Ледяная роса огня

Главы из «мини-романа».

Об авторе. Ольга Александровна Коренева живет в Москве. Окончила Литературный институт имени Горького, факультет литературного творчества, отделение прозы. Член Союза писателей России, прозаик, поэт, журналист. Автор нескольких книг прозы. Ее дочь - уже известная нашим читателям православная писательница инокиня София (Коренева).

1.

По коридору больницы шел священник со Святыми Дарами. Римма преградила ему путь и выпалила:

- У меня друг в реанимации. Мне жить негде. Что делать?

Священник внимательно посмотрел на нее и сказал:

- Тут недалеко есть женский монастырь. Если хочешь, поживи там. Матушка хорошая, принимает паломниц. Скажешь - отец Александр благословил.

И вот она снова в больничном дворе. Голова кружится, ноги словно ватные, холод пробирает до костей. Она давно не ела, но голода не чувствовала. Вышла за ворота. Метель сбивала с ног, засыпала снегом, неистово колола лицо и глаза. Куда идти, где этот монастырь? И спросить не у кого. Как назло, ни одного человека не видно. И такой лед внутри, такое отчаянье! И тут она вспомнила бабушку, как она учила Римму Иисусовой молитве. Римма помертвелыми губами произнесла: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную». На душе стало чуть легче. Римма всё молилась и молилась и шла куда-то. Она не знала, куда ее ведут ноги. Просто двигалась наугад, чтобы не упасть, не замерзнуть насмерть. Никаких строений вокруг. Вот пустырь. Вот дорога, вся в сугробах. А вон виднеются какие-то стены кирпичные и ворота, сквозь сплошную завесу снега просвечивает высокое здание, купол, крест! Замерзшая, добралась она до монастырских стен. Вошла. Вот высокое крыльцо, ступени, звонок. Она долго жала на кнопку, и ей открыли. Она почти не помнила, как вошла в дом, что сказала, как ее провели в трапезную и накормили. Когда она немного пришла в себя, отогрелась, ее представили матушке. Игумения Феозва смотрела на нее с такой теплотой и участием, что Римма сразу вспомнила бабушку, и сердце ее сжалось. Какие прозрачные, добрые глаза у настоятельницы монастыря! - отметила про себя Римма. Матушка провела Римму в библиотеку на втором этаже. Она опустилась на обшарпанный стул и жестом пригласила девушку сесть напротив. Бледное лицо настоятельницы было покрыто морщинами, из-под черного апостольника выбилась седая прядь. Она была невысокая, худенькая, узколицая. На шее висел наперсный крест. Римма впервые видела игуменью. Она окончательно согрелась и под внимательным взглядом матушки зарыдала и уткнула лицо в плечо настоятельницы.

- Ну-ну, успокойся, - сказала игуменья. - Иди отдохни немного, сестра Иулия покажет тебе келью. Келий у нас не так уж много, монастырь маленький, а паломников бывает порядком. Жить будешь с послушницей Верой, она пока одна в келье, там две койки. Помещение небольшое, ну ничего, в тесноте да не в обиде, как говорится. Надо выдать тебе юбку подлиннее и платок почернее. Да шучу я, шучу… Отдохнешь, и я тебя на послушание поставлю. Будешь на кухне помогать.

2.

Сестра Иулия, или попросту Юля, была монастырской трудницей. Эта молоденькая девушка с очень живыми глазами оказалась веселой болтушкой. Первым делом она устроила Римме экскурсию по монастырю. От ее рассказов у Риммы закружилась голова. Столько новой информации на нее обрушилось! Она узнала, что монастырь не просто маленький, а очень маленький - всего два этажа, четыре кельи, а насельниц сейчас десять - одна монахиня, две инокини, одна послушница, три трудницы и две паломницы. И матушка. А вон там, в крайней келье, Даша и Света, они давно уже паломничают по разным монастырям, но здесь им понравилось больше всего, тут они уже почти год. В других кельях - по три человека, тесновато, ну ничего, привыкли. И только сестра Вера в келье одна. С ней никто жить не хочет. Она всю ночь молится, настольная лампа горит, спать мешает свет и голос. И никакие запреты матушкины на нее не действуют. Ведь игуменья не благословляет ночные бдения, спать надо. И своевольные посты не разрешает. А Вера за столом мусолит маленький кусочек хлеба да воду пьет, и больше ничего. А питание здесь хорошее, - говорила Юля. - А Веру матушка ругает за своеволие, поклоны ей дает, говорит: прекрати юродствовать. Но всё напрасно. Упрямая она, Вера. Но послушания исполняет хорошо, а их у нее много. Да сама увидишь, тебя к ней в келью матушка поселила.

Потом трудница Юля провела экскурсию по храму. Хороший, крепкий, кирпичный! Очень высокий купол, своды расписаны образами святых, много икон, большие золотистые подсвечники, мягкий свет горящих свечей, запах ладана, приятный полумрак. Храм недавно отреставрирован, денег на ремонт не было, и матушка продала свою квартиру. Вот на эти-то средства храм и был приведен в хорошее состояние. Потом они пересекли заснеженный двор и подошли к длинному деревянному сооружению. Это оказался хлев. В стойлах задумчиво жевали сено две коровы, по соседству лежала на мягком настиле коза. За перегородкой сидели на насестах куры и петух.

