Монастырь в осаде

После побега двух воспитанниц монастырского приюта Свято-Боголюбовская обитель оказалась втянута в противостояние со сторонниками ювенальной юстиции.

Скандальное письмо

Уже больше месяца кипят страсти вокруг одного из самых древних и крупных монастырей в России. Еще в сентябре в редакцию одного светского журнала поступило письмо из приюта при московском фонде «Нет алкоголизму и наркомании — Дорога к дому». Письмо открытое, адресовано Президенту, Патриарху, Генеральному прокурору РФ и уполномоченному по правам ребенка и было опубликовано в журнале с комментариями. Автор письма — 16-летняя Валя Перова, воспитанница приюта при Свято-Боголюбовском женском монастыре Владимирской епархии. Как говорится в статье, «чудом бежавшая из него под покровом ночи». Девочка обвиняет своих воспитателей в жестокости (тысячу поклонов за «не такой взгляд», например), принуждению к труду (с шести утра до восьми вечера безпрерывный труд двадцати воспитанниц на поле в 4 гектара) и откровенных издевательствах (в наказание девочкам якобы остригли волосы и посадили на 12 дней в затвор на хлеб и воду). Письмо взбудоражило не только светскую общественность и светские СМИ, охочих до свежих внутрицерковных скандалов, но и весь Православный мир. До сих пор газеты, телевидение и интернет пестрят заголовками и сюжетами о суровой жизни монастырских воспитанниц, о том, как издеваются «жестокие монашки» над девочками. Не утихают споры на Православных форумах — было или не было, так или не так. Если не было — почему девочки (вместе с Валей убежала еще одна воспитанница) сбежали? А если было — куда смотрит Правящий Архиерей и вообще вся Церковь?
На монастырь посыпались проверки: епархиальная комиссия, комиссия из Патриархии, а потом и из прокуратуры… А тут еще и журналисты стали приезжать едва ли не каждый день. В одночасье древняя обитель превратилась в яблоко раздора. Стоит сказать сразу, что все эти комиссии подтверждения слов Вали Перовой не нашли. Ни «детского поля», ни суровых, прямо-таки средневековых, условий проживания, ни тебе карцеров. Тем не менее споры продолжаются до сих пор. Строить догадки, основываясь на чужих и порой превратных мнениях, не хотелось. Нужно было ехать разбираться на месте.

Разведка боем

В Свято-Боголюбовский монастырь я попала в день, когда отмечается память святого Апостола Иоанна Богослова и Святителя Тихона, Патриарха Московского. Шел дождь. Да такой, что казалось, «разверзлись хляби небесные». На монастырском дворе не было ни души: все в храме на Литургии. Оценить то впечатление, которое журналистская братия оставила здесь о себе, мне удалось сразу, едва я заикнулась о цели своего приезда. Через самое малое время о присутствии в обители корреспондента в моем лице знали едва ли не все. Укоризненные взгляды сыпались на меня со всех сторон. В чем только не обвиняли: «Вы все наврете…», «что вам ни скажешь, вы все равно по-своему напишете», и т.д. С настоятельницей или духовенством мне поговорить не удалось. На разговор с корреспондентом руководители благословили одну монахиню. С ней и пришлось общаться.

