Послушница Божией Матери

В Иверском монастыре вспоминают схиигумению Иоанну.

В воскресный день 29 ноября в Иверском монастыре готовились достойно встретить девятый день по упокоении схиигумении Иоанны (Капитанцевой). Назавтра будут высокие гости, будет панихида… Но и в этот хлопотный день заместителю редактора «Благовеста» Ольге Ларькиной удалось побеседовать с насельницами монастыря и священником, который последним причащал матушку Иоанну. Великая благодарность за помощь в этом секретарю Иверского монастыря инокине Любови (Чусовой).

Останется благодарная память

Иерей Евгений Корабельщиков сказал:

- Матушка Иоанна была воином Христовым, и ее орудие было - слово. Господь ей даровал мудрость не в силу даже лет - а в силу ее огромного духовного опыта.

Она любила Бога и любила людей. И те, кто приходили к матушке, уходили напитавшимися словом духовным, либо - напитавшимися ее добрыми делами, даже милостыней. В монастырь шли ведь и с просьбами о помощи в житейских нуждах, и матушка не отказывала просящим. Но чаще человек идет в церковь, когда у него такая прорва в душе… - и он идет, чтобы его елеем духовным помазали, укрепили и утешили…

Мне Господь дал два с половиной счастливых года общения с матушкой - еще до того, как она слегла в тяжелой болезни. В жизни бывают всякие ситуации, и редко находится человек, который протянет тебе руку помощи. А матушка мне очень помогла в тех разных жизненных обстоятельствах, которые пришлось преодолевать. И это, конечно, навсегда благодарно останется в душе.

Она пеклась о каждой сестре, помогала духовно возрастать насельницам обители. И всегда наставляла словами святых отцов: бойся только смерти душевной, а не смерти телесной. Потому что убивающий тело не может убить душу.

Матушка безропотно переносила мучительную болезнь. Глядя на схиигумению Иоанну, впитываешь то смирение, ту любовь, которую она являла даже будучи в безсознательном состоянии: лицо ее всегда светилось. Душа-то - она все видит! И те болезни, которые телесно претерпевала матушка, там все закончились. Сейчас душа перешла в тот мир, где недуги уже не властны.

Ушла она тихонечко, мирно, как мы и просим христианской кончины мирной, непостыдной. Мучительные недуги претерпела до конца. Дай Бог и нам стяжать то смирение и безропотность, что были у матушки Иоанны, ее неизменное упование на Бога и в нестерпимых муках. Для чего-то Господь посылает такое - нам для вразумления, ей для очищения.

Сейчас вот словами инокини Любови скажу - теперь-то мы готовы всё для нее делать, и непрестанно молиться, и всё что угодно, только бы матушка была с нами. Но она и сейчас молитвенно с нами, и мы надеемся, что мы за нее будем здесь молиться, а она будет ходатайствовать перед Богом за нас своими сильными молитвами.

Вспоминать, конечно, будем. И вспоминаем, и плачем. Хотя понимаешь, что нам о своих грехах надо плакать. А все равно к человеку, тем более к такому, привязываешься, и как тут без слез… Такой, как она, уже не будет. Потому что мы все разные, Господь создал нас личностями. Надеюсь, и мы все-таки какой-то опыт от нее переймем. Столько лет она была во главе монастыря - не может это уйти в небытие. Да и не уйдет, конечно. А благодарная память останется навсегда. Вечная память!..

Глубокая вера матушки

- Молитвами святых отец наших… - начинает молитву инокиня Любовь. И, услышав ответное «Аминь», мы входим в келью, где нас уже ждут монахиня Нафанаила и инокиня Ника.

