Открылась бездна, звезд полна…

Главы из новой повести Ольги Ларькиной.

Об авторе. Ольга Ивановна Ларькина родилась в 1954 году в станице Рассыпная Оренбургской области, школу заканчивала в оренбургском райцентре Сакмара. Окончила с красным дипломом Куйбышевский педагогический институт. Работала в редакции районной газеты «Волжская новь», в газете «Заводская жизнь» (завода «Прогресс»), на заводском радио. С 1996 года - сотрудник газеты «Благовест», с 1998 года - заместитель редактора газеты «Благовест» и журнала «Лампада». Мать пятерых детей, бабушка восьмерых внуков. Автор книг «Когда ты была во мне точкой…дочка», «Ящик Пандоры, или Пропавшие дети», «Удивительные приключения Димки Голубева» и других. Награждена медалью Преподобного Сергия Радонежского II степени (Патриаршая награда), Серебряным знаком Святителя Алексия (награда Самарской епархии). Первая премия фестиваля «За Жизнь» (2010 г.). Член Союза журналистов России.

Вишневое варенье

Вот повезло Лизе с учительницей: Марина Сергеевна и добрая, и двоек зря не ставит. Но хотя она и преподает биологию, а, представьте, верит в Бога! Ну да, Мишкина мама тоже верующая, так она же в деревне живет и притом не учительница! А Марина Сергеевна даже два года назад взяла с собой Лизу в паломническую поездку. Уговорила деда - он нехотя отпустил внучку в Дивеево на три дня.

Озорница Лиза вернулась неузнаваемая: тихая, смиренная, казалось, она до краев была наполнена сияющим светом - и боялась расплескать этот чудесный свет. Мелкие конопушки на ее худеньком личике светились золотыми искорками. И рыжеватые волосы струились мягким золотом, курчавились непослушными прядками, не умещающимися в длинной косе. Уж очень изменилась, похорошела Лиза.

Мишка тогда и сам чуть было не поверил в Бога. Лиза с такой любовью рассказывала друзьям о далекой прекрасной обители. Об источниках с целебной водицей, которой омоешься - и можешь сразу исцелиться от тяжелой болезни!

Сама она видела, как девушка лет восемнадцати упиралась, не хотела идти в купель. Девушка кричала и вырывалась, и трое сильных мужчин с трудом удерживали ее. Лизе стало страшно, когда она увидела, как жутко исказилось милое девичье лицо. А она вдруг дико зарычала: «Не пойду-у! Пустии-ии-ите! Ой, Серафим, не жги меня, о-ой больно!..»

Марина Сергеевна прижала к себе испуганную девочку: не бойся, молись Батюшке Серафиму! Лиза не знала молитв и просто взмолилась про себя: «Батюшка Серафим, помоги!» Она повторяла эти слова, а тем временем мужчины подтащили сопротивляющуюся с нечеловеческой силой девушку к двери бревенчатой купальни, и тоненькая монашенка подала ей руку: пойдем, голубушка! Лиза обомлела: уж если три здоровых мужика еле-еле держали бесноватую, так где уж этой удержать! Сейчас она мигом вырвется и бросится на людей!

Но девушка покорно склонила голову и только тихо выла и скулила, как побитая собачонка, а все-таки - шла! Дверь закрылась, послышалось пение - это монашенка пела молитву. И снова донесся истошный вопль, похожий на звериный рык. А потом… потом робкий, прерывающийся голос девушки несмело подхватил молитву.

И через несколько минут она вышла из купальни мокрая, со счастливым заплаканным лицом. Отец и братья обняли ее и зашагали туда, где за высокой желтой колокольней стоят величественные храмы Дивеевского монастыря.

Но когда Мишка поделился услышанным с Мстиславом Рудольфовичем, тот усмехнулся, скривив рот:

- Ты что - всерьез воспринял эти россказни?

- Лиза никогда не врет! - обиделся за подругу Мишка.

- Ну конечно, не врет! И даже не придумывает, - снисходительно улыбался он одними губами (а глаза почему-то были холодные, недобрые). - Я тебе больше скажу: Корнеева верит во всю эту чушь. Девчонки - глупый народ, всему-то они верят! Это же была нанятая артистка, и отец и братья тоже - артисты. Им заплатили, вот они и расстарались, изобразили исцеление…

Уж Мстиславу ли Рудольфовичу не знать! Он окончил в Москве какой-то крутой университет. И не ради диплома, как некоторые, - стал классным инженером-электронщиком. Мог бы остаться в столице, но приехал в их маленький райцентр, выкупил захиревший заводик и открыл на нем предприятие по производству электронных приборов. Меньше года прошло, а дела там пошли куда лучше прежнего. Мстислав Рудольфович собрал на своем предприятии лучших, какие только были в области, специалистов в электронике. И мало того: за небольшую плату взялся по выходным вести в районном доме культуры кружок ОБЖ - основ безопасности жизнедеятельности. Учил мальчишек выживать в экстремальных условиях. Высокий, сильный, он владел какими-то суперскими боевыми искусствами и даже гипнозом. И сколько всего он знал! Для Мишки Мстислав Рудольфович был непререкаемым авторитетом.

Ну а Марина Сергеевна… - что она: обыкновенная сельская учительница, каких много.

Мишка прибежал к Лизе ошеломленный: оказывается, все совсем не так, как ты подумала. Та девица и ее родственнички в монастыре просто ломали комедию, это проплаченные артисты!.. Но Лиза так и взвилась от этих слов:

- Какие артисты?! Она жила в нашей келье паломнической гостиницы, а отец и братья - в соседней келье. И Нина рассказала нам, что болеет с детства, что у нее бабушка занималась колдовством, вот и вселились бесы в нее саму, а очень скоро - и в ее потомство. Одновременно стали одержимыми Нина и ее мама. Отец и старшие братья возят Нину по святым местам, а ее мама не захотела ездить. И Нине всегда становится легче у святынь, хотя и не сразу. Сначала ей очень больно и страшно, все тело ломает и корчит, и сама она не понимает, что кричит, что делает. И только после многих молитв, после того, как приложится к мощам и чудотворным иконам, понемногу приходит в себя. Но в Дивееве она впервые почувствовала себя так легко и свободно! «Это по молитвам Батюшки Серафима! Он исцелил меня! И я буду молиться о своей маме, чтобы и ей он тоже помог!»

