11 июня после продолжительной болезни отошел ко Господу известный самарский священник схиархимандрит Николай (Феоктистов), клирик храма в честь Трех Святителей. В 12 с.г. газеты «Благовест» мы писали о кончине этого замечательного пастыря и о том, как откликнулись на печальное известие прихожане и духовные чада отца Николая. Сегодня мы публикуем воспоминания о батюшке близких ему людей.

Проповедь протоиерея Владимира Головина* в самарском храме в честь Трех Святителей на 40-й день со времени кончины схиархимандрита Николая (Феоктистова).

Дорогие мои, мы, конечно, помним пятую заповедь закона, данного через Моисея, мы помним это слово, оно звучит так: «Чти отца твоего и матерь твою, и благо тебе будет, и долголетен будешь ты на земле». И вот мы сегодня чтим отца нашего духовного. И предстоим заповеди во исполнение ее. Достойно и праведно почитать наших земных родителей, которые подарили нам жизнь, от чресел отцов наших, матерей наших мы начинаем свое бытие. Но это бытие человеческое, оно временно. И хотя душа наша безсмертна, но от земных родителей много зависит, вплоть до того, что мы можем стать смертными и душою. В Писании сказано, что ад — это вторая смерть (см. Откр. 20, 14). Душой-то безсмертны будем, но — где? Может, во второй смерти, в аду... Но мы с вами одни из счастливейших людей, ибо Господь послал нам на жизненном пути такого отца духовного. И сегодня, в день его сорокадневной памяти, мы с вами пришли сюда, в этот храм, помолиться о нем, вспомнить его, послать ко Господу молитвенное воздыхание о нашем дорогом отце Николае.

Сегодня многие во время Богослужения причащались и тем самым в Теле и Крови Христовой стали ближе к Богу. А как говорит авва Дорофей, один из святых отцов Церкви Христовой: «Если каждый из нас ближе к центру, к Богу, то значит, ближе и друг к другу». И сегодня мы, особенно те, кто причащались, стали ближе к Господу и ближе к нашему духовному отцу. Он безсмертной своей душой живой сейчас по другую сторону жизни. Мы называем это нахождение по ту сторону земной жизни словом «смерть». Хотя для Православных оно чужое слово. Отец Николай по другую сторону от нас. Но эта граница смерти и жизни не настолько четкая, как кажется нашему уму; сердце чует, что граница проходит как-то по-другому. Вспомним Евангелие, когда к Господу подошел человек и Господь сказал ему: «Иди за Мной». А тот говорит: «Позволь мне сначала похоронить моего отца». Господь же сказал в ответ: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» (см. Мф. 8, 18). Но разве мы видели, чтобы покойники гробы таскали? А в глазах Бога на этой земле, значит, многие физически живые уже духовно мертвы. Так же как и некоторые из тех, например, кто перешел границы телесной смерти, пред Богом еще не мертвые. Вспомним еще слова Христа, который говорит: «Я не Бог мертвых, Я Бог живых», — у Бога все живы.

И вот, мои дорогие, мы сегодня и через Причастие Христовых Таин, и через молитву приблизившись к Господу, приблизились опять и к нашему отцу духовному, к отцу Николаю. А ему через это дали приблизиться к нам. И хотя наши глаза сейчас не видят его здесь, в храме, телесно, но сердце чувствует — он рядышком! И все, что здесь, в храме есть, что несет печать его рук, его любви, его молитвы, сегодня апостольски и громоподобно это свидетельствует: «Рядом, рядом!..» И несмотря на ту человеческую грусть и боль, которой не может у нас не быть, внутри у нас заря надежды: «У Бога все живы».

Отец Николай так многих родил для Царствия Божия, так многим помог, неся свое служение, помог очиститься от греха, постичь путь спасения, обрести Господа, наполняться жизнью Небесной! А в Писании сказано: кто одного спасет, не лишится награды своей. Скольких же за многие годы пути служения своего отец Николай действительно спас для Царствия Небесного! Когда Господь сподобил быть накануне погребения дорогого батюшки в этой церкви, мне вспомнилась картина из детства, почти полувековой давности: моя бабушка привела меня, совсем еще маленького, в церковь, и я стоял и думал только о ногах и больше ни о чем, и внутри ругал себя: «Зачем я согласился с бабушкой пойти сюда? Больше не пойду никогда». Ничего не понятно, народу много (храмов было мало тогда), я стоял — был маленький совсем — и что я видел? Во что утыкался взглядом, простите? В то, что ниже спины — у впереди стоящих. Мы стояли в конце храма, и вдруг я увидел священника, вышедшего, как я теперь понимаю, на исповедь с крестом и Евангелием. Он сразу обратил на себя мое внимание. Он был какой-то не такой, как все, — черный, весь слишком черный, даже страшно было как-то. Но глаза! Какие-то не соответствующие этому строгому виду глаза. Глаза добрые, искренние, с какой-то внутренней улыбкой. Я влюбился в эти глаза. Было непонятно, что происходит на службе, но эти глаза были мне понятны. Священник был мне чужим человеком, но стал мгновенно родным. И он стоял на исповеди, сначала прочитал молитвы, потом что-то говорил, не помню что, только помню, как он потом называл грех, обличал его — воровство, ложь, гнев, раздражительность, злобу — и это все было понятно очень. И в моем детском сознании прошла сразу граница, что есть добро, а что есть зло. И я тогда понял, что в глазах Бога это именно так, ведь глаза человека, его глаза, свидетельствовали, что это так и быть по-другому не может! И когда мы уходили из церкви, это в памяти осталось, и мы садились в трамвай, который был переполнен, и мне не удалось сесть, и я опять думал о ногах и сказал себе опять: «Больше в церковь никогда не пойду». Но когда в следующий раз бабушка позвала меня, я вспомнил эти глаза и сказал: «Конечно, я пойду». И пошел.

