Ливадийский крест

Капельки вечности.

За день до отъезда Людмила первая заговорила о поездке до Симферопольского аэропорта. Выезжать предстояло рано, в семь утра, а ехать далеко — 130 километров.

— Давай позвоним Ярославу, — предложил я. — Он уж точно не подведет.

Но Людмила почему-то не захотела.

— Возьмет с нас, наверное, много, и вообще, с ним ехать не так интересно.

Ушла к хозяйке нашей съемной комнаты и вскоре вернулась успокоенная: цену на такси удалось несколько снизить. Повезет нас подруга хозяйки, живущая по соседству Леся.

Я печально вздохнул: Ярослав уже несколько раз выручал нас в Крыму. Возил в Ливадийский дворец, в домик Чехова, на местный рынок… И вот, выходит, даже не попрощаемся. Ну да что уж теперь.

Ранним утром последний раз взглянул в окно на рассвет над морем. Мало что в жизни я видел красивее этого! В розовой прозрачной дымке, похожей на пеночку от клубничного варенья (помню с детства ее нежный цвет), на твоих глазах рождается новый день. И словно в те самые первые времена (впрочем, тогда еще не было времени!) Дух Божий носится над водой, творя все заново… Дивно!

Сумки уже запакованы. Дочь еще не проснулась — досматривает предутренние светлые крымские сны. Впереди сутолока аэропорта, а позади — волшебные дни. Бархатное, пахнущее розами шелковистое море. Выше облаков вознесшаяся в небо гора Ай-Петри (Святого Петра), все эти дни украшавшая нам пейзаж. Красивые добрые люди, окружавшие нас на побережье. Старинные замки, древние монастыри, извилистые пещеры. Таинственные предания, дивной красоты травы. Словом, Крым!..

И вот уже подъехал автомобиль. Людмила прощается с хозяйкой, обмениваются телефонами. Договариваются о встрече на следующий год. Как вот теперь не приехать сюда? В Крым, где красоты, наверное, больше, чем где бы то ни было. И радушия жителям дивного края не занимать. Наверно, приедем, еще бы!..

Белая иномарка уже ждет нас у входа. Выхожу с двумя сумками, и как-то вдруг тревожно ёкает сердце. «Лучше бы позвонил Ярославу!» — вздыхаю про себя. Повезет нас все-таки странная женщина. Как две капли воды похожая на… На кого же она похожа? Ну ладно, потом вспомню. А сейчас надо таскать сумки и укладывать их в багажнике. Но на кого же все-таки? Где я видел раньше эту стрижку «под мальчика», не по-женски широкие плечи? Спортивную, сухую, совсем не женственную фигуру? И глаза… сколько жесткости у нее в глазах, несмотря на внешнюю любезность.

Сели, познакомились. Тронулись в путь. Я на переднем сиденье, возле женщины-шофера. Людмила и Анна сзади. Путь долгий, придется разговаривать. Тяжело же два часа провести в полном молчании. А говорить с нашим поводырем как-то не очень хотелось. Хотя и любезная. Выключила музыку по нашей просьбе. Поехала уверенно, видно, что не новичок за рулем.

Вскоре я узнал, что Леся живет в украинском Днепропетровске, а здесь у нее летний домик. Очень любит Крым! Мы рассказали о своих впечатлениях. Она в ответ заговорила о том, как изменилась здесь жизнь, в Крыму, за последние полтора года. Тут я насторожился. До сердца доходили какие-то смутные тревожные сигналы. Но распознать их сразу не сумел. Прислушался к ее рассказу…

— Вот приедете сюда через год и всё сами поймете, — уверенно, жестко говорила женщина-водитель. — Будет здесь как теперь в Абхазии. Грязь, нищета, разбитые дороги.

— А разве в Абхазии так? — возразил я. Мои знакомые вынесли оттуда совсем иные впечатления. И бросил на водителя тревожный испытующий взгляд. К кому же в машину занесла нас нелегкая?