Ее ровесницы уже учатся в институтах, университетах, а она даже школу еще не окончила. Но видел бы ты, как она радовалась! «Теперь, - говорит, - и я смогу жить, как все люди!»

Правда, одна паломница сказала ей, что не так все просто. И если Нина перестанет молиться, то благодать, которую она получила от Господа по молитвам Батюшки Серафима, может оставить ее, а болезнь вернется. Эта паломница подарила ей Евангелие и Псалтирь. А молитвослов у Нины и раньше был. Только она очень редко молилась. Не могла. Рука как будто наливалась свинцом, и поднять ее ко лбу, чтобы перекреститься, не было сил. Даже открыть молитвослов казалось невыносимо тяжело. И просто вспомнить молитву не получалось, мысли путались, в голове громко начинали звучать всякие нехорошие песенки и анекдоты…

Мишка ничего не сказал на это. Эх, Лиза, Лиза, какая же ты доверчивая!..

И он еще тверже решил заботиться о названой сестренке, оберегать ее от хитрюг и обманщиков.

В другой раз Лиза с улыбкой припомнила, как при них к одной молоденькой кандидатке приехала ее мама и стала доставать гостинцы…

- Погоди, - перебил ее Мишка, - что это за кандидатка? В депутаты, что ли?

- Бери выше! - засмеялась Лиза. - В послушницы монастыря! Они ходят в мирской одежде и черных платочках. Да ты послушай, что было-то. Мы с Мариной Сергеевной зашли в келью, где живут эти кандидатки, одна из них, Настя, позвала нас - пообещала подарить мне четки, которые сама связала.

- Чечетки? - переспросил Мишка. - Это же пляска такая, чечетка. Как ее можно связать, да еще и подарить?

- Темнота-а! - Лиза объяснила, что четки (а никакие не чечетки!) - они с виду вроде бус, только «бусины» или выточены из дерева, или сделаны из крупных твердых семян особенных растений, или связаны из длинной-длинной нити. И вяжут их с Иисусовой молитвой. А еще на четках есть крест… Ну ты мне дашь рассказать - или так и будешь перебивать на каждом слове?

Мишка смутился:

- Ладно-ладно, не буду! Значит, ты пришла к этой кандидатке Насте…

- …а к ней в это время приехала ее мама. Неожиданно приехала, она сама не знала, отпустят ли на работе. Отпустили. И вот она достает из сумки гостинцы, ставит на стол баночку с вишневым вареньем, а Настя аж руками всплеснула: «Вишня? Мамочка, это вишня?..» - и, смотрю, слезы у нее так и закапали. И ее подруга Наталья тоже захлюпала носом. Мы с Мариной Сергеевной и Настина мама ничего не понимаем, смотрим на них. А Наталья говорит: «Да она же вот только полчаса назад сказала вслух: Батюшка Серафим, как я хочу вишни! Батюшка, пошли мне вишенки!..»

А мама Насти, оказывается, в эти самые минуты по пути от автовокзала зашла в дивеевский магазин и думает: что же купить доченьке? С собой почти ничего не привезла, не готовилась в дорогу - вот и решила на месте купить каких-нибудь сладостей. Конфеток, печеньица. А тут увидела на полке варенье вишневое и заодно купила. Это ей Батюшка Серафим подсказал!

- Какой такой батюшка Серафим? - не выдержал Мишка. - Ты все время про него талдычишь, а что это за батюшка - священник, что ли? Он в магазине в это время был? Тогда откуда он узнал, что эта твоя Настя просит вишни? А-а, Настя же сама у него попросила, значит, он в это время был в их комнате, да? Или в магазине? И почему он сам не купил ей варенья - что, у него денег не было? Что-то ты путаешь, Лизок! Сто-оп: все же очень просто - Настя позвонила тому батюшке по мобильнику и сказала, что хочет вишни. Ведь так?

- Мишенька, да я же самого главного тебе и не сказала!..

Но когда Лиза начала рассказ о том, что Батюшка Серафим жил давным-давно, что это - великий русский святой, который при жизни творил множество чудес и сейчас откликается на молитвы, помогает в бедах и нуждах, - Мишка махнул рукой:

- Ой, Лиз, ну хватит с меня! Прям вот, давно умерший человек так и помогает всем подряд? Ходит по магазинам и указывает, кому вишневое варенье купить, кому малиновое?

- Не хочешь слушать - не слушай! - надулась Лиза. - А я сама видела, как в скиту за кандидаткой Верой погналась пчела, так она только вскрикнула: «Батюшка Серафим, помоги! Уйми эту неслушницу!» - и пчела сначала застыла на месте, будто наткнулась на стеклянную стенку, а потом развернулась и улетела к цветам. А до этого знай себе кружила вокруг Веры, выискивала, как бы сесть на нее и ужалить.

А еще я познакомилась там с Таней, она с родителями приехала в Дивеево, чтобы поблагодарить Батюшку Серафима. Представляешь, какое чудо с ней произошло!

Таня сильно заболела - гриппом, что ли. Прямо на уроке ей стало очень плохо, ее отпустили домой. Таня даже почти не помнила, как ехала в троллейбусе. Дома она легла на диван в зале, до своей комнаты не было сил дойти. А над диваном у них висит необыкновенный ковер - с вытканным изображением Батюшки Серафима, как будто большая икона. Таня лежит, родителей все нет, голова болит нестерпимо, жар, все перед глазами кружится. И вдруг… Батюшка Серафим сошел с ковра и подошел к ней! Положил ей на лоб свою руку - ладонь прохладная, легкая. Ничего он Тане не сказал, ни словечка, только стоял, держал так руку на ее лбу и молча смотрел на нее с такой ласковой улыбкой, с такой добротой! И так же молча повернулся и не спеша ушел опять на ковер. А у Тани чуть ли не мгновенно температура снизилась, голова перестала болеть, ни кашля, ни насморка не осталось. Только слезы из глаз текут. И то от радости. И уже через час она была совсем здорова!