- У нас тут всё свежее, - тараторила Юля, розовая, круглолицая, улыбчивая. Темно-синий платок съехал набок, свитер и темная юбка облегали ее ладную юную фигурку. Куртку она не надела, так как выскочила из помещения ненадолго. Здесь всё было рядом. - Молоко, сметана, сливки, творог - всё свое! И такое всё вкусное! Мы отличный козий сыр делаем. А летом - огород! Осенью закрутки делаем, соленья. И грибы солим, маринуем, тут лес рядом. Варенья тоже!

- Юля, и давно вы здесь? - поинтересовалась Римма.

- Четыре года, - ответила девушка.

- А Вера сколько?

- Ну, она уже давно. Долго в трудницах ходила, теперь - в послушницах. Мечтает о постриге, но вряд ли дождется. Матушка не пострижет.

История Веры заинтриговала Римму. Очень захотелось поскорее увидеть ее и побольше о ней узнать. Римма принялась расспрашивать девушку, и та охотно ей поведала, что Вере сорок шесть лет, что раньше у нее был успешный бизнес в столице, но вдруг она всё бросила и благословилась у батюшки в самый дальний захудалый монастырь. Он таким и был, когда Вера сюда прибыла. Ну, сейчас-то здесь неплохо.

На улице бушевал буран. Небо - словно задрапировано белым ватным одеялом. Бешено завывала вьюга, снег густо валил со всех сторон.

- А вон там, за воротами, монастырское кладбище, - махнула рукой куда-то в сторону Юля. - Во-он там!

Двор пересекала высокая худая женщина со скорбным лицом. На ней был выцветший темный подрясник, подпоясанный толстым ремнем, и такой же линялый черный платок, повязанный низко, на самые брови. Она шла, словно парус, подкошенный ветром. Опустив глаза, стремительно, не замечая холода, она двигалась с ведрами в руках, вода плескалась, и коровы в хлеву, почуяв приближение послушницы, замычали.

- Это Вера, - кивнула на нее трудница Юля. - Она почти всегда молчит. Странная такая. Святую из себя корчит.

- А может, она и впрямь святая? - спросила Римма.

- Ну, не знаю. Не думаю, - Юля почесала нос. - Пойдем в дом, холодно. Я тебе уже всё показала. Основное.
А там сама увидишь. Пойдем, покажу тебе келью.

Они поднялись по массивной деревянной лестнице на второй этаж. Римма вошла в келью, легла на постель поверх покрывала и тут же крепко уснула. Спала она долго. Ее не тревожили.

Над развалинами Помпеи низко нависла неестественно яркая луна. В двухэтажном лупанарии было по пять кубикул на каждом этаже, от них густо веяло древним блудом. В кубикулах нижнего этажа были каменные ложи с эротическими граффити на стенах. На ложах восседали потусторонние сущности. Они азартно обсуждали что-то.

- Эта уже в монастыре. Надо что-то делать! - восклицал первый.

- Не хватало нам еще одной, - бубнил второй.

- Там уже есть одна, Верка. Ух, этих святош развелось, сладу нет! И с чего они только плодятся! Ну, Верку-то мы, думаю, сгнобим, всех против нее настроили. Не выдержит, небось, удерет. В мир бы вот только ее направить…

- Надо Риммку не допустить. И вообще, пора заняться этим монастыриком. Мелкий такой, захолустный, а уже проблемы от него!

- Пора запускать Марину.

- Да, пора. Надо раздавить этот жалкий монастыришко.

Резкий, как прожектор, свет луны пронизывал стены насквозь. При этом освещении сущности выглядели особенно жутко.

- На контакт с Мариной отправишься, - произнес первый. - Прими обличье посолидней, и чтоб секьюрити были, добавь пару для понта.

- Кого?

- Ну хотя бы вон тех, - он неопределенно кивнул в темноту. Оттуда раздался развязный хохот.

- А что это за запах? - спросил третий, отдаленно смахивающий на женщину, прихлебывая чай из человеческого черепа.

- Везувий дымит, - ответил кто-то из пространства. - Курит слегка.

3.

Римма уже почти месяц жила в монастыре. Всё вокруг завалило снегом на полтора метра, выйти за ворота было невозможно. Мобильная связь отсутствовала из-за каких-то неполадок. И Римма ничего не знала ни об Антоне, ни о бабушке. Сначала она сильно переживала. Но матушка убедила ее, что нужно молиться за них, и всё будет хорошо. Молитва успокаивала Римму. Она очень надеялась на Бога. Молилась она истово. И пришло ощущение духовной радости и уверенности, что Господь всё уладит. Она ожила, повеселела.

