«Пролияша кровь их, яко воду…»

К 100-летию со времени массовых расстрелов большевиками оставшихся в Крыму воинов белой армии.

Об авторе. Александр Николаевич Закатов родился 19 июля 1972 года в Москве. Внук выдающегося советского ученого-геодезиста П.С. Закатова. Директор Канцелярии Главы Российского Императорского Дома Государыни Великой Княгини Марии Владимировны. Кандидат исторических наук, доцент. Преподаватель на кафедре отечественной истории и культуры Московского государственного университета геодезии и картографии. Член научного совета Российской академии наук по изучению и охране культурного и природного наследия. Член Союза писателей России. Живет в Москве.

24 ноября 2020 года исполнилось 100 лет со дня расстрела в Симферополе моего двоюродного деда Александра Сергеевича Страхова (17/30 сентября 1897 - 11/24 ноября 1920). После его исчезновения родные хранили о нем самые светлые воспоминания. Меня назвали в честь св. Благоверного Великого Князя Александра Невского в память о «Сане» (как его продолжали называть по-семейному), и я знал об этом с младенчества. Когда я родился, ему было бы 74 года. Учитывая, что его брат Иван Сергеевич Страхов и сестра - моя бабушка Надежда Сергеевна Страхова - оба дожили до 96 лет, допустимо предполагать, что и с ним я мог бы успеть пообщаться в довольно сознательном возрасте. Но его жизнь оборвалась в 23 года в огне Гражданской войны и революционного террора.

Его родителями были потомок священнического рода Сергей Иванович Страхов (1867-1943) и дочь известного волоколамского купца Филиппа Николаевича Волкова Евдокия (1875-1910).

Будущий протоиерей Сергий Страхов в 1887 году окончил Вифанскую духовную семинарию и поступил на службу в Волоколамское духовное училище, где дослужился до чина коллежского асессора. В 1897 году (за несколько месяцев до рождения сына Александра) он был хиротонисан во диакона и определен к московской церкви Святителя Николая «на Курьих ножках» на Большой Молчановке. В 1902 году, будучи рукоположенным в сан иерея, он стал настоятелем храма Пресвятой Троицы в Хохловке. С 1911 года преподавал Закон Божий в Лефортовском женском училище. С 1912 года безвозмездно преподавал в церковно-приходской школе при Ирининском храме. С 1913 года состоял попечителем волоколамской Петропавловской церковно-приходской школы. С 1914 года являлся законоучителем 8-го Пятницкого мужского и 3-го Сокольнического Пушкинского городских начальных училищ. В 1914 же году переведен в храм Святой Великомученицы Ирины в Покровском, где и служил вплоть до его закрытия в 1932 году во время богоборческих гонений. В 1914 году отец Сергий был награжден фиолетовой камилавкой. Кроме того, имел награды: серебряную медаль в память царствования Императора Алек-сандра III, серебряную медаль в память коронования Императора Николая II, нагрудный юбилейный знак и светло-бронзовую медаль в ознаменование 300-летия Дома Романовых. В годы Первой Мировой войны заведовал госпиталем, развернутым духовенством Сретенского сорока Москвы[1], и с соизволения Августейшей Покровительницы Российского Общества Красного Креста Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны в 1915 году получил для ношения знак Красного Креста.

Протоиерей Сергий Страхов.

В 1895 году С.И. Страхов вступил в брак с купеческой дочерью Евдокией Волковой. Ее семья играла важную роль в жизни Волоколамска: брат Алексей Филиппович был там городским старостой. В семейном фотоальбоме сохранилась святыня - фотография, подаренная Е.Ф. Страховой св. праведным Иоанном Кронштадтским, с его личной дарственной подписью: «+ Евдокии Филипповне Страховой с дорог[им] супр[угом] Сергеем Ивановичем и чадами - в благословение. Протоиерей Иоанн Сергиев. 28 ф[евраля] 1901».

