«Всех скорбящих Радость»

Писателю Николаю Коняеву нужны наши молитвы о выздоровлении…

10 сентября до Самары донеслось из Санкт-Петербурга очень тревожное известие. Православный писатель, давний друг и постоянный автор Православной газеты «Благовест» Николай Михайлович Коняев находится в очень тяжелом состоянии в больнице. В этот же день ему сделали сложную полостную операцию.

Только на следующий день, 11 сентября, нам удалось связаться по телефону, а чуть раньше и списаться по электронной почте с супругой писателя Мариной Викторовной Коняевой. Вот что она сообщила:

Писатель Николай Коняев.

- Николай Михайлович находится в Александровской больнице Санкт-Петербурга - эту больницу еще Император Александр II основал! - и в больнице ему, по всей видимости, придется еще долго находиться. Диагноз очень серьезный, поджелудочная железа… Его лечащий врач поистине врач от Бога! Он уже пол-Петербурга на ноги поставил… И удивительно, что совсем недавно он перевелся именно в эту больницу, где лечат такие недуги, как у моего мужа. Мы знакомы с этим врачом уже около двадцати лет. Зовут его как Шолохова - Михаил Александрович, а фамилия как у поэта, биографии которого мой муж посвятил несколько книг, - Рубцов. Все мы надеемся, что с таким прекрасным врачом удастся справиться с тяжелой болезнью… Николай Михайлович находится в сознании, можно присылать ему смс-сообщения. Я ему их зачитываю, когда к нему пускают, и это его подкрепляет (эти сообщения можно посылать для Николая Михайловича в редакцию на электронную почту, а мы их перешлем жене писателя, надеемся, это тоже морально поддержит Николая Михайловича - ред.). А гонорар, который вы предлагаете ему выслать… Сумма все равно невелика, ничего она особенно не изменит, да и денег пока что на всё хватает… Лучше вот так сделайте: закажите за болящего раба Божия Николая в монастырях и храмах Самары Неусыпаемую Псалтирь. Он очень нуждается в молитвах сейчас. Для него (и для меня как его жены, конечно, тоже) самое главное сейчас - не писательский талант, не книги даже, а то, чтобы быть и оставаться до последнего вздоха Православным человеком. Прошу у самарских друзей писателя, у читателей «Благовеста» молитв о выздоровлении моего мужа!

Ввиду сложившейся ситуации мы меняем наши редакционные планы. И сейчас публикуем главы из дневников Николая Михайловича Коняева, которые собирались публиковать позже. Дорогие читатели! Наше сотрудничество с писателем Николаем Коняевым началось еще в середине 1990-х годов! За это время мы опубликовали сотни его рассказов, статей, очерков, размышлений! Наверное, ни один другой иногородний автор не публиковался так много в наших самарских изданиях. Мы просим читателей молиться о нашем товарище, соратнике и Православном человеке!

Редакция.

Из дневников прошлых лет.

Сегодня праздник иконы «Всех скорбящих Радость».

Утром помолился, потом писал роман, потом ходил в Союз писателей, разговаривал с итальянской критикессой.

После хотел зайти в библиотеку, но там объявление - «В связи с предпраздничным днем библиотека работает до 16.00».

«Ничего себе, - подумал. - Хорошая, конечно, икона «Всех скорбящих Радость», но все-таки сколько таких икон у нас!»

Но оказалось, это не икону «Всех скорбящих Радость» праздновали, а - ну как это я запамятовал? - октябрьскую революцию.

Вечером занимался с Андреем Романовым своим стихотворным буклетом. Включил в подборку почти все свои стихи, написанные в Минске двадцать лет назад.

Перечитывал их:

Когда непосильные крылья
Просил и молил у Бога,
Не знал, что так косо и криво
Протянет судьба дорогу...

Но поздно... Отчаянным грузом
Свисают могучие перья.
И глупая кошка - Муза
Крадется в открытые двери.

- и порою возникало ощущение, что сейчас и начинают сбываться они...

6 ноября 1997 года, Санкт-Петербург.

Встреча одноклассников

Встречу эту никто не готовил, никто заранее не списывался, просто я встретил одноклассника, как и я, приехавшего отдохнуть в поселок, и вдвоем и решили мы зайти к товарищу, который жил здесь…

Но все равно встреча одноклассников получилась…

Невеселая, правда.