Вот эти живые, теплые отеческие глаза, наполненные искреннею любовью, эти простые, понятные слова, ставящие водораздел греху и добродетели, они меня тянули опять. И это повторялось из года в год. В конце службы я себе давал обещание: «Больше не пойду никогда, ведь это невозможно — терпеть такую муку». И когда бабушка в следующий раз говорила: «Пойдем в церковь», — я вспоминал его глаза, его голос — и говорил: «Я пойду». И так продолжалось годами.

Я не думаю, что батюшка тогда особо замечал меня, я не думаю, что он делал что-то особенное для меня — он был такой по отношению ко всем. И всех тянуло к нему. Вспоминаю свою бабушку, когда она уже была старенькой, плохенькой, была дома, в церковь ходить не могла. И как она, когда я приходил из церкви, уже сам туда ходил, спрашивала про священников, переживала за них, священников ведь было мало: «А тот как? А тот?» И с особой теплотой она спрашивала про отца Геннадия — отец Николай не был тог-да в монашестве и носил мирское имя Геннадий. Она спрашивала: «А как там отец Геннадий?» — совершенно другим голосом. Я сначала не придавал этому значения. Ну, служит: исповедует, крестит, венчает. А потом, когда он уехал из Ульяновска, перебрался в Мордовию, вот так — с придыханием, с чувством невыносимой потери, вот так вот по-родному весь Ульяновск вздыхал о нем. Когда я бывал у него, то все меня спрашивали: «Как там отец Геннадий? Мы молимся за него». Когда я потом был алтарником и читал записки, то одно из первых имен, среди самых близких, самых родных — было имя протоиерея Геннадия.

Людей нельзя обмануть. Нельзя прикидываться одним и быть другим. Наш народ простой и долготерпеливый, а уж церковный народ любому проходимцу готов руки поцеловать, только бы в рясе был....Руки-то поцелует каждому, но пойдет совсем не за каждым. Любить будут не каждого, и не за каждого будут молиться душой и сердцем годами, даже не видя по много лет этого человека. Вот это правда.

Я сейчас редко бываю на родине, в Ульяновске. И вот эта весть, что их отец Геннадий отошел в вечность, была как гром среди ясного неба, как личная потеря, как страх. Сейчас — Господь долготерпит меня — я служу в Болгарах, в Казанской епархии, и батюшка бывал там у нас, незадолго до смерти был. Его полюбили и там! И сейчас, в этот день, многие стоят и молятся за него. Простая любовь его, которой он был наполнен, пленила нас. Есть у Апостола Павла слова: «Хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов» (1 Кор. 4, 15). Мы сегодня почитаем отца нашего, и молимся о нем, знаем, как он много сделал каждому из нас, у нас у каждого свое воспоминание о нем, свое переживание. Но я еще добавлю свое — когда заканчивал школу и встал вопрос, кем быть, у меня этот вопрос был нерешенным. Я не знал, кем мне быть. Я метался, и в этом метании из подсознания выплыл образ из самого далекого детства — стоит священник с добрыми глазами и говорит не какие-то мудреные вещи, но правду, и называет зло злом, а добро добром. Потому что мы все знаем, что жизнь не совсем такая прямая. Мы детей учим в детстве говорить правду, не брать чужое, а сами при этом по жизни постоянно говорим неправду, а то и присваиваем чужое. Мы детей учим тому, чтобы они были добрыми и правдивыми, а сами забыли даже, что это такое — быть такими. И у нас какие-то вещи происходят уже на уровне автомата. Звонят по телефону, и сразу говорим жене: «Скажи, что меня нет дома». И даже совесть не дрогнула. Я и сам вру, и ее учу врать. Что же я делаю? Ну, сам иду в ад, а ее-то зачем тащу?! Скажете, мелочь? Вот из этих «мелочей» соткана наша большая жизнь.

...И вот в сознании выплыл вдруг этот образ — батюшка, принимающий исповеди и говорящий, что есть правда, а что есть грех, что есть свет, а что есть тьма, что хорошо и что плохо. И я сказал себе: «Я бы хотел тоже так жить. Я бы хотел продолжить это дело. Я бы хотел, чтоб в этом мире было как можно больше таких людей, которые говорили бы, что вот это правда, а это грех». Только я тогда не знал, что очень трудно научиться это говорить с такими же добрыми глазами, с такой же искренностью, с такой же простотой, с такой убежденностью, с которыми говорил наш с вами духовный отец. Понадобились годы, чтобы это пережить и осознать.

Он развернул всю мою жизнь. И я знаю, — не только мою. Вот сколько нас в этом храме! И нас привело сюда сердце, любовь, благодарность, чувство живой связи с нашим духовным отцом.

Мои дорогие, он отошел от временной жизни. Помню последнюю беседу с ним, совсем недавно бывшую. Я спросил: «Батюшка, как всегда скажете, ничего не болит?» А он никогда почти не говорил о своих невыносимых болях, не жаловался. Тогда же он сказал: «Нет, ничего не болит, как всегда». Я говорю: «Ну вот, опять «как всегда». А он говорит: «Да болит, болит, но только душа». Заплакал: «Какой я грешный, сколько у меня грехов!» Обнял меня и говорит: «Ты, самое главное, только не греши». И этим он встретил меня когда-то в церкви — он назвал грех грехом и добродетель добродетелью. И ушел со словами: «Пожалуйста, только не греши». И это останется на всю жизнь. Золотом в душе будет написано: «Пожалуйста, только не греши, а то будет болеть душа».

