Схимонахиня Ирина (окончание)

начало здесь:

В тюрьмах

Схимонахиня Варвара:
— Ее в Самаре несколько раз судили и отправляли то в Иркутск, то в Могочу. Она умница, нигде ничего никому не сказала. И всегда исповедовала Господа, говорила тем, кто ее допрашивал, все открыто: «Почему вы нарушили заповеди Господни? Ибо с нами Бог, и без Бога вы ничего не сделаете!» Матушка нигде никогда не расписывалась. И однажды в тюрьме хотели взять у нее отпечатки пальцев. Она вот так сжала руки крест-накрест, и пришли трое сильных мужчин и стали разжимать ей пальцы. И с ней никак не могли сладить. Ей вывернули руку, но все-таки ничего у них не получилось, испачкали только ее мастикой. Они рот ей держали, чтобы она не кричала. А она вырвалась и закричала: «Антихристы!» Заключенные услышали, и как начали кричать: «Мы вас всех перебьем, если не отпустите ее!» Начальник прибежал: «Прекратите, там ужасное что творится». И не сладили с ней, Господь не попустил. Она после этого слегла. Во сне Архиепископ Алексий (он уже был почивший) ее причастил и говорит: «Теперь тебе не будет так больно».
Игумен Корнилий:
— Это было в читинской тюрьме. Надзиратели решили: «Перевоспитываем ее, а она ходит в монашеской одежде. Давайте с нее снимем эту одежду». Пришли и насильно сорвали с нее апостольник, рясу, подрясник. Она объявила им голодовку — до тех пор, пока не возвратят ей монашескую одежду. Она и так в строгом посте всегда была. Ей хлеб и воду поставят и в глазок смотрят, а она к ним не притрагивается. Десять суток она не пила и не ела. И тут прибыла в тюрьму комиссия из Москвы. Спрашивают: «А здесь у вас что?» — «А тут у нас сидит политическая заключенная, она монашка». Он входит в камеру, спрашивает: «Вы будете кушать?» А она уже говорить не может, качает головой: «Нет». «А одежду отдадим — будете кушать?» Она опять качает головой: «Да». Он приказал: «Немедленно отдайте ей одежду!» И тут же пришли с ее одеждой, а она даже одеться не может, ее одели. И она попала в тюремную больницу. А там был небольшой храм, и служба в нем совершалась. Но ее, конечно, из палаты не выпускали. А тут наступает Пасха Христова. Матушка нам рассказывала: «Я пропела Пасхальный канон, пасхальную службу. Лежу на кровати и слышу: где-то поют «Христос воскресе из мертвых». Встала, подошла к окну. А там человек сто стоят со свечами, у всех куличи, яйца, и поют «Христос воскресе». Я открываю окно и кричу им: «Христос воскресе!» Они все мне кричат в ответ: «Воистину воскресе!» В том городе служил один батюшка-старчик, и после пасхальной службы сказал: «В нашем городе в тюрьме сидит схимонахиня Ирина, за Христа страдает, она в тюремной больнице, идите и похристосуйтесь с ней». И народ пришел похристосоваться с матушкой. Надавали куличей, яичек, вся больница всю Пасхальную неделю ела. Она все раздала.
Был случай — ее везли в машине, и ей плохо стало. И собака-овчарка к ней рвалась, рвалась, вырвалась от милиционера, лапы на нее положила и давай лизать ее лицо. Ее хозяин очень удивился: «Любого из вас бы разорвала!» Все перед ней благоговели, даже в тюрьме. Ее долго нигде не держали, она везде молитвы писала, многих к Богу приводила. И ее перевозили из тюрьмы в тюрьму.
Она всех Глинских старцев знала: схиархимандрита Серафима (Амелина), схиархимандрита Серафима, схиархимандрита Андроника. Тогда Глинскую пустынь закрыли, и они все жили на Кавказе. Они ей предрекли: «Ну, матушка, там, в тюрьме, будешь медсестрой». — «Как это — медсестрой?» — «Людей будешь к Богу приводить». Она в рясу крестов зашьет, там выпарывала и людям раздавала кресты. За это страдала, ее сажали и в одиночную камеру, и в карцер.
Монахиня Серафима:
— Один раз ее посадили в камеру с людоедкой, которая много детей поела. Она смотрела так пристально на матушку, а та же красивая была. Людоедка прямо облизывалась и сглатывала, так она хотела ее есть. У нее было столько судимостей, ее даже начальство боялось. А матушка больная была, легла на голые нары. Людоедка посмотрела на нее и говорит: «На — фуфайку!» — «Да не надо». — «Бери!» А матушке моргают — бери, а то съест. И тогда уже стали хлопотать у начальства, чтобы матушку перевели в другую камеру.
Схимонахиня Варвара:
— Людоедка у матушки спросила: «Бог-то есть?» Матушка стала ей все объяснять. — «А меня Бог простит?» — «Да, но вам большое покаяние надо нести. Носи парашу больным, помогай людям, стирай им. Неси епитимью за свои грехи. А Господь есть, Он милосерд, ты молись — Он обязательно тебя простит»