Мишка видел, что Лиза обижается на его недоверие к рассказам о Батюшке Серафиме. И чтобы не рассориться с названной сестренкой, он примирительно улыбнулся:
- Лизок, а давай, я за мороженым сбегаю? Утром в ларек свежий пломбир привезли, вкуснющи-ий!

Лиза глянула исподлобья. Вздохнула:

- Пошли вместе! А то ведь, пока донесешь, мороженое растает…

«А помолюсь потом…»

Первое время после возвращения из Дивеева Лиза горячо молилась Богородице и Батюшке Серафиму. Утром чуть встанет - в одной сорочке, босичком - бух на коленки перед старенькой тумбочкой, на которой стояли привезенные из монастыря две маленькие иконочки. На одной из них - невероятно красивая Пресвятая Богородица в золотистом одеянии, вокруг головушки в белом покрове сияющий нимб, тоже золотистый, и поверх него изящные буквы, выведенные старой славянской вязью: «Радуйся, Невесто Неневестная». Рученьки у Царицы Небесной смиренно сложены на груди, крест-накрест, глазоньки опущены… Такая от этой иконы тихая радость, такой свет - только бы и любовалась на нее, не отрывая взгляда! Учительница сказала, это любимая икона Батюшки Серафима, «Умиление» называется.

И сам Батюшка рядом - на второй иконочке. Да не один: кормит из рук огромного бурого медведя.

И пока, бывало, Лиза не помолится, пока не прочтет все утренние молитвы, не встанет с коленок. И вечером так же усердно молилась. А днем возьмет в руки четки - и идет в длинной юбке и платочке вокруг своего дома, потом вокруг Мишкиного, а сама старательно читает про себя Богородичное правило. Пока сто пятьдесят раз не прочтет «Богородице Дево, радуйся…» да после каждого десятка - «Отче наш» (тропари так и не выучила, читала без них), - так и идет-плывет, не глядя по сторонам. Ну прямо как по Святой Канавке в Дивееве!

Да только ненадолго ее хватило.

Сначала перестала ходить с Богородичным правилом: мальчишки дразнятся, гуси бегут, вытянув шеи, так и норовят ущипнуть, собаки поднимают лай… - как тут молиться?

Потом… один раз так умаялась, набегалась - да и по дому тоже кто за нее дела делать будет, дед что ли? - и вечерние молитвы прочитать не хватило сил. Так, перекрестилась, сонно зевая, пробормотала: «Господи, прости… Спа-ать хочется…» - и прилегла «на минуточку» прямо поверх покрывала, не раздеваясь. Долгая оказалась минуточка: проснулась уже утром. Помолилась, не опускаясь на колени - и как-то непривычно было смотреть на святые иконочки сверху вниз. Ну и на коленки вставать тоже неохота, болят уже, как у старухи!

День-другой… - и вот уже Лиза и утром не стала открывать молитвослов. Есть же Серафимово правило: три раза «Отче наш», три раза «Богородица» и один раз «Верую» - быстренько отбарабанила и можно браться за дела. Правда, говорили, что это «правило» читают, когда нет возможности все полностью вычитывать. В дороге, например. Или когда очень много работы и некогда помолиться, как положено. А то у нее мало работы, что ли? Вон, картошку начистила, воды из колодца принесла, сварила и кашу, и уху. Полы помыла, белье в машинке постирала… Огород полила. Хорошее дело. Да ведь его можно было с молитвой делать. Как дивеевские насельницы: руки у них делами заняты, а сами всё то же Богородичное правило творят! Видала же - когда вдвоем-втроем что-то делают, одна начинает свой десяток «Богородице Дево…», потом «Отче наш», затем тропарь, - а следом другая подхватывает, за ней - третья. Так у них и работа спорится, и молитва не забывается.

- Ага, им-то хорошо - одна другой помогают, а мне и помолиться не с кем. Дед о молитвах и слышать не желает. Мишка тоже…

- Не надо на них сердиться, - тихий голос в душе становится строже. - У каждого своя дорога к Богу. Смотри, ты свою не потеряй!

А с улицы уже кричат подружки, зовут на речку. И тихий голос умолкает, будто его и не было. Ну и нечего учить - Лиза сама знает, как ей жить и сколько молиться. Не маленькая: десять лет, одиннадцать скоро!

Вот так и не заметила, как совсем перестала молиться. Редко-редко когда спохватывалась: прочитает до «Отче наш» - да и ладно, хватит. Как-нибудь потом…

И дивеевские иконочки перекочевали в верхний ящик тумбочки. Очень уж неуютно становилось на душе, когда Лиза крадучись пробиралась мимо них, а Пресвятая Богородица грустно смотрела из-под опущенных ресниц. И даже медведь, казалось, сердито хмурился и, тычась мордой в теплую руку Батюшки Серафима, спрашивал взглядом: а не спрыгнуть ли мне да не проучить ли эту лентяйку? Но старец пока не давал на это благословения. А ну как даст? Нет уж, лучше убрать их ненадолго… Потом уж когда-нибудь достану… А пока… пока Лиза готовится отпраздновать тринадцатый день рождения.

Не все годятся в скауты

Мишка вместе с несколькими мальчишками постарше отправился в лесной лагерь «Красные волки». Или, как его называл на иностранный манер Мстислав Рудольфович, - буткемп.

Мстислав Рудольфович Велиарьев сам отбирал ребят в «лесные скауты».

- Не всякий может вступить в наш отряд, - сказал он, оглядывая притихших мальчишек. - Лесные скауты - смелые, сильные, выносливые, при этом приказ командира для них - закон. Рохлям и слабакам в нашем лагере делать нечего. Не возьмем! И не каждый, кто поедет в лагерь, станет «красным волком». Вам придется пройти очень серьезную проверку! Неволить никого не стану. Но предателей и трусов буду карать без малейшей жалости! Ну как? Кто передумал - скажите сейчас. Можете и не говорить: молча встаньте и уйдите сейчас, пока не поздно.