Благочинная монастыря монахиня Нафанаила (Бочарова) уже почти два года исполняет обязанности игумении монастыря, с тех пор, как матушка Иоанна слегла в тяжелой болезни. В Иверском монастыре матушка Нафанаила подвизается с 2003 года, много лет была надежной помощницей игумении. А на вопрос, чему она за эти годы научилась у своей наставницы, ответила:

- У матушки Иоанны была очень сильная любовь ко всему церковному. Она всем интересовалась. Она знала иконы, знала книги, знала священников… И всё это служило делу. Кому-то подарит из своей прекрасной библиотеки книгу на пользу духовную, кому-то скажет нужные слова. Матушка очень любила клирос и стремилась туда до последнего. Когда уже петь не могла, канонаршила (канонарх - церковнослужитель, возглашающий перед пением глас и строчки из молитвословия, которые вслед за этим поет хор - Ред.). Канонаршение она очень ценила. Подготовила двух-трех канонархов и сама до последнего канонаршила. Это ведь из старины идет, от того, что не было в достатке церковных книг. Сейчас-то книг у нас хватает, можно каждому певчему книгу поставить. А поначалу ездили за книгами в Москву, покупали везде где могли. И те книги, что есть, она наставляла беречь. Навсегда запомнились ее слова: «Книгу нельзя даже на колени класть, это святыня - ее надо держать на руках!»

В те времена, когда книг духовных было не достать, она переписывала книги от руки. И Иулиания рассказала, как матушка уже почившая… подарила ей такую книгу! Иулиания в печали подошла к матушкиной могилочке, постояла, помолилась и пошла к выходу из храма. А на столе, видимо, сестры выложили несколько рукописных тетрадочек. Она взяла одну, а тетрадочка вся исписана меленькими буковками, и в ней изречения святых отцов, духовные случаи. Матушка сама все это переписывала, своей рукой, столько труда положила, столько души. И так вот получилось, что одну такую заветную тетрадочку она словно бы подарила Иулиании!

…Как-то случай был и смешной, и трагичный. У меня был подрясник из синтетической ткани, и я его нечаянно утюгом прожгла. Ну что делать? Я взяла и обрезала его - вот настолько. Надела его и иду убираться. И тут она меня увидела. И спрашивает: «Это кто?» - «Монахиня Нафанаила». Она опять, с нажимом в голосе: «Это кто?» Я: «Монахиня Нафанаила». Она в третий раз спрашивает - и я растерянно отвечаю: «Монахиня Нафанаила». - «Это что за подрясник?» - «Матушка, понимаете, я его нечаянно прожгла - и вот…» Она и слушать не хочет. «Немедленно или кому-то отдать, кто поменьше ростом, или сжечь!»

Вот этой ее твердости, ее любви к Богу и ко всему церковному я училась у нее. Строгая? - да. Так ведь в монастыре должен быть порядок. Строгость у нее была от ревности ко всему церковному, монастырскому. Во всем придерживалась канонов.

Матушка могла отчитать очень строго - не откладывая на потом, тут же. Зато уж это запомнится на всю жизнь. И ты будешь стараться эту ошибку уже не повторять.

Конечно, в памяти самое хорошее о матушке осталось. Случаи чудесной помощи в затруднениях - не просто же так это происходило. Вот даже такое - матушка не могла придумать: ну куда же повесить колокола, куда? И вот остановилась перед трапезной, задумалась и смотрит наверх. Идет какая-то женщина и спрашивает: «Что, колокольню хочешь строить?» А матушка так и обрадовалась: да ведь правда, если сверху пристрой сделать - будет звонница у нас! Так и сделали.

И много таких случаев она рассказывала.

Да, сколько матушкиных трудов в монастыре. Такая стройка! - ну, пусть руками работали строители. Но она же всем этим ведала. Под ее наблюдением строился и возрастал монастырь, и сестры духовно возрастали. Игумения в монастыре - это мать, хозяйка и уставительница всех порядков в обители.

…Матушка просила: вы только всё сохраните. Ну не знаю, насколько все сохранится, когда будет другая игумения, может быть, скажет - что-то отставить, не надо, - а может, наоборот, будет с любовью продолжать то, что делала матушка Иоанна.

Светлая память нашей матушке за все ее труды, за ее молитвы, за горячую любовь к Богу и Божией Матери. Помоги Господи, чтобы она прошла все заставы бесовские.

- Да ведь она всю жизнь была под Покровом Божией Матери! В детстве ходила в Казанский храм, потом молилась в Почаевской Лавре Свято-Успенской - опять при Царице Небесной; в Золотоноше подвизалась в Покровском монастыре, и наконец здесь - у Иверской Вратарницы, двери райские отверзающей! И умерла на Скоропослушницу. Сама, как скорая послушница, выполнила последнее послушание - идти к Богу. Разве же оставит ее Пресвятая Богородица в эти дни!..