И вот, в Писании сказано, что когда мы поминаем наставников наших, нам нужно, взирая на кончину их, подражать вере их. Сегодня, поминая дорогого отца Николая, поминая его любовь, его облик, его дело, его безсмертную душу, мы с вами должны взять его в пример. Не все из нас могут отрастить, как он, бороду, женщинам это будет сложно сделать, да и не надо, не все будут священниками — конечно, куда же еще разводить «даром ядущих»-то? — но вот правду свидетельствовать, говорить с любовью, уметь глазами обнять ближнего — вот это может каждый из нас. И это от каждого и надо ведь! Выполнять свой долг, нести свое служение, всегда.

Я вспоминаю периоды жизни у батюшки, когда он был на высоте духовной, и когда он был в неком таком как бы отступлении от благодати. Вспоминаю, когда он был в духовном горении — и когда он как бы на время гас. Но не помню такого, чтобы он забыл Бога. Суета, скорби, пороки наши давят на нас, мы порою гаснем духом-то. И у него это тоже было, он через это тоже проходил. Даже Господь Иисус Христос в Гефсимании через это прошел, как же нам избежать такого? Но только взор отца Николая никогда не отрывался от Господа. Это было видно всегда. И всегда-то он эту тоску по Богу в сердце носил, всегда. В этом мы тоже можем подражать ему — помнить Господа всегда. Вот как про Еноха сказано в Ветхом Завете: «Ходил пред Богом». Ощущать всегда себя в поле зрения очей Небесного Отца. И если мы сможем так вот жить — а вообще это возможно! — если будем стараться, моля Бога о помощи, вот это и будет лучшей памятью тому, кого мы сегодня поминаем — нашему дорогому отцу Николаю. Это будет большой радостью для него и спасением ему.

Вспоминаю одного из древних святых отцов, который, написав духовную книгу, прочитал ее и вдруг решил сжечь. Почему? Он сам себе сказал: «А вдруг я что-то не так написал? Будут читать люди, и будет у них неправильное понимание духовной жизни. Меня не будет, книга будет жить, и я послужу книгой этой к погибели многих». И он хотел было сжечь ее, и отложил в раздумье. А потом сказал: «А сколько людей то доброе, что там есть, прочитают, и может быть, в день суда своего, когда встану я пред лицом Господа, кто-то из восставших миллионов скажет: «Господи, а ведь благодаря его слову я Тебя узнал, и путь Твой узнал». И жечь книгу не стал.

Вот, мои дорогие, что мы можем сделать для отца Николая: то, чему он нас учил, образ чего носил, вот это осуществить. И когда день суда Божиего будет, и он встанет, и мы с ним встретимся, разлученные смертью, соединимся вновь в любви, живые, мы тогда с вами все-таки опять соберемся вместе и скажем: «Господи, мы Тебя знали и благодаря ему, и он для нас много сделал, чтобы сейчас иметь надежду на Твою милость». Вот это очень важно и для него, и для нас.

Поэтому, молясь о упокоении души дорогого для нас отца Николая, постараемся то доброе, что в нем так ярко было видно, осуществить своей жизнью. Нам это во спасение, ему — в стяжание большего венца в Царствии Божием. Он этого достоин! Для него и ради него потрудимся в стяжании добра. Помоги всем нам милостивый Господь вот в таком внутреннем душевном устроении и в день сегодняшний, и в день завтрашний, и в дни иные идти, трудиться, молиться, духовно подниматься. Помогай нам Господь!

20 июля 2015 г.

Духоносные встречи

На протяжении всей жизни почившего самарского духовника схиархимандрита Николая (Феоктистова) окружали подвижники и молитвенники.

Когда выйдет эта статья, уже пройдет сорок дней со дня кончины 11 июня с.г. схиархимандрита Николая (Феоктистова). Все это время о упокоении известного пастыря молились как его многочисленные духовные чада, так и мало знавшие и даже не знавшие его Православные. За неделю до его сороковин я встретила у самарского храма в честь Трех Святителей, где и служил батюшка Николай, русобородого и синеглазого человека с рюкзаком. На мой невысказанный вопрос человек с северным выговором ответил: «Псково-Печерский монастырь, иеромонах Иаков». Сказал, что приехал помолиться о упокоении отца Николая в его храме, принес поклон от последнего из известных Псково-Печерских старцев — отца Адриана (Кирсанова).

Геннадий Феоктистов (так звали в миру схиархимандрита Николая) жил в Псково-Печерском монастыре шесть лет и хорошо знал Архимандрита Адриана. На протяжении всего его жизненного пути Господь сводил его со многими, без преувеличения, великими людьми. Судьба отца Николая полна духоносных встреч. Об этих встречах мне рассказали матушка Нина Феоктистова и дочь батюшки Мария Феоктистова.

Путь в Церковь

Мария Феоктистова, дочь:

— Вся жизнь схиархимандрита Николая была связана с духоносными старцами. Первым духовным отцом его был иеромонах Никита (Сапожников), в великой схиме Никандр. Это было в 1957 или 1958 году. Иеромонаха Никиту выпустили из тюрьмы, и он пошел по всем своим духовным чадам. Бабушка наша схимонахиня Сергия была духовным чадом схиигумена Никандра. Он приехал тогда в Чапаевск, а будущему батюшке, будущему моему отцу тогда было тринадцать или четырнадцать лет. И впервые вне церкви увидел он священника в рясе с широкими рукавами и с наперсным крестом. У юного Геннадия была такая духовная радость, что он очень сильно рассмеялся. Отец Никита обиделся: «Ты что смеешься?» А он не мог даже слова вымолвить. Он испугался, но остановиться не мог, закатывался от смеха. А схиигумен Никандр отругал его и ушел, не сел даже за стол. Наш папа просто не мог удержаться, ему так понравилась монашеская одежда отца Никиты, и он в тот же миг, как увидел его, решил, что будет монахом.