Посещение Анастасии Узорешительницы

Схимонахиня Варвара:
— В тюрьме матушку посещала святая Анастасия Узорешительница. Схимонахиня Ирина просила Господа, чтобы ей дали одной помолиться — Рождество, праздник. Она же в камере с людьми была, Она была в Могоче, а ее перевели в Иркутск. Ее привозят туда, а там говорят: «А мы не требовали ее. Но пусть уж ночует, в ночь не повезете». И она оказалась одна в камере.
Игумен Корнилий:
— Она пела канон Рождеству Христову (службу она знала наизусть). Ночью открывается в камеру дверь, входит женщина в длинном платье, в подвернутом платочке, с корзиной. И на стол начинает выкладывать два куска пирога с рыбой, два яйца и другую снедь, целый стол. Поклонилась матушке, и матушка поклонилась ей, и она вышла. Охранник утром приходит, а матушка спрашивает: «А кто ко мне ночью приходил?» — «Да ты что»! Камера закрыта, ключи у меня». — «А это я где взяла?» и показывает на стол. Он пришел в ужас: «Пожалуйста, никому об этом не говори, меня расстреляют, если узнают. А я никому ключи не отдавал». А она даже не знала, кто к ней приходил. А когда уже освободилась и приехала в Самару, Митрополит Мануил (Лемешевский) ее вызвал. Она шла, переживала, это первая ее встреча была с Митрополитом Мануилом. Она входит к нему, а он ей говорит: «Матушка! Я человек маленький. А тобой Сам Всевышний управляет», и на икону Христа Спасителя показывает: «Ну, расскажи мне, матушка, как к тебе в тюрьме на Рождество Христово приходила Анастасия Узорешительница». И она этот случай рассказала нам потом.
Схимонахиня Варвара:
— Она потом все акафист святой Анастасии читала, молилась ей: «Что ж, какое мое неразумие! Ты ко мне приходила, а я тебе внимания не уделила». 

Монахиня Серафима: 

— Она даже прогневалась, потому что хотела всю ночь молиться, и вот заходит эта женщина в тапочках, кофточка легкая, а там юра такая, ветер, снег, мороз. В руках у нее две корзинки. Матушка думает: «Вот, помолилась!» А та ей говорит: «Я сейчас уйду. Вот вам гостинцы к Рождеству». Наложила целый стол. Матушка накормила всех, сама даже не покушала, все-все раздала.
Матушку в 1964 году освободили. Когда из тюрьмы ее отпустили, мы поехали в Загорск, потом в Почаев, Там нас спрашивают: «Вы не видели в Загорске отца Богдана? Он о вас спрашивал, говорил, что о матушке молился, об этом аленьком цветочке. Молодая, красивая. И такой был натиск на нее — и милиция, и родные, и все.
Она всем писала молитвы. Почерк красивый у нее был. Она молилась за весь мир. Евангелие и Псалтирь знала наизусть. Один раз я прихожу, она мне говорит: «А я Псалтирь пять раз прочитала».
Матушке явилась Богородица, и матушка сказала Ей: «Матерь Божия, какая Ты красивая!» Богородица ее перекрестила и говорит: «Да вселится в тебя благодать Святаго Духа». Матушка нам этого долго не говорила, потом уж сказала.