Ну уж конечно, а то без меня здесь не догадались сопоставить эти факты из жизни матушки Иоанны!.. Только это мое «открытие Америки» пришлось к месту, потому что инокиня Любовь подхватила:

- Матушка была истинной послушницей Матери Божией. Меня всегда поражала ее глубокая вера и ее крепкий духовный стержень. Когда мы пришли в монастырь - матушка в 94-м году, я в 96-м, - здесь была полная разруха. Иверский храм… - даже не сказать, что здесь было. В алтаре туалет, все переделано по-своему. В последнее время в здании была обувная фабрика, и от вибрации станков не выдерживали стены, рушились. Матушка пригласила проектировщиков из Москвы (здесь никто не брался за эту наисложнейшую работу - сказали, что легче его разрушить), и москвичи подсчитали, что в ценах 95-го года на восстановление храма нужно более ста миллионов. Денег таких не было и вообще не могло быть: на тот момент у нас было финансирование на восстановление всего монастыря 1 миллион рублей в год. Даже не учитывая инфляции того времени, нужно было больше ста лет, чтобы восстановить этот храм. Матушка сама говорила: «Сколько я проехала по России, сколько видела храмов полуразрушенных, там и деревья на крышах росли, - но настолько разрушенного храма, как наш Иверский, я не видела». Но у матушки было очень сильное желание восстановить этот храм. Она говорила о своей мечте с таким воодушевлением, а я только и думала: «Да это же невозможно! Да никогда мы его не восстановим!»

Сейчас немножко о другом скажу… В 96-м году нам отдали землю под скит, чтобы было свое хозяйство, где мы бы выращивали овощи и чтобы было молочко от своих коров, - и матушка игумения решила: в скиту надо строить храм. А там был заброшенный в 80-х годах трудовой лагерь, и все, что только могли, из него разворовали. Лагерь летний - стены в полкирпича. Сколько надо средств и труда, чтобы это помещение сделать пригодным для жизни. Это же 90-е годы, дефолт, многие нищенствуют. А матушка - храм!.. Я же как бухгалтер знаю, что денег нет. Я ночами писала письма, а с утра до вечера ездила по заводам с протянутой рукой и просила о помощи. И люди делились последним. Но этого же недостаточно, чтобы храм-то построить. А она с такой уверенностью: будем строить храм - Господь поможет, Матерь Божия поможет. Думаю: но ведь денег же нет?!

И Господь посрамил мое маловерие. Мы с матушкой приезжаем из епархии, матушка же очень энергичная была, она быстренько убежала к себе. А я пока документы собрала, выхожу из машины, тут женщина стоит. Озирается по сторонам и говорит:

- Дочка, а у вас строится храм? - и видно, что ищет взглядом, где тут храм строится.

- Да, строим на скиту.

- Ой, - она меня за руку схватила, - мне поговорить надо.

Мы с ней садимся, и она рассказывает, что у нее очень большие проблемы с дочерью, и она все время молилась о дочке Пресвятой Богородице. И вот, говорит, утром такое состояние между сном и явью - вижу: я лежу в постели, и вдруг вместо потолка отверзается небо! И по небу на облачке Матерь Божия спускается. Красивая-красивая, в ризах сияющих. Обращается по имени и говорит: «Я знаю, тебе трудно. Но ты сколько сможешь собери и отнеси в Иверский монастырь. Там строится храм».

Когда я это услышала, все перевернулось в душе! Это же Матерь Божия послала женщину для меня, чтобы посрамить мое маловерие: «Не вы строите храм, а Я». Матерь Божия строит храм, и Она заботится здесь обо всем. Я пришла к матушке и рассказала об этом. Покаялась. А она: «Видишь, Люб!.. Видишь, какая милость Божия!» Вот ведь как вразумление происходит - не тому, кто и так верил, а вот мне по моему маловерию в те годы было нужно понять, что не мы строим. Матерь Божия промышляет о монастыре. Слава Богу, давно уже новый двухэтажный храм стоит на скиту.

