«К Богу я пришла от радости»

Добрые истории из жизни доброго человека.

…Вот не могу припомнить, видела ли когда-нибудь Елизавету за все годы знакомства - пусть шапочного, всё больше в храмах - без ее удивительно мягкой, светлой улыбки. Нет - конечно, не было такого! И к нам в редакцию она вошла всё так же радостно улыбаясь, с пасхальным приветствием:

- Христос Воскресе!

И пояснила, что родилась в далё-оком 1947-м году в пасхальные дни, 5 мая. И эта радость осталась с ней на всю жизнь.

Слово за слово… - и я поняла, что понапрасну трачу время, слушая в одиночку добрые истории Елизаветы Фокиной. Их же надо и вам передать, чтобы и вы порадовались знакомству с таким прекрасным человеком, к тому же тещей священника. И, слава Богу, Елизавета Андреевна согласилась: что ж, включайте диктофон…

Мне про родителей очень хочется рассказать, - начала она чуть смущенно. - Я ведь у них была пятая из семерых живых детей. А всего родилось нас девятеро детей - ой, число какое хорошее!

Помню, мне лет пять было, около шести. Мамочка - хранительница семейного очага, и она была такая веселая, радостная. И эту радость - вдобавок к пасхальной - она мне передала. А папа строил алюминиевый завод и город Краснотурьинск. Река у нас Турья, и на ней был Турьинский рудник. Тогда это было просто поселение, бараки. И теперь вот приедешь, зайдешь в музей - даже не верится: какой сейчас красавец-город, и как было раньше. Болотистая местность, Крайний Север. Зато - белые ночи… клюквы море. Почему мы потом в Ноябрьск-то, в Тюменской области, и попали. Там как бы продолжение нашего северного Урала.

Так вот сидим мы за столом, а мама у плиты хлопочет. И папа к ней обращается - сейчас вот даже интонацию скажу: «Мария-а!..» Любовь такая была! Я эту любовь, все эти 18 лет, что питалась ею, пока жила дома, стараюсь сейчас и внучкам как-то передать.

И мама поворачивается:

- Что, Андрей?

А он и говорит:

- Как я хочу, чтобы мы вместе с тобой ушли в один день!

А мама как раз горячий суп разливала - как она эту тарелку не уронила! Всего ждала, но только не таких слов.

- Андре-ей, так не бывает!

- Нет, бывает. Я хорошо помню, хоть и был еще мальчишкой, своих дедушку и бабушку. Были они уже старенькие-старенькие. Уже дети, внуки у них разъехались. И вот он утром умирает… - папа остановился, помолчал. А я сижу, ушки на макушке, слушаю. - И к вечеру и она умерла.

А я когда уже пришла к вере, думаю: ага, наверное, она, когда уже постарела, стала очень усердно молиться святым благоверным Петру и Февронии…

- Да вряд ли она тогда знала об этих святых! - возражаю Елизавете. - Наверное, просто молилась: Господи, ну как же я без него-то буду, как же он-то без меня! Вот и просила, чтобы забрал Господь в один день…

- И правда, наверное, так и было! Жалко, что имен их папа не назвал… Но он с таким трепетом вспоминал, как их положили в два гроба и в один день обоих похоронили.

Всё это я впитывала, как губочка… Разве я могла предположить, что приду к вере уже на пятом десятке, я же родилась в 1947-м, - помню, когда Сталин умер, все о нем рыдали. А я и не понимала, о чем это они рыдают.

Какая была любовь в нашей семье! Ни повышенных тонов, ни на кого руку не поднимали. И детей вырастили людьми.

И не случайно, наверное, меня батюшка в Москве-то решил именно по пятой заповеди проверить. Когда еще я была Эрнушка… Имя у меня было от рождения - Эрна, а звали все Эрнушкой.

В 1993 году Саша, муж мой, сказал:

- Куда мы с тобой поедем? Все-таки 11 октября у нас с тобой будет серебряная свадьба!

