​Солнечный старец

Начало см.

Об авторе. Протоиерей Николай Агафонов — известный Православный писатель, член Союза писателей России. Родился в 1955 году. Окончил Ленинградскую Духовную Академию, был ректором Саратовской Духовной семинарии. Служил в Волгоградской епархии. Награжден орденом Святителя Иннокентия III степени. Лауреат всероссийской литературной премии в честь Святого благоверного князя Александра Невского. Лауреат Патриаршей литературной премии святых равноапостольных Кирилла и Мефодия 2014 года. Автор многих сборников рассказов и исторических романов. Клирик Петропавловской церкви г. Самары.

Второй раз Господь сподобил меня встретиться со схиархимандритом Власием (Перегонцевым) в прошлом, 2015 году. Началось все с того, что отец Макарий, о котором я упомянул в первой части своего очерка, пригласил меня в молодежный лагерь. В Пафнутьево-Боровском монастыре молодежный лагерь действует по благословению Митрополита Калужского и Боровского Климента и под патронажем наместника этого монастыря. Архимандрит Серафим, наместник монастыря, выделил им прекрасную поляну в живописном месте на монастырской земле. С одной стороны речушка, источник, с другой — хозяйство монастырское. На лесной поляне собирается молодежь. Приезжают с палатками из Москвы, из Калуги, из Боровска. Многие уже и с детьми приезжают — пять лет действует лагерь. Они живут там в палатках, готовят пищу на костре, молятся, играют в мяч. И отец Макарий с ними вместе и молится, и бегает с мячом… Это ему еще одно послушание, заниматься с молодежью, а так он помощник Митрополита Климента по Издательскому совету Московской Патриархии. Поскольку мы с отцом Макарием часто бывали в одних и тех же поездках, ближе познакомились, и он решил меня пригласить в этот лагерь как писателя: он частенько приглашает на творческие встречи с молодежью таких людей, которые могут что-то рассказать, чем-то поделиться. Ну и как некий бонус, чтобы я не отказался, сказал мне, что я смогу послужить вместе с отцом Власием 1 и 2 августа — на праздник Серафима Саровского и на Ильин день.

Конечно, я бы и так принял это его приглашение, но обрадовался, что повстречаюсь с отцом Власием. Первая встреча в 2012 году произвела на меня сильное впечатление. Но она была какая-то мимолетная, а мне хотелось лучше понять этого человека.

У меня в молодые годы был опыт общения со старцами. Двух таких всероссийского значения старцев я повстречал — архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и протоиерея Николая Гурьянова с острова Залита. И инициатором встреч с ними была моя супруга, матушка Иоанна.

Старцы — кто же они такие?

Когда готовился к поездке в Боровский монастырь, стал вспоминать, что же я знаю о старцах, чтобы еще раз себя проверить: кто они такие — старцы. И вспомнил, что к отцу Иоанну (Крестьянкину) я поехал в переломный момент своей жизни. Служил я в Пензенской епархии, в Кузнецке, настоятелем храма — и вот решил поменять место служения. Поступил, конечно, неразумно, матушку очень огорчил. Уволился в Пензенской епархии, а в другую епархию не мог поступить, потому что уполномоченные по делам религии, зная мою активность как священника, всячески препятствовали моему устройству. Остался без возможности служить. И матушка сказала: надо ехать к старцу.

Поехали мы вместе с ней и взяли с собой сынишку Кирилла — тогда он был еще младенцем, а теперь уже священник. Приехали в Псково-Печерский монастырь, и отец Иоанн (Крестьянкин) принял нас в келье своей. И я высказал ему свое желание переехать куда-нибудь на сельский приход, но он ответил: «Нет, отец, тебе надо служить обязательно в городе».

Он стал с нами беседовать. И я вот не помню, о чем была беседа. Но помню, что было так хорошо, как будто я в раю нахожусь. Не помню, сколько времени прошло — много, потому что Кирилл уже уснул на сундучке, который стоял у батюшки в келье. А мы с матушкой внимали отцу Иоанну. Он то помолится, то говорит. Ну и потом я сказал, что хочу устроиться в Тульскую епархию, мечта у меня была служить поближе к Москве. Там епархию возглавлял Архиепископ Тульский и Белёвский Герман (Тимофеев, ныне он — Митрополит Волгоградский и Камышинский). И есть еще, вроде бы, возможность устроиться в Саратов, к Архиепископу Пимену (Хмелевскому).