И потом отец Никита (в схиме Никандр) взял его в духовные чада.

В роду у нас священников не было, а монахини были. Тетки отца Николая жили в Покровском Чагринском монастыре, где подвизался святой праведный Александр Чагринский. И мама батюшки Николая схимонахиня Сергия тоже успела пожить в этом монастыре. Постриг она приняла в старости.

С юности было у батюшки стремление к монашеской жизни. После встречи с отцом Никитой он стал постоянно ходить в Покровский собор в Куйбышеве, добирался из Чапаевска на электричках. Отец Никита жил на Ульяновской улице.

Тогда начались хрущевские гонения, и в церковь молодежь не пускали, но папа обходил стадион «Динамо», перелезал через забор и все-таки находил проход и в храм попадал обязательно.

После схиигумена Никандра огромное духовное влияние на Геннадия Феоктистова оказал Митрополит Мануил (Лемешевский), который взял юношу под свое попечение. За молодежь власти тогда взыскивали, а Митрополит именно молодежь собирал под свое крыло, духовно окормлял их. Когда папа шел в церковь, его стыдили, ругали: «Куда ты идешь, зачем? Что тебе там делать?»

В Печорах и в Ленинградской семинарии

Мария Феоктистова:

— По благословению Владыки Мануила батюшка был связан со старцами Вавилова Дола, которые подвизались в пещерах, под землей. Они-то и благословили моего отца в Псково-Печерский монастырь. Там он был послушником и келейником у архимандрита Алипия (Воронова). В монастыре он общался с валаамскими старцами архидиаконом Вуколом, монахом Митрофаном, молчальником монахом Марком и многими другими. Очень много общался он с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным), схиигуменом Саввой (Остапенко), с архидиаконом Нафанаилом (Поспеловым), с архимандритом Адрианом (Кирсановым).

9 июня этого года, за два дня до смерти папы, я была в Псково-Печерском монастыре, посетила Богом зданные пещеры, попросила молитв в пещерах у старцев, в том числе и валаамских. Папа ухаживал за валаамскими старцами — схимонахом Лукой, схимонахом Николаем, которые впоследствии посоветовали ему идти в мир и стать вначале белым священником. Отец Алипий очень его любил. Прожил папа в монастыре шесть лет. И хотя он был послушником, его уважительно называли отцом. Потом игумен Алипий и старцы благословили поступать в семинарию. Годы, прожитые в Псково-Печерском монастыре, стали для него очень хорошей школой. При помощи монастырского уставщика архидиакона Вукола папа выучил церковный устав.

А вот уже в Ленинградской семинарии Устав преподавал профессор Николай Дмитриевич Успенский.

Матушка Нина Феоктистова:

— Это был знаменитый богослов, литургист, и он взял Геннадия как бы на попечение. Но началось их знакомство с того, что Геннадий как-то подсказал на занятиях, как правильно читать, одному юному псаломщику, которому никак не удавалось верно прочесть. Вместо «Деяний Святых Апостолов» он упорно читал «Деяния». Николай Дмитриевич услышал подсказку и начал очень сильно ругать. Геннадий твердил только «простите» и «виноват», а друзья советовали собирать вещи и ехать опять в монастырь, так как Николай Дмитриевич не простит и добьется его исключения. И вдруг Николай Дмитриевич Успенский звонит и говорит: «Пришлите студента Феоктистова ко мне домой». «Ну, выгонят», — подумал он. А профессор Успенский ему сказал: «Будешь у меня жить». И все время обучения будущий батюшка жил у него, как родной сын. Профессор Николай Дмитриевич Успенский оказал очень большое духовное влияние на личность будущего пастыря отца Николая. Он ему говорил: «Будь пастырем, а не просто требоисполнителем».

Большое духовное влияние на него оказал и Митрополит Антоний Сурожский (Блюм). Он в ту пору преподавал в семинарии и имел подход в своих лекциях к каждому студенту. Он спрашивал у студентов: «А ты на самом ли деле хочешь быть пастырем, любишь ли ты людей?» И старец-Митрополит Иосиф Алма-Атинский тоже оказал духовное влияние, он рукоположил Геннадия Феоктистова в сан диакона.

Мария, дочь:

— Учась в Ленинграде, папа очень чтил Блаженную Ксению и Иоанна Кронштадтского, тогда еще не прославленных. Посещал часто Смоленское кладбище, Иоанновский монастырь. Во время учебы и уже женившись на маме папа жил какое-то время в Вырице, они ходили на могилку к Серафиму Вырицкому и очень просили его помощи и молитвенного заступления.

А Академию он окончил уже в Москве, писал кандидатскую диссертацию под руководством Патриарха Пимена «О значении Святого Причащения в жизни Православного христианина».

И потом уже под руководством Митрополита Иоанна (Снычева) служил дальше.

«Как он блаженных любил!»

Мария, дочь:

— Он всегда советовался в жизненных ситуациях с великими старцами, например с отцом Серафимом (Тяпочкиным) из села Ракитное Белгородской области. И на протяжении всей жизни нашего отца Николая и отца Серафима соединяла духовная связь.