Предлагает одно, другое. Но я говорю: только в православную поездку. Ничего другого не хочу! Вот и поехали на Кипр с заездом в Иерусалим.

И - ох как не хочу с немецким именем ехать на Святую Землю! Хотя с 1991 года, как пришла к вере, никто в храме не интересовался, как меня зовут, и я уже несу послушания… - чудеса, да и только! Видимо, Царица Небесная так вот меня к Богу потихонечку вела и вела.

Прилетели в Москву. 5 мая, в мой день рождения, мы должны вылететь на Кипр. А 4-го, потому что самолеты не каждый день летали из Ноябрьска, уже были в Москве. Говорю: пойдем искать храм! И куда именно мы пришли - не знаю. Саша-то лучше знает Москву, а я ее так и не узнала. Большой собор, над иконостасом светятся буквы ХВ - Христос Воскресе! Пасха!..

Навстречу идет священник. Я к нему:

- Батюшка, можно с вами поговорить?

- Можно!

И стала я говорить о том, что с 19 октября 1991 года, это память Апостола Фомы, живу церковной жизнью, хожу в храм. Он аж засиял! И давай он меня по пятой заповеди спрашивать: как к родителям относилась, о детях спросил. Я говорю: «О, родители были для нас всё! Если они позовут, бросаешь всё и летишь к ним, как на крылышках: что, мам? что, пап?..» Он так порадовался. Сказала я о своей печали: не хочу на Святую Землю Эрнушкой лететь! И он меня не погружал, не перекрещивал из инославия. Сказал мне: «В водах Иордана истинное крещение примешь».

Спросил: «Ты ничего не ела?» - «Нет, - говорю, - ничего». - «Иди, раба Божия, вот в тот придел и причащайся с новым именем - Елизавета!»

У меня ноги к полу приросли, я стою и внимаю: Елизавета!.. Какое чудесное имя, никаких «р» в нем нет. И никого в моем окружении с этим именем до того дня не было.

А он смотрит на меня и чеканит:

- Твоя святая - преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна! А именины твои 18 июля.

Ничего я о ее трагической судьбе не знала: что она Романова была, сестра Царицы. Немка по рождению, как и я. Это же всё было вычеркнуто из нашей жизни. Еще более семи лет оставалось до прославления Архиерейским Собором 2000 года Царственных Страстотерпцев. Шел 1993-й год… - и вот уж 26 лет скоро, как я стала Елизаветой! А Эрной, скорее всего, меня у лютеран или у католиков крестили, родители ведь у меня немцы Поволжья.

И когда он новое имя мое сказал, мне показалось, что в другой придел ведет очень узкий, узкий путь! Иду - и повторяю это имя. И начинаю к нему привыкать! Как красиво: Е-ли-за-ве-та-а!..

Подхожу, а там уже другой батюшка стоит с Чашей.

- Как ваше имя?

Мне казалось, что я уже такой долгий путь проделала! Произнесла:

- Елизавета! - и выдохнула.

Причастил… - ну какую я радость получила! Я бы тогда всех-всех обняла! И я на Кипр уже летела Елизаветой!

Мне наш батюшка говорил:

- Елизавета, тебя в православный храм Преподобный Серафим привел. Потому что ты же от радости к Богу пришла, не от скорбей, как многие сейчас приходят (и это правда, я к Богу пришла от радости!). А Батюшка Серафим всех встречал словами: «Радость моя, Христос Воскресе!»

Ведь его мощи привезли Крестным ходом в Дивеево в 1991-м году, и Русь стала просыпаться. Слава Богу за всё! И меня Господь в храм как раз в том году позвал.

- А когда вы с мужем повенчались?

- Тогда же, в 1993-м году. Можно было от радости умереть, как всё быстро произошло: за десять дней. 4 мая меня нарекли Елизаветой, 5 мая летим на Кипр, 9 мая уже в Иерусалиме. Голгофа… Каждый шаг через мое сердечко прошел, и слезы, слезы… За всю жизнь я столько не плакала. А 14 мая, на обратном пути, в Ставрополе-на-Волге, в Казанском храме протоиерей Гавриил Бильчук надел на нас венцы. Ему ничего не надо было говорить, он как будто всё про нас знал.