Александр Страхов родился в Клину 17/30 сентября 1897 года и был там крещен в храме Успения Пресвятой Богородицы. В Клинском уезде, в селе Поджигородово (храм Св. Михаила Архангела) служил его дед священник Иоанн Сергеевич Страхов, и семья отца Сергия Страхова там нередко гостила.

В 1908 году Саня Страхов поступил в Московскую 2-ю гимназию, располагавшуюся в легендарном «Брюсовом доме» на Разгуляе - бывшем дворце графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. В этом здании во время пожара Москвы 1812 года в составе собрания древних рукописей сгорел оригинал «Слова о полку Игореве». В годы обучения А.С. Страхова директором Гимназии был известный русский историк и педагог, действительный статский советник Н.Г. Выготский (в 1908-1911).

Учился он хорошо и каждый год получал похвальные листы «за благонравие» (затем - «за примерное поведение» и «за отличное поведение») и «за отличные успехи». Пять Грамот за 1909-1913 год (1-5 классы) сохранились. Когда я был маленьким, они, свернутые в трубочку, лежали на даче в старом сарае на заднем стеллаже. Время от времени я разворачивал их и любовался изящными изображениями. Особенно красивыми были похвальные листы за юбилейные годы - 100-летия Отечественной войны 1812 г. (1912) и 300-летия Дома Романовых (1913).

Как только я получил право хозяйничать в сарае, то первым делом привез эти листы в Москву и потом отнес в мастерскую, где их расправили и обрамили.

Кроме того, в нашей семейной библиотеке сохранилась прекрасно изданная Товариществом М.О. Вольфа книга Вильгельма Вегнера «Эллада» (4-е издание), которой А.С. Страхов был награжден 31 мая 1911 года по постановлению Педагогического Совета Гимназии, «принимая во внимание отличное поведение и таковые же успехи в науках».

20 апреля/3 мая 1910 года от «бронзовой болезни»[2] в Ялте умерла мама Александра Евдокия Страхова. Ее похоронили на Пятницком кладбище в Москве.

После перевода в храм Святой Ирины с 1914 года семья священника С.И. Страхова жила по адресу 2-й Ирининский переулок, д. 7.

Окончив в 1916 году Гимназию, А.С. Страхов поступил в Императорское Московское Техническое Училище. Он был увлечен наукой и техникой, и после него осталось много технической литературы, которой потом пользовался его младший брат Иван.

Александр писал стихи. Ни одного из них, к сожалению, не сохранилось. Дедушка Ваня пытался вспомнить некое стихотворение, из-за которого они как-то раз чуть не подрались (вспыльчивый старший брат рассердился на младшего, прочитавшего его сочинение без спросу), но время стерло эти строчки из его памяти.

1916 год - третий год Первой Мировой войны. Движимый патриотическим чувством, Александр Страхов окончил ускоренные курсы Александровского Военного Училища (АВУ). Именно с 1916 года в это военное учебное заведение было разрешено принимать выпускников гимназий, окончивших курс с отличием, независимо от сословной принадлежности. Как сын
священника и личного дворянина (получившего дворянство по чину еще на гражданской службе), А.С. Страхов имел статус потомственного почетного гражданина.

Удивительно, но в семье сохранился знак выпускника АВУ, полученный А.С. Страховым. Его сберегли в те годы, когда многие уничтожали такого рода реликвии.

АВУ Александр Страхов окончил по 1 разряду и был выпущен прапорщиком в 84-й Пехотный запасный полк, сформированный при мобилизации 1914 года при 11-м гренадерском Фанагорийском полку, входивший в 11-ю пехотную запасную бригаду Московского военного округа и комплектовавший 3-ю гренадерскую дивизию на Юго-Западном фронте.

В феврале 1917 года в России началась революция. 2 марта Император Николай II вынужден был отречься от престола за себя и за Наследника Цесаревича Алексия Николаевича в пользу брата Великого Князя Михаила Александровича, который 3 марта отложил принятие верховной власти до решения Учредительного собрания об образе правления. Руководство страной перешло к Временному правительству. После этих событий происходил неуклонный и неизбежный развал государственной жизни и армии.