Матушка Нина:

— У меня были очень тяжелые роды и первые, и вторые. И вот я приехала к отцу Серафиму, беременная третьей своей дочкой, Наташей, и говорю: «Батюшка, при третьих родах я, наверное, умру». А он с такой любовью перекрестил мне животик, благословил и говорит: «Хорошо родишь». И мы с батюшкой на самолете прилетели в Ульяновск, поехали на поезде в Самару, и меня прямо с поезда сняли — и я легко родила Наташеньку, матушку Наталью. И вот она благословленная архимандритом Серафимом (Тяпочкиным), этим великим старцем. А как отец Серафим любил нашего батюшку! Приедем без него, а отец Серафим: «А где же мой дорогой батюшка?» Я сначала без него, с дочками к нему ездила, а отец Серафим, еще не видя, уже так любил, так любил его. Отец Геннадий был занят на службе, а я с детьми ездила и с мамой, с папой. А потом, когда приехали с батюшкой, он так радовался этому! И вообще его старцы любили. Его не очень понимали, быть может, обычные современные люди, а старцы его любили. И говорили ему, когда он еще молодой был: «А ты как старец будешь!»

Вот кто как, а он еще и блаженных очень любил. В Саранске Ванюшка блаженный был, в Ульяновске Васенька блаженный. И он всегда велел их домой приглашать, кормить. Некоторые возмущались: что это ты, матушка, вонючих таких рядом с нами сажаешь! А батюшка говорил: «В первую очередь накорми их». И они всегда к нам приходили, все блаженные. В Ульяновске блаженная Мария была...

Мария, дочь:

— В Ульяновске он был настоятелем Неопалимовского храма. И всех блаженных так любил! Василий блаженный жил на кладбище, Мария блаженная ходила босиком и спала на снегу. Нам, детям, она всегда носила молоко. Затем Урено-Карлинский блаженный старец Василий Струев...

Матушка Нина:

— Батюшка его почитал и ездил к нему на могилку. Недавно исполнилось шестьдесят лет со дня его смерти, и отец Силуан, духовник нашего батюшки, ездил к нему на могилку. Старец Василий был лежачим около сорока лет...

Знал он и блаженную схимонахиню Марию (Матукасову), Марию Самарскую. Когда она жила в Кинель-Черкассах, мы постоянно к ней ездили. И она батюшку очень любила. И всегда передавала ему гостинчики.

Мария, дочь:

— Батюшка строил тогда дачу около Кинеля, в Советах, а денег совсем не было, и он сам месил глину, сам клал кирпичи, сам дрова рубил, полностью все делал сам, до последнего гвоздя. И матушка наша приехала к схимонахине Марии и говорит: «Денег нет, а батюшка все строит, нам просто жить не на что». А блаженная Мария запретила ругать батюшку: «Не ругай его, пусть строит». Она его очень любила!

В Саранске блаженный Ванюшка, блаженный Колюшка приходили к нам домой. Колюшка ходил тоже босиком...

Блаженный Колюшка предсказывал, кто вернется с войны, а кто нет. Нашей бабушке Александре Семеновне Разливановой вылечил щитовидку. Ей уже операцию назначили, а она старенькая совсем, какая ей операция? А Коленька говорит: «Не делай, не делай, я тебя вылечу». Налил из крана холодной воды, перекрестил: «Пей, пей. Не делай операцию». Да никакой операции уже и не нужно было делать! Щитовидка совершенно прошла!

А блаженный Ванюшка предсказал батюшке: ты будешь служить в городе на Волге, отстроишь красивый храм, и будете вы звонить в колокола.

Матушка Нина:

— А тогда было страшное время, мы служили в Саранске, и у нас колоколов в храме не было. И звонить в колокола запрещали. Прошло столько лет, а все сбылось.

Служили вместе с отцом Иоанном Верендякиным, батюшка дружил с ним, будущим старцем схиигуменом Иеронимом Санаксарским.

Мария, дочь:

— А по молитвам блаженного Васеньки, что жил в Ульяновске на кладбище, родилась я. Это было в 1976 году, когда врачи увезли матушку с кровотечением на «скорой помощи» в больницу. Матушка ночью убежала на кладбище к блаженному Васеньке, потому что врачи хотели делать «чистку». Васенька утешил словами: «Вот и хорошо, что убежала, пойдешь в другую больницу и родишь дочку Марию». Так все и вышло, по молитвам блаженного Васеньки.

С какими людьми сводил Господь!

Батюшка еще дружил с отцом Феодосием Даньковым, будущим схиархимандритом Феофаном. Незадолго до смерти отца они вновь встретились в Макаровском монастыре в Мордовии и так обрадовались друг другу, ведь служили вместе когда-то и знали друг друга много лет. Схиархимандрит Феофан умер три года назад, и папа очень молился за него. Перед смертью он его трижды навестил.

С какими великими людьми, с какими молитвенниками сводил Господь отца Николая!

Мария, дочь:

— На протяжении многих лет он был духовным чадом отца Григория Петренко из села Верхняя Платовка Оренбургской области. Отец Григорий Платовский был духовником всей нашей семьи. Ныне он живет в поселке Саракташ. А свой духовный путь он начинал под водительством известного молитвенника отца Стефана Акашева.

Матушка Нина:

— Митрополит Иоанн (Снычев) благословил Геннадия на брак со мной: «Вот тебе невеста, а вот и место». И поехали мы в Ульяновск. На протяжении всей жизни Владыка был у нас главный духовник и советчик.

Мария, дочь:

— Владыка Иоанн приезжал к нам запросто домой, как духовный отец к духовным чадам. Садился и спрашивал: «Ну что, Ниночка, как дела?» А матушке сготовить было не из чего, она говорила: «Да у нас только рис, Владыко, да вот баночка с тунцом». А он: «Ничего, не переживай!» Возьмет нас на ручки, об учебе спрашивает, какие таланты, какие дарования, а мы все хвалились: я вот это вышила, а я вот это связала, а я такую поделку сделала. А он благословит, перекрестит...