Она не ответила, словно и не услышала меня. Только исподлобья, недобро смотрела на шоссе. Будто сама крымская дорога ввергала ее в раздражение. На лбу ее, по-мальчишески открытом, с короткой челочкой, проступила горизонтальная длинная складка (где я видел ее? ну где?).

— И цены взлетели уже, и еще взлетят, вот увидите, — продолжила она, не очень обращая внимание на нашу реакцию. — И у вас в России теперь цены стали расти. Получаете за Крым! Это еще цветочки. Подождите, будут и ягодки.

Эх, надо было мне молчать в тряпочку. Тогда бы, может, и дотянули без горячих дискуссий до аэропорта. А теперь… Теперь уже молчать нельзя.

— Наверное, в Днепропетровске цены снизились? — с едва скрываемой иронией вставил я словцо. — Ну что же, рад за вас. А Крым все равно теперь наш. И будет наш всегда. Так народ решил.

Мы как раз проносились мимо большого дорожного плаката с портретом Путина и краткой надписью-слоганом: «Крым. Россия. Навсегда».

Водитель сощурилась совсем уже хмуро. Но еще можно было удержать ситуацию в рамках приличий. Можно?

— Все дело в России. Если бы вы не влезли… — мрачно, сквозь зубы процедила мне Леся. — …И с Донбассом без вас бы давно все вопросы решили. Никто бы и пикнуть там не посмел. Уйдет оттуда Россия, и мы за три дня порядок наведем.

Ах, вот оно в чем дело-то?! Знаем мы их «порядок», его уже «навели» в Одессе, в Доме профсоюзов. Обгорелые трупы — и ликование торжествующих фанатиков… Что-то я лишь про себя подумал, а что-то и сказал ей в ответ. Во всяком случае, Людмила с заднего сиденья уже успела меня тревожно-предупредительно постучать ладонью по плечу. Ее жест я понял. Машина неслась, все набирая и набирая скорость. Лицо шофера становилось все исступленнее. Но и я уже просто так не мог остановиться. Слишком все это горячо, слишком много крови уже пролито. И ведь молчанием, бывает, тоже совершаются предательства... А не только словами или поступками… За какие-то несколько минут успели мы провалиться в яму полного отчуждения. Хотя и говорили на одном языке — на русском...

— Этих, донецких, в Украине никто не любит, и раньше их не любили, — все продолжала злобно бросать слова наша неожиданная провожатая. — Сами они во всем виноваты. Вот и гибнут. Нам их не жаль!

Я в ответ сказал что-то строгое. Стало понятно, что добром не кончится наш маршрут. И уже поздно было «менять тему». Чувствовал спиной, как, прижавшись к сиденьям сзади, наблюдали за нашей дискуссией и, наверное, молились про себя (ведь все это на большой скорости, на трассе!) — жена и дочь. Вот угораздило-то!

— …Имейте в виду — вы сейчас едете на украинской машине, с украинскими номерами. И за рулем украинка, — принялась не то угрожать, не то шантажировать она. Я уже ждал от нее чего-то подобного. И потому не испугался и не растерялся. На войне как на войне. Было ясно — спор обострился настолько, что наша провожатая Леся теперь не погнушается уже никакими аргументами. Но за спиной у меня жена и дочь!

— …Зато земля под колесами — Крымская. НАША, — все же возразил я.

— Еще одно слово про Россию и Крым, и я вас дальше не повезу. Высажу, — нанесла она ожидаемый, хлесткий удар. Но я его довольно спокойно принял.

— Высаживайте!

Машина на полной скорости с визгом затормозила. Съехала на обочину, где как раз была площадка для стоянки автомобилей.

— Вылезайте!..

Нам не потребовалось повторное приглашение.

— Забирайте свои вещи. И добирайтесь дальше как хотите.

Женщина с перекошенным ненавистью лицом стала вышвыривать на землю наши сумки из багажника.

— Смотри, она их кидает! — закричала мне, всплеснув руками, жена.

