех мастей. Взгляд их глаз на фотографиях всегда глубок, задумчив, но как-то размыт. Зерно еще не созрело до конца… Отчего же? Чего не хватает? Трезвости самооценки! Как тут не вспомнить Евангельское: «Врачу, исцелися сам!». И еще: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно… если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6, 22). И еще Серафимово: «Спасись сам — и вокруг тебя спасутся тысячи». Учить и спасать других куда легче, чем себя.
Когда предстанем пред Господом — сколько удивления будет, если увидим непредставимое: великие учители жизни, как школьники, сидят за партой и внимают скромной старушке! Доучиваются.

Владимир Мельник

член Союза писателей России,

г. Москва

07.10.2005