Вначале сидели и вспоминали тех, кого уже нет.

- Коля Кисляков умер... Пил последнее время жутко…

- Саша Горбунов…

- Саша уже давно погиб... Кажется, еще в начале восьмидесятых. Авария у них на заводе была!

- А еще Сергей… Он на последней парте сидел… Помните? На озере утонул.

Большой список получился.

Если учесть, что мы и за пятидесятилетний рубеж не перевалили, слишком большой.

Четверти класса не досчитались!

И ведь не войны, не эпидемии, не стихийные бедствия унесли столько жизней.

Нет… Больше всего - водка. Еще - разгильдяйство… Еще - равнодушие и к себе самому, и к другим.

И тут самое время, чтобы от тоски не завыть, о жизни поговорить, кто где устроился, кто как живет…

Но и тут тоже особого оптимизма не возникало.

Большинство из тех, кого мы вспомнили, не шибко удачно в жизни устроились. А многие - увы! - бедствуют.

- Странно… - загрустив, сказал городской приятель. - Помните, раньше, когда школу закончили, все больше о смысле жизни спорили… А сейчас, с кем только ни встречусь, один разговор о безсмысленности!

Школьные и студенческие разговоры, как же не помнить?

Студентами приезжали мы на каникулы, ходили на танцы, на озеро ездили компаниями, да и так часто собирались…

И говорили, конечно, обо всем, Окуджаву пели, Высоцкого…

Вино пили... Потом, разбившись на парочки, гуляли до утра...

Как же позабыть такое?

И спорили, конечно. Только о чем - хоть убей! - не вспомнить. Может, и о смысле жизни...

- Да, - вздохнул городской одноклассник. - Наверное, так... Старые мы стали.

- Не молодеем, конечно, - согласился я. - Только ведь мы в этих спорах про Бога и не вспоминали даже! А о каком смысле жизни может идти речь, если мы без Бога искали смысл жизни? Вот и нашли то, что нашли… Полную безсмысленность.

Не товарищам своим говорил я это, а самому себе. Потому что действительно так и не мог вспомнить, чем еще кроме интеллигентно-блатных песенок и анекдотов сдабривали мы наши встречи.

Но городской одноклассник почему-то обиделся.

- Ты уж совсем… - сказал он. - В религию, как я посмотрю, ударился…

И можно было ответить, что оно и не худо «удариться в религию».

Но не успел я…

- Хватит вам спорить, мужики… - примиряюще сказал местный одноклассник. - Если думаем чего, то поторопиться надо.

И он выразительно посмотрел на часы, как бы показывая, что, хотя и рынок сейчас, и свободное предпринимательство, но можно и пролететь с выпивкой, если задержимся с этими разговорами.

- Да! - согласился с ним мой оппонент. - Действительно, надо поторопиться.

Тут и я с ним спорить не стал.

Не так уж и много времени осталось, чтобы не торопиться…

3 августа 1997 года, Вознесенье.

Запах ладана

Заезжал сегодня отец Алексий передать бумаги.

Заехал буквально на минуту…

Прямо с отпевания он спешил на приход к себе, и ко мне заскочил по пути…

Уже простившись, вспомнил, что надо долить воды в радиатор. Я наполнил в ванной под краном трехлитровую банку, снес вниз. Наполнил батюшка радиатор, уехал.

Я вернулся домой. Банку на кухне поставил.

Жена в это время в магазине была.

- Чего ты с банкой делал?.. - спросила, вернувшись.

- Отец Алексий заезжал… - отвечаю. - Воду в радиатор доливали. А что?

- Ничего… - отвечает жена. - Я понять не могла, отчего ладаном от банки пахнет…

Я сам на кухню сходил, понюхал. Очень отчетливо и чисто от банки пахло ладаном.

Странно… Я ведь точно помню запах бензина и гари, пахнувший на меня, когда открыл батюшка капот своей машины…

Но от банки ни гарью, ни бензином не пахло.

Только запах ладана…

Такой чистый, такой всепобеждающий запах…

6 апреля 1998 года, Санкт-Петербург.

У Плащаницы

С каждым годом все длиннее очередь на освящение куличей и яиц перед Пасхой.