Летом 1917 года Александр находился в Гаграх (тогда Черноморская губерния, ныне Абхазия). Как он туда попал, пока точно выяснить мне не удалось. Иван Сергеевич Страхов в 1990 году упоминал, что, насколько у него отложилось в памяти, его старший брат в 1917 году воевал на Турецком фронте и из Эрзерума присылал отцу турецкий табак в белых бристольских картонах, удивительно крепкий и душистый. Но никаких документов об откомандировании Страхова на турецкий фронт я не обнаружил. Возможно, его направили на юго-восток России не на театр военных действий, а на временное лечение в тылу. Из сохранившихся писем доподлинно известно, что у него были диагностированы малокровие и проблемы с сердцем и дыхательными путями, что он летом 1917 года прибыл для лечения в Гагры проездом через Туапсе и остановился у Ивана Петровича Макарова (мужа двоюродной сестры отца Сергия Страхова Веры Семеновны), начальника Гагринского округа (а потом комиссара Временного правительства в Гагринском округе).

Отец Сергий пытался разузнать о способах получения сыном через Красный Крест железнодорожного билета для проезда в Москву, но, в то же время, в письмах советовал ему не спешить с возвращением. Он отчетливо видел, что положение в Армии катастрофическое, и хотел, чтобы сын вернулся к воинской службе хотя бы окрепнувшим физически.

25 августа 1917 года Александр писал отцу из Гагр: «Отпуск продлен здешней комиссией до 14 сентября. Жив и здоров».

В какой-то момент он вернулся в Москву и будто бы (по устным свидетельствам его брата Ивана и сестры Надежды) был принудительно мобилизован в Красную армию (факт нахождения в Москве в 1918 году подтверждается сохранившимся удостоверением личности, выписанным 10 октября 1918 года в 3-м Мещанском участке Мещанского района).

В Гаграх он говорил двоюродным теткам Вере Семеновне Макаровой и ее сестре Александре Семеновне, что намерен присоединиться к Белой армии. Как и в какой момент это произошло, неизвестно. Семья не знала доподлинно, что с ним случилось. Сведения сохранились только непроверенные, устные. С 1919 года он считался пропавшим без вести. Кто-то сообщил, что видел его больным и едва ли не при смерти в Крыму. Потом дошел слух, что он умер в лагере позднее.

Но семья надеялась, что Александр эвакуировался за границу при оставлении белыми Крыма в ноябре 1920 года или скрывается где-то на Родине. А если даже оказался в заключении, то жив и рано или поздно появится дома.

В 1927 году какой-то человек, служивший охранником в одном из лагерей и вернувшийся в Москву, рассказал, что слышал об Александре Страхове. О нем ли или о его тезке, было непонятно. Родным хотелось верить в лучшее…

Отец Сергий Страхов берег вещи сына, не разрешал их продавать в трудные голодные времена, говоря: «Саня вернется». Как говорил мне в 1990 году двоюродный дедушка Иван Сергеевич Страхов, «возможно, он не оправился от тифа, но также вероятно, что он жил за границей и не мог сообщить о себе».

Когда я в 1997 году начал работу в архиве Императорской Семьи на вилле «Кер Аргонид» в Сен-Бриаке (Франция) и просматривал списки чинов Корпуса Императорских Армии и Флота и других воинских организаций Русского Зарубежья и подшивки различных эмигрантских изданий, у меня теплилась надежда, что, быть может, среди имен изгнанников обнаружится и имя дедушки Александра.

Один раз сердце мое забилось - в одном из журналов я увидел фамилию и инициалы А.С. Страхов. Читаю дальше, да, полное совпадение: Александр Сергеевич Страхов! Год рождения не 1897, а 1898. Но это еще ни о чем не говорит - иногда годы указывались не точно; в тех или иных целях люди прибавляли или убавляли себе годы; да и просто может быть опечатка. Неужели ему удалось спастись и выехать за границу? Может быть, найдутся родственники?