И тут мне отец Иоанн говорит:

— Владыка Герман вас принять в епархию захочет, но не сможет. Ну вы все-таки поезжайте к нему. А вас примет Владыка Пимен.

Я выслушал с сомнением: как может он знать такое наперед? И поехал к Владыке Герману в Тулу. Мы с матушкой пришли на прием, и Владыка Герман говорит: «Я с удовольствием бы вас принял, но у меня вот только был свободный приход, а сейчас занят — на неделю вы опоздали. Буду иметь вас в виду, как только место освободится, я вас приму».

Я сказал, что собираюсь поехать к Владыке Пимену.

— Что ж, — говорит, — езжайте к Владыке Пимену!

То есть сбылась первая половина пророчества отца Иоанна (Крестьянкина) о том, что Владыка Герман меня хотел принять, но не смог. Ну, думаю, значит, сбудется и вторая половина.

Едем к Архиепископу Пимену — и он сразу говорит: «Всё, я вас устрою или в Балашове — это довольно большой город, — или в Волгограде».

Я в радостном настроении вернулся домой, но тут приходит телеграмма из Саратова: «Принять вас не можем».

И я говорю матушке: видишь — вот так старец!.. Не сбылись его слова, что Владыка Пимен меня примет. А матушка возражает: погоди, не торопись!

Я стал звонить в Саратов: в чем причина отказа? А причина всё та же: Владыка и рад бы принять, да уполномоченный против.

И тогда я звоню своему уполномоченному, пензенскому: «В чем дело, почему меня нигде не принимают?» — «Мы здесь ни при чем!» Тогда я ему и говорю: «Погодите, не кладите трубку. Выходит, что вы меня, законопослушного гражданина Советского Союза, сами толкаете на путь диссидентства. Поеду в Москву и остановлю первую же машину с зарубежными дипломатическими номерами и скажу, что я почему-то не могу устроиться служить как священник». — «Николай Викторович, зачем такие действия? Не спешите, не волнуйтесь, вам перезвонят…» И через пятнадцать минут сам перезванивает: «Вас принимает уполномоченный из Волгограда!»

Матушка говорит: вот видишь, старец прав!

Так сбылись слова отца Иоанна (Крестьянкина), что меня примет Владыка Саратовский и Волгоградский Пимен. Я стал служить в Волгограде. Если старец сказал — так оно и сбывается.

А вторая встреча произошла тоже на переломе судьбы. 1988 год, год 1000-летия Крещения Руси, отношения между государством и Церковью начали меняться в лучшую сторону. Уже позволили открывать храмы и монастыри. И почувствовав такую перемену, я решил, что моего образования не хватает — у меня тогда была только семинария. И вот я решил поступать в Петербургскую Духовную Академию. Но это же перемена жизни, это надо из Волгограда перебираться в Петербург! С тем условием меня брали, что я помимо учебы буду и храм строить.

Матушка, конечно, опять: «Нет, я согласна переезжать, только если будет благословение старца!»

И я еду в Псковскую область, хочу попасть на остров Залита — и никак! Как будто темные силы всей своей злой мощью встали на моем пути. Поднялась такая буря, что деревья валила. Но все же каким-то образом я на катере добрался на остров. Подхожу к домику старца. Обычно к нему много народа приезжает. А в этот раз из-за бури я один только и смог приехать. Подхожу и стучу. Открывает мне сам отец Николай. В подряснике, без наперсного креста. Я не знаю, он ли это или, может, келейник, помощник. Говорю:

— Мне бы отца Николая увидеть.

— А его здесь нет, — отвечает.

И тут что-то мне внутри подсказало, что это он и есть.

— Как же нет: вот, передо мной стоит!