Я спокойно сказал, как ни в чем не бывало:

— Постарайтесь не разбить компьютер. Осторожнее… Вот так…

Все наши сумки вмиг оказались на крымском асфальте. Рядом стояла еще чья-то машина, возле нее были двое мужчин. Еще один поодаль. Все с интересом и недоумением наблюдали за этой сценой.

Сумки уже на асфальте. Ей бы можно и уезжать. Но она брякнулась на водительское сиденье и вдруг застыла, закрыв лицо руками. То ли вот так успокаивалась, то ли ждала, что мы вот-вот сдадимся от безысходности ситуации. То ли… боролась с собой, подавляла в себе человеческие чувства. Ведь что там ни говори, а это совсем не просто сделать. Одно дело сказать в сердцах: «Высажу!» И совсем другое — выбросить наши вещи из машины на шоссе. Так вот запросто взять и попрать одним махом все заповеди, все человеческие «табу», которые Божьей дланью выведены в каждом, даже и озлобленном, но все же человеческом сердце. Она ведь знала — уже через два часа у нас вылетает самолет. А тут — пустое шоссе. И еще у нас куча сумок. И 17-летняя девушка с нами. И мы всем чужие в этом прекрасном краю. Ждала чего-то, не уезжала. Наверное, еще надеялась, что «благоразумие возьмет верх» и мы униженно попросим ее везти нас дальше. А она за оставшееся немалое время пути прочтет нам целую лекцию на тему… Ни о какой теперь сдаче позиций и речи быть не могло. Придется показать ей на деле, что русские не сдаются. Хотя... ведь драматизм ситуации как раз в том, что и по ту сторону от нас — тоже русская, хотя и забывшая об этом. И тоже, по-видимому, из несдающихся...

— Ищи визитку Ярослава, — крикнул я жене. А дочь попросил в это время — молиться! Тем более, мы оказались в месте совсем неожиданном. Как раз около большого Поклонного Креста у шоссе. Надо же нам было именно у Креста приземлиться!

Пока Людмила безуспешно искала визитку, я обнаружил телефон шофера в своем мобильнике. Позвонил. Один гудок, два… Еще пара гудков, из которых каждый все длиннее и безнадежнее. Сердце бьется чаще, чем звучат гудки. О, ответили!.. Бодрый голос. Таксист как будто ждал нашего звонка.

— Выручайте, я на шоссе. У Креста!..

Тут ко мне подскочил один из немых свидетелей сцены, пояснил, как правильно назвать это место таксисту. Чтобы он понял, где нас забрать. И чтобы я понял — он, неожиданный свидетель, на нашей стороне!

— Буду! Ждите. Через десять-пятнадцать минут. Можете засечь, я слов на ветер не бросаю, — ответил мне крымский таксист.

Почему-то верилось Ярославу. А что нам еще оставалось-то.

И тут только эту Лесю как прорвало. Она уже поняла, что мы ни за что не вернемся в машину с украинскими номерами. Ни за что! Как не вернется туда и Крым. Не вернутся в такую Украину после многомесячных бомбежек Донецк с Луганском.

Изменить в этом она уже ничего не могла. Зато могла… выговориться вдосталь.

Развернула машину и стала из окна поливать нас отборными, совсем не женскими ругательствами. Какие еще не у каждой даже пивной услышишь. Ох, и прорвало же ее! Как она отчаянно изрыгала злобу! Дала волю чувствам.

Я совершенно не среагировал. Это ее еще больше разозлило. Она крикнула напоследок, что с таким, как я (дальше шло ругательство), мы ни за что до аэропорта не доедем, и скрылась на шоссе. Как будто ее и не было.

Мы остались на пустой трассе.

Почему-то вспомнился случай из древнего патерика. Анахорету явился злой дух и сказал, что может исполнить любую его просьбу. А взамен монах должен будет покинуть эти места. Тогда подвижник решил насмеяться над врагом спасения. Сделай так, — сказал он, — чтобы стул, на котором сижу, стал двигаться и поднялся в воздух. «А стул был плетеный», — как какую-то важную, существенную деталь приводит автор патерика. И тогда уже демон расстарался вовсю: не только стул взлетел к потолку, но и вся пещера стала ходить ходуном... А кончилось все как-то уж очень неожиданно. И в то же время ожидаемо.

