На Волжском Афоне

В старинном селе Винновка встречает паломников Свято-Богородичный Казанский монастырь.

Свято-Богородичный Казанский мужской монастырь в самарском селе Винновка всё чаще называют Волжским Афоном. И не только из-за внешнего сходства: многие русские монастыри стоят на берегах морей или рек. Монастырь в Винновке за короткое время стал крупным духовно-просветительским центром. Здесь в конференц-зале  проводятся конференции, сюда приезжают Православные учителя и врачи. В монастыре собрана прекрасная библиотека, создан музей. И не верится, что еще несколько лет назад здесь было умирающее село, заброшенный разрушающийся храм. А сегодня… 47-метровая колокольня, похожая на маяк, высится над спускающимся к Волге горным склоном. Внутри каменной ограды — белоснежный красавец Казанский храм, величественные здания монастырских строений: Троицкий и Свято-Сергиевский храмы, братский корпус, странноприимный дом.

Но начинается наше знакомство с обителью именно с колокольни, откуда видны и поросшие лесом горы, и необъятная ширь Волги. И раскинувшийся внизу монастырь.

Волга рыбой не оскудела

Вместе с насельником монастыря иеромонахом Мисаилом (Скворцовым) поднимаемся на колокольню — и я удивляюсь, какая широкая, удобная лестница ведет вверх.

— А это только первые пролеты, — поясняет отец Мисаил. — Потому что сейчас мы входим в надвратный храм Иоанна Предтечи. Выше уже более спартанская лестница, для звонарей…

Белые стены надвратного храма пока еще не расписаны, но иконостас уже установлен.

Со смотровой площадки монастырь виден как на ладошке. Но хочется взойти еще выше, к самым колоколам. Благо, и винтовая лестница совсем не страшная, подниматься по ней одно удовольствие.

Белые громады облаков плывут над обителью, легкий ветерок приносит долгожданную прохладу. Это внизу жара, а здесь только бы и стоять, любуясь дивными видами.

— Отсюда Самару видно! — говорит отец Мисаил. — До Самары здесь тридцать километров напрямую, на моторной лодке минут сорок.

В небольшом заливе, похожем на речушку, у пристани то ли лодка, то ли катерок.

— В монастырях ведь не едят мяса — зато едим рыбу во всех видах: вареную, жареную, печеную, соленую… Всего сейчас у нас около тридцати насельников, и те братья, у кого послушание рыбная ловля, выходят на лодке, ловят рыбу для всех.

— А говорят, сейчас Волга оскудела рыбой?

— Нет, как уверяют рыбаки, рыбы меньше не стало, просто она стала умная, не попадается. Конечно, Волгу перегородили плотинами, и теперь рыба так не поднимается, как прежде. Еще в 1960-е годы здесь промышляли осетровых, а сейчас их нет. И в ближних селах осталось две рыболовецких артели. Рыбаков даже на фронт не брали. Приходит рыбак в военкомат, просится добровольцем, а ему отказывают: надо кормить фронт, кормить страну. Волга всегда была кормилицей.

Кстати, вы знаете, откуда пошли субботники? Думаете, это Ильич показал пример в депо Москва-Сортировочная? Нет. Семья Ульяновых ведь жила в Самаре, и он знал, что по весне каждый год на берег выбрасывало множество рыбы. Было ее столько много, что все жители города, независимо от звания, должности, выходили на берег и собирали гниющую рыбу. Иначе невозможно было бы дышать в городе. Отсюда и пошло это движение, когда люди добровольно, без какой-либо оплаты, очищают свой город. Это доброе начинание сохранилось до наших дней.

И хотя рыбы теперь добывается намного меньше, все же она есть. И уха в положенные дни подается на монастырские столы.

Есть в монастыре и огород, и животноводческая ферма — за нас никто ничего делать не будет, у каждого насельника свои послушания. Кажется, так здесь спокойно, никого не видно, — а потому и не видно, что все заняты на послушаниях.

