«У нас в саду всего много!..»

Интервью с настоятельницей Благовещенского женского монастыря г. Стерлитамак игуменией Наталией (Ефремовой).

Когда редакционная машина, не заезжая в Уфу, помчалась дальше — к селу Ира, в Обитель милосердия, — легкой печалью отозвалось в душе: проехали мимо, не увидимся с матушкой Наталией. Тихий монастырь на окраине Стерлитамака когда-то радушно приютил нас, самарских паломниц, — и полюбился, запал в душу. Радостно было услышать, что монахиня Наталия возведена в сан игумении, что награждена орденом Святой Равноапостольной Ольги. Два года назад часть сестер разделенного надвое Богородице-Табынского монастыря во главе с игуменией Наталией перевели из Стерлитамака в Уфу, обживать бывший Свято-Успенский мужской монастырь. И с тех пор практически не доходило о них никаких известий. И — надо же! — в Обители милосердия услышала: недавно сестры вернулись в Стерлитамак, на прежнее место, к Свято-Никольскому храму. И даровал Господь долгожданную встречу с матушкой Наталией… Но первыми ее словами, после радостных приветствий, были:
— Да что о нас писать! Табынский монастырь теперь у матушки Иоанны, вот к ней и поезжайте!
— Еще поедем. А вы все-таки расскажите — как вам жилось это время?
— В Уфе было сложно, тяжело — город он и есть город. Шум, суета. Во дворе можно только цветы сажать. Там же все на человеческих костях. Когда Свято-Успенский монастырь восстанавливали, из подвала столько костей выносили! И все зарывали там, где сейчас посажены розы.
…Изначально у нас был Богородице-Табынский монастырь, но затем Владыка разделил обитель на два самостоятельных монастыря. У матушки Иоанны остался Табынский, а нам дали название Благовещенский монастырь. C этим названием мы и приехали в Уфу. И сразу взялись за строительство. Сделали большой погреб, сверху летнюю кухню. Келий не хватало — большие кельи мы разделили, еще две пристроили, все отделали. Душ утеплили. Корпус побелили. Летом храм обиходили снаружи.
— Храм Успенский?
— Нет, Богородицко-Уфимский. Неподалеку, на святом источнике, была явлена Богородицко-Уфимская икона Божией Матери. Часовню побелили и покрасили. Нас как-то спрашивают: «Вы из какого монастыря?» Я говорю: вот из какого. — «А, это где красивый храм?» Красивый… Ну только снаружи. Чтобы внутри все в должный порядок привести, много средств нужно.
Владыка дал нам дачу за 50 километров от монастыря. Но у меня нет сестер, чтобы согласились без церкви жить. Раз в неделю свозят в Булгаково — этого же мало! И ездить далеко. Хотя земля богатая, удобренная, но не под руками. И воды нет, насосом качали с сорокаметровой глубины. Одна сестра затосковала: «Зачем я только в монастырь пошла — лучше бы в деревне жила: никакой разницы нет, что здесь живу, что там…» Нет, тяжело без церкви… Сейчас она здесь, ухаживает за болящей схимонахиней Михаилой.
Сложностей было много. И тут Владыка предложил: «Хотите — возвращайтесь в Стерлитамак, на старое место». А мы — с удовольствием! Корпус без нас пустовал, мы его заново обжили. И сестры вздохнули облегченно. В Уфе на нас, как на зверинец, смотрели. Идешь под прицелом тысяч глаз… И мы все больше в корпусе сидели. Сестры стали унылые, воздуха не видели. Летом жара, железная крыша раскалялась — дышать нечем. Монастырь зажат между многоэтажек, от них еще жарче. В одиннадцать часов ночи идем с правила, дотронулись до наружной стены — она горячая!