Матушка Нина:

— А до него духовником моим был, как я уже говорила, Митрополит Мануил (Лемешевский). Когда отец Николай был простым парнем Геннадием, Владыка Мануил благословил его на дружбу с Михаилом Ивановым. Теперь Михаил Семенович Иванов профессор, проректор Московской Духовной Академии и семинарии. На протяжении всей жизни они были духовными друзьями.

Мария, дочь:

— Когда Геннадий Феоктистов учился в семинарии, в то же время там служил будущий Патриарх Кирилл, вот их можно увидеть и на одной общей фотографии. Будущий Патриарх тогда был инспектором по учебной работе и общался с нашим батюшкой. А когда батюшка служил в Саранске, бабушка будущего Патриарха Кирилла Параскева Ивановна жила в селе недалеко от Саранска. И он ездил ее причащать. И однажды Параскева Ивановна ему подарила молитвослов семьи Гундяевых, батюшка хранил его до конца жизни. А у тети будущего Патриарха Марии Филипповны Гундяевой он жил на квартире в Саранске целый год. И она стала крестной нашей младшей сестры Кати. В Саранске жил родной брат отца Патриарха, Николай Васильевич, и когда он умер, его жена Мария пустила на квартиру нашего отца Геннадия. Да, наш батюшка ходил причащать и исповедовать старенькую бабушку будущего Патриарха. Он ее духовно окормлял и проводил в последний путь в 1974 году. До конца жизни батюшка молился о упокоении бабушки Патриарха Кирилла. Вот такая связь с семьей Патриарха у отца Николая и нашей семьи.

«В мир ему дорога, в мир!»

Матушка Нина:

— В то время в Саранске он служил настоятелем Иоанно-Богословского собора, был благочинным Мордовского округа. Он был белым священником, но душа рвалась к монашеству с юности, и монашеский путь отцу Николаю предсказывали и Митрополит Мануил, и Митрополит Иоанн. Когда он тайно ушел в монастырь, то мы в Покровском соборе ничего про него не знали, где он, что с ним.

Ко мне очень многие прихожанки стали подходить с вопросами, может быть, познакомить меня с внуком, сыном, племянником. Я не соглашалась, я не думала ни о каком замужестве. Было время гонений, и я только в церковь ходила и больше ни о чем не помышляла. Монастырей тогда почти не было. Мы каждый отпуск по благословению Митрополита Мануила ездили в Пюхтицкий монастырь, что в Эстонии. А прихожанки всё приставали ко мне и приставали. И я пошла со слезами, пожаловалась Митрополиту Мануилу: «Владыко, что они ко мне все пристают с замужеством?» А он меня погладил по голове и говорит: «А тебе, деточка, прямо никто так и не нравится?» — «Владыко, да вокруг все безбожники. Надо, чтоб жених духовным был, верующим, а у нас всего два парня в храм ходили, Геннадий Феоктистов да Михаил Иванов, и оба уже, должно быть, монахи». А он закрыл вот так вот глаза. «Монахи, говоришь? Ну, Михаил может и быть им, а Геннадию дорога в мир». И кулаком стукнул по столу. И еще трижды стукнул со словами: «В мир ему дорога, в мир!» Я говорю: «Владыко, так уже четыре года, как он в монастыре». — «Ну и что, ему дорога в мир». Вот он как предрек. И говорит: «Он будет белым священником. Монахом он будет потом».

И вот Владыка Мануил умер, прошло какое-то время, и вызывает меня уже Владыка Иоанн и говорит: «Нина, я хочу тебя замуж выдать, за Гену Феоктистова». — «Так он же в монастыре». — «Нет, он приехал, окончил семинарию уже, и его надо благословлять в священники, а у него никого нет. Я вот тебя благословляю за него выйти замуж». А он мне нравился. Такой смирный, такой кроткий, стоит в храме, прислонится к колонне, а на ногах, как у юродивого, тапочки порками привязаны, ножки у него больные были, на заводе соляной кислотой их обжег. Стоит он так, у столбика, молится, а Владыка его заметил и говорит: «Так, тебе не здесь место, на клирос тебя». И благословил его на правый клирос в Покровском соборе. Ему стыдно, петь не умеет, а там съедают, певчие все в возрасте, многие сурового нрава: «Еще чего, здесь место занимать». А Владыка настаивает: «Тебе там место». И Геннадий начал прислушиваться к пению, к чтению. И в то время у него уже было стремление к монашеству. Мой папа тоже пел на клиросе и сказал ему: «Тебе, сынок, в семинарию надо идти учиться». — «Нет, я монахом хочу быть».

И потом, когда Владыка Иоанн благословил на брак, его мама, будущая схимонахиня Сергия, очень возревновала, душа ее вознегодовала: «Как это так, я хочу, чтобы мой сын был монахом, чтобы он как был в монастыре, так и остался там». И тогда ее Владыка Иоанн утешил: «Матушка, не расстраивайся, он и женится, и монахом будет».

«Проси даров у Бога Сил, чтоб ты побольше слез пролил»

...И вот ему предрекали все, что он будет монахом. Когда болезнь его скосила, врачи сказали, что рак костей с метастазами в почку и надпочечник неизлечим, даже никакой надежды не давали, он поехал на Афон и спрашивал именно о монашестве — постригаться ему или не постригаться. Он хотел остаться в монастыре на Афоне. Но его не благословили, сказали: «А ухаживать за тобой кто будет? Ты очень болен, будь монахом в миру, и ухаживать за тобой будут твои близкие».