— У вас ведь тоже свое послушание?

— Да, как священник, иеромонах, служу в храме, еще я ризничий, занимаюсь также паломниками. И рыбалка тоже одно из послушаний.

На расстоянии колокольного звона

Монастырь наш новый, здесь его никогда прежде не было. Был храм. Вот этот, который как раз перед нами, храм — старинный, построен в XIX веке на месте более древнего деревянного храма, сгоревшего в пожаре. Тогда дочь и наследница графа Алексея Орлова, героя Чесменской битвы, Анна Орлова-Чесменская решила построить новый, каменный храм. Графиня строила храмы так, чтобы колокольный звон от одного достигал другого. Выше по течению село Новинки, как раз на расстоянии колокольного звона отсюда. А ниже — село Екатериновка. Недалеко отсюда село Осинки — вы проезжали его по дороге в Винновку, — так там стоит старейший храм Самарской области, прошлым летом ему исполнилось триста лет. Этот храм, Никольский, построил светлейший князь Александр Данилович Меньшиков, сподвижник Петра Великого. Но храм в Осиновке совершенно разрушен, одни развалины. В селе неподалеку от старого построили новый храм.

А в Винновке храм действовал до 1930 года, потом его разорили, батюшку с семьей погрузили на баржу и увезли куда-то. Больше о них никто ничего не слышал. Колокола сбросили, разбили, а их осколки затопили в Волге. В храме устраивали по обыкновению тех времен то зернохранилище, то дом культуры, то столовую, то — страшно вымолвить — хлев. И лишь на рубеже тысячелетий началось его возрождение.

…Справа, видите, братские корпуса — туда паломникам проход закрыт. А остальная часть монастыря открыта для экскурсий. Сюда приезжают и пожить, попоститься, помолиться. Дома ведь не всегда получается поститься, а здесь, можно сказать, всегда постная пища. И, главное, молитва. Некоторые в миру решают: начну-ка я поститься! И сразу садятся на холодную воду и сухари. А потом начинаются болезни. «Как же так, я же постился!» — да не постился ты, а голодал. Это разные вещи.

Чтобы полюбить небо, надо в него смотреть

За семь лет, что я в монастыре, было здесь всего лишь пять монашеских постригов. Это в Лавру приезжаешь — там сто и более монахов, с большим духовным опытом. Нас пока мало. Монастыри ведь годами, десятилетиями строятся. Насельники не в один день становятся братией. У нас самые опытные монахи — наместник игумен Аристарх (Безлапов), игумен Григорий (Дружинин), они и окормляют молодых монахов.

Игумен Аристарх здесь с начала строительства монастыря, ко всему, что здесь есть, приложена его рука.

— А вы как пришли сюда?

— Приехал на две недельки, и вот уже семь лет здесь живу… В миру работал в аэропорту «Курумоч», в мои обязанности входила организация рейсов.

— Тоже небесная работа!

— Когда защищал диплом в Санкт-Петербургской академии гражданской авиации, руководитель мне сказал: «Чтобы полюбить небо, надо в него смотреть». Видать, что-то увидел я в небе. Ну а сам я самарский, в детстве ходили в этих краях в туристические походы.

— Все-таки Заволжье — это особый мир, отрезанный от шумного города…

— Это заповедник, национальный парк «Самарская Лука». Эти места всегда были в государственной собственности. Может быть, какие-то земли давались в аренду, но не были собственностью помещиков. И хотя часть земель принадлежала графам Орловым, но в середине XIX века эти земли опять возвратились в казну. И до сих пор эти территории являются заповедником.

При строительстве монастыря укрепили береговую полосу, теперь здесь могут приставать к берегу и большие теплоходы. Еще скажу такую вещь: мы занимаемся разведением осетров. Будут в Волге жить, как прежде, знаменитые осетры.

— А какие-то мастерские есть в монастыре?