— А, ну тогда заходи…

И тоже мы с ним помолились, повел он меня на могилку своей матери, попросил, чтобы я о маме его помолился. И дал мне благословение учиться в Петербургской Академии.

Буря не утихает. И катера уже не ходят. Я и потужил: как же буду назад добираться?

— А ничего, лодочка вам найдется, найдется лодочка!

И точно — только вот я подхожу к берегу, и тут же какой-то мужичок заводит свою лодочку. Отец Николай из своей кельи не мог ее видеть, но как вот сказал, так и сбылось. И я понял, что это старец, раз он даже определил, что лодка подойдет, как раз когда я к берегу приду.

Прошу мужичка:

— Вы меня отвезёте на тот берег? Я от отца Николая возвращаюсь…

— А, если от отца Николая, то отвезу!

И по дороге мне этот мужик рассказал: «Отец Николай пришел ко мне и просит: дай ножовку. Мне что — для батюшки жалко, что ли? Я дал. А потом смотрю, отец Николай этой моей пилочкой все яблоньки в моем заросшем, запущенном саду обработал!»

Вот две такие встречи вспоминаю я — и еду к отцу Власию.

Нас с матушкой размещают в гостинице для почетных гостей, и мы успеваем на Всенощное бдение.

Отец Власий сидел в креслице в уголке храма около алтаря. Подхожу к нему, кланяюсь, не успел и слова сказать, а он:

— О-о, отец Николай, двадцать пять лет назад, когда мы были с тобой на Святой Земле, ты похудее был!..

Смутили меня слова отца Власия. О чем он говорит? Когда это я с ним вместе был на Святой Земле?

Говорю монахам: он меня с кем-то путает. «Не может он путать, никогда не путает!»

Я потом спросил у старца, в каком году это было. Он ответил: «В девяносто третьем году!» И тут меня пронзило. В том году мы же с матушкой были в поездке на Святую Землю по правительственной программе, нас там было очень много, и я не всех запомнил. И столько лет прошло, я забыл, а отец Власий меня запомнил! Оказывается, и он в той же поездке был. Просто нас была такая большая группа, что я тогда не обратил внимания на отца Власия, там другие священники были. Ему 80 с лишним лет, а я все-таки моложе на двадцать. Он же запомнил и меня самого, и о чем мы тогда говорили. Я-то усомнился в его словах, а это оказалась истинная правда. Человек, к которому каждый день приходит множество народа, помнил какого-то едва знакомого священника четверть века! Я ведь никак ему не представился, только поклонился... А он назвал по имени и вспомнил обстоятельства.

Зеленая митра

На Серафима Саровского мы стали служить. Отец Власий стоял от наместника с правой стороны, я напротив. Но митру свою я не взял с собой в поездку. Отец Власий сказал что-то послушнику, и тот приносит зеленую митру. Отец Власий говорит мне: померьте! Я отвечаю: «Ну, у меня такая голова, что трудно митру подобрать, чтобы была впору». — «Эта вам будет как раз!» Я надеваю — как будто на меня была сшита! Точно по моим размерам, ни больше, ни меньше. Отец Власий посмотрел на меня, улыбнулся и говорит: «Ну вот, теперь это ваша митра!» — «Как моя?! Она же дорогая…» А отец Власий: «Это мне Господь сказал, чтобы я вам подарил». Я так растрогался, что сказал: «Попрошу, чтобы меня в этой митре и хоронили!»

У меня все митры хорошие, а вот зеленую я как раз мечтал купить получше. И получается, что отец Власий эту мою мечту исполнил.

Как потом я узнал, отец Власий все дорогое раздаривает. В молодежном лагере я встретил одного молодого человека, он приехал на такой крутой машине. Он оказался духовным сыном отца Власия. Разговорились с ним. И он рассказал:

— Да, отец Власий удивительный человек! Я купил ему за границей очень дорогой крест. И так радовался, что привезу ему такую святыню. Я привожу этот крест, дарю ему. Он с радостью принимает — и… тут же, при мне другому батюшке отдает. Я рот разинул: «Отец Власий, да это же я вез вам!» — «Ну ты же мне его подарил? А я его хочу другому батюшке подарить!» Это удивительное безкорыстие. Он не живет земным. И радуется, как ребенок, что кому-то сделал приятное, доброе.