Никто не шевельнулся. Один только Заморыш - Васька Занорин - помедлив, поднялся и вышел из гимнастического зала. Девятиклассник Митяй Зубов плюнул ему вслед. Он и еще пятеро крепышей из старших классов прошлым летом уже были в только что созданном Велиарьевым лесном лагере. Теперь они так и ходили по пятам за Мстиславом Рудольфовичем - молчаливые, коротко стриженные, в одинаковых серых рубашках. И под закатанными рукавами можно было разглядеть одинаковые же татуировки - оскаленные волчьи морды с огненно-красными яростными глазами. «Руководитель кружка» - звучит как-то недостаточно солидно, и новобранцы звали Велиарьева наставником, а кто и, вслед за взрослыми охранниками лагеря, Боссом.

Мстислав Рудольфович медленно прошелся, оглядывая оставшихся мальчишек пронизывающим взглядом. Остановился перед Петькой Чижиковым, всматриваясь в его лицо, но так и не спросил ни о чем, прошел дальше.

Петька еще в прошлом году собирался поехать в лесной лагерь, теперь уже наверное был бы настоящим скаутом, но за день до отъезда сломал ногу и не смог тогда поехать. Сейчас он изо всех сил старался загладить какую-то свою оплошность - вроде бы что-то сделал не так на недавнем праздничном вечере в доме культуры. Что там произошло, Мишка не знал, он на вечер не ходил - вместе с Лизой сразу после школьного последнего звонка уехал в Полыновку и только в этот день вернулся в райцентр. Специально на назначенный сбор кандидатов в новобранцы лесного лагеря.

Мишка расстроился из-за ухода Васьки Занорина. Они же из одной деревни, дружили с малых лет и в классе сидели за одной партой. Чего он испугался? Стали бы лесными скаутами, помогали бы Мстиславу Рудольфовичу железной рукой наводить порядок в школе и вообще в районе. А теперь Ваську посчитают трусом и слабаком…

Ну а Мишка докажет, что не хуже других. Ему еще нет и двенадцати, но с виду можно дать и больше: рослый, сильный, и соображает быстро.

Босс задержал на нем пристальный взгляд.

- Силуянов, а ты не хочешь уйти, как твой дружок?

- Никак нет, - Мишка вскочил, по-солдатски вытянулся в струнку, глядя обожающе на Мстислава Рудольфовича.

- Хм… Ну что ж, посмотрим. Кажется, из тебя выйдет толк, - он потрепал Мишку по плечу.

И только одно было плохо. Пес Верный не захотел поехать с ним в лесной лагерь.

Нет, сначала-то он сам запрыгнул в кузов машины, в которой уже сидели лесные скауты и те, кому только предстояло доказать свое право зваться этим громким именем. Уселся рядом с Мишкой, прижался к его ноге. Но когда увидел, что к машине подошел и по-хозяйски распоряжается Мстислав Рудольфович, пес зарычал, вздыбил шерсть на загривке, оскалил острые клыки.

Почему-то он с первой же встречи невзлюбил Велиарьева и теперь попытался отогнать его от машины, на которой им с Мишкой зачем-то надо куда-то ехать. Не вышло: тот ехидно осклабился и посмотрел Верному в глаза своим коронным взглядом, который, кажется, никто еще из людей и зверей не смог выдержать.

Тогда Верный схватил зубами нижний край штанины Мишкиных джинсов и потащил хозяина из машины: пошли, мол, нечего нам с тобой делать в такой компании! Мишка сердито оттолкнул собаку, прикрикнул: «Место!» Но пес впервые не послушался - и выпрыгнул на дорогу.

Мишка видел, как ему хотелось вцепиться в Мстислава Рудольфовича, и, покраснев от досады, крикнул псу: «Пошел, пошел домой!»

Верный глянул на него совсем по-человечьи, с горьким укором, и, повернувшись, нехотя ушел в Полыновку.

Несчастный случай

- Деда, я в райцентр, в больницу. Марину Сергеевну навещу, - крикнула Лиза, выбегая из калитки.

- В больницу? Ну, езжай… А что с твоей учительшей, заболела? - спросил дед Терентий.

- Не, она в погреб упала. Расшиблась сильно. Чудом жива осталась!.. Да я тебе вечером расскажу. Не опоздать бы на автобус.

- Все до райцентра? - спросил водитель. - Передавайте за проезд!

И автобус тронулся, взревев мотором.

По обе стороны дороги проплывали заросли леса, но это привычное мелькание деревьев не привлекало внимания девочки. Мыслями она была далеко отсюда.

Как могла Марина Сергеевна упасть в погреб и так покалечиться?

Еще ладно, соседка Валентина Петровна надумала утречком зайти к учительше, угостить ее пирогом с рыбой. Зашла во двор, увидела, что дверь в избу открыта настежь. Открытой оказалась и дверь в кухню.

- Сергевна, можно к тебе? - окликнула хозяйку дома. Не услышав ответа, вошла в кухню, поставила на столик блюдо с пирогом, поправила прикрывающее пирог накрахмаленное полотенечко. Огляделась, не понимая, что здесь не так. Да вроде все - как всегда. Только стул почему-то лежит, сваленный набок. Нешто кот опрокинул, негодник?

- Сергевна, ты дома? - соседка прошла в горницу. Кровать застелена, на столе стопкой лежат книги, одна чуть в сторонке. Видать, и в каникулы учительша читает: вон, все книжки в закладках.

Рисунок Анны Жоголевой.

А одна-то под стол упала, непорядок! Ну, Барсик, и здесь набедокурил!

Она наклонилась, подняла упавший томик - это оказалась какая-то божественная книга. «Псалтирь» - не сразу и разобрала выписанное церковными буквами название. Первая буква вообще чудная, на трехзубую вилку похожая. «Нет, - одернула она себя, - не на вилку: как будто стебелечек этакий, и от него два махоньких бутончика в стороны отходят. Кабы не прочитала все-то слово, так и не поняла бы, что в этой одной загогулине сразу две буквы, «п» и «с». А книжка-то вся такими и еще какими-то непонятными буквицами расписана. Красиво, конечно, но уж это надо такую ученую голову иметь, как у Сергевны, чтобы экое читать. И как наши деды-бабки Псалтирь читали? Видать, не такие уж неграмотные были, как нам в школе, бывало, говорили».