— Ох, и ловок же ты, бес, ох, и хитер же ты! — ответил на этот фокус-покус подвижник. — Да только я отсюда все равно никуда не уйду!

История эта закончилась словами: «Старец сотворил молитву — и нечистый дух исчез».

Теперь вот мы здесь, с кучей сумок. Но зато и с Крестом! Хорошо хоть, не придется платить за проезд этой оголтелой водительнице. «Пусть монета покроется потом в твоей ладони, прежде чем ты поймешь, кто достоин от тебя ее получить!» — учили древние. И здесь как раз вот такой случай.

Люди подошли к нам и стали успокаивать. Шофер предложил забрать кого-то одного до Ялты (больше в машине просто не было места), а там легче поймать такси. Мы отказались. В такие минуты надо быть вместе.

Людмила набрала телефонный номер хозяйки и рассказала ей о нашем инциденте. «Пусть знает, что может сделать ее знакомая», — объяснила потом мне она. И добавила: «Надо было послушать тебя и сразу договориться с Ярославом». Что же, и это небезполезный урок. Слушай мужа — никогда не ошибешься.

Я вновь позвонил Ярославу. Он уже был в пути.

— Скоро приедет, — успокоил жену. — Но как бы эта барышня не вернулась сюда раньше. С майданутыми на всю голову дружками. Она ведь грозила, что мы отсюда не выберемся. Может, лучше не ждать у моря погоды, а поймать кого-то на трассе и побыстрее отсюда уехать?

— Ну и пусть приезжает!.. — ответила мне жена. Она иногда бывает отчаянно храброй. — Надо ждать Ярослава.

Я согласился. Помолился у Креста. Все только что случившееся казалось уже каким-то почти нереальным. Зато реальными были Крест, добрые люди вокруг, старавшиеся нас успокоить. Время, впрочем, тикало. До самолета оставалось не так много времени.

Но вот подкатил Ярослав на хорошо знакомой нам машине с российскими номерами. Уложился он точно в указанный срок.

— Я думал, у вас машина сломалась, — удивился он. — А тут вон как все повернулось. Такое нечасто бывает.

Мы побросали сумки ему в машину и отправились в путь. Каждый таксист, наверное, немного психолог. Или даже психотерапевт, в зависимости от стажа. Работа такая… конфликтная. А Ярослав оказался водитель бывалый. Стал успокаивать нас умело, профессионально, и не столько словами даже, сколько переключением внимания.

— Вот, посмотрите направо: Медведь-гора. А здесь — да-да, именно здесь — Кутузов получил ранение в бою с турками. Тут он свой глаз и потерял. Мог бы погибнуть, но выжил… Чтобы справиться с Наполеоном. Еще вон туда взгляните. Видите гору? На ней одинокая вершина чуть сбоку. Как профиль какой человеческий. Говорят, это бюст самой покорительницы Крыма мудрой Императрицы Екатерины Великой…

Так постепенно он переключил нас с той лютой ссоры на прощальные крымские достопримечательности. До аэропорта доехали быстро и вышли из такси почти успокоившимися.

Я щедро расплатился с таксистом. Как-никак, а он нас серьезно выручил.

— Да, тут было что-то странное, — признался он. — Проснулся я очень рано, как обычно не просыпаюсь. И сразу кофе попил, успел уже и одеться. Словно ждал чего-то. И вот как раз ваш звонок. Я тут же прыгнул в машину и помчался к вам.

И еще одно успел он сказать напоследок.

— Как только вы сказали про Поклонный Крест, я сразу понял, где вас искать. Никакие пояснения мне больше не были нужны. В этих местах всего два креста. Но один высоко в горах. Так что оставалось ехать вас забирать на повороте в Ливадию… Крест — самый лучший ориентир!