По утрам они всем монастырем разгребали снег во дворе. За ночь наваливало порядком, и трудиться приходилось часа по два. В этой местности бывали перебои с электричеством и газом, так что жители периодически пользовались печами. Римма была в восторге от чудесного смоляного духа, от особенного тепла. А топленое молоко в печи получалось необычайно вкусное. Грибные супы (за лето грибов было насушено много), земляничное варенье, особо ароматные травяные чаи - всё это казалось ей просто потрясающим! И даже ночные бдения келейной соседки Веры ее не раздражали, а наоборот - под монотонное молитвенное бормотание и мерцание свечи (электричество сейчас отсутствовало), под запах ладана ей особенно сладко спалось. Ее даже не напрягало мытье посуды. А ведь дома она никогда этого не делала. Вот и сейчас они с трудницей Юлей были на кухне. Римма мыла тарелки, чашки, ложки (вилок в монастыре не было), а Юля чистила кастрюли и сковородки. И, как всегда, тараторила:

- Представляешь, принесли нам прихожане две потемневшие старинные иконы, ну совсем черные. Вот вам, говорят, делайте с ними что хотите, нам не нужны такие. Может, реставрируете. Сами не можем, дорого, да и незачем, бабушка померла, а нам не надо. Ну, Вера - она тогда в храме дежурила - взяла их, иконы-то, да и сунула в библиотеке на подоконник. Ну, поставила, матушке сказала, и всё. Забыли про иконы, - говорила Юля, надраивая сковороду. - Прошел месяц. Я в библиотеке прибираюсь по послушанию. Вспомнила, что подоконник давно не мытый, он цветами заставлен. Сняла горшки, а между ними те самые иконы, но не черные, а светлые! Обновились иконы, представляешь! Сами обновились! Такое чудо редко случается!

- Да ты что! - ахнула Римма. Она любила послушания вместе с Юлей, с ней интересно и радостно. И вообще, здесь ей стало хорошо. Не то что дома, там всё такое однообразное, обыденное, а здесь такие вот чудеса случаются. Впрочем, случались и страхования от бесов. Не без этого. Римма спросила у матушки, почему и в монастыре хватает смущений и искушений, ведь этого быть тут вроде бы не должно. Матушка пояснила, что монастырь - это линия фронта, тут нечисть воюет за чистые монашеские души. Утащить душу монаха - это для бесов задача особой важности.

Вечером дали электричество. Сестры поспешили принять душ. Успели. Даже одежду постирать сподобились. Утром всё опять отключилось. Здесь, в монастыре, Римма научилась быть расторопной. Тут необходима быстрота. Только в молитве поспешность не приветствуется. И Римма медленно читала молитвенное правило. На душе было светло и благостно.

Роскошный антураж ресторана. Резные золоченые колонны в обширной зале, пальмы в больших живописных горшках, столики между пальмами, на всех столах - вазы с цветами. Обилие света и тепла. И это - почти в середине февраля! В центре залы, за пальмами и цветами, сидела пара - солидный мужчина, типичный бизнесмен, за спиной которого стояли два высоких мускулистых секьюрити, и симпатичная молодая брюнетка, затянутая в черную кожу. На столике стоял прозрачный кувшин с красным вином, два прихотливо изогнутых бокала, хрустальная вазочка с черной икрой, изысканные закуски. Парочка вела неспешный разговор.

- Марина, ты можешь бросить свою практику. Денег она тебе приносит не так уж, чтобы...

- Ну не скажи, - возразила брюнетка.

- Есть способ заработать немерено, - бархатисто убеждал ее собеседник. С виду безликий и значимый, ну прямо коммерсант из комикса.

- Ну и как же? - брюнетка сузила янтарные глаза с кошачьим разрезом.

- Применишь свой природный артистизм, и только. Поиграешь в инокиню. Прикид у тебя будет настоящий. Систему их ценностей и порядков поймешь по ходу, там у них есть наши, невидимые, будут каждый миг подсказывать. Правда, очень мешают Ангелы, много их гнездится там. Ну ничего, сдюжим. Всё, что надо, как себя вести, что говорить - всё будет у тебя в голове. Быстро войдешь в роль, а затем в твоих руках будет власть и все монастырские деньги, все контакты со спонсорами. Получишь столько, сколько тебе и не снилось!

Марина расстегнула кожаную куртку. Откинула назад длинные волосы. Задумалась. И спросила:

- Ну и какое у меня будет имя?

- Любое, какое захочешь.

- Ощущаю себя черным ангелом.

- Отлично. Инокиня Ангелина, - хохотнул «коммерсант». - За это надо выпить. Начнешь с захолустного монастыришки, это тебе вроде тренинга. Там игуменья Феозва заправляет. Возьмешь разбег. Потом - Подмосковье, дальше - Москва, затем - выше. Ух, развернемся!

Они подняли бокалы, звонко чокнулись и выпили переливчатую алую жидкость.

4.

На Сретенье в монастыре появилось электричество. Пожилая матушка Феозва и сестры возрадовались. Отслужили благодарственный молебен. Паломниц Дашу и Свету благословили испечь пироги с яблоками.

Священник - коренастый, молодой - службу вел очень красиво. У него был приятный бархатный баритон. Все эти дни он управлялся в одиночку, так как из-за непогоды сюда не могли добраться ни дьякон, ни алтарник. Но всё равно было замечательно, благостно, празднично. Аромат ладана, казалось, проникал в самую душу Риммы. А когда погасили свет, в полумраке ярко засияли свечи и в храме зазвучало шестопсалмие, Римму переполнило блаженство. Служба зазвенела в самом сердце девушки. А на помазании Римма ощутила восторг. Лоб ее блестел от елея, который она неспешно размазала по всему лицу. Кожа ее засияла. На ладонь ей положили два хлебца. Римма понемножку откусывала мягкий белый хлеб, смоченный красным вином, слушала протяжные звуки молитвы, пение на клиросе монахини и обеих инокинь и удивлялась, почему ей раньше в храме казалось нудно и душно, почему же ей так не нравилось, когда она пару раз ходила в церковь с бабулей там еще, у себя. Наверно, бесы мешали, - решила она.