Уважительно положила книгу на стол, смахнула с нее незаметные пылинки.

Но где же Сергевна? Не иначе, копошится в огороде. Только чего это она двери расхлебянила? Мухи налетят. Не похоже это на учительшу, никогда она избу не оставляла нараспашку.

Стоять посреди горницы без хозяйки было как-то неловко, и Валентина Петровна решила отыскать ее. Подняла сваленный Барсиком в кухне стул (а кто ж еще - вон он как испуганно шарахнулся из-под ног, уши прижал, глазищи вытаращил, забился в угол и не то замяучил, не то завыл).

- Ишь ты, баловник, натворил делов и прячешься? - усмехнулась соседка. - Ну не бойсь, чай, не увидит Сергевна, чего ты напроказил. Убрала я за тобой, так и быть.

Вышла в сенцы, закрыла дверь в кухню. Прикрыла и входную дверь, не совсем плотно, ну все ж таки и не нарасхлебяшку! Когда входила, со свету не увидела, а теперь разглядела, что на полу в сенцах остался такой след, будто протащили волоком что-то тяжелое, не иначе мешок с картошкой. Ну, точно - и по двору тянулась широкая неровная полоса: похоже, Марина Сергеевна достала из погреба картошку да и проволокла через весь двор. Такая тоненькая, ровно девочка, как только сил хватило? И все сама норовит, нет бы соседей позвать, помогли бы. Чудно: а где же тогда мешок? Ни в кухне, ни в сенях его не было. Или уж это она наоборот чего-то из дому в погреб отволокла?

- Сергевна, а Сергевна! - позвала Валентина Петровна погромче - и опять не дождалась ответа. Не оказалось учительши и в огороде.

А - вон, дверца погреба откинута. - Ты здесь, что ль, а, Сергевна?

Она склонилась над погребом - и услышала тихий стон. Ма-а-моньки, да никак Сергевна упала!..

Дрожащей рукой она нашарила выключатель, щелкнула - и увидела ужасную картину. Марина Сергеевна лежала, неестественно скорчившись, на бетонном полу погреба. Глаза ее были закрыты, белое, как мел, лицо в синяках и потеках крови.

Валентина Петровна с криком побежала на улицу:

- Помогите!..

Пока собрались жильцы ближних домов, пока кто-то догадался вызвать «скорую», Марина Сергеевна так и лежала, не шевелясь, на ледяном полу погреба. И только пару раз, не разжимая запекшихся губ, промычала-простонала, из чего заключили, что она все-таки жива.

Машина с красным крестом не заставила долго ждать, подоспела через несколько минут. Докторша Наталья Васильевна быстрым шагом прошла мимо расступившихся односельчан прямо в дом. И тут же вышла, недоумевающе спросила:

- А где больная?

- Так это… в погребе она, - вразнобой отозвались соседи.

Докторша всплеснула руками: что же ей, в стерильном белом халате лезть в погреб?

При включенном свете было видно, что деревянная лестница упала на дно погреба, теперь и спуститься вниз не так-то просто. Больничный шофер (он же и за санитара…) Колупаев угрюмо сопел, догадываясь, что это ему придется как-то доставать наверх учительшу. А поди-ка, попробуй…

На его счастье, подъехал участковый Федотов. Строго оглядел толпу, подошел к погребу, тоже заглянул внутрь. Вздохнул. Побарабанил пальцами по откинутой дверце погреба. Выпрямился.

- Н-да, похоже, несчастный случай. Эк ее угораздило!.. Ну че, Колупай, давай, что ль, - я спрыгну, лестницу поставлю, потом вместе будем поднимать учительшу. Мужики еще есть?

- Есть, - из толпы выдвинулся пенсионер Лаврухин. Ничего, силушкой его Бог не обидел - на весенней ярмарке двухпудовой гирей чуть не как мячиком играл…

Поднатужились да и вытащили на свет Божий учительшу. Положили на носилки. И осторожно, боясь окончательно изувечить бедняжку, внесли в машину «скорой помощи». В больнице она пролежала уже больше недели - и вот только нынче утром очнулась.

Лиза каждый день, да не по разу, звонила в больницу, спрашивала, как там Марина Сергеевна Покровская. Медсестры уже узнавали ее по голосу. Отвечали:

- Нет, Лизонька, все по-старому… Не приходила в себя…

А сегодня с утра молоденькая сестричка Вика сама позвонила Лизе:

- Лизка, пляши! Марина Сергеевна пришла в сознание! …Нет, вроде ничего не помнит, что случилось, как упала. Между прочим, про тебя спрашивала, здорова ли ты. А с чего тебе-то болеть - я так и сказала, что ты здорова, что каждый день названиваешь, за нее переживаешь. Велела приехать, если можешь. Ждет.

И Лиза подхватилась, наварила молодой картошечки с укропчиком, свеженьких яичек, сбегала к Мартыновым, хотела купить у них маленькую баночку полезного козьего молочка, а они дали так, без денег; положила в кошелку пирожков - как знала, вечером напекла! И поехала навестить любимую учительницу.

В дверях палаты Лиза столкнулась с Федотовым. Участковый кисло глянул на девчонку в широченном больничном белом халате - в нем легко могли бы поместиться три такие тощие пигалицы. Обернулся к Марине Сергеевне:

- Ну, если вдруг чего припомните, дайте знать. Я тут на тумбочку бумажку положил. С номерочком телефона… Звоните, если что.

И вышел, стараясь не топать сапогами в синих резиновых бахилах.

Лиза вошла в палату, улыбнулась, сдерживая слезы. Учительница совсем исхудала, на себя не похожа! И только глаза остались от прежней Марины Сергеевны. Да и то - смотрят с тревогой.

- Лиза, закрой дверь, - еле слышно прошелестела Марина Сергеевна.

Девочка послушно прикрыла дверь палаты.