На работу приехала:

- Я теперь Елизавета, Елизавета Андреевна!

На меня смотрят скептически. Все привыкли звать меня Эрной Андреевной. А мне это имя уже будто чужое.

- Вы поймите, я уже умерла с этим именем и родилась с новым!

А в Иордане омылась как раз на Святую Троицу 1997 года, 15 июня. На свое пятидесятилетие. Вот как Господь всё управляет!..

Я не знала даже точно, крестили меня в детстве или нет - хотя бы какая-то бабушка, что ли, - и крестика у меня не было. Но страх Божий мамочка закладывала. Оказывается, ее папа был инославный священник, отец Иоанн! И ее родители тоже в один год ушли. Осталась она сиротой в четырнадцать лет. Что тогда произошло на Волге в 1929 году - голод или еще какая беда? Ну вот умерли оба ее родителя, Иоанн и Юлия. Две сестры у нее были - тетя Катя и тетя Марта. Почему Мартой назвали - тоже ведь такого имени в святцах нет. И дядя Эдмунд.

Мама рассказывала:

- Когда мы только стали себя осознавать, мы русской речи не слышали. Всё на немецком! Прямо какая-то немецкая слобода!..

22 июня 1941 года началась вой-на, у мамы к этому времени было уже три малышки - Эльвира, Эльза и Валерия: 1935, 37 и 39 годы. В 41-м потом уже родится Ирма. И вот вскоре пришел милиционер и сказал: чтобы к вечеру вы собрались и пришли на вокзал. Брать с собой только самое необходимое, всё оставляйте здесь.

Мама взяла с собой зингеровскую швейную машинку, ножную. Что за машинка! - она ей была незаменимой помощницей. Одна иголка была для всех работ: мама шила ей и шелковые ткани, и шубы. Всё одной иголкой, не меняя. Вот что значит - зингеровская!

Из всех дочек я прямо копия мамы. И представьте: мама сама маленькая росточком, эти три девчонки - мал мала меньше, клопыши совсем! И тащить еще машинку и какие-то сумки… Посадили их в поезд.

- А отец тоже был с ними?

- Нет, немцев-мужчин отдельно, раньше отправили, чтобы алюминиевый завод в Краснотурьинске построить. И строили его репрессированные, заключенные. А еще строили поволжские немцы, виноватые лишь в том, что они - немцы. Об этом мне папа рассказывал уже в 1965-м году, когда я поступила в Куйбышевский плановый институт. Приехала на каникулы, и он говорит:

- Давай, доченька, пойдем с тобой на Водную! Если бы ты только знала, как нас гнали на эту плотину!..

Почему-то эту плотину называли Водной - с большой буквы. Шли мы с ним вдвоем. Турья - речка не очень большая, ну мост через нее серьезный, основательный. Я-то всё на небо заглядывалась, хоть и молитв никаких не знала. А папа говорит:

- Видишь, как много камушков?.. Вот представь. Утром рано покормят нас - сейчас скотину кормят лучше, - и это на целый день! Надо было возводить этот алюминиевый завод. Гонят нас строем, рядом конвой. Кто-то, обезсилев, падает. Попробуй остановиться! Подскочат и так стеганут, что и ты тут же свалишься. У конвоиров никакого сострадания не было к тому, что мы были такие слабые, потому что недоедали, а работали через силу. И кто упал - вот так его обойдем и идем дальше. Эти камни напоминают мне то время...

9 Мая и в родительские субботы я всякий раз мысленно представляю, как идем мы с папой по Водной плотине, и он мне обо всем рассказывает, говорит, сколько людей там поумирало…

Мамочка очень плохо почувствовала себя 5 августа 1989 года… - а я ж только в 1991-м году к вере приду, я еще Эрнушка! Уже признали, что она раковая больная. Но мама была мужественная - знала о болезни, но виду не показывала. Что значит, папа-то ее священник был. По его еще молитвам, видно, и в моей жизни такой поворот произошел.