И когда я надел его митру, он стоял и все время улыбался мне. Потом мы вдвоем с ним величание запели, и у него голос такой молодой, красивый, так и льется. Монахи там не все певчие, и он был очень рад, что мы служили вместе: «Как мне легко служить с отцом Николаем!»

И вот мы отслужили Всенощную, а на следующий день, 1 августа, — Литургию. Отец наместник был именинником. Я так разволновался, что даже, когда облачался, набедренник и палицу надел не под пояс, а поверх его. А отец Власий успокоил: «Вы не волнуйтесь».

1 августа поздняя Литургия в 9.30, и мы, служащие священники, должны были все встречаться в это время, наместник читает входные молитвы. Пришел я к назначенному времени, а отец Власий уже принимает исповедь. Как оказалось, он пришел к половине седьмого утра. Три часа до начала Литургии этот очень больной старец стоял — он все время стоит, не присядет во время исповеди. К нему весь храм шел на исповедь. Но отец Власий не выглядел уставшим, он улыбался! Он прямо светился весь.

И я спросил его:

— Когда же вы отдыхаете?

— Ну, сегодня мне удалось сорок минут поспать…

— Как же так, почему так мало?

— А у меня, отец Николай, так болят кости, ни нурофен, ни другие лекарства не помогают, а от сильных обезболивающих я сам отказался.

— Как же вы терпите?

— А вот когда я стал принимать людей и принимать их боли на себя, я стал спасаться этим.

Я после Литургии пошел на обед, а он на обед не ходит. Я потом уже узнал, у него был рак и его Матерь Божия исцелила от рака, когда он молился на Афоне. А благословение поехать на Афон он получил во время молитвы у списка чудотворной Иверской иконы Божией Матери.

Спасенная икона

Историю этой иконы я узнал, когда спросил у него, как молиться за детей.

Отец Власий ответил:

— У нас в соборе Рождества Пресвятой Богородицы есть чудо-творная икона, которая очень помогает, когда молишься перед ней за детей, я это точно знаю.

Икона эта попала ко мне чудесным образом. Я тогда служил в Новосибирске с Владыкой Гедеоном (Докукиным). Был у него келейником и секретарем. И у нас в храме у канунного стола стояла одна женщина пожилая. Но я видел, что женщина эта необыкновенная. Одета она была очень бедно, всё залатано, заштопано-перештопано, но так все чисто, отглажено, опрятно. А однажды я увидел, что она на улице собирает уголечки, упавшие из кузова машины. Подошел к ней и спросил: «Матушка, зачем вы эти угольки собираете?» — «Да я ни пенсии, ничего не имею, не на что жить, вот и собираю уголечки, чтобы топить печку». И я стал ей помогать — продуктами, деньгами. И тогда она мне открыла, что она монахиня. Подарила большую храмовую Иверскую икону Божией Матери афонского письма. И сказала: «Матерь Божия приведет вас на Святую Землю и на Афон!»

Сама она попала в Сибирь, когда из их монастыря много монахинь отправили в ГУЛАГ. А они сумели из своего разоренного монастыря вывезти Иверскую икону Божией Матери. Обшили дощечками лик иконы и взяли ее с собой в лагерь. Их спрашивают: «Зачем вам эта доска?» — «А у нас одна монахиня горбатенькая. У нее страшные боли, только на этой доске и спит». И охранники разрешили взять «доску» в барак. Но, конечно, никто на иконе не спал; когда все спали, монахини перед ней молились. А потом уже сумели ее из этого лагеря вынести на волю. С тех пор эта монахиня везде возила с собой спасенную икону, и только молилась, чтобы когда-нибудь передать ее в монастырь. И действительно слова монахини сбылись: я был на Святой Земле, а потом побывал и на Афоне. А теперь я эту икону отдал в наш монастырский храм, в собор, как зайдешь — она в соборе слева. И по молитвам пред ней уже произошло много чудес, много исцелений, на ней много крестиков, принесенных в благодарность за исцеления.