Вскоре молящиеся узрели нечто необычное. Через монастырский двор легкой походкой шла молодая высокая женщина в иноческом облачении, поверх которого была небрежно накинута черная модная кожаная куртка. Она была прямая, как свеча, лицо бледное и строгое. Как она смогла добраться в такую непогоду, сквозь снеговые заносы? Да и дверь давно не отпирали, стена двора завалена снегом.

- Может, это ангел? - вырвалось у Риммы.

- Это просто непостижимо! - воскликнула матушка.

- Марина уже на объекте, - сказал первый. - Не знаю, справится ли. Все эти Ангелы, вечно они вмешиваются невпопад.

- Ну так это же их обитель. Но не всегда им встревать позволено.

- Почему? - удивилась похожая на женщину собеседница. Тоненькая, маленькая, легкая, с узеньким личиком, она раскачивалась на верхушках трав, как на качелях.

- Порой Бог попускает. У Него всегда Свой замысел. То Он испытывает Своих, то наказывает за грехи, то делает святых через проблемы. То считает, что их миссия окончена, созрели, и пора забирать и распределять кого куда, в Рай или в ад. А нам главное - к себе их подгрести. Вот Марина и пособит.

Собеседница спрыгнула, принялась срывать жирные травы и плести из них черный венок. Движения ее были неестественно плавны и гибки, словно она была без костей. Быстро сплела и надела на свою изящную головку. Этот убор резко контрастировал с мраморным цветом ее лица.

- Не мельтеши, - прикрикнул на нее один.

- Только Ангелы мешают, но их можно обойти, если клиент сам поможет, - раздумчиво произнес другой.

- А если не поможет?

- Главное - создать ситуацию, обозлить как следует и развратить, в общем, хорошенько обработать.

- А-а, - понимающе кивнула «женская головка».

Первый дернул головой и произнес:

- Меня вот что безпокоит: а вдруг эти монашки начнут свою Иисусову молитву и все карты смешают Марине.

- Не-е, всё нормально, - успокоил его второй. - Не напрягайся, не подействует, Марина же человек.

- А молитва только на нас действует? - спросил как бы женский капризный голос. Но ей не ответили.

5.

- Матушка, благословите, - смиренно стояла перед игуменьей молодая женщина в иноческом облачении. - Я инокиня Ангелина из сибирского монастыря, меня к вам старец направил.

Игумения Феозва зачарованно смотрела на строгую, прямую, как свеча, инокиню и внимала каждому ее слову. Ей почему-то даже в голову не пришло спросить у вновь прибывшей документы, название монастыря и имя старца. Такой доверчивостью игуменья никогда раньше не отличалась. А Римма разглядывала модную кожаную куртку женщины, не вязавшуюся с облачением, и удивлялась.

Они вошли в монашеский корпус. Поднялись по дубовой лестнице. Матушка провела новую сестру в библиотеку. Как всегда, было собеседование, потом общая трапеза. Ангелина казалась такой смиренной, строгой и мудрой, что очаровала всех. Голос у нее был тихий, мелодичный, почти ангельский. Она полностью соответствовала своему иноческому имени.

Матушка была счастлива! Теперь в монастыре стало на одну сестру больше, да еще на какую! Было у нее две инокини, а стало целых три! Жаль, что монахиня пока только одна, ну ничего, духовный рост сестер заметен. До монашества кто-нибудь дорастет. И будет очередной постриг. «Прекрасный у меня монастырь, хоть и маленький! - думала игуменья. - Так на какое же послушание поставить мать Ангелину?»

После вечерней службы в храме, трапезы и обычных дел сестры разошлись по кельям. Ангелину поселили вместе с Риммой и Верой, поставили еще одну койку и тумбочку. Вещей у инокини почти не было, и от места в шкафу она смиренно отказалась.

Послушница Вера, как всегда, принялась класть земные поклоны у иконостаса и вполголоса молиться. Она полностью отрешилась от окружающего мира и погрузилась в молитву. Римма стала готовиться ко сну. Инокиня Ангелина рылась в своем небольшом кожаном рюкзачке. Потом она сняла облачение, под которым оказались черные кожаные брюки и майка с черепом. Римма уставилась на нее, открыв рот. Ангелина подмигнула ей и усмехнулась.

- Вы не инокиня, - растерянно пробормотала Римма.

- Ну и что? - ответила Ангелина.

Она не спеша переоделась в голубой ночной подрясник и апостольник такого же цвета, которые ей очень шли, живописно сочетаясь с янтарными глазами. Повернулась к остолбеневшей Римме и принялась водить перед ее лицом ладонями, говоря нежным журчащим голосом:

- Это всего лишь гипноз. Ничего личного. Сейчас ты всё забудешь.

Перед глазами Риммы стояла смиренная инокиня. Она, как положено, переоделась в душевой, где умылась перед сном, и только что вошла.

Небесные пастбища снегов проплыли за окошком кельи. Римма юркнула в постель, голова закружилась, и она опрокинулась в сон.