И вот мамочка моя решила поделиться тем, что она пережила. Олечке моей тогда было только 16 лет - это сейчас она давно уже замужем за священником Ростиславом Дудкой, настоятелем Никольского храма в Смышляевке, у них шесть дочек. И мама целую ночь сидела с нами и всё рассказывала о своей жизни, обо всем. Я слушала и поражалась: Боже милостивый, вот пока мы на Урале жили, всё у нас хозяйство было, огород, козочки, потом корова - и беседовать-то маме с нами некогда было. А тут вот - она уж знала, что недолго ей осталось. Уже 3 сентября придет телеграмма, что ее больше нет. И месяца не прошло с той ночи…

Мама рассказывала, как посадили их в поезд, сначала в Тюмень отправили. Неделю они ехали с детишками в душном вагоне - и ни одной остановки в пути не было! И вот приехали.

- Я, - говорит, - никогда не забуду, как нас встретили. Множество людей на перроне стоят и смотрят на нас с каким-то удивлением. И чего это их всех сюда собрали?

Разошлись по баракам, куда их определили на жительство. Потом уж, время прошло, они познакомились, стали общаться - узнали, что мама хорошо шьет, стали приходить к ней, заказывать одежду. И вот что ей потом рассказали:

- Нас ведь, Мария, тогда собрали и сказали: «Вот сейчас в поезде привезут врагов». А мы смотрим - выходят из вагонов такие интересные, красивые, интеллигентные лица… Такие же, как мы, только говорили не по-нашему.

Это, видно, было сделано, чтобы посеять вражду между местными жителями и поволжскими немцами (которым так вот, без какой-либо прямой вины, пришлось отвечать за агрессию против СССР своих соотечественников из Германии в июне 1941-го… - ред.).

Наша справка. 28 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». В Указе причиной принудительного выселения было названо предотвращение политических преступлений. По официальным данным, с 3 по 20 сентября 1941 года из Поволжья было выселено 438,7 тыс. человек, в том числе из Автономной республики немцев Поволжья - 365 764 человека (немецкая автономия в годы войны была ликвидирована и впоследствии не восстановлена). Справедливости ради можно вспомнить, что насильственная депортация населения, принадлежавшего к нации, с которой ведется война, применялась отнюдь не только в Советском Союзе. Так, США во время Второй мировой войны интернировали в специальные лагеря около 120 тысяч живших в Штатах японцев, из которых большинство имели американское гражданство. Можно привести и другие подобные примеры.

26 апреля 1991 года Верховным Советом РСФСР был принят «Закон о реабилитации репрессированных народов и казачества». В преамбуле закона говорится: «Политика произвола и беззакония, практиковавшаяся на государственном уровне по отношению к этим народам, являлась противоправной, оскорбляла достоинство не только репрессированных, но и всех других народов страны. Ее трагические последствия до сих пор сказываются на состоянии межнациональных отношений и создают опасные очаги межнациональных конфликтов».

28 августа 2011 года, в день 70-летия депортации немцев Поволжья, в г. Энгельсе Саратовской области, бывшей столице немецкой автономии Поволжья, открыт памятник депортированным поволжским немцам.