А в Стерлитамаке тишина, покой. Живем как в деревне. Курочек с собой привезли, будем коровку покупать. Еще не все сестры приехали, часть пока осталась в Уфе. Владыка пришлет замену, тогда и они вернутся. Я уж боюсь, вдруг задержатся… У нас ведь что сестер-то — молодые да старушки больные, схимницы. Старенькая схимонахиня Михаила лежит со сломанной ногой — сюда привезли на носилках. Матери Гаврииле 84 года, мать Марфа и мать Варахиила в годах. Мать Евпраксия молодая, ей всего сорок четыре года, но очень больная. Тоже в схиму одета. Слава Богу, есть кому молиться. Ну и потрудиться — с Божией помощью потрудимся.
— Матушка, а вот вы сказали, что в подвале Успенского монастыря при советской власти истязали людей…
— Нам говорили, что там располагалось НКВД. Много костей замученных насмерть людей было вынесено из подвала, их захоронили здесь же, во дворе, и над ними посадили розы. В память об этом устроена нижняя церковь с престолом Скорбящей Божией Матери. Часовня стоит. Там и старые погребения сохранились — князья, генералы похоронены.
— У вас в обители есть духовник?
— Да, игумен Нил. Молитвенник, постник, с нами не кушает, сварит себе постной кашки, вот и вся еда. И ни отпуска ему не надо, ни отдыха — каждый день рад служить, на требы безотказно едет, куда бы ни послали. Исповедь каждый день. Мы были рады, когда нам предложили отца Нила в духовники. А он тоже рад — тоже устал от шума городского.
— Матушка Наталия, вы ведь сами в Иверском монастыре (г. Самары — прим. авт.) монашеский путь начинали?
— Да, в Иверском. Пострижена я была еще когда жила в Ульяновске. Мой духовник — Архимандрит Ювеналий — служит в Ижевской епархии. Он благословил на постриг. Поехали мы с сестрой (мы с ней вдвоем жили) в Троице-Сергиеву Лавру — и там благословляют: «Пора постригаться!» Я в церкви все послушания прошла. И вот отец Ювеналий нас постриг. Полгода еще прожили дома, читали духовные книги. До этого я не вникала, что монах должен жить в монастыре. А тут читаю — и дошло: по своей воле опасно жить. Владыка Никон пригласил: «Приезжайте!» В Уфимской епархии монашеская жизнь только начиналась. И мы сами как младенцы… Приехали. Мать Рафаила, старшая, была очень строгая. Неделю прожили — нет, впору бежать!.. Хотели возвращаться в Ульяновск. А Владыка отговорил: «Поезжайте в Самару, посмотрите, как там сестры живут…»
Мы и не надеялись, что нас возьмут в Иверский монастырь: мне было 59 лет, сестре 57 —  куда нам, старым! А Иверский был уже знатный монастырь. Но отец Моисей поехал с нами и нахвалил нас матушке игумении. Мы с ним еще по Ульяновску были знакомы. Матушка Иоанна пригласила нас к себе. И… стала уговаривать. Говорила, что в миру монаху жить легче, но в монастыре спасительнее. Труднее, но спасительнее. И мы остались.
В Иверском я сразу для себя положила: плохо или хорошо — безпрекословно быть в послушании! Вскоре стала алтарницей. Прожили год и три месяца, и Владыка Никон забрал нас в свою епархию: набрались практики, пора! Ну ладно — 5-6 человек, как-нибудь управлюсь. Приехала, а тут 28 насельниц! Матерь Божия, что делать! Хоть караул кричи… А все устроилось. Из тех, с которыми мы начинали монашествовать здесь, самое ядро осталось. Кочуют вместе со мной…
— А сестра ваша где?
— Сестра умерла год назад. Владыка Никон сам постриг ее в схиму, стала она схимонахиня Серафима. Полгода болела, язык у нее парализовало, инсульт. А разум полный был, все помнила. Кому память, обедни закажет, всех помянет. Все время сидела и молилась. Говорить не могла, так губами старалась выговорить.