Мария, дочь:

— И такие ему стихи на Афоне дали! Он попросил художника написать их красивым шрифтом, поместил в большую рамку, повесил в своей келье на даче и часто прочитывал их вслух. Вот они:

Собрались старцы у престола
Для постриженья молодого
И, Бога возблагодаря,
Учили в стенах алтаря:
Пока пребудешь в мире грешном,
Не осуди его, конечно,
Проси даров у Бога Сил,
Чтоб ты побольше слез пролил.
Проси гоненья и хулы
и поношенья без вины,
Проси восстания врагов,
Проси обидных, горьких слов,
Проси, чтоб предали друзья,
Чтоб оплевали, да зазря.
За коих Бога умолил,
Пускай клевещут что есть сил.
И за твоих духовных чад
Пусть на тебя восстанет ад,
Пускай болезни посетят
И до земли тебя склонят.
За то, что борешься со злом,
Пусть называют колдуном,
За девство кличут любодеем,
А за молитву — ворожеем.
Пусть скажут, что в гробу летаешь
И золото в мешках таскаешь,
Пускай побьют и подожгут,
Пусть мусор на тебя метут.
Когда пройдешь все испытанья,
Получишь слезы покаянья,
Любовь к Небесному Отцу —
Он приведет тебя к венцу.

Вот какие строки афонские старцы ему преподнесли!

Была еще у папы долгая духовная дружба со схиархимандритом Серафимом (Томиным) из Андреевского монастыря в Оренбургской области. Батюшка часто к нему ездил. И вот однажды — это было еще до того, как у батюшки заболели ноги, — отец Серафим как закричит вдруг: «Ой, нога болит! Ой-ей-ей, моя нога! Болит-болит!» Мы испугались даже, подумали: что ж мы батюшку донимаем, коль у него такие боли, — и поскорее уехали от него.
А вскоре у отца Николая заболела нога, потом ее и отняли...

Вот те, кого он знал...

Еще была духовная дружба со схимонахом Феодосием из Московского Даниловского монастыря. Когда он приезжал к отцу Григорию Петренко в Платовку, мы приходили встречать его к поезду. Он очень сильно болел, у него был диабет, он гнил заживо. Отец Феодосий был блаженный, его не понимали многие.

С архимандритом Владимиром (Наумовым) из села Высокого дружил с детских лет. Батюшка приехал с Афона и подарил отцу Владимиру посох. Они похожи очень, простые, веселые. И общение с Митрополитом Иоанном их связывало.

И еще отец Владимир Головин из Болгар тоже был связан с отцом Николаем много лет. Он еще мальчишкой со своей бабушкой ходил в наш Неопалимовский храм в Ульяновске. Он очень полюбил нашего батюшку Геннадия и говорил: «Если такие все священники, как отец Геннадий, то я буду священником». Ему запали в душу проповеди отца Геннадия, он увидел, как словом можно спасать людей, как можно говорить правду, не боясь гонений.

В разговор вступила матушка Наталия Гладун, дочь отца Николая:

— Отца Владимира Головина чуть не забрали в армию, и тогда бы он в семинарию не попал. И он пришел к отцу Геннадию, тот помолился перед иконой Божьей Матери и говорит: «Не пойдешь ты в армию». — «Батюшка, да все, у меня завтра проводы, я просто благословение взять, помолитесь обо мне, ухожу в армию, не стать мне священником...» И вдруг ему присылают вызов на перепроверку. Начинают проверять — а у него родимое пятно на всю ногу, с пятки начиная. То есть, получается, в армию нельзя! И ему все отменяют! Приходит к отцу Геннадию и все рассказывает. «Ну и слава Богу!» — и пишет батюшка рекомендацию будущему отцу Владимиру в семинарию. Отец Владимир сорок лет без одного года как духовное чадо нашего папы.

Мария, дочь:

— А как он встретил будущего отца Димитрия Кулакова, который сейчас служит в Коста-Рике! Тот только первый раз зашел в храм, а отец Геннадий идет к нему навстречу со словами: «Родненький, сынок мой, я так долго тебя ждал!»

Вот с такой любовью батюшка Николай встречал всех, кто приходил к нему. И сейчас мы можем попытаться вернуть ему хоть толику любви в молитвах о нем. Слава Всевышнему, что он был рядом с нами. Что через него до нас дошли слова и благословения великих старцев нашего времени. В нашей молитвенной памяти останется навсегда наш любимый добрый пастырь отец Николай.

Подготовила Юлия Попова.

Воспоминания об архимандрите Алипии (Воронове)

В 1962 году, находясь в отпуске, я впервые приехал в Псково-Печерский монастырь — в марте месяце, когда был Великий пост. Дали мне сначала послушание помогать тем, кто убирал коров в монастырском хозяйстве. Так прожил недели три, и у меня отпуск уже подходит к концу. И вот отец Алипий позвал к себе на беседу и благословение. Встретил архимандрит меня очень ласково, усадил за стол и велел подать чай. Батюшка спросил меня, откуда я. Я ответил: «Из Куйбышева». Спросил о моем семейном положении, узнал, что я не женат, живу с мамой. Спросил и о моем образовании; я сказал, что учусь заочно в химическом техникуме. Вдруг он встал и говорит: «Брось его (то есть техникум) — да тебе и не дадут его закончить; приезжай к нам — вот тебе Академия и семинария!» Выслушав отца Алипия, я захотел покончить с техникумом. Взял благословение дорогого батюшки на возвращение домой, в Куйбышев. Приезжаю домой — а у меня и на работе, и в техникуме возникли большие проблемы, и меня уволили с работы и отчислили из техникума.

Вот тогда я понял, что отец Алипий не простой монах, что его устами говорит Сама Пречистая Богоматерь. Он и сам свидетельствовал — «меня поставила игуменом этой обители Сама Матерь Божия, и моими устами Она руководит всеми, кто имеет послушания и кто меня слушает».

