«Верую, Господи, помоги моему неверию…»

Главная героиня фильма "Лурд" Кристина надеется на чудесное исцеление.

Послесловие к фильму «Лурд».

«Ничто не проверяет веру лучше, чем чудо», — таков слоган фильма «Лурд», который вышел на мировые экраны в прошлом году, а этим летом добрался до России. Это так называемое арт-хаусное или авторское кино. Здесь нет лихо закрученного сюжета, мировых знаменитостей и спецэффектов. Это тихое кино о людях, таких же, как мы с вами или немножко других, об их жизни. Такой, какой ее увидел режиссер.
А режиссер и сценарист фильма «Лурд» — молодая женщина Джессика Хауснер из Австрии. И кино это действительно женское, оно все построено на эмоциях, но эмоциях сильных, ярких, не оставляющих зрителя равнодушным.
Сюжет фильма разворачивается вокруг девушки по имени Кристина (Сильви Тестю), больной рассеянным склерозом, из-за которого она прикована к инвалидному креслу. Кристина вместе с группой паломников приезжает в город Лурд — культовое место паломничества католиков в Пиренеях, во Франции. Как и многие другие, она тоже хочет исцеления. Однажды утром она просыпается здоровой: судя по всему, произошло чудо. Старший группы паломников, красивый сорокалетний доброволец из Мальтийского ордена (он здесь по зову сердца, искупает какой-то грех), сразу же начинает проявлять к ней интерес. Она изо всех сил держится за этот неожиданный шанс на счастье.
Город Лурд в департаменте Верхние Пиренеи — одно из самых известных святых мест католического мира. Здесь в 1858 году Бернадет Субиру, 14-летней дочери мельника, 18 раз явилась Дева Мария. Девочка открыла неведомый дотоле источник, находящийся в пещере, вода которого с тех пор считается целебной. Сегодня над пещерой Массабьель высится базилика в неоготическом стиле. А рядом в подземной церкви могут разместиться 20 тысяч человек. Одних только больных, надеющихся на исцеление, в Лурде бывает не менее 70 тысяч в год. А всего город принимает ежегодно около 5 миллионов паломников-католиков. Даже огромный вокзал в Лурде рассчитан на толпы паломников.
О чем фильм? Многие пишут, что о сомнении, о чуде… Мне показалось, что этот фильм — больше о человеческих отношениях, о том, что происходит внутри каждого из нас. Это фильм о человеческой зависти, об отчуждении и одиночестве. И об оскудении веры. И проблема эта, к сожалению, не только сугубо католическая…
Фильм начинается неторопливо — накрываются столы в столовой для паломников, звучит «Ave, Maria», в столовую въезжают люди на инвалидных колясках в сопровождении волонтеров — женщин в строгих белых платьицах, белых головных уборах сестер милосердия и оранжевых кофточках и мужчин в черных костюмах Мальтийского ордена. Паломникам раздают буклеты с информацией о Лурде, знакомят с программой посещения, вежливо интересуются, нравится ли им здесь, обещают, что лучший паломник получит награду «как свидетельство признания добрых поступков». Вообще, большинство диалогов, происходящих между паломниками и волонтерами, ограничивается двумя фразами: «Вам нравится здесь?» — «Да, спасибо».
«Немного по-туристски, — отмечает Кристина в первый вечер. — Но ведь паломничество — это то же самое». Да, здесь все «немного по-туристски» — отличный сервис, лавки с сувенирами, программа посещений гротов и купален, предложение на выбор исповеди или омовения. За одним дополнением: каждый паломник-турист здесь не случайно — он ждет исцеления.
Об исцелениях говорит здесь, пожалуй, каждый. Каждый надеется, что чудо посетит его, и одновременно — не верит в это. Вечером после ужина группа паломников, став кругом, говорят о том, зачем они сюда приехали.
— Господи, я приехал сюда, чтобы познать покой и людское тепло. Обычно я один. Я хотел бы почувствовать здесь немного любви, — говорит один.
— Я попал в аварию на мотоцикле, и меня бросила невеста. Господи, сделай так, чтобы я нашел новую невесту, которая справится с моим увечьем, — говорит второй.
— Иногда я чувствую, что жизнь течет мимо меня, я чувствую себя ненужной. Помоги, Господи, — говорит третья.
И не столь важно в этом конкретном случае, что речь идет о католиках, а не о Православных, — проблемы-то человеческие везде примерно те же самые. Они все просят немного любви, все хотят спастись от одиночества. Но вот беда — ни один из них не верит в то, что встанет с коляски и пойдет своими ногами. На самом деле никто не верит в исцеления. Ни паломники, ни те, кто находится здесь по долгу службы или даже по зову сердца. Паломники, передавая друг другу истории о том, что здесь в прошлый раз какой-то мужчина «встал и пошел», каждый раз отмечают, что исцеление чудом не считалось, ведь больной вскоре вернулся к своему состоянию, а иначе, по их мнению, и быть не могло. Им показывают фильм об исцелении, но не рекомендуют верить в то, что их личное исцеление так же возможно. Пожилая женщина задает падре вопрос о возможности излечения от физических недугов, тем самым отвлекая его от игры в карты. Он отвечает уклончиво: «Я верю, конечно, что Господь Бог совершает чудеса. Но мы должны отворить сердца Его милосердию. Принять Его. Мы должны исцелить душу». А чуть позже он благосклонно, вежливо улыбаясь в нужных местах, выслушивает кощунственный анекдот, весь смысл которого в том, что Пресвятая Дева никогда не была в Лурде. Никто не верит в святость этого места. Что совершенно не мешает им совершать омовения, исповедоваться, то и дело рассуждать об исцелении…