— Монастырь только обживается, будет своя пекарня, будем печь свои просфоры. Есть у нас один юноша, хорошо знакомый с кузнечным делом, — но кузницы пока нет. Все со временем будет. В Винновке дачи у многих известных самарских художников — Рудольфа Николаевича Баранова, Вадима Викторовича Сушко, Виктора Вартановича Чемирзова. Будут у нас, надеюсь, и художественная, иконописная мастерские.

Судьба старинного храма

Иеромонах Мисаил простился с нами: у него назначено крещение, люди ждут, — и уже с иеродиаконом Вассианом (Юртаевым) мы заходим в Казанский храм.

— Это главный храм, который дал название всей обители, — начал рассказ отец Вассиан. — История этого храма начинается с 1839 года, когда большой пожар уничтожает практически все село Винновка и стоявший здесь деревянный храм. И графиня Анна Орлова-Чесменская строит этот каменный храм из красного кирпича. Приступили к строительству в 1842 году, а закончили строить в 1853-м, уже после смерти графини. Доводили храм до ума сами жители села и купцы, которые проплывали по Волге, — они останавливались еще в деревянном храме, заказывали молебны о успешной торговле и о благополучном путешествии по воде.

Пришли иные времена, и храм в 1930-е годы закрыли. Все, что в нем было ценного, увезли, иконы и иконостас разрубили и сожгли. Говорят, что несколько раз пытались взорвать, но не получилось.

— Стены, похоже, метровой толщины…

— Да. Такие стены взорвать не так просто. Да их, может быть, и не особо старались взорвать. Здание добротное, почему бы не использовать… О том, что было в годы советской власти, вам уже рассказал отец Мисаил. А во время так называемой перестройки здесь уже ничего не было. Заброшенный храм понемногу разрушался. Дома в Винновке в основном покупали горожане под дачи — и жили здесь зимой и летом рыбаки. Они использовали это здание… под туалет!

— А потом, когда храм восстановили, хоть кто-то пришел с покаянием в этом страшном грехе?

— Насколько знаю, никто!.. Может быть, кто-то из них и покаялся где-то в других храмах, но здесь я ни разу не слышал, чтобы хоть один человек пришел, встал перед храмом на колени и заплакал от сердца: Господи, прости окаянного, не ведал, что творил!

С 70-х годов ХХ века здесь стали селиться самарские художники, они покупали дома под дачи. Смотрели и сокрушались: храм практически целый — стоит, разрушается. Пришли к Владыке Сергию — тогда он был Архиепископ, сейчас Митрополит Самарский и Сызранский. Предложили: давайте вы восстановите храм, а мы его распишем. На средства епархии были закуплены стройматериалы, завезли их — а местные жители начали их растаскивать! И тогда Владыка благословил создать здесь небольшую монашескую общину на основе Самарского Воскресенского мужского монастыря и под кураторством этой общины проводить реставрацию храма. Летом 2001 года, на Успение, пришли Крестным ходом из села Осиновка, что в четырех километрах отсюда, отслужили молебен и приступили к реставрации.

Перед началом реставрации вырыли шурфы вокруг храма, чтобы измерить глубину залегания грунтовых вод. И по мере углубления в эти шурфы стали попадаться безпорядочные захоронения человеческих останков. Детские, взрослые кости, черепа… Набрали мы мешка три или четыре. На кладбище непохоже. Там они лежали бы рядками. А тут кучкой свалены.