А рано утром была красивая служба в почти пустом храме, маленькие язычки пламени, словно звездочки, сияли над восковыми свечами, блестело золото иконостаса, а яркий аромат ладана, казалось, вливался в самую душу. Нежное пение сестер доносилось с клироса.

Римма села на деревянную скамейку вдоль стены и стала тихонько подпевать.

Так проходили дни, недели. Римме матушка дала новое послушание - чистить подсвечники и мыть храм вместе с послушницей Верой. Та, как всегда, молчала, старательно снимая кисточкой с медных поверхностей оплавившиеся восковые подтеки, а на вопросы и реплики Риммы не обращала внимания, лишь тихо бормотала молитвы. Это стало сильно раздражать девушку. Мысленно она обругала ее и тут же спохватилась: согрешила, надо исповедаться.

Буран то утихал, то снова начинал безумствовать. Мороз обледенил окна, и от этого было темно даже днем. После послушаний все собрались в трапезной. За столом монахиня и инокини сидели справа, а послушница, трудница и паломницы - слева. Матушка находилась во главе стола. Встав и помолившись перед трапезой, все принялись накладывать себе на тарелки еду.

На блюдах золотился сыр, лежали сливки, сметана, творог,рыба, хлеб ржаной и пшеничный, пироги, в вазочках были масло, соленые грибы, маринованные огурчики и помидорчики и много всякого разного. Всё собственного производства. Каждая из сестер брала то, что ей по вкусу. Только послушница Вера кусала ломтик черного хлеба и мелко прихлебывала чай без сахара.

- Вера, перестань юродствовать! Ешь как все! - прикрикнула на нее матушка.

Но Вера, как обычно, словно не слышала. Сестры раздраженно глянули на непокорную послушницу. Ну что с ней поделаешь? - читалось на их лицах. В этот момент инокиня Ангелина положила на тарелку пирог и, перегнувшись через стол, поставила ее перед Верой. Громко кашлянула. Послушница вздрогнула, подняла глаза, встретилась взглядом с инокиней, схватила пирог и принялась жевать. Все ахнули.

- Еще проблемы есть? - спросила Ангелина.

Сестры и матушка воззрились на нее с надеждой. Никого почему-то не покоробил ни ее командный тон, ни исчезновение налета смиренности. Минут пятнадцать все молчали. Потом заговорила матушка.

- Вот проблема, - посетовала старенькая игуменья. - Мы так долго бедствовали, наконец Господь послал нам спонсоров, а тут, на беду, из-за непогоды связь прервалась. Ну, надеюсь, теперь уже ненадолго. Скоро уже март, погода переменится. Надо еще усерднее молиться, и всё Господь управит.

- Не только молиться, - сказала новая инокиня. - Надо и самим пошевеливаться. Сайт монастыря в интернете есть?

- Нет, - сказала матушка. - У нас ни компьютеров нет, ни интернета.

- Благословите, матушка, создать сайт монастыря. Это я могу сделать через свой смартфон. Вы мне только дайте реквизиты банковские ваши и телефоны спонсоров. Я всё сделаю прямо сейчас.

- Но мобильной связи ведь нет. Из-за непогоды, - пояснила матушка.

- Но не у меня. В моем смартфоне существует особая программа, обезпечивающая связь в любой ситуации и в любом месте. В буране, в космосе, в воде, под землей, в без-дне, словом, везде и всюду. Особая такая фишка.

Игуменья Феозва просияла.

- Мать Ангелина, тебя к нам Ангел привел!

- Спаси Господи, матушка. Это меня старец к вам благословил, в помощь монастырю.

Матушка, улыбаясь, положила себе на тарелку кусочек рыбы. Отделила ложкой от него небольшую часть, отправила в рот и стала задумчиво пережевывать. Отхлебнула киселя из чашки, расписанной ангелочками. Она сосредоточенно молчала, ворочая и рассматривая со всех сторон давно назревшую мысль. Надо было кому-то поручить очень серьезное дело, но кто мог справиться? Пожалуй, эта инокиня сможет, деловая, четкая. Незаметно для себя матушка поддалась гипнозу.

- Ты, сестра, будешь у нас мать казначея, - решилась игуменья. - И еще одна проблема. Нам спонсоры этим летом машину пожертвовали. Но водителя нет.

- У меня есть права, матушка. Я хорошо вожу. Благословите.

- Бог благословит! - обрадовалась матушка.

После трапезы Римма попросила у Ангелины смартфон - позвонить домой и в больницу. Но инокиня отказала.

- Почему? - удивилась Римма.

- Это не душеполезно, - ответила та.

- Что же в этом не душеполезного? - не поняла Римма.

- Не дерзи, - отрезала инокиня.

Сегодня Римме и Юле было поручено поменять шторы в библиотеке. Девушки влезли на высокий подоконник и принялись снимать пыльные завесы, открепляя ткань от зажимов-крокодильчиков. Тяжелые, цвета весенней глины, шторы плотными складками падали на подоконник.

- Не тесни меня, я сейчас упаду! - вскрикнула Юля.

- А что я? Мне самой места мало, - обиделась Римма.

- Да чего ты на меня все шторы скидываешь! - закричала Юля.