Прямая речь

Я беседую с молодой еще, интеллигентного вида монахиней, представившейся как мать Антония. Поначалу она, как и все, относится ко мне настороженно и с некоторой долей неприязни. Еще бы! Мои коллеги так ославили монастырь на весь свет! Но по ходу разговора ее отношение меняется, и наше общение перетекает во вполне мирную беседу. Монахиня Антония в монастыре уже давно, рассказывает, как возник здесь приют:
— Наш Владыка, Архиепископ Евлогий, — говорит она, — благословил при всех женских монастырях Владимирской епархии, если те имеют такую возможность, открывать детские приюты. Открылся приют и здесь. Изначально мы хотели сделать большой приют, чтобы дети жили в отдельных корпусах, открыть гимназию, чтобы им было где учиться. Но, увы, монастырю еще не переданы все здания — местная администрация, так и не выполнила своих обещаний. Поэтому пришлось создавать приют на компромиссных условиях. Дети проживают в монастыре, но в отдельном здании. А для гимназии нужна лицензия, должны быть соблюдены все требования, предъявляемые образовательным учреждениям. У нас раньше и таких условий не было, поэтому дети проживали в одном из монастырских корпусов.
— Какие дети находятся в приюте? Кого вы готовы принять?
— Принимаем всех. Здесь есть дети, у кого нет родителей, из неблагополучных семей, есть и с родителями. Вот, например, у возмутительницы спокойствия, Вали Перовой, мама жила при монастыре и здесь же умерла. Нам дочек своих завещала, чтобы растили их в вере. Сами посудите: приходит в монастырь одинокая женщина с детьми, которой больше просто некуда податься. Она хочет, чтобы ее ребенок воспитывался в благочестивой обстановке. Потому что влияние улицы порой перевешивает усилия матери по воспитанию. Особенно если женщина вынуждена одна растить детей, без какой-либо помощи. Тогда она целыми днями на работе, а дети, получается, предоставлены сами себе. Часть детей — из неблагополучных семей, которых привозят знакомые, родственники. Мы этих детей принимаем, потом оформляем опеку. С родителей берется письменное согласие. Ребенок тоже дает согласие. Его опекуном становится настоятельница монастыря матушка Георгия. А часть детей — из вполне благополучных семей. Родители просто хотят, чтобы их ребенок воспитывался в строгих монастырских условиях, подальше от мирских соблазнов. Некоторые состоятельные родители ведь отправляют своих детей за границу в закрытые пансионы со строгими условиями? Ну а у кого больших денег нет, но хочется, чтобы ребенок вырос в спокойной благочестивой обстановке, приходят в монастырь.
— Какого возраста здесь ребятишки?
— В основном школьного. С 7 до 18 лет. Дети здесь живут, воспитываются, но в любой момент их могут забрать родители — по своему желанию или по просьбе ребенка. Если ребенок желает учиться, куда-то поступить после 9 или 11 класса, у него такая возможность тоже есть. Например, Валя Перова давно, еще в монастыре, говорила, что не хочет монастырской жизни, что хочет в миру устроиться. И наша опека обещала пристроить ее в училище и дать комнату в общежитии.
— А как они здесь обучаются?
— Все наши воспитанники зачислены в государственную школу села Новое, все их школьные документы находятся там, а дети обучаются здесь по системе экстерната. Раз в полгода они в школе сдают экзамены. А в монастыре мы с ними проводим уроки по общешкольной программе. Часть преподавателей — из Новосельской и Боголюбовской школ, часть — из наших сестер, среди которых есть педагоги, люди с высшим образованием и опытом работы в школе.
— Ваши выпускники остаются здесь или уходят в мир? Как складывается их жизнь по достижении 18 лет?
— Все мальчики, которые воспитываются у нас, уходят. Кто-то идет в армию, кто-то поступает учиться. Некоторые уезжают раньше, чем им исполнится 18 лет. Девочки-воспитанницы — по-разному. Половина остается в монастыре послушницами, половина уезжает — выходят замуж, обзаводятся детьми.
— Как-то поддерживается связь с теми, кто уже уехал? Они приезжают сюда?
— Да нет особо. Ну, уехали и уехали. Это уже их мирская жизнь.
— Расскажите о девочках, которые убежали. Что могло их подтолкнуть к побегу?
— Валя Перова из сложной семьи. Ее мать приехала к нам, будучи уже больна раком. Отец пил, мать мыкалась по родственникам, потом уехала в Оптину пустынь, какое-то время жила с девочками там. А потом ей посоветовали приехать к нам. Сначала она отправила сюда старших дочерей — Женю и Валю. (Женя — самая старшая, ей сейчас уже 20 лет, она послушница здесь, в монастыре, так ей самой захотелось.) А через полгода мама девочек приехала сюда сама вместе с младшей дочкой Машей. Мать осталась у нас, перед смертью приняла постриг. После пострига женщина прожила еще 8-9 месяцев. Незадолго до смерти она выразила желание, чтобы ее дочки воспитывались в монастыре. Просила, чтобы мы уберегли ее дочерей хотя бы до 18 лет. За Валю она особенно переживала. Потому что Валя — девочка очень доверчивая, но ветреная. Мать говорила, «кто пальцем поманит — тому она и поверит». Женя более спокойная. Тем более что она с матерью многое пережила, да и за сестер всегда ответственность была на ней как на самой старшей. Всегда очень серьезно ко всему относилась. А