Когда в начале 1964 года я снова прибыл в обитель, батюшка меня благословил ухаживать за больными старцами и помогать отцу Кенсорину. Однажды собираюсь в храм в воскресный день. Подзывает меня отец Лука — валаамский старец, и просит, чтобы я их не забывал. Я думаю: да куда я денусь, если у меня послушание помогать отцу Кенсорину! Прихожу в храм, а отец Алипий вдруг отдает свой ключ от своих покоев — и дал мне послушание быть его келейником.

Когда я нес послушание келейника, у отца Алипия не закрывалась дверь, все шли к батюшке за советами. Если что надо сказать кому-то, то всё, что он скажет, — всё исполнялось. Там, где отец Алипий появлялся, собирались толпы народа. Весь народ жаждал от отца Алипия помощи и советов. Отец наместник был щедр на милостыни. Никому он не отказывал в помощи, как материально, так и духовным советом. Каждого человека наставлял на путь покаяния. Всех принимал с лаской, и в каждом человеке видел как бы себя: «А если бы я оказался в этой ситуации?» — говорил отец Алипий. И народ чувствовал доброе сердце истинного пастыря, тянулся к нему как к пастырю доброму… Из духовных школ многие семинаристы, академисты ехали к нашему батюшке за помощью и советами. Студенты проникались чувством благоговения, считалось великим счастьем услышать каждое слово из уст отца наместника. Часто отец Алипий благословлял студентов иконами. Однажды приехал один студент и просит благословение на супружество. Батюшка, не говоря ни слова, вынес икону Божией Матери и благословил. Студент приехал в Питер, а невеста нареченная умерла скоропостижно. И он принял монашество, сейчас он уже Епископ.

Много прошло времени, многое забыто, только отдельные крупицы вспоминаешь. А сколько делал батюшка добрых дел тайно, он говорил: «Пусть правая рука не знает, что делает левая рука». В наш монастырь часто приезжала одна семья — два сына, дочь, мать и отец. Старший сын учился в Духовной Академии и был келейником Митрополита Никодима (Ротова). Мать этого сына часто говорила отцу Алипию: «Вот мой сын будет Архиереем!» И все складывалось так, что быть ему Архиереем. Окончил Академию на «отлично», принял монашество, сам был преподавателем в Академии, поставили его начальником Духовной Миссии в Иерусалиме. И однажды отец наместник в узком кругу своих близких сказал: «Не быть ему Архиереем, а архимандритом будет». Прошло три года, слова нашего батюшки исполнились. Что случилось, не знаю, но этот сын вернулся из Иерусалима, был во многих храмах Питера, а через некоторое время еще молодой умер.

В нашем монастыре жили и молодые батюшки, которые окончили Духовную Академию. Часто высказывали против отца наместника недоброжелательные мысли, иной раз было просто стыдно слышать. Со своей стороны отец Алипий их увещевал по-отечески, чтобы они никого не судили. Отец наместник говорил: «Веруйте в Бога, без Божьего произволения ничего не бывает; если Богу угодно, будете на моем месте. Матерь Божия поставит нести мой крест». Но эти батюшки не унимались, делали свое злое дело. Батюшка часто молился за них как за своих неразумных детей. При жизни его они не понимали, а когда батюшка умер — спохватились, но было уже поздно…

Часто я вспоминаю батюшку Алипия, как приезжали к нему из многих городов за советом и благословением. Вот вспомнил еще один случай про его мудрый совет. Приехала одна красивая, культурная девушка из Питера за благословением, чтобы выйти замуж. Отец Алипий ее принял, эта девушка стала хвалить своего жениха за его ум, красоту, ученость, культурность. Наш батюшка сидел и молчал, давая ей возможность высказаться. Потом спросил: «Ну, всё сказала?» Она с восторженностью ответила: «У меня будет самый лучший муж». Отец Алипий посмотрел на нее, перекрестился да говорит: «На всё воля Божия. А ты спроси, почему он сидел в тюрьме». Девушка смутилась: «Это неправда. Но я спрошу своего жениха», — и ушла от нашего батюшки. Прошло некоторое время, она приехала вновь в наш монастырь и стала благодарить отца Алипия. Она нам рассказала всё, что с ней случилось. Когда она пересказала своему жениху слова отца Алипия, нареченный жених смутился, покраснел и воскликнул: «Откуда узнал отец Алипий?» После этого разговора хваленый жених ушел и больше не вернулся к невесте.

…Прочитав воспоминания многих послушников, духовных отцов, келейников, я подтверждаю верность всех этих событий, которым я сам был свидетелем. Повторяться не хочется, о нем знали, его любили не только в церковном кругу, но и светские интеллигентные люди — ученые, музыканты из Москвы, Питера, Киева, Таллинна, Риги и многих других городов. Он сам хорошо владел не только кистью художника-иконописца, но и пером историка как монах-летописец.

В завершение своих воспоминаний о дорогом нашем батюшке отце Алипии хочется напомнить Апостольские слова: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их». (Евр. 13, 7). Дорогого отца Алипия я никогда не забуду, молился и буду молиться за него до последних дней своей жизни. Он для меня был и будет примером всей моей жизни. Больше я никогда не встречу такого доброго пастыря, каким был отец Алипий.

Протоиерей Геннадий Феоктистов,

келейник отца Алипия в 1964-1969 гг.

* Протоиерей Владимир Головин служит клириком храма в честь святого мученика Авраамия Болгарского (настоятель прихода — его сын иерей Анастасий Головин) г. Болгар Республики Татарстан. К нему как к духовнику за молитвенной помощью и пастырским советом едут многие верующие со всей России.