- Ничего я не скидываю, - расстроилась Римма.

Тут в дверях возникла Ангелина.

- Римма, тебя матушка зовет.

Девушка слезла с подоконника и последовала за инокиней. Они вошли в трапезную.

Матушка была сильно рассержена. Такой ее Римма никогда еще не видела.

- Ты почему такая дерзкая? - закричала на Римму игуменья, сама не своя от гнева.

- Что, матушка, что я сделала? - пробормотала Римма.

- Ты еще смеешь спрашивать? Почему ты оскорбила Ангелину, вырвала у нее смартфон и бросила на пол?

- Я? Когда? Я этого не делала! - воскликнула Римма.

- Ах, так ты еще лжешь! Ты смеешь оправдываться! - матушка побагровела от гнева.

Ангелина стояла в дверях со скорбным видом. Она сказала:

- Римма к тому же только что обидела Юлю, чуть не спихнула ее с подоконника, когда та меняла шторы в библиотеке.

- Вот как! - крикнула матушка. - Двести земных поклонов!

Она вышла из трапезной. Ангелина села на стул, закинув ногу на ногу, и приказала:

- Ну, начинай. Я считаю.

Римма принялась класть земные поклоны: на колени, лбом в пол, на ноги. На колени, лбом в пол, на ноги. От неожиданности и от обиды она сначала не чувствовала усталости. Но потом заболели спина, колени, в висках застучало. Плечи просто отваливались. Силы покидали ее. Страшно разболелась голова. Ангелина вела счет. На сто шестьдесят восьмом поклоне Римма упала и не смогла подняться.

- Эй, чего развалилась. Продолжай, - прикрикнула инокиня и легонько пнула ее носком ботинка в бок.

«Почему она не в тапочках?» - вдруг осенило Римму, но от усталости она не смогла ничего произнести. На подошвах «копыт» инокини она вдруг увидела - или ей только так показалось? - кресты… От такого немыслимого кощунства инокини и от обиды она собрала себя в кулак и доделала положенные поклоны. Ничего не сказала и ни разу не охнула даже. Но начала догадываться о происходящем.

Золотые кресла в виде драконов бликовали под ярким лунным светом. Шесть небольших оранжевых лун плавно кружили под высоченным куполом древнего языческого капища. В креслах полулежали потусторонние сущности, от них веяло многовековой жутью.

Сущности проводили совещание. Старший произнес:

- А как там Марина в монастыре?

- Действует, - заговорили наперебой три местных беса. - Банковские реквизиты перевела на себя, так что все монастырские пожертвования к ней текут. Навела контакт со спонсорами и новых нашла, якобы для монастыря, а всё к ней на личный счет попадает. Заводная, энергичная. Девок гнобит, старуху обольщает. Всё путем. Мы ей помогаем.

- Ангелы и святые не мешают?

- Ну, так, иногда. Вообще-то справляемся.

6.

Было еще холодно, но буран прекратился, снег постепенно стал подтаивать. И вскоре сообщение с остальным миром полностью наладилось, возобновилась мобильная связь. Римма, удрученная и измученная событиями в монастыре, наконец дозвонилась до бабушки. И - о, радость! Она здорова, Антон вернулся домой, и они с бабулей молятся за Римму! Римма хотела сразу же вернуться домой, но автобусы еще не ходили. Оказалось, не хватает людей на расчистку дороги. Пришлось задержаться. А обстановка в монастыре стала очень тягостная. Ангелина подчинила себе игуменью и через нее издевалась над сестрами. Она придумывала разные грехи и клеветала, а доверчивая игуменья наказывала. Послушница Вера получила множество поклонов. Она плакала. Труднице Юле и паломницам тоже доставалось. Даже единственная монахиня Надежда - она была мать благочинная - и та не избежала наказаний. Но вот матушка пошла дальше - она начала выгонять из монастыря неугодных насельниц. Изгнаны были поочередно две трудницы - Нина и Ирина, потом паломницы Даша и Света, затем инокиня Валентина. Транспорта не было, женщинам пришлось с большим трудом пешком по занесенным дорогам добираться до города. Осталось всего семь сестер. На их плечи легла вся нагрузка - и уход за скотом и птицей, и всё остальное хозяйство. Надо ведь успеть исполнить послушания между службами в храме. Было очень тяжело, сестры спали по четыре часа в сутки. Едва хватало сил на вечерние и утренние молитвы в кельях. Одна лишь мать Ангелина была налегке - она считалась мозговым центром монастыря, на ней была вся связь со спонсорами и закупка товаров для церковной лавки и для кухни.

На первой седмице Великого поста Ангелина надоумила игумению Феозву устроить смотр всем монастырским иконам. Она пояснила:

- Матушка, вы себе представить не можете, какой огромный вред бывает от иных неправильных икон. Ведь современные иконы пишут порой жуткие грешники! Я это доподлинно знаю, многажды беседовала об этом со святым старцем! Иконы сейчас творят художники маловерующие, они и картины свои развратные рисуют, и тут же для заработка лики святые. Порой даже не иконописными красками. И при этом, здесь же, в мастерской, у них блуд, пьянки!
И даже атеисты сейчас этим ремеслом занимаются. Такие иконы надо сжигать! - продолжала она. - Я их сразу различаю, старец научил! - Ангелина поправила свой апостольник. Лицо ее разгорелось, глаза сверкали. Она была очень убедительна в этот момент. - Давайте-ка, матушка, просмотрим все наши иконы, что-то, возможно, надо сжечь.