Валю, едва ей исполнилось 16 лет, начало, что называется, «крутить». Конечно, может быть, тут и гены сказываются (у девочек ведь разные отцы), и возраст переходный. Тут и из благополучных семей, бывает, бегут, что говорить о приютских воспитанниках со сложными-то судьбами. Но ведь и из светских детских домов тоже дети убегают нередко. Вале хотелось приключений, было тесно в рамках монастыря. Есть ведь дети спокойные, а есть те, кого привлекает любой уличный соблазн. Вот Валя из таких. В первый раз она убежала с еще одной девочкой во Владимир, к нашей бывшей воспитаннице. Там они сразу накрасились до умопомрачения, прически себе сделали, джинсы надели, пошли в кино. За три часа, что их искали, успели оторваться как могли. Но мы их нашли быстро, привезли обратно в обитель. Валя извинилась за свое поведение. Но встал вопрос о том, чтобы ее отправить в детский дом, раз ей так тяжело в монастыре. Наш духовник, Архимандрит Петр (Кучер), сразу нам сказал, чтобы мы отправили ее в ближайший детский дом, тем более что у нас с этим детдомом договор и все наши сироты находятся там на учете. Но сестры стали заступаться за нее перед батюшкой, пожалели. Мы же знаем, что там творится — и мат, и курят, и блуд. А через полгода она все равно сбежала. Конечно, теперь сестры поняли, что батюшку сразу надо было слушать.
— А вторая девочка?
— Вторая девочка, Кристина Федорова, у нас была недолго, около полугода. У нее тяжелая семейная ситуация, родители в разводе, мать живет с младшими сыновьями возле Сергиева Посада, где есть интернат для мальчиков. А девочку она привезла сюда. Эта девочка и раньше бегала. От мамы к бабушке, от бабушки к отцу, потом опять к маме.
— Как случилось, что они убежали отсюда?
— Тут хочется сказать, что Валю просто использовали в этой ситуации. Потому что еще заранее нас предупреждали, что против монастыря готовится какая-то акция. Против Владыки Евлогия есть недоброжелатели, против отца Петра и против Боголюбовского монастыря. Сюда приезжает очень много паломников, это один из оплотов Православия, древняя обитель. И многим хочется ее скомпрометировать. 1 июля, на престольный праздник обители, к нам приезжала одна из бывших воспитанниц Наташа и передавала нашим девочкам записку: «Девчонки, бегите». На следующий день эту бывшую воспитанницу видели возле ворот. Там паломник косил траву, она к нему пристала, говорит: «Позови мне таких-то девочек». Он их звать не стал, сказал нам, что там стоит девушка у ворот, спрашивает таких-то сестер. У нее, видно, было задание выудить кого-то из монастыря. И Валя как самая морально неустойчивая соблазнилась. И уехала к Наташе в Гусь-Хрустальный. А там уже все пошло как по накатанному. Там есть такой священник, который настроен против монастыря и против епархии — отец Максим Хижий. Он сразу переправил девочек, но не в епархию, как положено. Ведь если приехали две воспитанницы приюта при монастыре и начали жаловаться, что у них там конфликты, проблемы — надо же в Епархиальное управление сообщить, а не «правозащитникам». Чтобы Владыка разобрался, определил девочек в другой приют. А отец Максим отправил их конкретно к отцу Сергию (Рыбко). Есть в Москве такой священник-«неформал», который рокеров поддерживает. Он же переправил девочек в приют при наркологическом диспансере Олега Зыкова, известного борца за введение в России ювенальной юстиции. Мы со старшей сестрой Женей приезжали туда. Когда Валя нас увидела, она обрадовалась, поздоровалась, начала общаться. Однако нас сразу окружили человек пять в белых халатах, которые заявили, что Вале надо срочно сдавать анализы. Она ушла, а нам говорят: «Девочку вы больше не увидите, она сейчас в тяжелом моральном состоянии, ей противопоказаны психологические стрессы». В общем, нас отправили оттуда, и больше мы туда не смогли попасть. Ее держали в этом приюте месяц. 19 августа она поступила в этот приют, и только 11 сентября она написала свое открытое письмо. Явно на нее было оказано какое-то психологическое давление, ведь она была там одна. Валя написала там много того, чего просто не было, да и быть не могло. Ну и теперь все разбираются. Проверяют комиссии. Из Патриархии приезжали — ничего не нашли. Все дети сыты, здоровы, одеты-обуты. Условия у нас хорошие. Дом новый недавно выстроили. Никаких суровых наказаний не применялось, ни о какой тысяче поклонов даже речи не шло.
— Послушания были, наверное, как в любом монастыре?
— Летом дети работают часа по четыре на огороде, на сенокосе помогают сено сушить, в речке купаются, в лес за грибами и ягодами ходят. Обыкновенная жизнь, как у любого другого ребенка, который жил бы у бабушки в деревне или в лагере детском. Никакого «рабского» детского труда в помине нет. У нас в монастыре 160 сестер, и нет необходимости «пахать» на этих несчастных 20 девчонках. Естественно, мы детей приучаем к труду. Чтобы они умели сами и постирать, и в комнате прибрать, и картошку почистить, еду приготовить. Сейчас учебный год. Они, конечно, не загружены никакими работами. Но у них есть два часа в день обязательное послушание, расписание дежурств. После уроков девочки убирают классы, жилые комнаты или помогают в трапезной, чистят картошку.