Но и в то время матушка не отступала от мысли восстановить Иверский храм. Каждую среду в Иерусалимском храме нараспев читали акафист Божией Матери у Иверской иконы. Мы иногда: ой, дела, не могу… - а матушка строго велела все бросать, но идти и молиться на акафисте Матери Божией.

И вот акафист, вдруг - звонок из нашего самарского Белого дома, игумению зовут к телефону (не было еще сотовых). У меня внутри раздражение: есть день, что же они в шестом часу звонят! Знаю, как матушка любит службы. Акафист - это для нее все! Но матушка с какой-то радостью побежала к телефону. И оказалось, что решился какой-то вопрос по восстановлению Иверского храма.

Через какое-то время так же во время акафиста звонит благодетель, и опять решается еще один вопрос по храму. Года два проходит. А потом мне матушка говорит: «Люба, а ты заметила, что все важные вопросы решаются именно во время или после акафиста перед Иверской иконой Божией Матери!»

И не просто так тогдашний губернатор Титов загорелся идеей восстановить этот храм - это матушка сумела зажечь его и других. Константин Алексеевич очень любил наш монастырь, ценил и уважал матушку. Первые лица города и области удивлялись, когда узнавали, что у матушки было всего десять классов за плечами. У всех было ощущение, что у нее два-три высших образования. Она вникала во все и разбиралась во всем - в стройке, да даже в марках бетона.

А когда, наконец, состоялось освящение возрожденного храма, было так торжественно, были у нас три Владыки, а я стою - и: Матерь Божия, я не верила, что можно было это сделать! Это не человеческие были силы! И так умилилась…

Матушка Антонина, вторая игумения дореволюционного монастыря, очень многое построила в обители. В том числе и Иверский храм - первый теплый храм монастыря. Она была похоронена в склепе под этим храмом. Трудами матушки Иоанны возрожден монастырь и восстановлен Иверский храм - и она тоже похоронена здесь в склепе, с правой стороны главного храма обители. И обе игумении лежат рядом.

- Хочется еще о храме сказать, - добавила монахиня Нафанаила. - Когда на Крещение мы ходили окроплять агиасмой помещения, здесь были обшарпанные стены, кучи кирпича и железа. Ну и мы: нет, никогда его не восстановить! Ну а когда это произошло, приходят главный инженер, главный… - не знаю, как это называется… - проектировщик? А мне было интересно, о чем они будут говорить, и я за ними увязалась, как хвостик. И вот этот проектировщик говорит:

- Я это место алтарное решил дважды заснять: какой алтарь до - и какой после восстановления. Смотрю на проявленные фотографии. Стоит колонна, а под ней пустое место. Как она держится, я вообще не понял. А еще на фотографии проявились какие-то блестящие, светящиеся шары во всем алтаре. Храм этот - как живой!

Когда я услышала это, то подумала о том, что здесь же молились наши иверские сестры, которые впоследствии погибли…

А он рассказывает еще один удивительный случай. Однажды они тоже пришли сюда, и среди них была одна женщина. И вот там, где у нас решетки на стене за стасидией, было просто отверстие, можно было даже пройти куда-то. Пока эти двое мужчин ходили по храму, она в это отверстие: что там такое? Нет ее и нет, решили, что она ушла - и тоже ушли из храма, у них было еще заседание. А она прошла в это отверстие, повернула за какой-то поворот. Видит - огромная икона Божией Матери! И вся светится. Я, говорит, как встала - так и обомлела. Выхожу, никого уже нет. Пришла на заседание и рассказала про эту икону. На следующий ли день или через день все они пошли туда, посмотреть на икону. Не то что иконы, даже этой ниши не увидели! Это рассказывал сам тот проектировщик. Я слушала как во сне: неужели такое может быть?

Сколько труда, сколько души вложила матушка, чтобы этот храм стал таким, как мы его сейчас видим! Можно было сделать иконостас с позолотой… - но матушка больше любила дерево. И многие говорят: какой простой - и красивый иконостас! И дерево дает живую теплоту.

Золотая монета от Государя

- Матушка приняла тяжелый крест игуменский только по благословению старца Парфения (Невмержицкого), - продолжает инокиня Любовь. - Как ехать: другая страна, не Украина, незнакомый город, все новое, да еще годы 90-е, разруха в стране, а уж в монастыре... До этого матушка несла клиросное послушание, а тут - быть игуменьей… У матушки от нервных переживаний начался сахарный диабет. Было так трудно!