- Ты что, мать Ангелина, это же ересь иконоборчества, - сказала игуменья. И что-то такое, ей еще самой непонятное, встрепенулось в душе. Как будто впервые увидела как бы в новом свете столь расположившую к себе собеседницу. - Если икона освящена, перед ней уже можно молиться. Ты, это, мать Ангелина, глупостей не говори.

Ангелина нахмурилась. Но пока отступила. Ей особенно мешали два образа в игуменской, и в трапезной еще один. Словно бы опаляли. К ним и хотела она в первую очередь подобраться, убедить игуменью их убрать, а еще лучше - сжечь.

В конце марта дороги оттаяли и превратились в грязевое месиво. Но сообщение наладилось, появились автобусы. Римма хотела тут же уехать, но матушка не благословила и просила ее остаться, так как сестер стало мало: монахиня Надежда, инокиня Ангелина, трудница Юля, послушница Вера и она, Римма.

В пятницу Римме и Юле дали послушание печь блины.

- Блины в Великий пост? - удивились девушки.

- Это для благодетелей, - сказала матушка, несколько смущаясь. - Мать Ангелина попросила. Блинов надо много.

В кухне жарко, девушки раскраснелись. Юля замешивала тесто, Римма лила его на сковороды и пекла.

- Их же уже готовили, - сказала Юля. - Вера пекла несколько дней подряд. Зачем столько?

В кухню вошла Ангелина. Она была в кожаных брюках и ковбойской рубахе с распахнутым воротом, ее длинные черные волосы были закинуты назад, в ушах качались массивные золотые серьги. Ангелина глянула на обе сковороды, на кипу румяных блинов на подносе и молча ушла.

- Уже без облачения ходит по монастырю! - ахнула Римма. - Как такое возможно? С непокрытой головой! Да она что…

- Наверно, сказала матушке, что на нее сатанисты напали и нужна маскировка. Но к спонсорам она ездит в монашеском виде, вся такая прям монахиня-монахиня, хоть и инокиня, - сказала Юля.

- Да никакая она не инокиня, самозванка, это уже ясно, - заметила Римма. - И приколдовывает, наверное. Я у нее такое видела… на каблуках… Как матушка такое терпит?

- Да, аферистка, только матушка этого не видит. И сказать нельзя, не поверит.

- Зачем ей столько блинов? - дивилась Римма. - В пост блины, ну вааще!

- Наверняка Ангелина их тайно в ресторан продает. И продукты наши тоже. Заметила, что трапеза стала скудная и в лавке всё исчезло?

- Мысли у нас какие плохие, осуждение. Грешим. Надо исповедаться, - сказала Римма.

На следующий день рано утром была исповедь. Служба сияла и благоухала ароматами ладана, оставшиеся сестры пели на хорах. Потом те, кто исповедовался, причастились. И Римма тоже.

За трапезой молча ели. Всё было не так в последнее время. Обычно дежурная сестра читала вслух жития святых. Но теперь это правило отменилось. И стояла гнетущая тишь. Вдруг заговорила Вера. Сестры опешили и перестали есть. Опальная послушница почти всегда молчала, а тут вдруг ее словно прорвало. Она сказала:

- Матушка, надо читать Иисусову молитву. Почему мы этого не делаем?

Игумения Феозва от неожиданности выронила ложку и воззрилась на Веру. Но тут вскинулась Ангелина:

- Что ты такое говоришь! - возмутилась она. - Иисусову молитву нельзя читать, от нее можно впасть в прелесть! Ее произносить можно только в мужских монастырях, монахам на Афоне!

- Это неправда, - возразила Вера. - И еще, матушка, надо молиться мученику Феодору Стратилату, он помогает от видимых и невидимых врагов.

- У матушки нет врагов, - воскликнула Ангелина. - А Стратилату молятся о военнослужащих.

- Не только, - возразила послушница.

- Вера, ты не в себе. Опять ничего не ешь?

- Я ем, - ответила она.

- Что ты ешь? Я не вижу! - закричала Ангелина

- Она ест просфору и святую воду, - сказала Юля.

- Веру надо показать психиатру, - отрезала Ангелина. И тут же перевела разговор на другую тему: - Я вчера ездила в город, там в центре напротив большого храма массивное здание, написано: «Иконная лавка». Оказалось, коммерческая. Зашла. Так что вы думаете, матушка! Там иконы написаны маслом на паркетной доске, гляжу - икона мученицы Татианы в одежде Ксении Петербургской! И таких вот лавок много по всей России, такое, мне рассказывали, даже в Москве видали. Это же нонсенс!

Матушка тяжело вздохнула. Решилась, отрезала:

- Иконы наши не дам!

7.

Ближе к апрелю потеплело, снег начал подтаивать. Римма стала молчаливой, весна сквозной тишиной окутывала ее душу. Они с Юлей каждый день исполняли блинное послушание.