«Дочь тебе будет духовной матерью»
Игумен Корнилий:
— Это не жизнь, а житие. Это избранница Божия, блаженный до ее рождения предсказал ее матери, что ее вторая дочь будет монахиней и ее приведет к монашеству. Когда матушка уже была монахиней, она приехала за мамой: «Мама, ты Бога любишь?» — «Люблю». — «А меня любишь?» — «Люблю».— «Поехали в монастырь. И не оглядывайся». Мама согласилась. Тут же приехали они в Псково-Печерский монастырь к иеросхимонаху Симеону, великому старцу и прозорливцу, весь мир к нему ехал. Очередь к нему большая. Выходит послушник: «Мать с дочерью, зайдите в келью!» До трех раз так выходил, а они рассуждают: он нас не знает, может, каких знакомых батюшки зовет. И тут вышел старец, взял их за руки и ввел к себе в келью. И сказал Параскеве: «Вот тебя постригут, а ведь дочь твоя будет тебе уже духовной матерью, а не дочерью». Параскеву постригли с именем Палладия. Матушка Палладия жила в монастыре, а потом, когда монастырь закрыли, ее одна монахиня Анатолия взяла к себе, в Курск. Там она и скончалась.

Благословение быть с матушкой

Схимонахиня Варвара:
— Мы с матушкой были в Почаеве у схиархидиакона Иоанна Киево-Печерского в келье. Тогда Киево-Печерскую лавру закрыли, и их переселили в Почаев. Нас двое, а он благословил нам трапезу на троих. Дает три большие бокала и в каждый кладет картошки по ложке, щей по ложке, каши по ложке, варенья по три ложки, сахарного песку по три ложки, потом компот налил и говорит: «За послушание ешьте. Среди вас монах — разделяйте его порцию между собой». Матушка говорит: «Да что вы, зачем нам мужчина». А он: «Не сметь! Этот раб Божий будет монах».
Игумен Корнилий:
— Вот такое было мне благословение и предсказание быть с ними. Вот уже сколько лет я с ними, с семи лет. Матушка Ирина о всех нас заботилась, для всех была духовной матерью. Очень строго она всех нас воспитывала, приучала к порядку, к монашеской жизни, прежде всего. Чтобы лишнего не говорили и не делали, имели всегда непрестанную молитву, к посту прилежание имели. Она строгая, но очень добрая была. Уж если какая обида или скорбь — она пожалеет, и эта разделенная радость с матушкой была двойная радость, а разделенная скорбь — это полскорби или вообще скорби нет. Она благословит, иконочкой перекрестит — и все плохое отходило. Она раба Божия была.
Она мне говорила: «Как пост, некоторые говорят: поедем в поездку, там послабление посту будет. Да с чего это взяли? Умри, а пост не нарушь». Имейте всегда молитву Иисусову, непрестанно молитесь, как заповедали Апостолы, и живите по законам Божиим.
Схимонахиня Варвара:
— Наставление у нее каждодневное было: читать непрестанно Иисусову молитву.