Листаю до страницы с более полными сведениями и вижу, что на имени, увы, соответствия кончаются. Из заметки в том журнале, а потом и из других публикаций установлено: найденный мною полный тезка деда окончил Морской корпус в 1918 году и был старшим гардемарином. Вахтенный начальник, затем командир сторожевого корабля «Выдра» на 2-м дивизионе сторожевых судов Балтийского флота в Ладожском озере. В марте 1919 года бежал в Финляндию. С разрешения военного министра Эстонии в июне 1919 года с группой офицеров прибыл в Ревель (ныне Таллинн) и поступил в Отдельный корпус Северной Армии под командованием А.П. Родзянко. Был зачислен в 8-й Семеновский полк, затем по личному прошению переведен в декабре 1919 года в Отдельный батальон танков, сформированный в Нарве. Участвовал в осеннем наступлении на Петроград, будучи вторым пулеметчиком тяжелого британского танка Мark V «Белый солдат». Произведен в мичманы. С февраля 1920 года служил кочегаром на посыльном судне «Китобой», в 1919 году перешедшем на сторону белых. В Копенгагене мичман А.С. Страхов списался с корабля, а затем, поступив матросом на американское судно, перебрался в США, где работал чертежником в фирме «Intertype Co.» и был членом «Общества бывших русских военных моряков в Америке». В 1964 году, будучи заведующим отдела фирмы, вышел на пенсию. Скончался в январе 1981 года в Нью-Йорке, где и похоронен. То есть, речь идет явно о другом человеке. Ниточка сразу оборвалась.

Бабушка Надя - последняя из этого поколения Страховых - умерла 18/31 июля 2001 года на 97-м году жизни, так и не узнав о том, что сталось с ее любимым старшим братом Саней.

В 2013 году я просматривал в интернете публикации, посвященные террору времен Гражданской войны. В одной из них, совершенно случайно, увидел в списках расстрелянных красными в Симферополе имя и краткие сведения: Страхов Александр Сергеевич, 1897 г. р., уроженец Москвы, проживал в Симферополе, почетный гражданин, поручик.

Это уже точное соответствие - имя, год рождения, места рождения и проживания на момент ареста, сословная принадлежность. Из всего указанного мне не было известно только о получении А.С. Страховым чина поручика (единственная его сохранившаяся фотография в военной форме - в звании прапорщика 84 запасного пехотного полка). Но такое производство вполне естественно; соответствует возрасту и историческим обстоятельствам.

Поручик Александр Страхов был расстрелян в Крыму 24 ноября 1920 г.

Поручик А.С. Страхов оказался № 168-м из 200 офицеров, перечисленных в списке X[3], казненных по постановлению особой фронтовой комиссии ВЧК при РВС 4-й армии и Крыма от 24 ноября 1920 года, в составе председателя А.И. Михельсона и членов Гусина и П.П. Бабкевича.

Те, кого казнили в Симферополе, в основном принадлежали к числу поверивших обращению командующего Южным фронтом Рабоче-крестьянской красной армии (РККА) М.В. Фрунзе о полной амнистии всем, кто добровольно сложит оружие. Они остались в центре Крыма, не предпринимали попыток достичь портов и покинуть Родину вместе с эвакуирующейся армией генерала барона П.Н. Врангеля. Их предупреждали, что они напрасно рассчитывают на честность и милосердие победителей. Напоминали о зверствах большевиков в конце 1917 - начале 1918 года (когда по утверждениям самого коммунистического режима и мнению, господствовавшему потом долгие годы в советской историографии, Гражданская война еще даже не началась). Однако, видимо, у многих все-таки не укладывалось в голове, что вероломство красных способно достичь таких масштабов.

Очевидно, что участники белого движения, действительно совершившие преступления во время гражданской войны, не отличались наивностью и легковерием. Они, конечно, понимали, что даже если, паче чаяния, общая политика руководства большевиков будет соответствовать их миролюбивым заверениям, то в среднем и низшем звене Красной армии найдутся желающие отомстить им и получат возможность тем или иным способом осуществить свое намерение. И такие белогвардейцы постарались в первую очередь покинуть страну или, если не получилось, глубоко затаиться.