Словоохотливая трудница рассуждала, Римма молча кивала и переворачивала поджаристые блины. Ей так хотелось куснуть один, так вкусно они выглядели и пахли. Но нельзя, пост. А Юля рассуждала:

- Вот говорят: первый блин комом. На самом деле не комом, а комам, так в старину говорили. Комы - это медведи, и наши древние предки говорили: первый блин комам, второй знакомым, третий друзьям, а четвертый нам. Комы весной пробуждались, очень голодные, и их подкармливали. К берлогам несли блины. И праздник Масленица-
Комоедица был.

В дверях возникла Ангелина.

- Это что еще за язычество! - закричала она. - Римма, ты зачем искушаешь Юлю! Ужас!

И выбежала из кухни.

Через полчаса Римму позвала матушка. Она была в библиотеке. Гневная, с пылающим лицом, стояла она возле шкафа с иконами.

- Так ты тайная язычница! - накинулась она на Римму. - Да как ты посмела! А ведь я к тебе всей душой, а ты вон что!

- Матушка, это неправда, Ангелина на всех наговаривает! - защищалась Римма.

- Да как ты смеешь! - еще больше рассердилась игуменья. - Вон из монастыря, сейчас же!

Римма, давясь слезами, поднялась в свою келью, быстро собрала рюкзак, накинула куртку и вышла. Не видя ничего от мутной пелены перед глазами, она двинулась вперед. Шла и шла, пока не наткнулась на столб. Это оказалась автобусная остановка. Долго ехала сначала на городском транспорте, потом в поезде. Душили слезы. Вспомнила, что выключен мобильник (матушка, по наущению Ангелины, запретила пользоваться сестрам телефонами). Включила.
И сразу же услышала звонок. Бабуля! Римма очень обрадовалась.

- Риммочка, ты жива? С тобой всё в порядке? Почему твой телефон не работал? Мы тут все испереживались!

- Бабуленька, милая, всё хорошо!

- Возвращайся скорее!

- Бабуля, я уже еду!

8.

В апреле в Москву привезли чудотворную икону. К ней, в Храм Христа Спасителя, выстроилась огромная очередь. Антон и Римма оказались в самом хвосте. Вдруг кто-то окликнул Римму. Она обернулась и увидела трудницу Юлю! От неожиданности она вскрикнула. Девушки обнялись. Юля тут же радостно затараторила:

- Ну как ты?.. А у нас такое, такое! Ангелина нажаловалась на матушку Епископу, что та не дает ей иконы проверить, а сама хотела ее место занять. Была проверка, эту авантюристку разоблачили, но она успела скрыться на монастырской машине со всеми деньгами. Матушка плакала, каялась, в ноги нам кланялась, просила у всех прощенья. Все выгнанные вернулись, и еще новые пришли, теперь у нас шестнадцать сестер. Появились новые благодетели, монастырь расширяется, строится новый корпус с большими кельями! А мы сюда с матушкой все на автобусе приехали! Да вон наши подходят, сейчас увидишь! Вон, смотри, Вера, она теперь инокиня Любовь!

- Как, постригли, неужели! - ахнула Римма. - Она ведь так мечтала, так молилась! Это просто чудо!

Темные раскоряченные деревья дышали ужасом. Лес, густо разросшийся на застывшей лаве, был полон глухих троп и скалистых пещер. Неестественная тишина царапала душу, в ней слышались отзвуки мучений самоубийц. В низине, среди самшитов и сосен, были натянуты гамаки, в них уютно покачивались потусторонние сущности.

- Всё пошло прахом! - в ярости воскликнул один. - Маринка не смогла!

- Смогла, только для себя. Сорвала куш и смылась! - возразил другой.

- Вот ведьма. Мы для чего ее туда сунули?

- Так об этом разговора не было. Я посулил ей легкую наживу, большой куш, - сказал второй. - Она его и сорвала.

- Тебя зачем к ней направили?

- Я был уверен, что она весь монастырь разнесет. Кто ж знал о ее методах?

- Кретин! - завопил первый и плюнул в него молнией. Но тот увернулся и воскликнул:

- А я что? Что я-то? Это всё Верка-Любка своей Иисусовой молитвой, святоша такая! Она напортила, а я виноват?

- Ты даже с бабами сладить не можешь! - злость хлестала через край. - Монастырь полон жалких девок! Верка тощая и хилая, мог бы плевком раздавить, а также Риммку и Юльку заодно, и всех их скопом! Не смог! Кретин!

Он остервенело плеснул в противника жидким огнем. Тот взвыл, сильно запахло паленым. В ответ на боль и обиду кинул в противника ком кипящей лавы. И пошла драка. Азарт охватил и других бесов, началась яростная битва. Деревья трещали и падали, всё полыхало.

В конце апреля Антон сделал Римме предложение. В Вербное воскресенье отмечали помолвку всей семьей в ресторане. Римма взглянула в меню и удивленно прочитала: «Блины монастырские от инокини Ангелины. Грибочки соленые монастырские от инокини Ангелины…» Цены на эти блюда были весьма высоки. Ну ничего себе! - подумала она.

А через неделю семья готовила пасхальный стол. Римма хлопотала на кухне, фаршировала перцы. Бабушка резала начинку для пирогов.

А Римма, шепча молитву Иисусову, уже тушила перцы на большой сковороде. Они потрясающе вкусно пахли и очень аппетитно смотрелись.

Рисунок Анны Жоголевой.