- Плотнее… - Марина Сергеевна попыталась приподняться, но сил не хватило, опять упала на подушку. - Теперь окно… тоже закрой…

Слова давались ей с трудом.

- Вам пока тяжело, может, я потом приеду, через пару дней? - робко спросила Лиза. Она поставила на тумбочку привезенную кошелку, стала выгружать продукты.

- Ничего мне… не надо, - прерывистым шепотом остановила ее Марина Сергеевна. - Сядь поближе и слушай.

Ночной страх

В ту ночь Марине Сергеевне не спалось. Мешало уснуть непонятное томительное чувство, как бывает, когда во сне привидится, будто идешь по-над краем глубоченного оврага, глинистая почва проседает под ногами - и вдруг целая глыба срывается вниз, а за ней другая, и земля беззвучно рушится, медленно, почти невесомо падает вниз… И непослушное тело обмирает от леденящего ужаса: падаю!.. - и не за что ухватиться - руки скользят по мокрому склону, а внизу черная бездна…

Пыталась молиться - и не могла, мысли путались. Казалось, за окнами маячат, приникают к стеклам темные тени. Холодный липкий страх полз от кончиков пальцев по всему телу, леденил голову.

- Господи, помилуй! - прошептала она и поднялась, встала с кровати. Уж лучше и не мучиться, все равно не уснуть. Застелила постель, надела теплое шерстяное платье. Чтобы согреться, вскипятила чаю, выпила подряд две большие чашки. Клубничное варенье показалось полынно-горьким. И сахар горчил. И только вода из источника Михаила Архангела смыла едкий налет горечи. Она встала перед иконами, начала молиться.

Теперь, после святой водички, молиться стало легче. Губы привычно шептали слова молитв. И чем дольше она молилась, тем спокойнее становилось на душе. Хотя щемящий холодок не ушел совсем, он улегся внутри, свернувшись клубочком, присмирел. Надо еще почитать Псалтирь - и страх развеется, «яко исчезает дым…»

Она взяла в руки Псалтирь, но не открыла, отложила на краешек стола. Вот уж ей ли не знать, что не годится заноситься над другими людьми, чересчур радоваться даже очень важным победам, но - не удержала ликующей улыбки, припомнив недавний праздничный вечер в доме культуры.

Чудеса без чудес

В последний день перед каникулами в фойе школы и на доске объявлений у дома культуры появились большие одинаковые афиши - приглашение на праздничный вечер специально для учителей и старшеклассников.

Все обрадовались: долгий учебный год позади, можно наконец-то забыть о надоевших уроках и повеселиться всласть! Даже выпускники, которым еще сдавать экзамены, забросили учебники и конспекты на дальнюю полку. До ЕГЭ еще несколько дней, а сегодня - на вечер!

Интересно, кто только все это придумал?

Как ни удивительно, душой вечера стал Мстислав Рудольфович. Велиарьев всегда держался высокомерно, всячески подчеркивая, какая глубокая пропасть отделяет его от прочих людей. Но в тот вечер он, в новеньком с иголочки костюме, смеялся и шутил, сыпал комплиментами, от которых классные дамы краснели и таяли. А когда все собрались и расселись в зале, поднялся на сцену и объявил:

- По случаю успешного окончания учебного года несколько старших ребят из моего кружка и их одноклассники подготовили увлекательную программу для вас, дорогие педагоги, и для вас, мальчики и девочки, - он раскланялся поочередно с учителями и занявшими места на дальних рядах школярами.

Чудо в Кане Галилейской. Фреска.

И начало вечера получилось удачным! Звучали песни «про любовь» и про школьную тропинку. Три девочки в индийских сари и в звенящих браслетах на руках и на щиколотках босых ног исполнили замысловатый танец, завораживающий, как заклинание. Особенно эффектным получилось их «превращение» в шестирукого языческого божка... Зрители так засмотрелись, что не сразу и отошли от удивительного зрелища, перед глазами так и стояло живое изваяние с шестью руками и почти по-настоящему гипнотическим взглядом. А на сцену уже поднялись парни в одинаковых серых рубашках, они с каменными лицами выполнили несколько приемов неизвестного даже физруку боевого искусства.

Были забавные сценки-миниатюры, а потом и смешные (хотя, по правде сказать, довольно-таки обидные) розыгрыши добровольцев, приглашенных поучаствовать в литературной викторине. Лучший художник школы восьмиклассник Ваня Гогликов по прозвищу Ван Гог вызвался нарисовать на школьной доске портрет помещика Троекурова из повести «Дубровский», но мел только скользил, не оставляя следа на темном поле. Потом уж разглядели: доска оказалась смазанной каким-то жиром, из-за этого-то Ваня, как ни старался, не смог выполнить задания.

- Двойка вам по рисованию, господин Ван Гог! - с ехидцей объявил ведущий викторины, Петька Чижиков.

Отличнице Алине из девятого «А» предложили нарядиться в даму восемнадцатого века - современницу Ломоносова и Сумарокова, - и для этого сама она должна была выбрать любые предметы из большой коробки. А перед самым выходом на сцену кто-то из ребят галантно водрузил ей на голову пышный парик - для завершения образа.

Но когда она в пышном платье, атласных туфельках и с веером из страусиных перьев поднялась на сцену, зрители покатились со смеху.

На маковке парика оказалась… живая мышка. Она огляделась, пугаясь яркого света и множества устремленных из зала любопытных глаз, и ринулась вниз, царапая коготками лицо и плечи оцепеневшей от ужаса Алины. Девочка с жалобным криком убежала, закрыв руками залитое слезами расцарапанное лицо. В школе все знали, что Алина панически боялась мышей…

А вот дальше пошло не по придуманному Велиарьевым сценарию.

Однокласснице Алины Нике поручили разыграть на этом вечере сценку «Письмо Татьяны Лариной». Ника радостно согласилась, ведь этот отрывок из «Евгения Онегина» она помнила наизусть и на уроке получила за него пятерку. На вечер Ника пришла с прической, как у Натали Гончаровой, в красивом длинном платье, с накинутой на плечи ажурной косынкой.