Взгляд со стороны

Я попросила показать, как живут девочки. Мы отправились в отдельный корпус для воспитанниц. Корпус действительно новый. Кое-где еще не закончен ремонт. Но везде очень чисто, порядок. На первом этаже располагается трапезная. К слову, кормят детей хорошо. Строго не постят, всегда разрешается рыба. Да и недавняя медицинская проверка выявила, что состояние здоровья у ребят отменное, анемией никто не страдает, в голодные обмороки никто не падает.
Здесь же, в помещении приютской трапезной, проходят занятия по музыке и иконописи. Девочки, у которых есть способности и желание, поют в хоре или пишут иконы в иконописной мастерской. А еще здесь по выходным и праздникам показывают воспитанницам фильмы. Конечно, не развлекательные, а документальные и исторические. В комнатах девочек светло, тепло и уютно. Двухъярусные кровати вдоль стен, по центру — стол и стулья, тут можно готовить уроки. В одной из комнат отдыхали две девочки, которые не выглядели ни затравленными, ни измученными тяжелой работой. Меня не боялись.
Классы, где учатся воспитанницы, маленькие, но воспитанников и самих мало. Расписание уроков соответствует школьной программе. Есть не только русский язык и математика, но и иностранные языки, обществознание. Также изучается музыка, хоровое пение, живопись, иконопись.
Мальчики живут отдельно от девочек. И к их воспитанию привлекают мужчин, потому что женское воспитание есть женское воспитание, каким бы замечательным оно ни было, крепкой мужской руки все равно не хватает. Детей вывозят на экскурсии, мальчики бывают и на спортивных мероприятиях.
Единственное, что резануло взгляд — то, что девочки одеты во все черное, платок до бровей и юбка до пят. С другой стороны, это все-таки взгляд мирского человека. В каждом закрытом заведении есть ведь своя форма. Суворовцы тоже ведь не ходят в шортах.
Подобное могло произойти где угодно, в любом приюте, детском доме, школе-интернате, социально-реабилитационном центре. Знаю один детский дом, где жилое здание соединено с близлежащей школой закрытым коридором. Чтобы дети не сбежали. Не потому, что там плохо (ведь сбегают единицы), а просто потому, что попробовав разок свободной жизни, ребенок захочет попробовать ее снова. Любой психолог вам скажет, что вернуть «бегунка» (их так и называют) к нормальной жизни возможно, только если этому «бегунку» не исполнилось восемь лет.
То, что шишки начали сыпаться на приют, расположенный именно в монастыре, как раз понятно. Ведь для радетелей ювенальной юстиции вся Православная жизнь одно сплошное нарушение «прав и свобод». Дети должны слушать старших, их водят в церковь (а он-то, ребенок, еще не определился с выбором религии, стало быть, насилие над личностью), они соблюдают пост, не ходят на дискотеки. Им внушают идеалы целомудрия, внутренней чистоты. Кто знает, не являются ли эти нападки на монастырь своеобразной «пробой пера», не ждут ли теперь проверки на предмет соблюдения «прав ребенка» еще и Православных родителей?
Особенно опасно для радетелей о «правах ребенка» еще и то, что монастырь под окормлением харизматичного духовного наставника, Архимандрита Петра (Кучера), успешно создал «параллельное» по отношению к государству закрытое воспитательное заведение. А ну как этот опыт успешно используют и в других обителях, которых у нас все больше и больше? И что тогда? «Ювенальные» идеи повиснут в воздухе. Разобьются о крепкие монастырские стены. Ведь в чужой монастырь со своим уставом не ходят. И потому надо бить сейчас, когда система Православных детских приютов держится на конкретных личностях, на подвижниках. Эта система монастырских приютов терпима, но пока не получила полного признания и поддержки со стороны государства.
Между тем нашумевшая история эта здесь постепенно начинает забываться. Жизнь обители входит в свою колею. Нападки обвинителей наткнулись на заключение комиссии. Возможно, и была в монастыре некоторая «излишняя» строгость. Но ведь и дети в приюте живут не простые. Взрослые поговорят, пошумят, решат свои проблемы — и все забудется. Останется только девочка Валя, ставшая по собственной легкомысленности заложницей чьих-то интересов. А ведь у нее впереди целая жизнь. 
…Мама просила монастырских воспитателей «доберечь» Валю до восемнадцати. Не доберегли! Двух лет не хватило. Теперь за ее судьбу отвечают «правозащитники», а что это в большинстве своем за публика, увы, хорошо известно.