Мама очень хорошо готовила всякие немецкие блюда - жалко, я ничему не научилась. Рано уехала из дома, а потом Сашеньку встретила и вышла замуж… Одно только научилась варить - ривель-суп. И внучкам своим говорю: учитесь тоже, пока я с вами, вот уж когда нас не будет с дедушкой - ну мы, конечно, хотим до ста лет, до правнуков-праправнуков, - будете варить и нас вспоминать. Делается тесто без воды, только мука и яйца. И потом отщипывают маленькие кусочки - ривели. Они получаются воздушные, легкие, потому что воды в тесте нет. Но щипать их приходится долго. Особенно Софийка любит. Когда пост закончится, она приходит: «Бабушка, а ривель-суп мы сделаем?» - «Давай вместе сделаем!» Потому что на большую кастрюлю часа полтора-два надо сидеть, если одна готовишь. Это не то что домашняя лапша - раскатаешь, нарежешь, - а там каждый кусочек надо отщипывать. Теперь уже и Христинку, младшенькую из шести Дудочек (это мы так ласково дочек отца Ростислава и Олечки зовем) приучаем. Другие-то не знают этого блюда, а у нас оно любимое в семье. Ну еще куген - пироги.

Олечка в Вознесенский храм в Самаре ходила, и будущий отец Ростислав тоже. Там они и венцы получили. Протоиерей Александр Урывский - спаси Господи батюшку! - солнышко наше, - он повенчал. И потом помог мне узнать волю Божию и не обидеться на дочку. Мне так хотелось, чтобы Оленька свою дочку назвала Анастасией. Мы были в Греции - и хоть в программе не было, а попали и в монастырь Анастасии Узорешительницы.

- Недалеко от города Салоники? Чудесный монастырь!..

- Молились мы там, к святыням прикладывались. И я звоню, спрашиваю: «Ну как там Анастасия?» - а дочка отвечает: «Мама, я ее в твою честь Елизаветой назвала». Нет бы обрадоваться, а я расстроилась. Поехала в Вознесенский собор, к отцу Александру. Вот, мол, она же как раз в тот день родилась, когда мы у святой Анастасии в монастыре были… Он выслушал да и говорит: «А мы сейчас помолимся и у Бога спросим». Написал на листочках два имени - Анастасия и Елизавета - и унес в алтарь. И вот, смотрю, алтарник - он тогда еще мальчишкой был - бежит с листочком ко мне. А на листке написано: Елизавета. Ну что ж, говорю, воля Божия. Больше с дочкой и не спорила. Где-то лежит у нас эта записка. 21 год уже…

Мы с Сашей поженились 11 октября 1968-го на последнем курсе, друг друга не хотели терять. Он учился в политехническом, я в плановом.

Наша роспись была в куйбышевском оперном театре, а мы и не знали, что он стоит на месте разрушенного Воскресенского собора! Шли с Галактионовской, где наше общежитие было. День отличный был…

Саша мне потом рассказывал:

- Эрнулька, я когда тебя увидел, у меня сердце вот так забилось, забилось! Я тебя, оказывается, всю жизнь искал!

А виду не показал. Ну что - ему 26 уже! А я и не поняла, что он влюбился так в меня. Тут экзамены, каникулы. Я уехала на Урал и забыла про какого-то Сашу из политеха. Но потом быстро вспомнила…

- У вас сколько деток?

- Трое. Сначала Сереженька, потом Олечка. А потом Денис.

Мы как окончили институты, Сашу направили в Ставрополь-на-Волге - не люблю я название Тольятти. Ставрополь, город Креста! Сколько там было церквей… - все затопили водой, когда строили Куйбышевскую (потом переименованную в Волжскую имени Ленина, а теперь - Жигулевскую) ГЭС.

Сашина мама так нас потрясла на свадьбе. Они приехали из Татарстана, село Русский Акташ, там они теперь и похоронены. Я первый раз их увидела - она Мария, а он Василий. Он воин был. Ну что: 1905 года рождения - конечно, довелось ему повоевать. За свадебным столом мои однокурсницы-девчата, Сашины друзья-студенты и наши родители. А свекровь ко мне обратилась:

- Доченька, какая у тебя была девичья фамилия?

Фамилия моя по отцу была Кин. И он, бывало, тужил, что одни дочки у них с мамой - продолжения-то фамилии нет.

Я говорю:

- Кин.

А она моментально сообразила:

- Да ты же свою фамилию оставила! Добавила впереди «Фо» и в конце «а» - и стала Фокина! Фо-Кин-а!