В глубине сцены на маленьком столике горела белая парафиновая свеча, лежало большое гусиное перо. Нике надо было подойти к столику и присесть в уютное старинное кресло, но… Как раз в этот момент Петька должен был отвлечь ее какими-то вопросами, заставить отвернуться от стола и того, что там, на сцене, творилось. Тем временем Митяй Зубов крадучись пробрался бы из-за кулис и переставил кресло подальше от столика, а потом исподтишка махнул бы Петьке: готово.

- Но не будем терять времени, садитесь, Ника!.. - воскликнул бы Чижиков. Нике оставалось только послушно опуститься туда, где только что стояло кресло… - и упасть, больно ударившись о деревянный пол. Велиарьев так и видел, как Ника, красная от стыда, в слезах, неуклюже поднимается и, прихрамывая, убегает за кулисы.

Подвел Петька. Когда он увидел, как перепугалась бедная Алина, у него что-то екнуло внутри. И когда на сцену вышла ничего не подозревающая Ника, Петька ни с того ни с сего бережно подхватил ее под локоток и подвел прямо к креслу:

- Садитесь, Ника!

«Что он натворил, негодяй!» - зло сверкнул глазами Велиарьев. Митяй, стоящий за кулисами по другую сторону сцены, развел руками, всем своим видом показывая: я не виноват, я бы с радостью сделал все как надо, это все Чижиков!..

Тем временем Ника, раскрасневшаяся от волнения, взяла гусиное перо и вдохновенно произнесла:

- Я к вам пишу - чего же боле? Что я могу еще сказать?..

Она благополучно дочитала монолог до конца, под восторженные аплодисменты поклонилась и совершенно счастливая покинула сцену. Петька, как видно, окончательно растерявшийся, не понял, что Мстислав Рудольфович знаками показывает ему: подставь Нике подножку! Нет - опять подошел к девочке и подал ей руку, сам проводил к выходу, так что даже и Митяй не смог сунуться ей под ноги.

Марина Сергеевна, после злой «шутки» с мышью порывавшаяся встать и потребовать прекратить издевательства над детьми, немного успокоилась, но оставалась настороже: что еще придумает этот недобрый человек? А Мстислав Рудольфович уже сам вышел на сцену.

- Похоже, не всем пришлись по вкусу эти милые розыгрыши. Ну да зато было не скучно! А в завершение вечера… - он сделал эффектную паузу, - пожалуй, стоит сделать что-то яркое, запоминающееся. Что ж, это я возьму на себя. Дамы и господа, не секрет, что сейчас многие ударились в религию. О да! - нынче у мужчин стало модно отращивать густую бородищу, как у попа, у женщин - напялить юбку до полу, замотаться платком до глаз - и в церковь, да со свечкой, да поклоны лбом об пол!.. - он ухмыльнулся, бросил колкий взгляд на Марину Сергеевну. Она чуть напряглась, но постаралась не подавать виду, что эти слова как-то задели ее.

- Ах, как некоторым хочется поверить в доброго, Всемогущего Боженьку! - ерничал Мстислав Рудольфович. - Ты Ему поклон, свечку трехпудовую - а Он тебе исполнение желаний! Да что долго говорить: в одной книжке написано, будто Христос на свадьбе превратил воду в вино! Вы скажете, это чудо? И обычному человеку сделать такое невозможно? А вот и возможно! И я сейчас на ваших глазах с легкостью сотворю это же чудо! Мыслящим людям подвластны любые чудеса без чудес!

Он подошел к столику, на котором его проворные помощники уже поменяли реквизит, и небрежным жестом взял снизу за донышко обыкновенный граненый стакан, не опрокидывая, сделал несколько плавных круговых движений, показывая сидящим в зале: стакан пуст! А затем влил в него прозрачную воду из другого стакана - и… вода окрасилась в густой малиновый цвет!

Он обвел торжествующим взглядом замерший зал:

- Вы видите: я в один миг превратил воду в вино! А сейчас я на ваших глазах вновь превращу вино в воду… Секундочку!

Но все взгляды устремились к поднявшейся зачем-то со своего места Марине Сергеевне. Да ей после такого «разоблачения» евангельского чуда сбежать бы потихоньку. А она, как ни в чем не бывало, улыбается! Она демонстративно трижды хлопнула в ладоши:

- Браво, Мстислав Рудольфович! Вы просто маг! А теперь… - выпейте это вино!

Мстислав Рудольфович побагровел.

- Вы не дали мне докончить. Сейчас я превращу…

- …вино в воду? - Марина Сергеевна легкой походкой поднялась на сцену, подошла к столику и забрала с него третий стакан, стоящий в сторонке. - Пожалуйста, кто же против. Вот у вас тут, в третьем стакане, и кислота налита, судя по всему, лимонная. Уксусная пахнет уж очень противно, зрители почувствовали бы запах. Так вот - сначала, уважаемый маг, отведайте хоть полстакана столь чудесно изготовленного вами вина! Ведь вспомним Евангелие (не книжку, как это сказал господин чародей, а Евангелие!). Когда Господь наш Иисус Христос на свадьбе в Кане Галилейской превратил воду в шести огромных кувшинах-водоносах в вино и это вино принесли на пробу распорядителю пира, тот, отведав, удивился: на свадьбе всегда сначала подают лучшее вино, а потом что похуже, но хозяева сберегли напоследок самое лучшее вино! И все гости пили его, и радовались великому чуду милости Божией! Ведь Христос не хотел никого удивить, не старался показать Свою чудесную силу - Он лишь прислушался к словам Своей Матери, потужившей, что не очень богатым хозяевам больше нечем угощать гостей. Иисус Христос по просьбе Пресвятой Богородицы помог им, одарив самым вкусным вином! И Ему совсем ни к чему было опять превращать вино в воду. Ну а вы, Мстислав Рудольфович, что же не пьете? Покажите нам, чего стоит ваше искусство!

- Я не любитель алкоголя, - вывернулся Велиарьев.

- Тогда попросим вас, Петр Иванович, или вас, Семен Порфирьевич, испить вина, которое приготовил Мстислав Рудольфович, - предложила учительница физруку и трудовику. Людям, надо признаться, «мимо рта не проносившим». Но оба они замахали руками, отказываясь от такого угощения.