В прошлом году у Владимирской церкви очередь тянулась до часовенки и только чуть-чуть заворачивала в Кузнечный переулок, а нынче - далеко за рынок уползал хвост.

Стоял долго, больше часа. Но достоял. Освятил куличи и яйца.

Потом поднялся в саму церковь - приложиться к Плащанице.

Здесь тоже очередь, но совсем маленькая… Большинство, как и я, после освящения. В руках - полиэтиленовые мешки, корзинки.

И вдруг заминка. Что-то произошло впереди. Кто-то упал.

- Что, в чем дело? - зазвучали тревожные голоса. - Плохо стало?

Нет... Напрасной оказалась тревога. Просто это не шибко трезвый гражданин не сумел устоять на ногах.

- Говорила ему, чтобы не разговлялся до праздника! - помогая ему подняться, словоохотливо извинилась его подруга. - Так он не послушал, напился с утра! Вот Господь и оттолкнул его!

А очередь, обтекая эту парочку, уже восстановила движение и, проходя мимо пьяного, я увидел его малоподвижное, тяжело затекшее водкой лицо… Но в мутноватых от хмеля глазах стояло удивление, словно и в самом деле не сам мужичок запнулся, как это бывает с выпившими, а впрямь это Господь и оттолкнул его. Какой-то нездешний страх был на лице…

Впрочем, кто же это знает…

Может, запнулся, а может, и нет...

Не нам - многие из нас и сами-то не слишком твердо стоим еще на ногах в Православии! - судить об этом…

Никто и не судил...

Помогли пьяному подняться, и всё. Больше никаких разговоров.

Молча, сосредоточенно двигались к Плащанице, словно ничего и не произошло…

Хотя чему тут удивляться?

Пока еще действительно ничего не произошло.

Еще несколько часов оставалось до свершения главного события в истории человечества - Воскресения Господня.

И значит - «да молчит всякая плоть человеча»...

18 апреля 1998 года, Санкт-Петербург.

Благодать

За эти дни несколько раз ездили сегодня в церковь Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Первый раз, чтобы просто поклониться святым мощам, потом поездки отчасти были связаны с работой над новой книжкой об Александре Свирском для «Диоптры», но благодать, исходящая от святых мощей, ощущалась каждый раз.

Эта благодать наполняет и очищает...

6 августа 1998 года, Санкт-Петербург.

В любви мы совершаем чудеса

Нас спасает наша история...

История строительства храма преподобномученика Андрея Критского, про который я пишу сейчас, связана со спасением Царской семьи на станции Борки, когда Император Александр III сумел удержать на своих могучих плечах крышу вагона, обрушивающуюся на его детей…

И вот выписываешь даты, и открывается, что согласно царскому календарю и шло восстановление этого храма.

Комиссия, которая приняла решение передать Церкви Дом культуры «Володарский», разместившийся в здании прихода Андрея Критского, появилась здесь 17 июля 2001 года, как раз в день убиения в Екатеринбурге семьи сына Александра III - Императора Николая II...

Благословил строительство храма святой праведный Иоанн Кронштадтский, а восстанавливал его отец Валерий Швецов, который поступил после университета в Духовную семинарию как раз в дни прославления Всероссийского батюшки...

Так соединяются протянувшиеся в наше время нити истории, чтобы наше время тоже становилось историей.

Наверное, отец Валерий еще в бытность свою студентом Ленинградского университета много раз видел руины церкви «Всех скорбящих Радость».

И наверняка точно так же, как и меня, печалила его сердце эта рана...

Только в отличие от нас, грешных, хватило у него сил и умения, чтобы, став священником, заврачевать ее и с Божией помощью сотворить все то, чему и дивился я на приходе Андрея Критского...

Прощаясь, отец Валерий прочитал свое стихотворение:

Средь жизни нашей безрассудной
Без цели высшей и любви
На миг прорвется очень скудный
Порыв добра из глубины.

И мы тогда, забыв все ссоры
И бросив мелкие дела,
Простить друг другу всё готовы -
В любви мы верим в чудеса.

Об этих стихах и думал я, когда проплыли за окном буквы «Платформа Володарская» - такие нелепые рядом с восстановленной церковью «Всех скорбящих Радость».

21 ноября 1998 года, Санкт-Петербург.

Прощеное воскресенье

На вечернюю службу, на чин прощения, ходили в церковь Великомученицы Анастасии Узорешительницы на Васильевском острове.

