«Улица печей»

Зоя Васильевна Полякова из своих 85 лет почти пятнадцать — подписчица газеты «Благовест». Но в редакцию к нам пришла в первый раз. Принесла нам необычную фотографию. Снимок этот прислала ей подруга, Лидия Петровна Заборющая (недавно она умерла) из Ставропольского края. На снимке ее внучка Ирина Заборющая (в замужестве Полякова, однофамилица нашей гостьи) стоит возле памятника в честь 2000-летия Рождества Христова в Александро-Невской Лавре Санкт-Петербурга. Снимок сделан в 2004 году. Фотография необычна тем, что на ней вверху при проявке снимка изобразился четкий светящийся крест. Блик ли это технический или чудо Божие, определить сложно, да и не нужно, наверное, определять. Но именно этот крест на фотографии привел к нам необычного человека. И это уже само по себе и удивительно, и почти чудесно.
— …Мама у нас была верующая, — вспоминает Зоя Полякова. — Жили в Саратове мы, и в доме висели иконы. А в тридцатые годы по домам доносчики ходили и шарили глазами, чтобы потом все в органы сообщить. И к нам домой соседка-осведомительница несколько раз приходила глазеть. Маме пришлось иконы спрятать. Красивая большая икона «Умиление» Божией Матери все-таки сохранилась, сейчас она у меня… Так я и росла без веры. И уже сама с годами к Богу пришла…
Двоюродная сестра моей мамы была замужем за священником, жили они в Сызрани. Священника Александра Кураева забрали в 1930 году и без всякого суда бросили в камеру. Через месяц ему сказали, что по 58-й статье его отправляют на строительство Беломорканала… Когда я после войны вышла замуж, в 1947 году нам с мужем довелось жить в доме священника Кураева. Он служил в Казанском соборе Сызрани, пока это было возможно. Это был в городе единственный действующий храм. Тяжелыми были для отца Александра годы ссылок. Вышел он на свободу духовно надломленным. Перед смертью он стал заговариваться, прятаться в погребе…
Закончила я мединститут, и сразу на фронт направили, на передовую. Служила я в стрелковом, а потом в минометном полку в медицинском пункте. Принимали раненых, больных, отправляли в эвакогоспиталь. Жили в землянках. Столько раненых мне довелось осматривать!.. И почти ни на ком из них не было крестов. Видно, особый отдел запрещал их носить… Сама я тоже креста не носила тогда. А в душе-то многие верили, молились… Вспоминаю, как на моих руках умирал раненный в голову молоденький красивый лейтенант. Лет ему было чуть больше двадцати. Костная часть черепной коробки была выбита осколком, и мозг его капал мне на ладонь… А он был в сознании и все спрашивал: «А я буду жить?». Я перевязала его, сделала противостолбнячную сыворотку и отправила в госпиталь. Машин не было в медсанчасти, а были три подводы. Но до госпиталя он не добрался — подвода попала под бомбежку.
Помню село Семеновку в Смоленской области. Мы остановились на ночь в лесу. А село ниже было, в нем оставались немцы, которых мы гнали. В село мы вошли утром. Это было уже не село, а улица печей. Стоят сохранившиеся от пожара печки. Немец ночью уходил и сжег село. Только печки остались. Школу сожгли вместе с детьми, стариками, учителями. Все они сгорели в запертом здании! Обгоревшие трупы лежали возле руин. А на печках, на загнеточках, стояли тыква печеная в чугунках, что-то еще съестное. Выжившие жители сожженных домов рылись в головешках. Гвозди несгоревшие собирали…
…Зоя Васильевна скорбит только об одном: не сумела детей приобщить к вере. Сама-то она ходит в храм уже не один десяток лет. Но вот дочь, с которой она живет в Самаре, в храм ходит редко. А ведь время сейчас иное, иконы прятать не нужно от посторонних глаз… И сейчас эта глубоко верующая Христианка в своей семье не нахлебница, а кормительница. Несмотря на свои восемь с половиной десятков! Ведь семья живет на довольно большую пенсию фронтовички. И ей надо жить еще долго, а то как же они без нее…

Антон Жоголев

25.11.2005