— Как будто смерть пристигла — всех сразу…

— Мы их на деревенском кладбище захоронили. А после узнали, что в 1919 году здесь останавливался карательный отряд красноармейцев, который подавлял чапанное восстание на Самарской Луке. Это восстание назвали чапанным, потому что восставшие против большевистской власти крестьяне носили чапаны — верхнюю одежду с широким воротником. Это стало как бы их военной формой. Остановился карательный отряд в Винновке, потому что здесь жители не участвовали в восстании. Сюда каратели свозили из окрестных сел восставших целыми семьями и расстреливали возле стен храма. Ни имен, ни фамилий погибших мы не знаем. Возможно, в деревнях и передается память о том, что близких репрессировали…

Восстановление храма закончили в 2004 году, отслужили первую Литургию на Пасху. Но еще два года велась роспись храма. И когда в 2006 году храм был расписан, винновские жители приносят две иконы, которые их предкам удалось спасти из того, разоренного храма! Иконы большие, скорее всего из иконостаса: Валаамская икона Божией Матери и Архистратига Божия Михаила. Сейчас они висят в притворе храма. Собственно, это все, что смогли сохранить от того разоренного храма. Все, что смогли унести. Все, что спрятать смогли. Как они хранили эти большие иконы в такое страшное время — удивительно!

В 2006 году встал вопрос, как содержать храм. Деревни как таковой почти не осталось, три семьи пенсионеров круглый год здесь живут, остальные — дачники. Владыка посоветовался с тогдашним губернатором Константином Алексеевичем Титовым и решил: здесь должен быть монастырь. Обратился Владыка Сергий в Священный Синод. В декабре 2006 года Священный Синод постановил открыть в Винновке Свято-Богородичный Казанский мужской монастырь. Приступили к делу. И все, что вы теперь видите вокруг храма, построено за шесть лет. Владыка сам контролировал все строительство, здесь без него даже икону не перевешивали. Он сам и настоятель нашего монастыря.

— Как этот храм построила графиня Орлова, так ничего и не менялось в его архитектуре?

— Ничего не менялось. По одному из источников узнали, что вроде бы архитектором был знаменитый Клодт. Но нигде подтверждения этому пока не нашли.

Какую обувь носят монахи?

— В социальных сетях мне несколько раз попадались такие записи: «Паломники, кто будет в Винновке в монастыре, помолитесь о таком-то человеке, очень плохо…»

— К нам очень много обращаются с просьбой молитв — и мы, конечно, сразу откликаемся на такие просьбы.

— Даже вот такие, через интернет? Ведь эти люди, может быть, никогда сами не приедут сюда, не отблагодарят за молитвы…

— Не в деньгах дело. Хорошо, когда помогают монастырю, помощь всегда нужна. Но монастыри ведь и строятся для молитвы. А приезжать — много сейчас к нам приезжает и паломников, и туристов. Особенно летом. Места живописные, и сам монастырь очень красивый. В жизни не забуду, как с одного корабля, приставшего к берегу, пришли экскурсанты — и один спрашивает: «А почему у вас не божественная обувь?» Я опешил: «Какая это — божественная?» — «Ну у вас обыкновенные какие-то сандалии…» Интересно, какие же они должны быть — с крылышками, что ли? Так и не объяснили мне, как они себе представляют, что это за обувь необыкновенная. Ну, говорю, если вы знаете, что это такое — божественная обувь — купите и подарите нашим насельникам. А мы уж будем носить…

— И что — подарили?

— Нет. Так и не получили мы такого подарка. Обычную обувь носим.

А вот обратите внимание на храмовый светильник. Нет, не паникадило — паникадилом называют большие церковные люстры в несколько ярусов. А здесь всего один круг с укрепленными на нем лампочками. Он так и называется — хорос, что по-гречески значит круг. На Афоне в хоросе ставят настоящие свечи. Перед службой возжигают их, сам хорос закручивается, а во время службы он раскручивается, и в темноте — храм освещается свечами — кажется, будто ты на палубе корабля под звездным небом. И сам хорос символизирует звезды на тверди небесной. Это наиболее древняя форма светильника. А в Троицком храме у нас хорос с иконами.

В Троицкий храм мы прошли под бой курантов. Часы мелодично отбивают каждые полчаса.

А в храме Сергия Радонежского иеромонах Мисаил крестил мальчика. Пришли сюда мальчик Тимур и его команда, а ушли — новокрещеный отрок Тимофей со сродниками…

Но в этот момент еще шло крещение, и мы тихонько, чтобы не мешать Таинству, прошли вслед за иеродиаконом Вассианом в монастырский музей.