Пока шли от метро к храму, закурил последнюю сигарету, а пустую пачку кинул в урну.

- Всё…

- Что всё? - спросила Марина.

Я напомнил, что сегодня у нас решено было бросить курить. Завтра Великий пост начинается, а отец Алексий советовал бросить курить как раз перед началом Поста.

- Да?

- Да… - сказал я. - Так мы договаривались…

- Я помню… - сказала Марина, но как-то неуверенно сказала.

21 февраля 1999 года, Санкт-Петербург.

Пиджак из шкафа

Ездили собороваться в церковь Петра и Павла в Шуваловском парке.

Когда возвращались назад, отец Алексий спросил:

- А вы курить начали, Николай Михайлович?

- Нет! - сказал я. - А почему вы спросили?

- А я когда помазывал вас, просто ужасный запах табака почувствовал. Это бес, наверное, очень злится, что вы не курите…

- Не! - сказала Марина. - Это от пиджака… Я из шкафа его сегодня достала… Николай этот пиджак, наверное, уже месяца три не надевал…

- Ужас! - пошутил я. - Получается, что у нас бесы в шкафу живут?

- Не должны… - не откликнулся на шутку отец Алексий. - Чего им в шкафу без людей делать?

1 апреля 1999 года, Санкт-Петербург.

Неусыпаемая Псалтирь

- Ничего не понимаю... - сказал один из наших спутников. - Я в лесу работаю и деревья, и травы лесные по запаху узнаю. Но тут ветерком тянет, и ничего понять невозможно, так благостно пахнет...

- Это, может, и не дерево... - ответил сопровождавший нас монах.

- А что же?

- Это скит Всех Святых впереди!

- Ну и что?

- Ничего… Просто там Неусыпаемую Псалтирь читают…

18 августа 1999 года, Валаам.

Нетель

Водитель машины, с которым мы приехали, рассказал, что в прошлом году сестры взяли нетель.

После Рождества она телиться должна была, а уже потом и молоко дать.

А у сестер нетель еще перед началом Рождественского поста, не телившись, доиться стала. В ноябре месяце…

- Не бывает такого! - сказал зоотехник, когда ему сообщили об этом.

Но пришел, посмотрел, как доят сестры нетель, покачал головой.

- Так это мы Флору и Лавру помолились… - сказали сестры. - Это же их животина!

- Их? - спросил зоотехник. - Нy не знаю… Невидаль, конечно, какая-то, но что ж? Флор с Лавром насчет животных много чего могут…

28 августа 1999 года, Сенно.

Глубоко под землей

Приехал в Москву на Приемную комиссию.

Суматошная и какая-то тревожная толчея в московском метро…

Только к ночи и становится здесь тише, и тогда видишь, как просторны и величественны подземные залы-дворцы…

Днем не разглядеть этого, затолкают, если станешь разглядывать.

Зато днем видишь и замечаешь другое…

Вот мелькнул в толчее человек, похожий на художника Гошу Семенова, который умер минувшей весной. Мелькнул и исчез в сгустившейся у эскалатора толпе.

И тут же другое лицо выделилось…

Так и не вспомнил, чье, но точно вспомнил, что тоже какого-то покойника...

Тревожно и страшно стало глубоко под Москвой…

Сколько их, неживых, поднимается вместе с тобою наверх, из-под земли…

27 сентября 1999 года, Москва.

Гигант

Опять чем ближе к посту, все больше болезней.

В этот год, например, невозможно шумит в ушах.

На Прощеное воскресенье такой шум стоял, что и службу почти не слышал. Пошел к терапевту, а она направила к лору.

Та посмотрела меня и говорит:

- Ухо как ухо…

- А шумит чего?

- Ухо?

- В ухе!

- Не знаю… - сказала. - Давление у вас тоже не такое высокое, чтобы в ушах шумело.

- Значит, ничего страшного?

- Я ничего не нахожу…

Ну, раз ничего страшного не обнаружилось, прямо из нашей поликлиники в церковь пошел на Покаянный канон.

И во вторник ходил, и в среду, и в четверг…

И ничего…

Вроде и поменьше шуметь в ушах стало.

А когда в воскресенье пришел на Литургию, вроде и совсем шум прекратился и боль тоже прошла.