И вот ей явился во сне Император Николай II и с любовью отеческой сказал: «Не переживай, я буду тебе помогать, ты будешь не одна». А когда восстанавливали Иверский храм, это же было так непросто, - матушка вновь сподобилась увидеть во сне Государя. Приснилось, что в храме идет служба, и вдруг открываются Царские врата и выходит Император! В солдатской залатанной одежде, но - он Царь, Император! «И я, - рассказывала матушка, - с клироса увидела это и с таким страхом, с волнением подхожу, а он улыбается, как отец родной, и чувствуется, что это его обитель, что он промышляет о ней. Подходит к храмовой иконе, и я тоже подхожу. И с дерзновением обращаясь к нему, начинаю доклад о том, что восстанавливается храм Иверский, как идет восстановление. А он с улыбкой кивает головой, показывая, что он это знает. Я говорю, мы иконостас заказали. Он опять так кивает, - что он знает. И на все мои слова о том, что у нас делается в обители, он, улыбаясь, кивал: знаю!..» Что значит, от Бога сон - каждую черточку лица Императора матушка запомнила до конца своих дней. И когда матушка рассказала Владыке Сергию этот сон, Владыка благословил, чтобы обязательно построили в монастыре храм в честь Царственных Страстотерпцев. И поминальный храм-часовня в их честь построен слева от входа в монастырь.

И тоже удивительный случай. Жильцы ближних домов выбрасывали мусор прямо к стене Иверского храма - с обратной стороны. Мы стали убирать все эти кучи, и вдруг одна женщина нашла золотую монету с портретом Государя Николая II! Но это же был мусор уже современный, в нем никак не должно было оказаться дореволюционной монеты, да еще и золотой. А эта монета пришла к нам. Как дар от Государя. Как уверение в том, что он с матушкой, он с нашей обителью.

Как любящая мудрая мать

Матушка знала душу каждого человека и очень тонко чувствовала, когда у тебя подступает такое состояние - закрой глаза и беги куда глаза глядят! Ты вроде и не показываешь этого, а она всегда чувствовала - вот, Ника, правда же!.. (это она келейнице матушки Иоанны). Как любящая мудрая мать, которая чувствует своих детей. И в эти моменты она сажала тебя рядом с собой, очень близко. И умиляешься: ты же не говорила матушке, что тебе плохо, а она смогла в этот момент тебя поддержать. Если нет любви, нет сердечной связи, ты не почувствуешь состояние другого человека. У матушки было вот это.

Вот пришла в обитель молодая сестра, и матушка говорит: ее надо пожалеть, нагружать нельзя. А я про себя: ага, почему это ее надо пожалеть, а меня - не надо? Мне можно нагрузку давать, а ей нельзя?.. Один раз не выдержала и высказала это матушке. А она сказала: «Что ты сравниваешь себя с ней. Ты сколько лет уже в монастыре живешь, ты как пришла сюда. А та? Откуда она пришла, из какой семьи? Ее надо поддержать!» И матушка всегда чувствовала, кого можно поругать как следует и он это поймет, а кого надо только пожалеть. Не было у нее одинаковости в отношениях с сестрами.

Она укрепляла нас, оберегала от ненужных помыслов, предостерегала от искушений, которые могли возникнуть в жизни.

Я удивлялась матушкиной прозорливости. Никому же не говорила, что враг борет, что впору бросить все и уйти… - и тут она рассказывает историю. Как-то в Золотоноше одна сестра решила: все, больше не могу - уйду! Собрала вещи, думает, утром, когда все пойдут на полунощницу, уйду. А ночью ей приснились покойные родители, в слезах падают перед ней на колени и просят: «Дочка, ради того, что за нас каждый день совершается Литургия в монастыре, терпи все!» Вот это все очень дорогого стоит! Это же не вычитанное где-то, а то, что было с людьми, которых знала матушка. И эти истории укрепляли дух.

Я очень благодарна матушке. Духовное становление и взросление наше было возможно только благодаря тому, что мы воспитывались, как дети, под крылом у мамочки.