Такую историю отец Власий поведал — это просто готовая повесть! Даст Бог, когда-то я ее напишу. Думаю, что и он мне не случайно ее рассказал, зная, что я писатель.

И тогда я, пораженный этим рассказом, подошел к наместнику монастыря с такой просьбой:

— Отец Серафим, сделайте такую милость, нельзя ли устроить мне еще встречу с отцом Власием, чтобы я мог хотя бы часок с ним поговорить, расспросить?

Он ничего мне не ответил на это, а потом уже вечером мы были с отцом Макарием в молодежном лагере, и отец Серафим позвонил, сказал, что отец Власий согласился. В беседке, такое-то время назначил.

Вот мне так повезло. И я своей матушке говорю: на всякий случай никуда не отлучайся из монастыря. Я перед этим отца Власия спросил: а как матушка, сумеет ли с Вами встретиться? Он ответил: да, она со мной встретится обязательно.

И вот меня привели в назначенное место, там только монахи бывают. В беседке на столике чай, пирожки. Пришел отец наместник — в простеньком подряснике. И я говорю: «Отец Серафим, а вот у меня матушка — протоиерейская дочка, ей бы тоже хотелось повидать батюшку Власия». Он тут же за ней отправил послушника. И пришел отец Власий, и матушку мою посадили во главу стола.

Я спрашиваю отца Власия:

— Как же вы к вере пришли?

А он ответил:

— У меня была очень верующая бабушка, монахиня. Жили мы в 25 километрах от Смоленска, и сколько себя помню, мы с ней из своего села пешком ходили в церковь в Смоленск. А когда останавливались машины и водители предлагали нас подвезти, бабушка всегда отказывалась: «Нет, к Богу надо идти пешком!» Приходили мы в церковь, там и спали на полу. И молились на службе, исповедовались и причащались.

— А как же вы в монашество пришли?

И вот что отец Власий рассказал:

«Я учился в медицинском институте в Смоленске. И полюбил студентку. Мы друг друга любили, у меня были серьезные намерения. А она стала добиваться близости. Но я не хотел греха и уговаривал ее: вот окончим институт, будет у нас какая-то квартирка, мы поженимся — и все будет у нас как надо. Девушка не поверила: как это, молодой человек отказывается от близости? Значит, у него кто-то есть! И она решила проследить за мной. И однажды уследила, что я пришел в Успенский храм. Я же ходил в церковь тайно, студент медицинского института в ту пору не мог быть верующим. И когда она увидела меня входящим в церковь, тут же побежала в деканат и написала на меня донос».

Я удивился: «Зачем же она это сделала?» — «Видимо, хотела меня еще больше так вот привязать к себе. И на меня начались страшные гонения. Песочили на собраниях, рисовали на меня карикатуры в стенгазетах: халат на мне изображали в виде рясы. Стали меня просто выживать из института. Но больше всего было обидно то, что девушка, которую я так любил и так ей доверял, она меня предала. И я до того вознегодовал, что если бы я ее встретил, то мог бы убить. И тут я осознал, что могу сделать такое зло, и от обиды на меня вдруг какое-то помутнение нашло. Я побежал — в том, в чем был, с пустыми руками, без документов. И не помню, как я бежал, но от Смоленска добежал до Рязанской области. Много-много десятков километров прошел. Сбил в кровь ноги, ничего не ел, не пил. У меня от жажды все спеклось, во рту кожа клочьями слезала. Несколько дней шел, не зная сам, куда иду. Преодолел огромное расстояние и в одном рязанском городе, уже изнемогая, подошел к ближайшему дому и постучал. Кто-то открыл мне дверь, и я только и смог попросить пить. Меня подхватили, ввели в дом, дали воды; помню, как стали отмывать мне ноги от крови и грязи… — и потом я отключился. Очнулся и вижу над собой беленый потолок, как в украинской хатке… Лежу в чистой белой постели в чужом белом нательном белье… — я подумал, что я в Раю! И вдруг открывается дверь — и заходит священник!»

…То есть, представьте, — он бежал, бежал, и Господь привел его прямо к священнику! И этот священник, схииеромонах Иларион (Рыбарь), был духовником одного монастыря на Западной Украине.