Скрывались также белые, не смирившиеся с поражением и намеревавшиеся продолжить свое участие в вооруженном антибольшевистском сопротивлении, уже в подполье.

Открыто остались и затем отправились на роковую для них регистрацию преимущественно те, кто не ощущал за собой вины в жестокостях, кто осознал, что ход Истории не позволил им одержать победу, и не желал больше проливать ничью кровь даже в честном бою, не говоря уж о каких-то диверсиях и террористических актах.

Но именно их - уже безоружных и беззащитных - красные начали массово уничтожать с каким-то дьявольским торжествующим садизмом.

12 ноября 1920 года части РККА заняли Симферополь. Насилия, грабежи, аресты и убийства начались в тот же день. 17 ноября Крымский революционный комитет опубликовал приказ № 4, согласно коему обязательной регистрации подлежали все военно-служащие и гражданские чины режима П.Н. Врангеля, а также прибывшие в Крым в период его правления российские подданные и иностранцы. Они должны были явиться в трехдневный срок. Им гарантировалась амнистия. А неявившимся угрожали судом Революционного трибунала как предполагаемым «шпионам».

В первые дни создавалось впечатление, что красные соблюдают объявленные ими условия. Поток регистрирующихся увеличился. Когда их собралось достаточное, по мнению новых властей, количество, началось массовое истребление.

Следствие и суд были чистым фарсом. В лучшем случае следственное дело состояло из анкеты, заполненной самими жертвами при регистрации, и «приговора». Зачастую эти приговоры выносились без каких-либо допросов и в отсутствие «подсудимых». Никаких доказательств преступной деятельности не требовалось - было достаточно наличия чина и хотя бы просто «непролетарского» происхождения. В графе «В чем обвиняется» чекисты так с полной откровенностью и записывали: «поручик», «казак», «чиновник». То есть, имело место неприкрытое кровавое беззаконие, когда людей казнили не за какие-либо деяния, а за то, чего они даже при желании не могли изменить.

Офицеров и чиновников расстреливали сотнями. Трупы закапывали в братских могилах, вырытых самими приговоренными. Потом и закапывать перестали. На окраинах Симферополя явственно ощущался смрад от разлагающихся тел, сваленных в кучи. По свидетельству генерал-майора Иродиона Андреевича Данилова, служившего тогда в Красной армии, курсантов кавалерийской школы отправляли на страшную работу: им было приказано камнями выбивать у мертвых зубы с золотыми коронками[4]. Собирали крестики, обручальные кольца, более-менее приличную одежду (если это еще осталось на убитых).

Имели место случаи казни родственников - матерей, жен и детей, пытавшихся пробраться к местам расстрелов и забрать тела сыновей, мужей и отцов.

Все тюрьмы были заполнены. Кроме того, большевики устроили концентрационный лагерь на Пушкинской улице, рассчитанный на содержание 800 человек. Над заключенными издевались, морили голодом, держали полуодетыми на холоде.

Руководителями организации массовых казней были члены «Чрезвычайной тройки по Крыму» - секретарь Крымского областного комитета Российской коммунистической партии (большевиков) Розалия Самойловна Залкинд (партийные псевдонимы «Демон», «Землячка»), председатель Крымского революционного комитета венгерский коммунист Бела Кун и председатель «Чрезвычайной тройки» Юрий Леонидович Пятаков. Репрессии осуществлялись силами 4-й и 6-й армий.