Ну и слава Богу!

Причастился, как положено, а уже после отпуста, когда подошел к кресту, протоиерей Константин меня остановил.

- Гигант… - сказал. - Гигант вы, Николай Михайлович!

Я, естественно, воспринял это как оценку своего церковного усердия - как-никак и на Прощеное воскресенье был в храме, и все четыре дня Покаянного канона отстоял, и сегодня на Литургию пришел.

И все это - тоже надо отметить! - с больными ушами!

- Вот видишь… - сказал я жене. - Ты говоришь, что нерадиво я к церкви отношусь, а отец Константин что говорит!

- Так он же не про церковь, он про твою книгу «Люди против нелюди», которую ты ему подарил, сказал…

- Про книгу?! - удивился я и как-то даже и расстроился.

И снова в ушах зашумело.

Правда, когда домой пришли, шум прекратился.

И вместе с ним и огорчение ушло.

Ну, про книгу сказано, так про книгу…

Все равно ведь гигантом назвали, а нам, гигантам, как кошке, любое доброе слово приятно…

19 марта 2000 года, Санкт-Петербург.

Золотая Пушкинская медаль

Рано утром подошел к Октябрьскому концертному залу, от которого отправлялся в Выру автобус. Там, в Доме станционного смотрителя, вручали сегодня золотые Пушкинские медали, которые присуждаются, как было объявлено, «по представлению творческих союзов России за выдающийся вклад в сохранение и развитие традиций культуры, просветительскую деятельность и меценатство».

Кроме меня от петербуржцев наградилидиректора Пушкинского Дома Николая Николаевича Скатова, переводчика Ефима Григорьевича Эткинда, актера Владимира Эммануиловича Рецептера, режиссера Геннадия Рафаиловича Тростянецкого, композитора Андрея Павловича Петрова, художника Андрея Андреевича Мыльникова, и - посмертно! - скульптора Михаила Константиновича Аникушина.

Меня награждали ближе к концу, и пока шла церемония, я сидел на скамеечке рядом с гатчинским художником Володей М. Мы мирно беседовали о знакомых, и когда назвали мою фамилию, Володя как-то непонятно взволновался, словно я схитрил, ничего не сказал ему, и в результате он остался без медали.

Он даже сбегал куда-то в первые ряды, выяснил, что медали присуждали не сегодня, и только потом вернулся назад.

Но все равно, хотя я и показал ему и красивую медаль в красивой коробочке, и лампу, которую вручили в качестве ценного подарка, прежний непринужденный разговор уже не налаживался.

И на банкете Володя не стал садиться рядом со мною, ушел на другой конец стола.

5 июня 2000 года, Выра.

Крест

Крестный ход на пароходике на Никольский скит.

День за днем, год за годом, век за веком накатывают на прибрежные камни волны, и не смолкает их шум…

На юго-западной окраине Никольского острова - крест.

- Крест водрузися на земли, и коснуся небесе: не яко древу досягшу высоту, но Тебе на нем исполняющему всяческая, Господи, слава Тебе… - с трудом разбираешь тонущие в граните слова, и как-то странно сливаются они с плеском набегающих на берег ладожских волн.

Крест установлен в прошлом веке.

А слова еще древней.

День за днем, год за годом, век за веком звучат они и не смолкают.

22 мая 2000 года, Валаам - Санкт-Петербург.

Духовная экономика

Был сегодня в Психоневрологическом интернате, где совершает Богослужения отец Валерий Швецов…

- Ну хорошо! - сказал я, разговаривая с заведующей. - Вы человек верующий. Вам хочется, чтобы священник приходил в интернат к больным. Но есть ведь еще и начальство... Вы же сами говорили, что они и креститься не собираются... Как вам их удалось убедить, чтобы церковь в интернате открыли?

- Это не я... Это экономика их убедила.

- Экономика?!

- Ну да... Я сама удивилась, когда заметила, что, когда приходит священник, меньше лекарств уходит. А сейчас ведь сами знаете какое финансирование... Вот так и решили церковь при интернате открыть.

- И что, оправдала она себя? Я имею в виду экономически?

- Ну а как же? Тем, кто в церковь ходит, мы уже и лекарства не выписываем. Не нужны!

13 января 2000 года, Санкт-Петербург.