- Ну что вы, дорогие мужчины, не бойтесь, вы скорее всего не отравитесь! Подумаешь - выпить стакан слабительного! Ну, поболят у вас животы денек-другой, помучаетесь, а потом все и пройдет! Особенно, если регулярно принимать лекарства с обратным эффектом.

- Так это что - слабительное в стакане? - удивился физрук.

- Да, Петр Иванович, самый обыкновенный пурген, - подтвердила Марина Сергеевна. - Наш замечательный фокусник соединил фенолфталеин с гидроксидом натрия, который был на самом донышке якобы пустого стакана. Пить это, конечно, без особой надобности не стоит. А на вид - очень даже красиво получилось. Поблагодарим Мстислава Рудольфовича за показанный им химический фокус!

Но вот что хотела бы сказать еще. Уверена: не только мне было неприятно видеть безобразные издевательства над детьми. Уважаемый Мстислав Рудольфович, неужели ваши воспитанники не могли придумать что-то более интересное, чтобы зрителям действительно не было скучно, а приглашенным на сцену не было больно и обидно! А так… Некрасиво получилось.

Она сошла со сцены под аплодисменты зала. И аплодировали вовсе не «разоблачителю», а ей. Обыкновенной учительнице биологии.

Велиарьев угрюмо ушел за кулисы. Но напоследок он одарил Марину Сергеевну злобным взглядом, в котором так и читалось: ну, я это так не оставлю! Еще посмотрим, кто будет смеяться последним!

Он даже мимо Петьки Чижикова прошел, не сказав ему ни слова. Хотя уж конечно не простил и не забыл такое неповиновение. Все же было четко расписано, как действовать, что говорить. Что ж, еще будет время в лагере разобраться, что это он - растерялся или специально не стал устраивать розыгрыш Нике. Гуманист…

- …И через несколько дней после своего принародного унижения - рано утром, пока еще не рассвело, - приехали ко мне, как я поняла, два молодых охранника с его предприятия, - шептала Марина Сергеевна Лизе. - Они выволокли меня из дома - и бросили в погреб. И когда бросали вниз, то передали привет от Велиарьева и издевательски пожелали мне приятного полета.

Я рухнула в погреб и больно ударилась головой о бетонный пол, досталось и всему телу. До сих пор руки почти не слушаются.

А когда я сегодня утром пришла в себя, мне стало страшно, что они могут расправиться и с тобой. Он ведь знает, что ты - моя любимая ученица, что веришь в Бога… Помнишь, мы вместе шли со службы в Вербное воскресенье, а Велиарьев ехал мимо. Он даже машину остановил, с такой ненавистью посмотрел на нас обеих…

- Нет-нет, со мной все в порядке, - успокоила учительницу Лиза. - А вы рассказали обо всем участковому? Что он говорит?

- Я хотела рассказать. Но передумала, сказала, что ничего не помню. Пусть лучше думает, что я потеряла память из-за удара головой.

- Но почему? - удивилась Лиза.

- Милая девочка, что может сделать против такого влиятельного бизнесмена обыкновенный участковый?

У Мстислава Рудольфовича отец какой-то крупный начальник в Москве или в Петербурге, уж не знаю. На заводе Велиарьева полсела работает, его считают чуть ли не благодетелем всего района. Да у него уже и в областном правительстве есть свои люди. Притом сам-то он мне ничего не делал, и кто докажет, что это были его подручные? Они были в балаклавах - черных вязаных шапках с прорезями для глаз, из-под них не видно лиц.

Лежу я уже девятый день. За это время все следы преступления давно уничтожены. Соседка приходила час назад, похвалилась, что приглядывает за моим домом. Кормит кота, поливает из шланга огород. В то же утро навела полный порядок в доме, во дворе и в погребе. Все перемыла, перечистила, вымела дочиста. Так что полиции проще списать все на мою неосторожность. А Велиарьев, может быть, удовольствуется тем, что меня чуть не убили, и угомонится хотя бы на время.

Лиза, обещай мне, что будешь очень осторожной! Пожалуйста, никому, даже своему дедушке и Мише Силуянову не рассказывай о том, что на самом деле со мной случилось. Не показывай и виду, что знаешь об этом! Если спросят, скажи, что я спала, когда ты заходила в палату.

Лиза, ты большая девочка и должна знать, что не всё и не всем можно говорить. Иногда правда бывает смертельно опасной. Это как раз тот случай! И я не стала бы рассказывать тебе, что произошло на самом деле, если бы не боялась за тебя. Я не знаю, за что Мстислав Рудольфович так ненавидит меня, но ненавидит - смертельно. С самой первой встречи - или, может быть, когда услышал мою священническую фамилию, - люто возненавидел. Я очень боюсь, что из ненависти ко мне Велиарьев и тебе причинит зло, ведь я тебя сразу как-то по-матерински полюбила, и он это хорошо знает. Село у нас небольшое, и все мы на виду. Прошу тебя, пожалуйста, сейчас поезжай домой и никуда, никуда не ходи. Особенно одна. Надеюсь, Миша приехал с тобой? Будь всегда рядом с ним! А лучше бы тебе уехать куда-то на все каникулы.

- Хорошо, Марина Сергеевна, - Лиза не стала расстраивать ее словами о том, что Мишка сейчас в велиарьевском лагере «красных волков». И еще неизвестно, каким он оттуда вернется. Ох, только бы не таким, как Митяй!..

- Лизонька, я есть пока не могу. Немножко времени до автобуса у тебя есть - пожалуйста, отнеси все, что привезла, в церковь. Вот еще ватрушку возьми, это Валентина Петровна испекла. И закажи обо мне сорокоуст о здравии - кошелек тут вот в тумбочке, на верхней полке. Свечку поставь, помолись. И окно в палате теперь открой. Душно…

Марина Сергеевна без сил откинулась на подушку, закрыла глаза. Но когда Лиза тихо поднялась, выходя из палаты, она снова приподнялась, слабой рукой перекрестила уже закрывающуюся дверь.

Ольга Ларькина.

См. также