Ежегодно в Лурд приезжает до 70 тысяч больных, надеющихся на исцеление.

Главную героиню сложно назвать истовой католичкой, но есть в ней что-то, что заставляет сопереживать именно ей. Какая-то детская наивность и простота. Конечно, нельзя не отметить игру Сильви Тестю, улыбка которой — скромная, смущенная, застенчивая, но какая-то солнечная — невольно заставляет улыбнуться в ответ. Она искренне, с воодушевлением рассказывает, что ей приснился сон, в котором она получила исцеление от Девы Марии. Но натыкается на отповедь Сесиль (старшего волонтера, суховатой строгой женщины средних лет), которая говорит ей о необходимости смирения, с которым нужно принимать свою судьбу. Учит молиться об исцелении души, а не тела, говорит о важности страданий, в которых люди приближаются к страданиям Христа. Сесиль можно понять — она тяжело больна, так же, как и все, жаждет исцеления, но, не получая его, пытается смириться. И смиряет других. Живой веры нет и у нее тоже… Есть набор правил на разные случаи и набор правильных слов, которые произносятся в определенные моменты. И улыбка слетает с лица Кристины. Она честно признается священнику на исповеди, что порой злится на свое состояние и завидует людям, которые могут вести нормальную жизнь. Слова священника тоже должны оттолкнуть ее от мысли об исцелении: «Вы думаете, что все люди, которые могут ходить, — счастливы?»Вера уходит, уступая место обрядоверию, желанию выполнить правильно все инструкции и предписания — и получить вожделенный результат. А если результата не получается — наступает отчаяние и безверие. Или омертвение веры. …И даже чудо, вместо укрепления веры, вызывает сомнение и желание доказать, что никакого чуда на самом деле не было. Ведь чудо не вписывается ни в какие правила, отрицает их, ставит под сомнение все устоявшиеся нормы… Живая, искренняя вера стала редкостью. И не только среди католиков, которых мы традиционно считаем секуляризованными и давно вставшими на путь утраты веры. Но и среди Православных тоже. Сколько раз мы слышали рецепты, инструкции — сколько прочитать акафистов, чтобы выйти замуж, куда встать в храме, чтобы получить больше благодати, за какие грехи посылаются нам болезни. Общение с Богом порой превращается в форму сухой отчетности. Даже добрые дела делаются не по зову сердца, а для выполнения инструкций. И даже паломничество в святые места, наряду с благоговением к святыне, предусматривает некий ритуал, план посещения, определенную программу, обязательное выполнение которой должно что-то гарантировать паломникам…
«Ничто не проверяет веру лучше, чем чудо», — об этих словах нельзя не думать, когда чудо — исцеление Кристины — происходит. Оно происходит не сразу. Мы видим, как после омовения в купальне скрюченные болезнью пальцы девушки начинают шевелиться, чувствуем вместе с ней удивление, смешанное с надеждой и страхом. Видим, как в гроте она смогла поднять руку и коснуться камня, на котором много-много лет назад девочке Бернадетте явилась Божия Матерь. И тут же даже затаила дыхание, боясь спугнуть это неожиданное ощущение. И вот под утро, на рассвете, неожиданно проснувшись, она встает.
Произошедшее чудо необходимо зафиксировать документально. (А как же! В Лурде ведь все поставлено на серьезный конвейер.) Или опровергнуть, если это всего лишь ремиссия, которые иногда случаются при заболевании Кристины. Комиссия по чудесам чрезвычайно строга — чудо должно иметь постоянный эффект, только тогда это настоящее чудо. В Лурде очень дорожат выверенными чудесами, надежными и доказанными. Не то что в других, менее известных святых местах…
Что происходит с окружающими, когда они видят эту хрупкую, похожую на маленькую птичку, девушку, еще вчера неподвижно сидящую в инвалидном кресле, а сегодня, пусть с палочкой и слабой походкой, но передвигающуюся самостоятельно? Каждый из них задается только одним вопросом: «Почему она? Разве она достойна? Чем она лучше других?» Немой укор скользит за каждой улыбкой, слышен в каждом «поздравлении». Почему не господин Руби, который много страдал, верный католик? Почему не несчастная мать, дочь которой больна аутизмом и не может ходить, ведь они приезжают сюда каждый год, бедная женщина не встает с колен, моля об исцелении своего ребенка? Или Сесиль, эта самоотверженная женщина, сама тяжело больная, но при этом готовая помочь каждому страждущему? Почему исцеление получила девушка, которая теперь весело щебечет о своих планах, о том, как ей хочется пройти все дороги Лурда своими ногами? И на которую уже поглядывает красавец-«мальтиец»… А вместо того, чтобы слезно благодарить Господа за исцеление, она просто сидит в кафе и ест мороженое, очень смущаясь, когда на нее обращают внимание. Разве достойна она исцеления, если ей явно приятно принимать ухаживания старшего волонтера, она даже танцует с ним в последний вечер паломничества. Может, потому чудо и происходит именно с Кристиной, что она, далекая от правил и инструкций, в глубине души искренне верит, что чудо возможно. Хоть и считает себя недостойной.