«Батюшка проходит, садится у моей постели, — продолжал отец Власий. — Я хочу что-то сказать, но он останавливает: ничего не надо объяснять, все понятно. Помолчали. И тут священник спрашивает: ты готов пойти со мной туда, куда я тебя поведу? И тут у меня в груди подступило, какой-то комок, и я заплакал: я за вами всюду, куда вы скажете, туда и пойду!

Оказалось, что я проспал двое суток. И вот этот батюшка взял меня с собой и увез на Западную Украину, в тот монастырь. И в этом монастыре меня постригли с именем Петр. Но велели матери не писать, потому что отчим мог выдать — меня же объявили во всесоюзный розыск. Только через три года разрешили мне написать маме.

Было время хрущевских гонений, и монастырь тот закрыли. Тогда я перебрался в Киево-Печерскую Лавру. А когда и Лавру на время закрыли, я вернулся в Смоленск. Архиереем в Смоленске как раз назначили только что прошедшего хиротонию Епископа Гедеона, который впоследствии стал Митрополитом. И я стал келейником Епископа Гедеона, потом и в Новосибирск на новое место служения Владыки поехал. Там и произошла эта история с чудотворной иконой».

Отец Власий по благословению Владыки Гедеона стал настоятелем Покровского кафедрального собора в Тобольском кремле. В этом храме в северном крыле почиют мощи Святителя Иоанна Тобольского. Еще при Сталине, в июне 1947 года, мощи Святителя были возвращены из городского музея. Но, видя, как народ идет к мощам, власти решили вновь их изъять. Тогда отец Власий прибежал к мощам, лег на раку с мощами, распростер руки и заявил: «Только через мой труп!» Тут и народ заволновался, поддержали отца Власия. Мощи он отстоял, но на него за это воздвигли большие гонения. Его отстранили от служения, и куда-либо устроиться он не мог. Остался не у дел. Он очень переживал, молился. И Господь привел его к старцу схиархимандриту Серафиму (Тяпочкину) в село Ракитное Белгородской епархии. И отец Серафим постриг его в схиму. «И схима меня успокоила, — говорит отец Власий. — Схима дала мне силы избавиться от переживаний».

А потом он переехал в Калужский Пафнутьево-Боровский монастырь, стал в нем подвизаться. И когда его поразил рак, врачи ничего не могли сделать — не помогли ни операции, ни другие мучительные процедуры. Шесть раз ему делали облучение. И тогда он уехал на Афон. Сбылось пророчество новосибирской монахини! И там он в затворе молился Божией Матери, жил отшельником. И Божия Матерь исцелила его. Он вернулся в Россию. От метастазов не осталось и следа! Врачи были этим поражены. И тогда открылся новый этап в его жизни, он стал принимать людей. Конечно, ему очень тяжело, но он принимает множество людей со всеми их скорбями, болезнями и невзгодами.

Когда-то на заре своей жизни, в юности, он встретил в Одессе Архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого), известнейшего хирурга, ныне причисленного к лику святых. Он хорошо запомнил, у Владыки были очки с очень толстыми линзами. Тогда у него было очень плохое зрение, а потом он и вовсе ослепнет. И Владыка Лука спросил его: «Хочешь быть врачом?» — «Да, Владыка, хочу!» — «Будешь. И не только телесным врачом, но и духовным». И благословил его.

Я думаю, что эта встреча могла произойти, когда он был послушником монастыря, потому что как бы иначе он мог попасть в Одессу, на закрытую территорию Свято-Успенского монастыря? Может быть, Владыка Лука увидел, что юноша окончил четыре курса медицинского института — он же прозорливый был… И предсказал ему такое будущее: быть врачом духовным. Вот такие истории припомнил и рассказал нам отец Власий. И отец наместник потом сказал мне, что даже для них многое из этого рассказа было прежде неизвестно. Почему старец мне это рассказал? Может быть, для того, чтобы не ушел в небытие подвиг монахинь, сохранивших чудотворную икону? Надеюсь, с Божией помощью я еще напишу об этом книгу.