Матушка - целая эпоха. Просто когда живешь в этом, мало что замечаешь. А когда вспоминаешь, как оно было, когда мы пришли сюда, то - ты же была рядом и видела эти труды, эти слезы, эти безсонные ночи матушки. Конечно, мы видели лишь малую часть, лишь то, что Господь приоткрывал нам. Это было сокровенно.

«Голубушки мои!..»

Мягкая улыбка осветила лицо инокини Ники (Черновой). 15 лет она была келейницей матушки Иоанны. И молчаливая инокиня заговорила:

- Я очень сблизилась с матушкой, когда у меня брат умер. Она смогла меня так поддержать, что я проводила брата спокойно. После этого она мне стала, как мама родная. Мама моя хоть и благословила меня в монастырь, но до конца не могла отпустить, хотела, чтоб я была рядом с ней, и матушка смогла ей всё объяснить. После этого мама всем моим родственникам говорит: «Так я ей уже не мама, там у нее мама - игуменья».

Когда матушка слегла, ухаживали мы за ней втроем, все три келейницы. И сестры помогали, приходили. Матушка не жаловалась никогда, терпела. К ней подойдешь, она с такой любовью: «Миленькие мои!.. Голубушки мои!» Она всегда нас строго держала. Но в эти дни мы были просто в восторге, насколько она, оказывается, любила нас.

Матушка умерла очень тихо рано утром, в 5.45. А плохо ей стало около трех. Давления уже не было - 50,
60 максимум. Мы все три келейницы были рядом и разбудили сестер, чтобы попрощались с матушкой. Она открывала глаза - и глаза были ясные. Умирала в сознании, не в коме. Это была смерть благочестивая, христианская. В последнее время состояние было очень тяжелое, матушка умирала каждый день… Врачи говорили: вот завтра она умрет… вот завтра… А она пережила, перемучилась те дни. И умерла, когда никто не ждал, - когда Матерь Божия ей Сама определила.

Она спрашивала: когда мы поедем домой. Елисавета ей говорит: «Матушка, мы же дома!» Через какое-то время у меня опять спрашивает: «Мы когда домой поедем?» - «Мы же не в больнице, мы дома!» Я только сейчас это вспомнила.

И каждый день она причащалась. Даже когда матушка была в коматозном состоянии, - врачи утверждали, что говорить-то мы ей что-то можем, но это безполезно, - но когда мы говорили: «Матушка, отец Евгений пришел», - она сознательно открывала глаза, принимала Причастие и возвращалась в прежнее состояние.

В сентябре она сказала: «Ника, я скоро умру». Я заспорила: «Нет, матушка! Как же мы останемся одни? Вы должны жить!» Я надеялась, что она еще поживет…

Уже то, что матушка после инфаркта поднялась, врачи так и говорили: это чудо! А она сразу, как вернулась в обитель, отправилась в храм. Две сестры ее поддерживали, потом - одна, потом сама она шла с палочкой… в коляске… Без храма она не могла!..

За эти два года она умирала пять раз. А за последние три недели - умирала три раза. И то, что она так долго сопротивлялась смерти, было, наверное, не столько для нее, сколько для окружающих ее. Я поразилась тому, как изменилась за это время ее лечащий врач. Наталья Борисовна была далека от веры, но сейчас она менялась просто на глазах, она и сама это видела. Я ей сказала: матушка живет ради вас, чтобы вы пришли к Богу. У Натальи Борисовны было когда-то искушение в храме, и она отступила, но матушка сумела переменить ее духовный мир. Как вот: матушка не ходила, не вставала, сама не могла есть, но до последнего вела человека к Богу. Не словами: у нее в августе был инсульт, речь частично восстановилась, но стала короткой. Вся ее жизнь в те дни была проповедью без слов, только терпением болезни, только молитвой. Врач изо всех сил старалась ей помочь, и Господь открывал ей то, что могло укрепить матушку.

Мне было невыносимо тяжело в тот момент, когда ее опускали в склеп. Я даже не смогла смотреть, только тогда я поняла, что ее нет… Для меня она еще живет, я не ощущаю, что ее нет. Для нас она рядом.

31 декабря будет сорок дней по благой кончине матушки. Помолитесь о упокоении схиигумении Иоанны!

Ольга Ларькина.