В музее обители

И первое, что показал нам отец Вассиан, была небольшая картина.

— Подлинник этой картины в Русском музее в Петербурге. А это копия, сделанная самарским художником Вадимом Сушко. Саму же картину написал художник Александр Иванов, автор «Явления Христа народу». На этом полотне — Винновка до 1839 года. Иванов успел запечатлеть это село и храм, а потом случился тот большой пожар, уничтоживший винновские дома и храм.

Удивительная картина. В ней и величие волжской природы, гористый склон, прилепившиеся один к другому дома и луковка церковного куполочка, и грозные темные тучи, нависшие над охваченной речным штормом Волгой, — и золотистые краски солнечных лучей, еще робко пробивающиеся в облачном просвете, и корабль с тугим белым парусом — и рядом утлая лодочка, которую, кажется, вот-вот зальют сердитые волны. Житейское море!..

Среди экспонатов музея — предметы быта населения Самарской Луки. Добытые в археологических раскопках наконечники стрел, датируемые IV-VI веками до Рождества Христова.

Старинное Четвероевангелие — дар губернатора Николая Ивановича Меркушкина. Ну и первый губернатор, при котором наш монастырь создавался, Константин Алексеевич Титов и сейчас каждый год сюда приезжает, не забывает монастырь.

Портрет Анны Алексеевны Орловой-Чесменской. Высокой покровительницы этих мест!

— Она хоть и была графиней, не вела светский образ жизни, а помогала храмам и монастырям, строила храмы. Умерла в 63 года, приняв монашеский постриг с именем Агния. И все свое имущество поделила в равных долях между всеми кафедральными соборами России.

...Очень тяжелые даже на вид вериги. И ведь их даже ночью не снимали.

Но особый экспонат — да нет, разве можно этим казенным словом назвать чудесный образ! — Иверская икона Божией Матери. Ужаснули оставленные на ней безбожниками пулевые отверстия — революция не терпела святости. Но главное удивление ждало впереди.

— Эта икона написана в России, а пришла к нам из Сербии, — сказал отец Вассиан. — На обороте надпись, что икону написал Григорий Журавлев. В российское посольство в Сербии пришел тот человек, у которого хранилась икона. В посольстве не знали, что это за иконописец Григорий Журавлев. Начали выяснять — и узнали, что он был уроженец Самарской земли, села Утевка. Безрукий и безногий иконописец, писавший иконы кисточкой, зажатой в зубах…

С трепетом в душе подошли к уголку Священноисповедника Патриарха Тихона: за стеклом выставлена митра, в которой он служил. Рядом — священническое облачение, которое Государь Николай II в свое время подарил Самарскому кафедральному собору. Собор-то разрушили, на этом месте театр оперы и балета, а облачение сохранилось и поныне.

Из неистребимого журналистского любопытства спрашиваю:

— Отец Вассиан, а вы по мирской специальности кто?

— Фельдшер «скорой помощи». Раньше в монастыре обращались ко мне за медицинской помощью, ну вот сейчас у нас есть послушник Александр, он врач-анестезиолог, и теперь уже я почти всех отправляю к нему.

Я еще в 1992 году собирался пойти в монастырь, но — нет, что-то рано, думаю. Пойду-ка я выучусь на медика, в монастыре это пригодится. И вначале окончил медицинский колледж, поработал в миру. Но уже через многие годы, в сорок пять лет пришел в монастырь. А первый мой монастырь был в Оренбуржье, в Андреевке, у схиархимандрита Серафима (Томина). Полтора года я там пробыл.

Помню, сидит, акафист слушает — плачет!

— Отец Серафим, что вы плачете?

— Ой, сынки, как мне вас жалко!..

Он, конечно, сложный человек был. Ну зато я ему мог позвонить в любое время суток, попросить молитв или разрешить какие-то вопросы.