Врачи сказали, что она в первую ночь умрет — до утра не дотянет. Я среди ночи позвонила Владыке, и он распорядился: «Немедленно ее причастите!» — «Владыка, она не проглотит частицу!» — «Проглотит! Сейчас же причастите!» Видно, по его молитвам — она еще пожила. Отец Нил причастил ее, сестра проглотила Святые Дары. Утром врач пришла и удивляется: «Все еще жива? Таких чудес у нас обычно не бывает….» И опять медики уверяли, что больше недели Серафиме никак не протянуть. А она, слава Богу, полгода прожила. Мы ее соборовали, каждый день причащали. Через неделю Владыка приехал и постриг ее в схиму. После пострига в схиму она даже стала немножко вставать, — конечно, падала, руку сломала. Резко вскочит — хочется самой куда-то пойти — и упадет. Расшибалась, бедненькая.
Есть не могла, только жидкое с трудом глотала. Все время молилась. Мы иногда магнитофон заведем, она слушает акафисты, Псалтирь и молча молится. За две недели до смерти вообще ничего, кроме Причастия, в рот не брала. Рвало ее сильно, открылись резкие боли. Я ей говорю: «Ты, может, ничего не ешь, потому что боишься — вырвет после Причастия? Ну давай не будем каждый день причащать». А у сестры на стене фотокарточка Владыки Никона была, — и она на Владыку показывает: «У-у! У!..» — он, мол, тебе даст! Владыка благословил — надо каждый день причащаться.
В последний день отец Сергий пришел, она спала, глаза закрыты. Думаю: ну, не проглотит! Нет — как только батюшка пришел со Святыми Дарами, она глазки открыла, причастилась, все проглотила спокойно — и все… 21 октября в 7 утра она тихо умерла. Теперь сестра моя в Уфе осталась, а я вот здесь…
— Что ж — Господня воля, кому где быть…
— И когда Владыка ее отпевал, наклонился рукописание вкладывать, она сама руку подняла и взяла. Сестры некоторые видели это. Значит, угодила Богу. Сразу стала сниться сестрам. То яблок кому принесет, то винограду: «Все ешьте, ешьте — у нас в саду всего много, на всех хватит!» А на сороковой день мать Евтропия видела ее во сне: вся она в белом, как невеста, в фате, все на ней сияющее, блестящее. Сестра моя заслужила, а я не знаю, что заслужу с суматохой этой.
— Кому-то надо же все эти хлопоты нести…
— В бездну пойду… У меня же нет такой молитвы, в душе одна суета. Одна надежда — на милость Божию…
— Матушка, вы как-то рассказывали, что знали Владыку Иоанна (Снычева)…
— И Владыку Иоанна, и Владыку Мануила. Ульяновск раньше относился к Куйбышевской епархии, и Владыка Мануил к нам приезжал раза два или три. И что поднялось в газетах — гонение, насмешки, настоящая травля… Местные власти стали претыкания строить. Потом батюшку Иоанна хиротонисали во Епископа, и он к нам приезжал. Отец Никон тогда был настоятелем Неопалимовского собора, и мы у него дома встречали Преосвященнейшего. Да, я хорошо знала Владыку Иоанна. Очень сильный Владыка был. Мудрый.
А Владыка Никон приехал в Ульяновск еще диаконом. Я с малолетства на клиросе пела, с детства в церкви. Работала в поликлинике, а Владыка Никон врач по светской специальности. Упросил он нас пойти к нему в келейницы. И так вот ходила с работы к отцу Никону: постирать, что сготовить, прибрать…
— Матушка, вы на Табынском святом источнике давно были?
— Сестры ездили на Крещение, а я побоялась — приболела… Я уж летом езжу купаться. На Табынскую обязательно езжу.
— Значит, опять на старом месте?
— Да, на старом месте. Мать Марфа рассаду насадила, будем выращивать. Работы хватит.
— И молитвы?
— А как же без молитвы?..

См. также

Фото А. Евстигнеева.

Ольга Ларькина

18.03.2005