В Лурде, кажется, все поставлено на конвейер.

Одна из женщин не выдерживает «такой несправедливости» и задает все эти вопросы священнику, на что тот, по привычке расплывчато, все-таки честно отвечает, что ему непонятны деяния Божии.
В последний вечер Кристине торжественно вручают награду как лучшему паломнику — статуэтку Лурдской Божией Матери. Исцеленная девушка снова в центре внимания, но теперь каждый ждет окончания чуда. Чтобы убедиться в своей правоте. И когда она, оступившись во время танца, падает, — никто не бросается ей помочь, удовлетворенно отметив про себя: «мы так и думали». И вот соседка Кристины по комнате, активно помогавшая ей в паломничестве, услужливо, с каменным лицом подвозит девушке ее коляску. Как немой судия, не сказав ни слова, она молча ждет развязки. Звучит веселая песня «Felicita»:
Чувствуешь, в воздухе уже
Наша песня любви летит,
Как счастливая мысль.
Видишь, в воздухе уже
Самый горячий луч солнца сияет,
Как счастливая улыбка.
Весело танцуют молодые волонтеры, кружатся в танце падре и даже пожилая монахиня, льется песня, которая звучит как издевка. Кристина подходит к креслу и садится в него. Женщина за ее спиной понимающе кивает. Идут титры.
Тем не менее финал — открыт. Автор фильма как бы (а может быть, и не «как бы») проверяет зрителя. С кем мы? С теми «кумушками», с затаенной надеждой ждущими подтверждения своих недобрых надежд — чуда не было, потому что девушка его не заслужила. Или мы способны преодолеть обычную человеческую зависть и вместе с героиней, хоть и страшно, но все же поверить, что чудо произошло. Что впереди — целая жизнь…
Чудо не поддается определению. Но становится возможно оно лишь тогда, когда человек не превратился в сухую схему «можно — нельзя, грех — не грех», когда в нем есть живая вера, живая любовь и живая надежда. Пусть даже в момент чуда в душе поднимается буря чувств и хочется воскликнуть как отец болящего отрока в Евангелии: «Верую, Господи, помоги моему неверию!». Потому что в этих словах — истинная вера.

Татьяна Горбачева

27.08.2010