«И твоя доля есть»

Игумен Корнилий:
— Она была великая постница. В понедельник, среду и пятницу она не вкушала пищу вообще, не пила и не ела. Во вторник и четверг она принимала просфоры и святую воду. В субботу и воскресенье вкушала пищу. Все посты она проводила без растительного масла.
Монахиня Серафима:

— В Почаеве, когда она странствовала, однажды она три дня ничего не ела — она всегда причащалась. И еда для нее была не главное. Обедня отошла, молебен и панихида отошли, она вышла из храма — до вечерни. Едят странники, одна женщина бежит прямо к ней: «Матушка, возьмите, покушайте!» — «А почему вы мне? Вон сколько человек у вас просят» — «Мне голос сказал: «Матушка эта три дня не ела». И налила ей тарелку супа. Матушка две ложки съела: «Нет, я папе отдам». И отдала кому-то со словами: «Папу моего Иоанна помяните». И в ту же ночь к ней явился отец и говорит: «Доченька, ну зачем ты еду отдала, ты сама голодная. А у нас здесь все есть. Нам здесь все отдали, что у нас отобрали».
Я 36 лет ее знала, тоже провожала ее по улицам. И сколько я с ней была, я не видела, чтобы она когда-нибудь жевала, ела. Принесешь ей что-нибудь, ягодку или рыбку: «Мамочка, ну покушай!» — она как-то не хотела, отмахивалась: «Ешьте сами, я что-то не хочу». Вот такая строгая была.
Схимонахиня Варвара:
— Все она сама себе шила: и рясы, и подрясники, и апостольники, скуфейки. Но ее нельзя было никуда пускать — она обязательно отдаст. Приедет то без туфель, то без подрясника, то без апостольника. Все это кому-то нравилось, и она все раздавала.
Монахиня Серафима:
— Если у нее кто попросит подрясник или платок, все отдаст мгновенно. Отец Кукша ей сказал: «То, что делала в миру, не делай». И она не ходила в магазин что-то покупать. Он ей даст на нужды денежку, она выйдет и все раздаст нищим, даже хлеба у нее нет. Но Господь ей все посылал.
Не было у нее никогда, чтобы она не болела или спокойна была. Она была аскетом, молитвенницей. Когда она болела, она ничем не лечилась.
Схимонахиня Варвара:
— Однажды на Рождество мы пошли молиться на Всенощную, скатерть белую на стол постелили. Матушка осталась дома молиться, не было сил у нее идти. Вышла в другую комнату, вернулась, а на столе — и ключи, и молотки, и пилы, и гвозди — таких гвоздей сроду не видели. Враг наложил. Чтобы отвлечь от молитвы — убирать надо. Или вот такой случай был: принесли ведра с водой, враг взял ведро с чистой водой и поставил в помойное ведро.
Игумен Корнилий:
— Воздержание у нее было великое. Спала два часа в сутки, а когда и вообще не спала. Ночами молилась. В соседнем доме жила одна верующая Людмила. Она рассказывала: «У меня окна выходят на их дом. И порой ночью я вижу огненный столп от крыши их дома до неба». Я для себя решил, что молитва матушки таким образом идет к Самому Богу.

«Впервые вижу такое лицо»

Игумен Корнилий:
— Когда матушка идет причащаться, полную схиму наденет, без благоговения нельзя было на нее смотреть. Лицо у нее было очень благодатное. Один раз мы долго уговаривали ее сфотографировать, все-таки она разрешила. И фотограф потом сказал: «Сколько я людей видел — впервые вижу такое лицо».
Схимонахиня Варвара:
— Она была чуть поменьше среднего роста, метр шестьдесят два. Глаза у нее были темно-голубые. Носик чуть приподнятый, губы маленькие. Лицо круглое, белое, ни морщинки, ни одного пятна. И скончалась так — ни одной морщинки не было, а ей было восемьдесят лет!
Игумен Корнилий:
— К себе она очень строгой была, никаких послаблений себе не давала. А нас жалела.
Схимонахиня Варвара:
— Сколько спасла она людей! Сколько писем ей слали сюда в Самару, тогда в Куйбышев, после тюрьмы, те, кто через нее познал Бога, благодарили. С Иркутска, с Могочи поехали в Почаев, в Киев на поклонение после того, как матушка им все рассказала и они к Богу пришли.