По приблизительным подсчетам, во время острой фазы Красного террора в Крыму с ноября 1920 года по май 1921 года только в маленьком Симферополе было предано казни около 20.000 человек. Другими центрами террора стали Севастополь, Ялта, Керчь, Феодосия. Среди казненных были не только офицеры, но и чиновники, священники, врачи, учителя, общественные деятели… Общая численность убитых большевиками в Крыму в разных источниках указывается от 80.000 до 120.000. Последнее число, и вправду, можно считать преувеличением. Но что касается 80.000, то это уже ближе к реальности. Современные апологеты большевизма, всеми способами занижающие данные о жертвах репрессий, «забывают», что при том тоталитарном режиме террор по отношению к «бывшим», проигравшим и политическим противникам считался не преступлением, а подвигом, и сами партийные и советские деятели похвалялись примерно такими результатами своей репрессивной политики в Крыму. Генерал И.А. Данилов сообщает: «Общая цифра расстрелянных в одном Симферополе со дня вступления красных в Крым до 1-го апреля 1921 года доходила до 20.000, а все число расстрелянных во всем Крыму - до чудовищных размеров - 80.000 человек. Правда ли это или нет, сказать не могу, так как ужасаясь такой цифре, сам не хочешь в нее верить, но ее называли коммунисты, причастные к этим расстрелам, и хвастались ею в разговорах между собой, ставя это в заслугу деятельности Чека и Особого Отдела».

Однако революция не только губит защитников традиционных устоев, но пожирает и своих собственных детей… Из главных организаторов Красного террора в Крыму до старости удалось дожить только Р.С. Землячке (1876-1947). Урна с ее прахом по сей день стоит в Кремлевской стене. Бела Кун (1886-1938) и Ю.Л. Пятаков (1890-1937) расстреляны в годы «Большого террора». Этих врагов народа коммунистический режим успел реабилитировать посмертно. В ряде городов их имена все еще увековечены в топонимике.

Тройка, непосредственно вынесшая смертный приговор поручику А.С. Страхову, другим 199 лицам из списка Х от 24 ноября 1920 года и еще множеству людей, тоже получила справедливое возмездие уже в земной жизни.

Артур Иванович Михельсон (1898-1939) дослужился до должностей народного комиссара внутренних дел Крымской АССР и затем начальника Московско-Окского речного пароходства. Арестован и расстрелян.

Павел Петрович Бабкевич (1900-1939) занимал пост народного комиссара внутренних дел Бурят-Монгольской АССР; в конце карьеры - заместитель начальника Управления Карагандинского исправительно-трудового лагеря НКВД. Его тоже осудили и в тот же день расстреляли бывшие коллеги.

Вопрос о признании указанных лиц «жертвами политических репрессий» был поставлен уже в XXI веке. Верховный Суд Российской Федерации в реабилитации этих палачей отказал.

О третьем члене зловещей «тройки» Гусине подробная информация не найдена. Сохранилось упоминание, что он заведовал женским штрафным изолятором на Соловках; по свидетельству бежавшего из Соловецкого лагеря заключенного А. Клингера «глумлениями над женщинами, женами, матерями, невестами и сестрами заключенных, доводит их до сумасшествия и самоубийства» (Клингер А. Соловецкая каторга: Записки бежавшего // Архив русской революции. - Берлин: Слово, 1928. - Т. 19. - С. 157-211). Каким был конец этого «героя Гражданской войны», неизвестно.

Несомненно, среди казненных во время Красного террора и последующих массовых репрессий имелось некоторое количество белых, также совершавших в годы Гражданской войны военные преступления и жестокости в отношении мирного населения. Но подавляющее большинство жертв карательных органов коммунистического режима были обычными честными гражданами, любившими Россию, способными принести ей много пользы. Их смерть в большинстве случаев была ужасной и мучительной. И попытки оправдать их убийц тем, что среди всех этих тысяч и тысяч зверски истребленных соотечественников находятся единицы действительных преступников - чудовищны.

Если вдуматься, участь большинства организаторов массовых казней оказалась гораздо страшнее. Они, как правило, принимали мучения и смерть без веры и упования на милость Божию, в черном отчаянии, в полной мрачной растерянности и подавленности, от рук того кумира, которому они усердно служили и ради которого отягчили свою совесть неисчислимыми злодействами. И если хотя бы у кого-то из них, пусть в самую последнюю минуту, блеснул в душе лучик прежней детской веры, если кто-то испытал перед смертью чувство искреннего раскаяния в содеянном, можно надеяться, что Господь простит и их - тех, кто безпощадно лишил жизни наших родных. «Пусть откажется каждый от кары и мщения, - писал в 1923 года Глава Российского Императорского Дома Романовых Государь Кирилл Владимирович. - Божиему предадим Суду: и кровь, невинно пролитую, и те преступления, что навеял на Русский Народ его совратитель»[5].