В Ливадию? — удивился я. Там ведь мы уже побывали, в Царском дворце, в котором многое сохранилось так же, как было при Хозяине (сам русский Царь во время переписи написал о себе: «Хозяин земли Русской»). Казалось, что комнаты этого семейного дворца еще наполнены струящимся детским смехом. Что чудные святые сестры только-только вышли на лужайку играть в лоун-теннис. А Царевич едва захлопнул книгу с арифметическими задачками, чтобы успеть до обеда скупнуться в море…

Больше всего удивила простая фотография в том дворце. Царская семья во время шторма на море (как раз в те дни море и у нас штормило). Какие лица у них! Полные любви, ликования. Наверное, как и у нас, когда накрывала пена высокой волны... Царь полулежал на берегу и кричал от восторга, смешанного с удивлением, новыми эмоциями. И мы словно слышали этот немой, уже столетие длящийся крик. Царица от счастья, от замирания сердца под высокой волной закрыла лицо руками. Дети... Да, дети тоже смеялись, и сам снимок словно бы излучал энергию семейного тепла. Каким удивительным Царем наградил Господь напоследок Россию!.. Много было великих правителей, но такого простого и человечного... Я больше не знаю такого еще. Вот уж действительно, русский человек в своем каком-то простом пределе.

… Да и последующая, уже советских лет история этого дворца — весьма знаменательна. Здесь на Ялтинской конференции союзников в 1945 году, без преувеличения, решались судьбы мира. И это говорит о некоем, быть может, незримом, но реальном единстве нашей истории.

— В Ливадию, а то как же! — объяснил мне таксист. — Этот Крест и поставили для указания дороги к Ливадийскому дворцу. Казаки поставили. Три года назад всего.

Мы пожали друг другу руки.

— Когда везет — тогда уж во всем везет! — не удержался, напоследок похвастался мне Ярослав. Ему вот только что позвонили: нашелся клиент и на обратную дорогу, теперь как раз от аэропорта.

На этом расстались. С Ярославом, с Крымом, с отпуском. В очереди на посадку всегда ощущаешь себя уже среди своих, почти что дома, в Самаре. Людмила сразу увидела сотрудницу нашей филармонии Ирину Цыганову. Она музыковед, ведет все филармонические концерты. «По работе соскучилась!» — призналась она. Но в глазах еще вовсю сверкало крымское ликование. Я с радостью различил в толпе благодатный силуэт отца Петра Луканова из Чубовки. Взял у него благословение на перелет.

…И вдруг как вспыхнуло! Вспомнил, где видел раньше это лицо… По телевизору, в репортажах из Ростова. Там находится в тюрьме украинская летчица-наводчица Надежда Савченко. Ее обвиняют в соучастии в убийстве российских журналистов. А еще есть свидетельства, что она лично пытала в украинских застенках арестованного священника…

Та же прическа «под мальчика». Та же жесткость и недобрая сила во взгляде. Широкие плечи и подвижная спортивная фигура. Это у них, что ли, стиль теперь такой?

Попросил дочь найти в телефоне по интернету ее портрет. Показал своим — они ахнули. Ну просто на одно лицо! Как вылитая…

Нет, не случайно мы оказались у того Креста. Не только мы трое, не только Леся-украинка, а и все мы — Крым, Россия и Украина — оказались на этом святом перепутье. Да, все мы! И никому не уклониться от прямого ответа. Придется или поклониться Тому, Кто призвал нас всех к бытию, к братству и любви, или умчаться куда глаза глядят — прочь с дороги.

— Ты очень волновалась? — уже в самолете, когда взлетели, спросил я дочь.

— Только когда мы на шоссе разгонялись. А потом… Потом уже не очень, — ответила Анна. — А когда она уехала, совсем почти успокоилась. Поняла как-то, что здесь не пропадем. Это, наверное, потому, что Крым теперь наш.

Антон Жоголев.

Фото автора.