«Скоро меня с вами не будет»

Игумен Корнилий:
— Старец схимонах Дамиан ей предсказал: «В последние годы будет тяжелый крест, будешь прикована к постели, будешь тяжело болеть». С 1980 года она уже не ходила. Ноги у нее отказали, но она сидела, и сидя исполняла все правило. А последние три года она лежала на спине. Посадят ее на пять минут — постель перестелить, и все, сидеть она уже не могла. Причащали ее Святых Христовых Таин еженедельно. Все посты она обязательно соборовалась.
За два часа до кончины ее причастили и пособоровали. Она умерла со среды на четверг, на мой день Ангела. А в воскресенье, буквально за три дня, я был у нее после службы. Она мне сказала: «Я скоро умру. Я видела наяву своих покойных родителей, папу и маму, они пришли за мной. И ты меня похорони». Похоронили мы ее на старом городском кладбище, недалеко от дороги, так чтобы всегда можно было зайти к ней на могилку и ее навестить. На этом же ряду я в 1993 году похоронил мою бабушку Надежду. Она тоже в очень хороших отношениях с матушкой была, пирожков со мной, бывало, ей пошлет. Мне как-то нравится это место. Кладбище старое, многие батюшки, монахи похоронены на этом кладбище.
Схимонахиня Варвара:
— На первой неделе Великого поста в 2004 году она уже ослабла, совсем ничего не вкушала. Я прихожу в воскресенье, она меня зовет: «Скорей иди сюда!» — «Подожди, матушка, только сапоги сниму». — «Скоро меня с вами нее будет».
Монахиня Серафима:
— Она перед смертью несколько раз сглотнула громко, так Чашу Ангел преподносит перед смертью. Я говорю: «Варвара!» — «Умирает?» А батюшка говорит: «Она умерла» И все. Так проглотила с любовью, легко так, спокойно. И не потянулась, и не поморщилась, и не вздохнула. И все — и отошла, отошла на Небо. В два часа ночи она отошла. Позвонили батюшке Корнилию. Он тут же приехал и заплакал. А она просила перед смертью перенести ее ко мне. И когда она умерла, мы ее перенесли сюда. У меня свободней, а у Матушки Варвары тесно — кровать, диван, тумбочки. А народ приходил — столько народу! И батюшки, и дьяконы, литию то и дело читали. Лежала в цветочках, как младенчик. Ни одной морщинки. Как она красиво выглядела. Волосы у нее были светлые, седых волос не было. Потом уже покрыли ее. Умерла матушка 4 марта 2004 года.
Игумен Корнилий:
— Бывают такие ситуации, что не знаешь, как поступить. Послужишь по матушке панихиду, она там молится за нас, и все Господь устрояет. Ощущается ее молитвенная помощь.
Монах Митрофан (Юрченко):
— Этим летом мы вместо первого деревянного креста поставили на могилке схимонахини Ирины черный мраморный крест. А через два дня на старом кладбище кто-то варварски разбил памятники на могилах, как раз там, где ее могилка. Вокруг матушкиного креста разбили семь или восемь памятников, деревянные кресты облили чем-то и спалили, так что они обуглились, а ее крест не тронули, ее крест стоит! К матушкиному кресту даже не прикоснулись. У бабы Нади чуть подальше стоит белый мраморный крест — его тоже не тронули. Вот такая благодать и покров Божий над матушкиной могилой. Такое чудо Божие.

Людмила Белкина.