В наши дни по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и при участии Российского Императорского Дома установлена традиция молитвенного поминовения всех жертв смут, революции и Гражданской войны. На эти панихиды приходят потомки и белых, и красных. У некоторых в числе предков есть и те, и другие. У каждого имеется своя семейная традиция, свои воспоминания, свои взгляды на прошлое и настоящее. Каждый обладает неотъемлемым правом любить своих прародителей, благодаря которым он появился на свет, желать им прощения в вечной жизни, молиться о них. Любой человек может придерживаться собственных убеждений. Однако все мы, если любим Родину, должны не лелеять чувство мести, не надеяться на какой бы то ни было реванш, а наоборот, постараться сделать все от нас зависящее, чтобы никогда больше не повторилось в нашей стране безбожное и безчеловечное братоубийство.

В своем обращении к участникам первой панихиды «по всем, в годину смут убиенным и в изгнании скончавшимся», отслуженной 4 ноября 2009 года в храме Знамения в Романовом переулке, Глава Российского Императорского Дома Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна написала: «Главным итогом и уроком минувшего трагического столетия для нас должно стать осознание того, что никакая цель не может являться оправданием для безбожной и безчеловечной злобы, взаимного истребления, ненависти и клеветы. У каждой из сторон в великой Смуте ХХ века были своя правда и своя ложь, свои идеалы и своя корысть, свои герои и свои негодяи. Но, в конечном итоге, от революции пострадали все - и побежденные, и победители. Вчерашние палачи назавтра становились жертвами, а многие из тех, кто выжил и даже видимо обрел власть и благополучие, оказались изуродованными духовно и нравственно. Мы не должны ничего забывать, чтобы не повторять ошибок. Мы должны постараться исправить совершенное зло. Но мы также должны уметь прощать и просить прощения. Ради будущих поколений нам необходимо научиться находить в прошлом и в настоящем в первую очередь не то, что разъединяет, а то, что сближает нас друг с другом»[6].

Храмы Святой Троицы в Хохловке, где прошло детство Александра Страхова, и Святой Великомученицы Ирины в Покровском, откуда он уходил на войну, как и тысячи других оскверненных и изуродованных богоборцами храмов, теперь возвращены Русской Православной Церкви. В них вновь совершается Безкровная Жертва. И мы вправе уповать, что Господь и впредь не оставит Россию по молитвам святых Новомучеников и Исповедников, прославленных Святой Церковью, и тех, кто не вошел в их сонм, но тоже отдал свою жизнь за Веру и духовные ценности Русской Земли.

11/24 ноября 2020 года, в день 100-летия расстрела поручика А.С. Страхова, в Московском храме Святой Великомученицы Ирины в Покровском (Патриаршем подворье и Представительстве Белорусского Экзархата в Москве) по благословению настоятеля Высокопреосвященного Архиепископа Витебского и Оршанского Димитрия иеромонахом Серапионом (Сенкевичем) было совершено заочное отпевание убиенного воина Александра.

Также на заупокойном Богослужении поминались брат Александра Страхова - русский инженер и монархист Иван Сергеевич Страхов (1899-1995), участник антибольшевицкого восстания юнкеров в Москве 1917 года, скончавшийся в городе Воскресенск 25 лет назад, 27 ноября 1995 года; их родители протоиерей Сергий и Евдокия и другие предки и сродники. За Богослужением молился и автор этого очерка.

Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, рабу Твоему убиенному воину Александру, всем вместе с ним жизни лишенным, и всем, в годину смут замученным, в тяжких работах и в изгнании скончавшимся, и сотвори им Вечную память.