Все прямо в молчании сидели, потрясенные. Господи помилуй! - я тогда только эту молитву знала. Думаю: вот это да! Получается, даже фамилию я в замужестве не потеряла, папина фамилия в моей новой преобразилась, теперь ее носят мои сыновья Сергей и Денис - и своим детям передали. Четыре правнука у меня, Фокины.

А папа мой прямо ликовал!

Мы с Сашиной мамой подолгу любили беседовать, она для меня была настоящая вторая мамочка. Ее дети обижались даже: «Ну мама, опять со своей Эрнушкой!» А она только улыбнется. Это был такой кладезь премудрости! Православная, верующая. И такая любовь…

А как же ее не любить? Она мне мужа, такого хорошего Сашеньку подарила! К тому же она, как и моя мамочка, была Мария. Две мамы - и обе Марии!

Василий, отец Саши, вырос в детдоме, не знал родных ни отца, ни матери. А любил он младшую сестру Марии, Ольгу. Но тогда было строго: пока старшая замуж не выйдет, младшую не выдают. Потому что потом уж старшая так и останется в старых девах.

- Ну да: неотдашная, перестарок, - так у нас называли.

- Точно: неотдашная! Но хоть они с сестрой очень похожи были, а муж так и не мог забыть свою любовь. Лишь со временем всё уладилось.

- А муж ваш был крещеный?

- А как же! Но он тогда в храм не ходил, и жили мы без венца. И я ему говорю: вот ведь, смотри, ты крестика не носил, ни одной молитвы не знал. И получается, что я, немка, - стала тебя потихонечку вести к Богу!

- Во Христе ведь нет «ни эллина, ни иудея», ни тем паче немца…

- Тем более - какая уж я немка-то! Я этот немецкий и не знаю. Когда на Урал-то наша семья приехала, уже ведь среди русских людей жили.

После меня у мамы родились еще две девочки. Недалеко от нас жила бабушка, она, видимо, молитвенница была. Мама пришла к ней и говорит: «Не знаю, как и назвать их. Не придумаю больше никаких немецких имен!» А старушка ей в ответ: «Есть два цветка: роза и лилия. Назови их так». Она так и назвала. Лилия-то слабенькая была, умерла рано. А Роза потом горевала: «Лучше бы меня назвали Лилией!» Ей это имя гораздо больше нравилось. Зато сейчас она православная Раиса!

- Ну а у родителей не получилось, как они хотели, в один день уйти?

- Не получилось… Папа-то мой ушел в год 1000-летия Крещения Руси, 18 февраля 1988 года. На «Взыскание погибших»… В прошлом году было 30 лет, как он ушел, а нашей Христиночке в этот же день исполнилось шесть лет.

- А мама ваша, значит, через полтора года после него упокоилась?

- Да. В 1987-м году в октябре звонит мне моя сестра, которая потом тоже стала Елизаветой, только Дни Ангела у нас разные. И говорит, что маму положили в больницу и признают у нее рак. А я уже была как сестра милосердия. Еще и имени этого у меня не было, и про свою Елизавету Федоровну я не знала, что она была настоятельницей Марфо-Мариинской обители, что ухаживала за больными. А я даже получила в плановом институте еще и специальность медсестры.

Это, оказывается, всё было подготовкой, на будущее. Потом уже в Ноябрьске я и была как сестра милосердия. У меня в больнице была как бы обитель своя, я приходила к больным. А они уж знали: Елизавета Андреевна пришла! И не только ухаживала за больными, но и несла слово Божие, рассказывала о Православии.

Но это было потом. А тогда отпросилась я с работы, приехала в Краснотурьинск.