На второй день Пасхи 2004 года в Петропавловской церкви г. Самары к редактору газеты «Благовест» Антону Жоголеву подошла уборщица в храме и сказала, что сегодня 40-й день со дня кончины матушки Ирины и протянула это письмо:
«Когда схимонахиня Ирина была жива, я ее лично не знала, но молилась за болящую схимонахиню Ирину. И вот на родительскую субботу отец Михаил поминает новопреставленную схимонахиню Ирину. В ту же ночь вижу сон: я пришла в Покровский храм, а там похороны схимонахини Ирины, я очень опечалилась, что не смогла к ней подойти. И когда ее выносили, я приложилась к пальчикам ее ног. Вдруг она встала, меня своими руками обняла и сказала: «Будешь здорова». Я не знала, какая она была в жизни. Во сне она была маленькая и очень красивая. Потом я пришла в воскресенье на ее похороны, попала на отпевание, простилась с ней и поплакала о том, как она мне приснилась.
Мария Анкудинова,
г. Самара».

И еще одно воспоминание о матушке — жительницы Самары Елены Борисовны Пановой:
— Я была знакома с келейницей матушки Ирины матушкой Варварой и знала от нее о матушке Ирине, но вначале все не удавалось мне ее увидеть. Но Господь сподобил — я зашла к ним и была поражена светом в комнате. Это было светлое монашеское жилище, чистое, убранное, кругом иконы. Матушка лежала на узеньком диванчике. Она была очень больным человеком — полиартрит она «заработала» в заключении, он был не столько простудного, сколько нервного характера и не вылечивался. Она лежала в полном схимонашеском облачении, и что меня поразило — это ее ясные, лучистые глаза. Сразу было видно, что она все знает о тебе. Варвара сказала ей: «Мы пришли с Еленой Борисовной». — «Ой, Елена Борисовна, проходите, проходите!» — как будто она всю жизнь меня ждала. Ласковая, добрая, улыбающаяся. Чистота какая-то от нее исходила. Она была очень красивой. Варвара показывала ее фотографии в молодости — она была просто поразительной красоты. И в старости она тоже выглядела хорошо — такие ясные черты. Когда войдешь в комнату, ничего не видишь, — только ее. Я даже не помню, где там что стоит. Мы с ней побеседовали, она мне сказала: «Осталось мне всего три годика жить». Это ей сказал ее духовник схиигумен Кукша. Я это запомнила. И когда ее не стало, я посчитала, сколько времени прошло с нашего разговора, — ровно три года. За эти три года я приходила к ней несколько раз, и всегда она встречала меня очень приветливо и старалась дать с собой какое-то благословение — иконочку. Разговоры были вроде самые обычные, но в то же время после них оставалось ощущение какой-то наполненности, освященности. Она рассказывала, что жила в миру, красила ногти, губы, пришла к какому-то духовному лицу, он посмотрел на нее и сказал: «Ну, ничего, это все пройдет». И, действительно, она все это оставила. Молитвенница она была необыкновенная. Я это знаю из личного опыта. У меня неожиданно очень серьезно заболел муж, он был в хорошей физической форме и не знал, что погибает. О его смертельном диагнозе мне сказали врачи, я была ошеломлена и позвонила матушке Варваре и попросила: «Помолитесь с матушкой Ириной, может быть, Господь вам откроет, а вдруг это неправда». Она буквально через день мне позвонила и сказала, что Господь его заберет. И. действительно, меньше чем через месяц его не стало.
Когда матушка Ирина умерла, матушка Варвара звонила всем нам, нас несколько человек, кто пришел к Богу в 80-е годы и около нее окормлялся, но все были на работе, и она ни до кого не дозвонилась. Все мы ходим в разные храмы. А в день, когда матушку Ирину отпевали в Покровском соборе, все, не сговариваясь, пришли в Покровский. Матушка Ирина нас всех собрала.

На снимках: схимонахиня Ирина во время тюремного заключения; преподобный Амфилохий Почаевский; иеромонах (ныне Епископ Волгодонский и Сальский) Корнилий и схимонахиня Ирина на Пасху 1996 года.

Людмила Белкина

10.09.2004