Мы попросили прокомментировать ситуацию тех людей, чья деятельность напрямую связана с воспитанием детей.
Протоиерей Димитрий Лескин, доктор философских наук, директор Православной классической гимназии, г. Тольятти:
— Мне трудно даже представить, что издевательства и унижение человеческой личности возможны в каком бы то ни было Православном центре (будь то монастырь или просто Православное образовательное учреждение). А тем более оскорбительное отношение к ребенку. Христианская традиция учит видеть в ребенке чистое существо, ведь Сам Христос сказал нам: «Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18, 3). Современному обществу христианское воспитание детей кажется архаичным и неправильным, потому что оно учит послушанию, целомудрию, молитве, труду. Однако очевидно, что ничего плохого в приучении к труду детей нет. Наша задача как воспитателей очень сложна — помогать формировать образ и подобие Божие в человеке. Поэтому нам нельзя отступать и поддаваться на нападки мира.
Сейчас так много брошенных и забытых всеми детей, которые никому не нужны, кроме как Богу. И это прекрасно, если этих детей принимают и помогают в монастыре. Государство и общество наоборот должны помогать таким центрам и приютам, а не пытаться обосновать, что Церковь ничего сделать не может. Может! И делает. И дай Бог сил всем, кто занимается воспитанием детей, особенно тех детей, у кого нет родителей, кто оказался в тяжелой ситуации. Призвание всех людей доброй воли  поддерживать такие добрые начинания, а не искать недостатки.
Людмила Ермакова, Православный психолог, г. Москва:
— Господь сеет семя, а враг подсевает плевелы. Чем больше святости, чем больше добрых дел делается, тем больше происходит нападений зла. Православные это хорошо знают, а для неправославных в этом большая загадка и недоумение.
Про подростковый возраст можно заметить, что чем  ближе к естественным условиям подросток (деревня, монастырь), тем мягче он проходит через этот возраст. Потому что там он вместе со взрослыми включается в разнообразные виды практической деятельности, его жизнь более упорядоченна.
Но тут со стороны «мира» не избежать нападок. Ведь если дети трудятся, постоянно чем-то заняты, не сидят без дела, то с мирской точки зрения у них — «трудное детство».  Да и духовное возрастание детей (исповедь, молитва, Причастие) кого-то безпокоит. Зачем это? По мнению некоторых взрослых, пусть лучше в ночные клубы ходят, на дискотеки, собираются кучками и  «тусуются» возле подъездов и магазинов. Надо дать им «счастливое детство» — посадить перед компьютером или телевизором, освободить от всех дел —  пусть  больше отдыхают. Однако отдых, особенно для этого возраста — это не  отсутствие дел, отдых должен быть в смене деятельности. Когда много дел — ребенок живой растет. Эти дела его не рассыпают, а собирают. Ребенку нужны посильные трудности, они помогают ему взрослеть. И проходить эти трудности легче рядом со взрослым человеком.
Не следует забывать и о том, что в приют собираются дети-«подранки». Они многое пережили и увидели. Этим детям необходима специальная система воспитания. Это — режим дня, недели, года. Это — организация учебы и других посильных для ребенка дел. Это и духовно-нравственное воспитание и любовь. Все это и способствует правильной социализации этих детей.
Но сейчас ни для кого уже не секрет, что большие силы брошены на  уничтожение нашего подрастающего поколения — нашего будущего. И  Православные приюты — островки спасения для гибнущих детей от программы их уничтожения. Поэтому для деструктивных сил важно сокрушить эти бастионы любыми нечистоплотными способами, что мы сейчас и наблюдаем в поднятой возне вокруг Свято-Боголюбовского монастыря.
Но с нами Бог! Отобьемся!

На снимках: храмы Свято-Боголюбовского монастыря; место мученической смерти святого князя Андрея Боголюбского в 1174 году, Свято-Боголюбовский монастырь.

Татьяна Горбачева

Фото И. Кузнецовой

15.10.2009