Папа открывает, и всегда он так радостно встречал, а тут смотрит на меня, а слезы так и катятся. В первый раз я его видела плачущим. «У мамы рак!..» Я сразу стала его утешать, а потом скоренько собралась - и к маме, в больницу. Захожу в палату, мамочка моя сидит в отдалении от других. Как она, бедная, высохла - она всегда пухленькая была, пышечка такая! Смотрит на меня и глазам не верит: «Доченька, как ты тут оказалась?» - «Я вот только что прилетела, на недельку…» Ой, начальник у меня был - Виктор Яковлевич Пилипенко, такой человек хороший, понимающий.

Хотела я немножко маму с папой порадовать, вкусненькое приготовить, прибраться - немецкая кровь-то сказывается, чистоту-порядок, пунктуальность да точность во всем люблю. И, по милости Божией, маму отпускают из больницы. Сколько было ликования! Забрали ее, и папа с нами взбодрился. Быстро эта неделя пролетела. И не думала я в те дни, что это была последняя встреча с папой. Он уже плохо себя чувствовал, только виду тоже не показывал.

Обычно он меня до вокзала провожал. А тут только до остановки со мной дошел и говорит: ну что, доченька, я уж не поеду тебя провожать. Как я тогда сдержалась, как не расплакалась - с виду спокойно всё это перенесла. А дорогой ехала - слезы катятся, душа болит… Каких-то четыре месяца - и всё, его не стало. Он-то переживал, что мамочка раньше его уйдет, а так управил Господь, что он ее опередил. Мы, конечно, проводили его в последний путь, и Сашенька со мной поехал. Даже и родители наши очень хорошо ладили, и мы их любили.

18 февраля папа умер, а почти через четверть века в этот же день Христиночка, внучка моя, родилась. И когда в Крестовоздвиженском храме я первый раз подошла к мироточивой иконе «Взыскание погибших», приложилась к ней и благодарю: «О Матерь Божия, Ты моего папочку под Свой покров взяла, избавила его от лишних мучений - не делали ему операции…»

4 февраля его забрали в больницу, и две недели он лежал. Пока анализы делали, пока их отправили в Екатеринбург, время и ушло, не успели прооперировать. И оказалось, что не было у него рака, как подозревали. Была язва желудка. Неудивительно, сколько ведь он пережил!

Незабываемые мои мамочка и папочка!..

Пока не наступил Великий пост…

- поучимся и мы готовить ривель-суп!

Ривель-суп легче и веселее готовить всей семьей, тогда лепить ривели не займет много времени.

Из курицы заранее сварить бульон, добавив при варке маленькую луковицу (целиком) и 1 горошину душистого перца. Для ривелей просеять горкой муку в широкую посуду, сделать углубление и добавить яйца. Смешать муку, соль и яйца, замесить крутое тесто, добавить 1 ст. л. сметаны или сливочного сыра. Тщательно вымесить тесто.

В миску насыпать 1 ч. л. муки, быстро отщипывать маленькие кусочки теста, скатывать их в крупные клецки и выкладывать в присыпанную мукой миску. Время от времени встряхивать миску, чтобы ривели не слипались.

Готовый бульон процедить и поставить на медленный огонь, добавить корень петрушки и сельдерея, оставшийся душистый перец. Картофель нарезать крупными кубиками и добавить в бульон, посолить и, добавив 1 ст. л. сливочного масла, варить на небольшом огне 5 минут.

Добавить ривели и варить 8 мин.

Затем добавить нарезанный полукольцами лук, как закипит, добавить измельченную или тёртую на крупной терке морковь, паприку, соевый соус и тимьян, варить 3 минуты, затем добавить лимонный сок или 3 ст. л. томатного сока, варить ещё 1 минуту.

Отделить куриное мясо от костей, нарезать небольшими кусками и выложить в суп. Довести до кипения и снять с огня, дать настояться 15 минут.

Часто ривель-суп подается без куриного мяса, но со сметанным соусом, который добавляется в готовый суп перед подачей.

Cметанный соус готовится из обжаренной на сливочном масле муки, специй, куриного бульона и сметаны.

Иногда в ривель-суп добавляют кислую капусту или зерна вареной кукурузы.

Записала Ольга Ларькина.

Фото Евгения Ситникова.