Тасин хлеб

Рассказ.

Инокиня Леонилла залезла под стеллаж с овощами и фруктами, собранными в монастырском хозяйстве, и ловко вытащила завалившийся под нижнюю полку кабачок. Потом легко передвинула большой мешок с покупным луком и, заправив под одежду выбившуюся толстую светлую косу, принялась собирать с полу шелуху. Тут где-то над ухом заиграла популярная мелодия. Ни с чем ее перепутать было невозможно - знакомый до боли телефонный звонок Таси. «Значит, Таисия снова забыла в раздевалке телефон, достанется же ей от матушки игумении», - подумала молоденькая инокиня и, прихватив неполное ведро с отходами для животных, взяла Тасин телефон и побежала на коровник. Она бежала по прохудившимся деревянным мосткам, положенным на лужи, а в телефоне, который она несла, всё пела и пела эта песня. Потом звонок прекратился. Инокиня вбежала в коровник. В глубине, в полутьме, стояла пожилая послушница, наклонившись вперед и что-то делая.

- Тася! На! Матушка тебе звонила!

Послушница распрямилась, и морщинки на ее лице печально разгладились. Она взяла телефон и отошла в поле. Леонилла грустно посмотрела ей вслед и несколько раз перекрестилась, шепча губами молитву.

Когда Таисия вернулась, Леонилла спросила:

- Ну, сколько поклонов дали за забытый телефон?

- Двадцать… - умиротворенно и отрешенно ответила послушница.

- Двадцать поклонов! В вашем возрасте! - возмутилась инокиня.

- Да ты не безпокойся, мне разрешили их сделать в два приема.

- Вам надо чем-то помочь? Воды пару баклажек привезти или навоз убрать? - с сомнением спросила инокиня, ей не хотелось это делать.

Таисия прищурилась и легко сказала:

- Нет…

- Бог в помощь вам… - процедила Леонилла.

- Это вас, сестра Таисия, матушка так смиряет, - раздался мужской голос за спинами сестер.

Они резко обернулись и увидели трудника Сережу, белобрысого молодого парня, облокотившегося с улыбкой на лопату.

- Ты что сестринские разговоры подслушиваешь? - спросила Леонилла, морща лоб.

- Да я просто в коровник зашел и услышал.

Таисия подняла на купол монастырского храма слезящиеся глаза, постояла так и сказала:

- Когда я была молодая, в советское время не могла найти работу, а у меня была маленькая дочь. Везде мне отказывали, но вот приняли в пекарню, сказав, впрочем, что я долго на этой работе не продержусь. Я пришла в цех, а там всего одна пекарша работала. Она стала меня технически обучать. Говорит:

- Меси так хлеб!

Я начинаю делать, как она сказала, а она орет на меня:

- Не так делаешь!

Потом говорит - кидай хлеб на доску!

Я кидаю, а она говорит:

- Да всё не так, лентяйка!

И так с утра до вечера. А я слезы прячу, слушаюсь ее и молчу. Потому что у меня дома ребенок, который есть хочет. Так целый день. Наутро снова у меня ничего не получилось. Она начала кричать, и вдруг - как заплачет! Я говорю:

- Что с вами?

А она сквозь слезы:

- Ничего. Просто никто меня никогда так не терпел, я ведь на всех орала, и все часа через два уходили и не возвращались больше на работу, а вы… а вы… - и тут она меня обняла.

- Да, - продолжила Таисия, - так, еще не будучи верующей, поняла я силу смирения.

Леонилла вытерла выступившие на глазах слезы, засучила рукава по локоть и пошла помогать Таисии убирать навоз. А Сережа молча взял две сорокапятилитровые баклажки и повез их на тачке на колодец. Таисия не заметила этого. Она все еще смотрела не то на купол храма, не то - за него в небо, вдаль, и вспоминала, как Господь всю жизнь, всю-всю жизнь вел ее ко спасению. И сейчас ведет, Милостивый Господь!

Инокиня София (Коренева),
г. Москва.