Потом Митрополит Оренбургский Валентин нас четверых перевел в Святые пещеры, в Покровку, где подземный монастырь. А уже оттуда впоследствии отец Иона отпустил меня по моей просьбе в Самару… В этом монастыре я с 31 декабря 2010 года. До этого был в Воскресенском монастыре в Тольятти, но постриг принял уже здесь.

Монастырский мед

Угостили нас с Евгением вкусным монастырским чаем на травах. А к чаю да к постным блинкам подали и свеженькую малинку, протертую с сахаром, и янтарно-золотистый мед. Со своей пасеки!

Потом уже в церковной лавке я спросила работницу лавки Елену, а где же тут пасека — не видали мы ее даже с колокольни.

— Ну как: возят ульи то на одни медоносы, то на другие, — ответила Елена. — Алтарник здешний Андрей занимается пасекой. В прошлом году был интересный случай. Ульи поставили в одном месте монастырские и одного бывалого мирского пасечника. И вот они одновременно стали снимать рамки. Андрей достает рамки — мед так и течет, полные соты. А мирянин свои рамки достает одну за другой — пустехоньки! На одном и том же месте — а меда нет! Этот пасечник расстроился: как же так. И — «для связки слов», не со зла — выругался. Тотчас из монастырского улья вылетела пчела и ужалила его в щеку. «Еще и это!» — пасечник опять выругался матом. В тот же миг еще одна пчела ужалила его в другую щеку. Тут он и замолчал. А Андрей и сказал: в том-то и беда твоя, что ты не с молитвой ульи ставил и все на пасеке делал, а с бранью. Мы-то вывозим ульи — служим молебен, окропим святой водицей, молимся. Потому и мед нам Господь дает. А пчелы сквернословия не любят…

— Тоже вот рассказывали, — продолжила Елена, — как в советское время приехал в одно село лектор-атеист просвещать «невежественный народ». Это, мол, темное заблуждение, что всё от Бога — человек сам хозяин судьбы, сам управляет природой.

Тут встает мужичок простенький, пасечник, да и спрашивает:

— Объясни, мил человек ученый, а кто же, если не Бог, пчелу учит, как строить соты? Смотри, какие соты ровные, красивые, и все в ульях разумно устроено, и каждая пчела свое дело знает, и где найти нектар и как его взять, как сделать медом — знает.

Говорили они, говорили… — и под конец лектор не нашел других слов, как только:

— Твоя правда, всем управляет Бог!

Побывали мы и в паломнической гостинице.

— Посмотрите, как у нас паломники живут, — предложил отец Вассиан.

И посмотрели. В уютных холлах большие аквариумы с красивыми рыбками, мягкие кресла, сидя в которых так хорошо почитать, поразмыслить о духовном, побеседовать с друзьями.

Гостиничная Галина Алексеевна показала нам вип-номера, люкс…

— Мы еще не зазвездились. Ну — почти что уже как трехзвездочный отель.

Удобно, уютно. Кондиционеры. И главное, иконы в каждом номере.

— Вот у нас десять дней одна семья живет, завтра уедут на пароходе.

Из Москвы, Екатеринбурга, Челябинска, из Болгарии, Франции — отовсюду едут. Звонят заранее, чтобы забронировать номера.

Есть номера и подешевле, эконом-класса. Но тоже вполне хорошие. Из окон каждой кельи — вид на монастырь, на Волгу…

Из монастыря не хотелось уходить. Вот только куранты на колокольне вновь неумолимо напомнили: время отправляться в обратный путь!

Что ж, мы уедем, но увезем с собой в глубине сердец частичку полюбившегося Волжского Афона. И может быть, еще вернемся сюда — паломниками. Надеюсь, в паломнической гостинице для нас найдутся уютные номера. Ведь здесь, в монастыре, ждут паломников и встречают с радостью, как самых желанных гостей.

Ольга Ларькина.

Фото Евгения Ситникова.